Новая женщина.
Глава I.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Новая женщина. Глава I. (старая орфография)

ПРИЛОЖЕНИЕ К "РУССКОМУ ВЕСТНИКУ". 

НОВАЯ ЖЕНЩИНА
(Му wonderful Wife)
ПОВЕСТЬ 

Марии Корелли
(с английского) 

Товарищество типо-литографии Владимир Чичерин в Москве. Марьина роща, соб. д.
1898. 

I.

Она была действительно замечательная женщина! Я всегда это говорил. Она покорила меня одною улыбкой; она подчинила мою слабую и трепетную душу одним взглядом. С первого раза как я увидал ее она овладела мною так полно что я не имел более своей воли; я до сих пор не знаю как случилось что я женился на ней. Мне смутно представляется будто она женила меня на себе. Я считаю это довольно вероятным, зная теперь какой у нея сильный, устраняющий все препятствия ум. Когда я впервые увидал ее, это была блестящая девушка. Одна из тех "видных" девушек - знаете ли - с пышными плечами, круглыми руками, полною грудью, полными щеками, прекрасными зубами и массой волос, девушка смелая и выдержанная, как раз подходящее существо для небольшого, смирного и несколько нервного человека как я. Она только-что вернулась из горной Шотландии где свалила прекрасного оленя одною меткою пулей из своего ружья; она сохранила еще следы загара, и от нея веяло ароматом горных цветов и трав. Она говорила - о, боги! как увлекательно она говорила! Она смеялась, и избыток её жизненной энергии внушал мне положительную зависть. Она танцовала с жаром и увлечением мужественной амазонки, танцовала пока голова моя пошла кругом, как я смотрел на её неустанное кружение. Она никогда не уставала, не знала слабости или отдыха. Она пользовалась отличным здоровьем, была прекрасно развита физически и обладала апетитом которого хватило бы для двух мущин средняго роста; кроме того она ела такия вещи соединение которых не могло бы пройти безнаказанно ни одному человеку. Я наблюдал за нею в вечер нашей первой встречи (мы были на одном из вечеров с танцами которые составляют одно из невинных развлечений лондонской общественной жизни), я наблюдал за нею и видел с немым изумлением и восхищением как между двумя танцами она съедала три блюдечка мороженого и полную тарелку салата из омаров; я дивился на нее с восторгом и трепетом когда за ужином она быстро покончила с маионезом, лососиной с огурцами, пирогом с ветчиной, сливочным пирожным, красным желе, сыром и сардинами, шампанским, бисквитами с ромом - и потом опять принялась за мороженое! Я поспешил предложить ей две чашки кофе одну за другою, и трепет восхищения овладел мной, когда на мой вопрос, не вызывает ли кофе у нея безсонницы, она громко и весело разсмеялась и ответила:

- У меня? Нет; я сплю как сноп и встаю свежа как маргаритка.

Свежа как маргаритка! Как это должно быть прекрасно! Я поверил ей вполне. У нея была такая богатая наружность, такая нежная кожа, такие блестящие, большие, почти дикие глаза! Она сияла здоровьем; самый вид её возбуждал бодрость и в то же время был какой-то властный. Я был совершенно уничтожен и порабощен её превосходством и самоуверенностию. Она была так не похожа на тех женщин в романах Вальтер-Скотта которыми восхищались наши прадеды, - нежных, скромных, застенчивых, краснеющих особ, которым нужны были мущины чтобы биться за них и покровительствовать им, - то были по-истине жалкия, слабые существа! Конечно такой порядок вещей был очень хорош и внушал мущинам мысль об их значительности и полезности в мире. Но если пораздумать об этом, это была большая глупость! К чему мущинам брать на себя труд заботиться о женщинах? Оне сами могут заботиться о себе и постоянно это доказывают. Что касается деловых отношений, то оне за пояс заткнут всякого мущину своим умением устраивать денежные дела!

Я сказал уже что эта великолепная девушка Гонория Маггс - так ее звали - вполне покорила меня, совершенно "околпачила", как выразился на-днях герцог Гевилендс в собрании скакового общества, а так как он принадлежит к высшей аристократии, то я думаю что это самое модное аристократическое выражение. Всегда следует брать пример с высших, а герцог несомненно выше меня на несколько тысяч фунтов, так как в наше время, как всем известно, превосходство измеряется размерами кассы. Я увидел в этой Гонории Маггс свою судьбу, от которой никуда не уйдешь. Я следовал за нею всюду: с одного вечера на другой, с бала на бал, с концерта в концерт, со скачек на скачки, с неутомимою настойчивостию которая граничила с безумием, - настойчивостию, которая удивляла всех, в том числе и меня самого. По правде говоря, я не знаю почему я это делал. Чтобы сделать приятное спиритам, я охотно готов свалить вину на "астральное влияние". С другой стороны, чтобы доставить удовольствие знаменитому доктору Шарко, я готов допустить здесь гипнотизм. Гонория Маггс "влекла" меня, а я подчинялся не думая о последствиях. Наконец, дело пришло к обычному концу. Я сделал предложение. Я разказал вполне откровенно о положении моих финансовых ресурсов, тщательно объяснил как велик был мой кредит в банке, сколько было помещено в консолях. Результат был вполне удовлетворительный. Предложение было принято, и затем в течение месяца или двух я принимал поздравления от моих друзей и внутренно считал себя счастливейшим из людей. Во время моего ухаживания Гонория не выказывала никакой чувствительности; она была слишком умна для этого. Ей никогда не приходило в голову целоваться в темных уголках, и она пришла бы в ярость еслиб я вздумал коснуться ногой кончика её башмака под столом. Она никогда не останавливалась чтобы посмотреть на луну, возвращаясь домой пешком от соседей или с какого-нибудь вечерняго собрания. Ничего в этом роде! Она была вполне практичная, способная, здоровая женщина, совершенно чуждая романтичности. Я был рад этому, потому что в последнее время я читал в журналах и газетах что всякая романтичность явление болезненное, а я не хотел чтоб у меня была болезненная жена. Гонория же обладала несокрушимым здоровьем и неутомимостию. Она между прочим написала повесть и даже напечатала ее. Но в ней, понимаете ли, не было никаких пустяков; я хочу сказать что в ней не было глупой чувствительности, как например в стихах Байрона или в пиесах Шекспира. Это была спортивная повесть, полная смелости и конюшенного жаргона; веселая, ходкая книга, с намеком на план, не имевшим впрочем значения, и внезапным поворотом который оставлял вас в изумлении, почему это так. Словом, такое чтение которое не тревожит ум. Она имела большой успех, отчасти потому что Гонория Маггс, разузнав имена всех критиков, "подбила" их, как она сама откровенно говорила, отчасти потому что герцог Гевилендс (о котором я упоминал) клялся что это "чертовски умнейшая вещь какую он когда-нибудь встречал в печати". Некоторое время имя её было у всех на языке; потом в самый разгар её славы она отправилась на охоту за куропатками и набила такое количество дичи что факт этот был занесен на страницы всех модных журналов, и популярность её возросла еще больше. Знаменитый портной умолял ее позволить ему сшить для нея платье; все его конкуренты посылали ей свои циркуляры; фабриканты мыла убеждали ее употреблять именно их товары аккуратно каждое утро; фотографы предлагали ей безплатные сеансы, и она готова была стать "профессиональною красавицей", также как и знаменитым стрелком и литературным гением. Да, я знаю, "гений" - это великое слово. Но если у Гонории Маггс не было гения, то я спрашиваю: что же у нея было? Какой демон деятельности, или легионы демонов овладели ей? Но я забегаю вперед. Я только-что сказал что она могла стать "профессиональною красавицей" и в этом качестве получить доступ на сцену, где она могла бы отделаться до некоторой степени от той изумительной энергии которой у нея был такой громадный запас, но я помешал этому женившись на ней. Да, я думаю что я женился на ней, хотя, как я упомянул выше, мне всегда казалось что она играла более деятельную, а я более пассивную роль в устройстве этого брака. Я знаю что мои ответы в церкви во время брачной церемонии были едва слышны, её же были так ясно произносимы что раздавались по всему зданию и почти пугали меня своею решительною звучностию. Но у нея всегда был звучный голос: здоровые легкия, знаете ли, никакого намека на чахотку!

всегда так бывает что все смотрят только на невесту, хотя жених также необходим при бракосочетании. Без него ведь нельзя обойтись. Почему же на него обращают так мало внимания его друзья и родственники во время его собственной свадьбы? Это одна из трудных задач общественной жизни которую я никогда не пойму.

Мы получили много подарков. Конечно большинство из них получила моя жена. Один из них поразил меня своею неуместностию: это была сигара и пепельница, дубовая с серебром, с прекрасно выгравированною её монограмой. Это был подарок её приятельницы у которой она гостила в то время как застрелила оленя с ветвистыми рогами. Эти рога оправленные в серебро назначались для украшения прихожей в нашем новом доме. Когда мы ехали с нашего свадебного пира и старались защититься от потоков риса которым по обычаю осыпали нас наши черезчур усердные благожелатели сквозь окна кареты, я шутливо заметил:

- Странный подарок ты получила, милая, от мистрис Стерлинг из Глин-Руэча, - она, вероятно, назначала его мне!

- Какой? спросила отрывисто Гонория. (Она никогда не тратила много слов.)

- Сигару и пепельницу, отвечал я.

Курит! Слабый шепот, скорее вздох изумления вырвался у меня, и я откинулся на спинку кареты.

- Куришь? Ты куришь, Гонория? Ты... ты...

Она громко засмеялась.

Она вынула из кармана настоящий мужской кожаный порт-табак отделанный серебром, полный табаку тончайшей крошки, так-называемой "золотой волос", особенно ценимой знатоками; там же лежал запас рисовой бумаги для кручения папирос. Она очень искусно свернула одну и подала мне.

- Хочешь попробовать? спросила она безпечно.

Я сделал знак отрицания. Она положила папиросу в табачницу и опять засмеялась.

- Это очень нелюбезно, сказала она. - Очень! Ты отказываешься от первой папиросы которую сделала для тебя твоя жена!

- Я возьму ее, Гонория, пробормотал я нервно. - Но, милая моя, дорогая, я бы не хотел чтобы ты курила!

- В самом деле? она посмотрела на меня с полною безпечностию. - Жаль! Но делать нечего. Ведь и ты куришь - я видела.

- Да, я курю. Но я мущина, а...

- А я женщина! договорила Гонория спокойно. - И мы двое стали теперь одно. Я имею такое же право курить как и ты, друг мой, так как мы с тобою нераздельны; и мы вместе будем наслаждаться сигарою после обеда.

Я сидел молча и не мог придти в себя. Я посмотрел внимательно на мою жену и внезапно заметил какую-то мужественную, сдержанную решительность в её лице, что изумило меня, - этот резко очерченный подбородок которого я прежде не замечал. Смутное чувство тревоги пробежало по мне как холодная дрожь. Неужели я ошибся в выборе жены? Не будет ли это прекрасное крупное существо, эта роскошно развитая женщина с богатырским здоровьем тяготить меня? Я старался избавиться от тревожившей меня мысли. Я всегда смеялся над слабовольными мужьями которые позволяли женам командовать над собою. Не суждено ли и мне изображать такую же смешную фигуру? Не будет ли и мною руководить железный жезл женщины? Нет, никогда, никогда! Я буду возмущаться, буду протестовать! А пока ведь мы только-что обвенчались, и я не осмеливался высказать моих мыслей!