Август
Сюда, о Цинна, сядь и трезвою душою
Взвесь то, что выскажу сейчас я пред тобою;
Не возражая мне, словам моим внимай
И речь мою ничем пока не прерывай.
Будь нем; но коль тебя внимание такое
Лишит хотя б на миг душевного покоя,
Когда окончу я, ты можешь возразить.
Хочу лишь этого я у тебя просить.
Цинна
Август
Но условия такого
Держись - тогда и сам свое сдержу я слово.
Воспитан, Цинна, был ты средь врагов моих,
И мой отец, и я зло видели от них.
Средь чуждых мне людей ты получил рожденье,
Их ненависть посмел в душе своей сберечь,
И на меня теперь свой обращаешь меч.
Еще с рождения врагом ты мне считался,
Потом, узнав меня, ты все же им остался.
И злоба у тебя в крови; в душе своей
Ты держишь сторону враждебных мне людей
И с ними ненависть ко мне питаешь злую.
Но я, любя тебя, мщу, жизнь тебе даруя.
Я сделал пленником тебя, дружа с тобой,
И в милостях моих стал двор тебе тюрьмой.
Сперва я возвратил тебе твои именья,
Потом Антония дал земли во владенье.
Ты знаешь, я всегда с тобою ласков был,
Благоволение и почести дарил.
Блага, которые тебе так милы были,
Ты тотчас получал, не ведая усилий.
Ты стал знатнее тех, кто при дворе моем
Заслугами бы мог гордиться и родством,
Кто мне могущество купил своею кровью,
Я так был добр к тебе, что победитель мог
Завидовать тому, кто побежденным лег.
Когда же небом был лишен я Мецената
И горе пережил, томившее когда-то,
Его высокий сан тебе я передал,
Чтоб ты советником моим первейшим стал.
Еще не так давно, душой изнемогая,
От власти Цезаря уйти навек желая,
С Максимом и с тобой советовался я,
И только за тобой пошла душа моя.
На брак с Эмилией я дал тебе согласье,
Чтоб все здесь твоему завидовали счастью.
Я так тебя взыскал, что, отличен во всем,
Ты б меньше счастлив был, когда бы стал царем.
Ты знаешь это сам; такую честь и славу
Столь скоро позабыть ты не имел бы права.
Так как же можешь ты, все в памяти храня,
Стать заговорщиком, чтобы убить меня?
Цинна
Как, государь! Чтоб я бесчестное желанье
Август
Но ты не держишь обещанья.
Молчи; ведь я не все успел тебе сказать.
Я кончу - и тогда пытайся отрицать.
Теперь же мне внимай, не прерывая боле:
Ты смерть готовил мне у входа в Капитолий,
При приношенье жертв хотел своей рукой
Над чашей нанести удар мне роковой.
И часть твоих друзей мне б выход заслонила,
Другая же тебе б помочь успела силой.
Как видишь, обо всем я извещен сполна.
Ты хочешь, чтоб убийц назвал я имена?
То Прокул, Глабирьон, Виргиниан, Рутилий,
Помпоний, Плавт, Ленас, Альбин, Марцелл, Ицилий,
Максим - которого я другом мог считать, -
А остальных из них не стоит называть.
Вот кучка тех людей, погрязших в преступленье,
Которым тяжело законов проявленье,
Которые, тая бесчестность дел своих,
Вот ты теперь молчишь, но вызвано молчанье
Смущеньем у тебя, в нем нету послушанья.
Чего же ты хотел, о чем же ты мечтал,
Когда б поверженный у ног твоих я пал?
Свободу дать стране от слишком тяжкой власти?
Коль мысли я твои понять мог хоть отчасти,
Спасение ее зависит от того,
Кто крепко держит жезл правленья своего.
А если замышлял ты родины спасенье,
Зачем мешал ты мне дать ей освобожденье!
Из рук моих ты б мог свободу эту взять -
И было б незачем к убийству прибегать.
Так в чем же цель твоя? Сменить меня? Народу
Опасную тогда приносишь ты свободу.
И странно, что, в душе стремленье к ней храня,
Одно препятствие находишь ты - меня!
Коль тяжкой родину я награждал судьбою,
То легче ль будет ей, забыв меня, с тобою?
Когда я буду мертв, ужель, чтоб Рим спасти,
Подумай, вправе ль ты довериться расчетам.
Ты в Риме так любим, ты окружен почетом,
Тебя боятся все, готовы угождать,
И у тебя есть все, что мог бы ты желать,
Но и врагам своим внушал бы ты лишь жалость,
Когда бы власть тебе, ничтожному, досталась.
Осмелься возразить, скажи, чем славен ты,
Какой в достоинствах достиг ты высоты,
Чем похвалиться бы ты мог передо мною
И чем возвыситься по праву над толпою?
Тебе могущество, тебе дал славу я,
Тебе опорою была лишь власть моя.
Всеобщее не сам стяжал ты поклоненье,
В тебе моих щедрот все видят отраженье,
И, если б я хотел, чтобы ты пал скорей,
Поддержки стоило б лишить тебя моей.
Но уступить хочу я твоему желанью.
Бери отныне власть, предав меня закланью.
Ужель Сервилия, Метелла славный род,[81]
Потомки тех мужей, какими Рим гордится,
В чьих жилах пламенных героев кровь струится,
Забудут хоть на миг о прадедах своих
И примирятся с тем, что ты стал выше их?
Ну, говори теперь!
Цинна
Я чувствую смущенье.
Не гнев твой страшен мне, не смерти приближенье,
Я в думы погружен. Я кем-то предан был,
И не могу понять, кто делу изменил.
Но мысль о том хочу я отогнать скорее.
Я все же римлянин, потомок я Помпея.
Что деда моего осмелились убить,
И гибель Цезаря не может искупить.
Я предан цели был высокой, благородной.
Коль низостью тебе считать ее угодно,
Не жди, что я себя готовлюсь упрекать,
Бесплодно сожалеть и слезы проливать!
Тебя судьба спасла, меня же погубила.
Мы оба сделали, что сделать нужно было.
И гибелью моей в опасностях спасен.
Август
Опять упорствуешь ты в дерзости признаний,
Не каешься в вине, не ищешь оправданий.
Посмотрим, до конца ль отважен ты душой,
Ты свой исполнил долг, и я исполню свой.
Суди же сам себя, возмездье избирая.
Ливия
О заговорщиках все рассказать пришла я.
Эмилия средь них - сейчас узнала я.
Цинна
Август
Эмилия
В том, что он совершил, себя винить мне надо:
Ведь я всех дел его причина и награда.
Август
Как! Лишь сегодня ты успела полюбить -
С какой поспешностью ты жертвуешь собою
Тому, кто только что тебе вручен был мною!
Эмилия
Любовь, с которой я пришла сюда сейчас,
Не долг покорности, не отклик на приказ.
И ты не властен в том, чтобы сердца пылали.
Четыре года мы любовь от всех скрывали.
Любила Цинну я, и мне был предан он,
Но ненавистью был союз наш вдохновлен.
Надежду светлую ему я подавала,
За моего отца пусть отомстит сначала.
И он поклялся мне, собрал своих друзей...
Все ж сбыться не было дано мечте моей.
Нет, не с покорностью стою я пред тобою,
Я Цинну не спасу своею головою.
Он за вину свою достойно осужден,
И справедлива казнь презревшего закон.
Но смерть с ним разделить, с отцом соединиться -
Вот то, чего хочу я от тебя добиться.
Так вот какую мысль тая в душе своей,
Ты мне желала зла под крышею моей!
Я Юлию изгнал, хоть мне и тяжко было,
Эмилия ее мне в сердце заменила,
Но недостойная не ценит свой почет!
Та честь мою взяла, а эта смерть несет.
В обеих страсть горит и горе мне готовит:
Одной был мил разврат, другая жаждет крови.
Так платишь ты за то, что я тебя любил?
Эмилия
За доброту отца так сам ты заплатил.
Август
Усердно я твоим был занят воспитаньем...
Эмилия
С таким же он тебя воспитывал стараньем,
Но воспитателя убил ты своего
И путь тем указал для мщенья моего.
Виновны оба мы, в одном лишь расхожденье:
Тобой был мой отец казнен без преступленья, -
Чтоб за невинного тебе сполна воздать.
Ливия
Постой, Эмилия! Исполненный вниманья,
Тебе он оплатил отца благодеянья.
Смерть, за которую ты хочешь мстить сполна,
Вина Октавия - не Цезаря вина.
Пойми, в борьбе за власть губительные страсти
Прощаются тому, кто достигает власти.
Тот, кто высокою удачей вознесен,
Перед грядущим прав, перед былым прощен,
Достигший своего не отягчен виною:
Он сделал только то, что суждено судьбою.
Имеет все права над нашей жизнью он;
Предписывать ему нельзя нам свой закон.
Эмилия
В том, что вы слышали, - души моей признанье.
Не о защите речь - о грозном воздаянье.
Карай же, Цезарь, тех, чей полный злобы пыл
За милости твои коварством отплатил.
И жизнь мою прерви, чтобы не быть в тревоге.
Тебе опасной быть должна я до конца.
Мстя за любовь свою, я мщу и за отца!
Цинна
Я соблазнен тобой, и горько я страдаю,
Тебя, принесшую бесчестье, обожаю.
Но, Цезарь, истину открыть я должен здесь:
Я, не любив еще, задумал эту месть.
Эмилия моим моленьям не внимала, -
И я решил иным занять ее сначала, -
Твердил, что за отца ей надо отомстить,
Хоть этим я хотел ее к себе склонить.
Для сердца женщины всегда приятно мщенье!
Мне сердце отдала она в вознагражденье.
Коль по достоинствам своим я не был мил,
Как мститель я ее вниманье заслужил.
И в заговор она вошла тогда за мною,
Но лишь сообщницей - там, где я был главою.
Эмилия
Как смеешь, Цинна, ты! Иль в том любовь твоя,
Что опозоренной должна погибнуть я?
Цинна
Эмилия
Пред Цезарем меня позорить ты не вправе!
Цинна
И мне - позор, когда лишаешь ты себя
Величья подвига, наш замысел губя.
Эмилия
Будь славен им, но я имею тоже право
На подвиг, и с твоей моя померкнет слава.
Ведь слава, радости мученья, гнет вины
Для любящих всегда быть общими должны.
Мы, Цезарь, римляне, и мы отныне вместе
Должны соединить любовь и чувство мести.
Ведь каждый потерял любимого отца,
И вместе доведем мы мщенье до конца;
Друг с другом рядом шли мы к цели благородной,
Мы оба приняли ее душой свободной,
Дана нам вместе честь свой встретить смертный час.
Ты нас соединил, не разлучай же нас!
Август
Я вас соединю - хоть мне горька обида,
Я вас соединю, свое согласье дам.
Есть уважение во мне к таким страстям.
Пускай узнает мир души моей волненье,
Пусть удивит его и казнь и преступленье.
Август
Любим богами я. Мне рок удачу шлет.
Спасенный из пучин, Максим еще живет.
Приблизься, друг, скорей. Ты мне остался верным.
Максим
Не нужно доверять друзьям, столь лицемерным.
Август
Не будем говорить мы о вине сейчас -
Раскаявшийся, ты меня от смерти спас.
Тебе обязан я своею жизнью, властью.
Максим
Я из твоих врагов - опаснейший, к несчастью,
И, коль тебе судьба продлила радость дней,
Нет, не раскаянье душой моей владело,
Губя соперника, раскрыл я злое дело.
Солгал Эвфорб, сказав, что был я взят волной.
Боялся он, что ты скорей пошлешь за мной.
Найти к Эмилии хотел я путь обманный:
Внушить ей тайный страх, увлечь в чужие страны;
О бегстве говоря, не уставал твердить,
Что, возвратясь, она сумеет отомстить.
Но, отклонив душой все эти обольщенья,
Удвоила она своей отваги рвенье.
Она все поняла. И все ты знаешь сам.
Зачем бы прибегать я к лишним стал словам.
Так хитрость низкая успеха не добилась.
Но если ты и мне явить хотел бы милость,
Пусть кончит жизнь Эвфорб среди мучений злых
И пусть умру я сам, но на глазах у них.
Честь, друга, родину, тебя пред целым светом
Я предал. Мне Эвфорб помог своим советом,
И был бы счастьем я безмерным награжден,
Август
О небо, неужель мне суждено судьбою
Еще изменников увидеть пред собою?
Пусть злобный рок зовет сам ад в громах, в огне,
Собой владею я, и мир покорен мне.
Я крепко власть держу. В грядущем сохранится
Моей победы день. Я вправе им гордиться.
Свой справедливый гнев я превозмог сейчас,[83]
Пусть весть о том дойдет, потомки, и до вас.
Дай руку, Цинна, мне. Останемся друзьями!
Врагу я жизнь дарю. Нет злобы между нами.
Пусть низким замыслом чернишь ты мысль свою,
Убийце своему я снова жизнь даю.
Начнем мы спор иной. Пусть каждый в нем узнает,
Кто лучше: кто дает иль тот, кто получает.
Ты милости презрел - я их удвою сам,
Ты много их имел - тебе их больше дам.
С прекрасной девушкой, тебе врученной мною,
Прими власть консула над целою страною.
Пусть пурпур консула тебе заменит кровь.
Как я, смири свой гнев. Даря тебе супруга,
Дарю я большее, чем жизнь отца иль друга.
Эмилия
О Цезарь, предаюсь твоей я доброте,
Она как свет в моей душевной темноте.
Быть больше не хочу в преступном ослепленье.
Что казнь мне? Совести ужасны мне мученья.
Одно раскаянье живет в душе моей,
В своей неправоте признаться надо ей,
Богами одарен ты высшей добротою.
Как я хотела бы склониться пред тобою.
И смею думать я - ты будешь добр ко мне,
Ты жизнь мне возвратил, дал счастье всей стране.
Пусть ненависть свою бессмертной я считала -
Она уже мертва, тебе я верной стала.
О мести мысль теперь душе моей страшна,
Желанием тебе служить душа полна.
Цинна
Что я могу сказать, когда всем преступленьям
О величайший дух! О милость без границ!
Как стал ты вознесен! Как я повержен ниц!
Август
Не стоит повторять то, что забыть решили.
Хочу я, чтоб со мной Максима вы простили,
Он предал нас троих, но дерзостью своей
Невинность вам вернул, мне сохранил друзей.
(Максиму.)
Со мною рядом встань и будь на прежнем месте,
Вновь славой облечен, достоин прежней чести.
Эвфорба же пора простить вам всем троим.
Мы браком любящих теперь соединим.
(Максиму.)
Их счастью суждено стать казнию твоею.
Максим
Ты слишком справедлив; и я роптать не смею.
Смущен тем более я милостью такой,
Что честолюбию теперь я чужд душой.
Цинна
Дай добродетели, отныне возрожденной,
Пусть небо рушится - она теперь тверда
И колебаться уж не станет никогда.
Пусть тот, чьей волею все на земле вершится,
Отнимет жизнь у нас, чтоб дням твоим продлиться,
Пусть я, которому завидуют сейчас,
Стократ тебе верну все, чем ты даришь нас!
Ливия
О Цезарь! Твоего величия светило
Пророческим лучом мне душу озарило.
И боги говорят сейчас через меня,
Что счастьем с этого ты насладишься дня.
Теперь уж нечего тебе врагов бояться -
Народ готов тебе без спора покоряться,
И тот, кто больше всех был властью отягчен,
От всей души теперь признает твой закон.
Бесчестный замысел иль заговор ужасный
Уж жизни омрачать не будут столь прекрасно
Нет более убийц и злобы без конца -
Постиг искусство ты, как привлекать сердца.
Рим, что не чувствует себя отныне сирым,
И доброта твоя свидетельство ему, -
Что должен быть тебе он верен одному.
От долгих смут ему дано освобожденье -
К единовластию имеет он влеченье,
Он ставит алтари тебе, готовит храм,
К бессмертным хочет он причесть тебя богам,
А твой благой пример в потомстве отдаленном
Пребудет как завет властителям и тронам.
Август
Внимайте же всегда велению богов.
Пускай умножатся им жертвоприношенья
В дни, полные для нас особого значенья,
И заговорщикам желал бы я внушить,
Ужель Сервилия, Метелла славный род... - Август называет влиятельные семьи римских патрициев, из которых вышли военачальники, консулы и другие крупные государственные деятели.
Ты тоже, дочь моя? - реминисценция знаменитого обращения Юлия Цезаря к своему убийце Бруту: "И ты, Брут!"
Свой справедливый гнев я превозмог сейчас... - этот перелом в настроении Августа, а затем Эмилии и Цинны соответствен пафосу корнелевского творчества. Ромен Роллан писал о том, что подобный душевный переворот "необъяснимый с точки зрения медлительного рассудительного обывателя-тяжелодума, естественен для душ страстных, не знающих полутонов".