Гораций.
Действие пятое

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Старый Гораций и Гораций

Старый Гораций

От зрелища сего мы взор свой отвратим,

Чтоб удивитися судьбам богов бессмертных.

Когда мы славою надуты, гордостью,

То небо нас всегда умеет унижати.

Все наши радости со горестьми смешанны,

И в самом мужестве видна есть наша слабость.

Не извиняю я Камиллы злобных слов,

Я только днесь и о тебе жалею,

Что я родил на свет дочь, Рима недостойну,

И что смертью ты ее днесь руку обесчестил.

Поступка твоего не обвиняю я;

Но ты б, мой сын, возмог сего стыда избегнуть,

Не должно быть твоей наказано рукою.

Гораций

Родитель мой, вся жизнь моя в твоих руках,

Властителем ее тебя творят законы;

Коль чувствия твоим имея равные,

Коль следуя тебе, в сей день я стал виновен

И должен вечные за то укоры несть,

Когда моя рука сим действом посрамленна,

Ты можешь словом лишь живот мой прекратить.

Пролей же кровь свою из ребр виновна сына,

Который оной честь преступком помрачил.

Я низости не мог стерпеть в твоей породе,

И ты, подобно мне, порока не терпи.

Сим действием отец, зря помраченну славу,

Не должен оставлять без наказания.

Любовь должна молчать, где извинить не можно,

Иль принял сам он часть в грехе, когда простит.

Старый Гораций

И часто их щадит, и сам он для себя

При старости иметь надеясь в них подпору,

И не карает их, страшась себя карать.

Но царь сюда идет, и стражи уж вступают.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Туллий, Валер, Старый Гораций, Гораций и стражи

Старый Гораций

Сия честь, государь, безмерна для меня,

Не здесь я своего владыку видеть должен.

Позволь мне пасть к ногам.

Туллий

Восстани, мой отец.

Все добрые цари, что я, должны то делать.

Заслуги важны толь достойны чести сей.

Я с ним уж обещал явить тебе ту почесть,

И не хотел сего я дале отлагать.

Я знаю уж, и я о сем не сомневался,

Сколь терпеливо ты сынов утрату сносишь,

Что утешение мое тебе не нужно.

Но я хочу узнать, каким несчастием

К убийству приведен твой сын победоносный,

И что любовь его к его отечеству

Единородну дочь отъяла у отца.

Твердейшия души удар несносен сей.

Как сносишь ты сие, того не понимаю.

Старый Гораций

Хоть с огорчением, но с терпеливостью.

Туллий

То твердости твоей испытанной есть действо.

Кто долго жил, тот всяк то точно ведает,

Что счастию всегда последует несчастье.

Но редкий кто тебе в бедах быть может равен.

Во жалости моей, то будь уверен в том,

Что скорби твоея она во мне равна.

Безмерно дружество к Горацию мое.

Валер

Коль небеса царям свое вручают право,

Коль должно злых карать и добрых награждать,

Позволь напомнить мне, что ты о том жалеешь,

Что должен ты карать. Позволь сказати мне...

Старый Гораций

Чтоб победителя предать позорной казни?

Туллий

Пускай окончит он, я после все решу.

Мне долг велит суда являти правоту.

Лишь правдою богам подобен только царь.

И вот о чем в сей час я горько сожалею,

Что победителя мне должно днесь судить.

Валер

Позволь же, государь, чтоб все любящи правду

Глаголом бы моим к тебе в сей час вещали.

Не зависть днесь к тому язык мой принуждает;

Прибавь ты милости ему за то в награду,

Граждане будут все с тобою в том согласны.

Но, учинив сие ужасно злодеянье,

По торжестве своем он должен мертв упасть.

Сдержи, о государь, его ты злобну дерзость,

Остаток римляней от рук его спаси!

Зависит от того спасенье всех иль гибель.

Война и бедственна была и смертоносна.

Узлами брачными во время дней счастливых

Народы близкие толь тесно связаны,

Что нет римлянина, кой в стороне противной

Не зрел бы сродника, погибшего в войне.

И все во торжестве теперь общенародном

Льют слезы, сродников оплакивая смерть.

Коль оным Рима честь удобна помрачиться,

Коль слезы оные достойны казни суть,

Чью будет кровь щадить сей лютый победитель,

Который и своей не пощадил сестры,

Который не щадил любовницу стенящу,

Иль им избавлен Рим, чтоб быть ему подвластным?

Кто право дал ему над нашей жизнию,

И может ли карать он преступленье наше,

Или его прощать по воле своея?

К блаженству римляней могу еще прибавить,

Сколь действие его бесчеловечно есть.

Я мог бы требовать, представлено чтоб было

Перед тобой его злодействие в сей час.

Увидев пред собой красы цветущу младость,

Ты сам бы, государь, подвигся к жалости.

Но ненавижу средств, похожих на коварство.

До завтра отложил ты приношенье жертв;

Иль мнишь, что небеса, защитники невинных,

Из рук убийцевых воспримут фимиам?

Нет, беззаконие его богам противно.

Удобно на тебя привлечь их страшный гнев,

Дары Горация не будут им приятны.

Верь мне, и если Рим над Альбой властвует,

Не храбрость в том его, виной судьбина Рима,

В тот самый час его к злодейству допустили.

Когда преславное он дело совершив,

Проступком злобным стал достоин смертной казни.

Ты должен, государь, явити правый суд.

Рим в первый видит раз толь страшное убийство.

Бояся следствия, злодейство накажи,

Спаси нас от него, страшись бессмертных гнева.

Туллий

Гораций, начинай себя ты защищать

И оправдайся ты.

Гораций

На что мне защищаться?

Ты знаешь дело все и слышал все теперь.

Что ты ни повелишь, то будет все законом.

Против властителя все защищенье слабо.

Невинный иногда виновным остается,

Коль воля царская восхощет обвинить,

И извинение против царя преступок.

Над жизнью нашею владычествует он,

И верити тому, что царь ни повелит.

Веление его, конечно, справедливо.

Повелевай, и я исполнить все готов.

Все любят жизнь, мне жизнь лишь должно ненавидеть.

Валера укорять я в оном не хочу,

Что он, сестру любя, усердно брата гонит.

Желание мое с его согласно днесь,

Он хочет, чтоб я пал, и я хочу умрети.

В желаньях наших то различье только есть,

Что хочет он мою затмити славу смертью,

А я хочу свою честь смертию спасти.

Не часто способы великий дух имеет

Во всем сиянии явити мужество.

Лишь случаи одни великость духа мерят,

И храбрость действует по случаям одним.

Лишь на поверхность дел взирающий народ

Со легкомыслием вникает в подвиги

И хочет, чтоб кто раз соделал неко чудо,

То беспрестанно бы то строил чудеса.

Кто меньше сделает, тот будет им презрен.

Он хочет, чтоб всегда себе был смертный равен,

И мог ли бы тогда он лучше сотворить,

Того в невежестве народ не разбирает.

Он рушит наконец мужей великих честь,

И перва слава их второй мрачится частью.

И если человек прославлен чрезвычайно,

Не должен ничего уже он больше делать,

Когда не хочет он унижен в славе быть.

Хвалити, государь, я дел моих не стану.

Ты видел сам в сей день мои все подвиги.

Нельзя, чтоб с оными предбудущи сравнялись,

И чтоб когда-нибудь я, меньше сотворив,

Я не унизил бы своей гремящей славы.

Итак, чтоб соблюсти мне славу всю свою,

Едина только смерть удобна то свершити.

Когда я победил, тогда б еще, тогда б

Мне должно умереть, я б не был днесь порочен.

Таков, как я, уже тогда теряет честь,

И я бы уж давно окончил жизнь свою,

Но я без царского на то соизволенья

Пороком почитал свою пролити кровь.

Тебе принадлежат моей все капли крови.

Довольно в Риме есть прехрабрых воинов,

Которы без меня твои поддержат лавры.

Коль подвиги мои достойны суть наград,

Позволь же, государь, чтоб я твоей рукою

Днесь славе, не сестре, себя принес на жертву.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Туллий, Валер, Старый Гораций, Гораций, Сабина

Сабина

Увидь, о государь, несчастную Сабину,

Котора, плачуща о братнях своих,

У ног твоих в сей час страшится о супруге.

Какие б ни явил он днесь тебе услуги,

Карай преступника, толь славного, во мне,

И кровию моей загладь его преступок.

То будет все равно и жертва одинака.

Коль будет жив супруг, падет его супруга.

Наш брак и сильная его ко мне любовь

То делает, что он единой мною дышит.

Не столько он в себе, сколь он во мне живет.

И если, государь, ты мне велишь умрети,

Он больше как в себе, в жене своей умрет.

И смерть, которыя толь алчно я желаю,

Умножит скорбь его, мою окончив грусть.

Увидь, о государь, несносно состоянье,

В которое теперь Сабина ввержена.

О смертная напасть! Лобзать супруга должно,

Который умертвил всех братиев моих.

О беззаконие! Супруга ненавидеть,

Который своему отечеству служил!

Любить того, кой кровь несчастных пролил,

Избавь меня, избавь ты смертью от преступка --

Любить и не любить супруга моего.

Погибель я свою почту твоей щедротой.

Я то своей рукой исполнить бы могла,

Но смерть моя тогда приятнее мне будет,

Когда заглажу стыд супруга моего.

Коль кровию моей гнев укрощу бессмертных,

Которых раздражил величеством он духа

И добродетелью престрогою своею,

Я раздраженной тем спокою тень сестры

И Риму сохраню защитника его.

Старый Гораций

Я вижу, должно мне ответствовать Валеру.

Коль чада днесь мои, согласны с оным став,

Против несчастного родителя стремятся

И воружаются без всякия причины

Противу малого моей остатка крови.

(К Сабине)

Обремененная, забыв к супругу должность,

Для братиев своих его оставить хочешь.

Услышь из надземных их славных теней голос.

За отчество свое со славою упав,

Покрыты честию, они блаженны ныне.

Коль Альбе рок судил подвластной Риму быть,

Падение ее их трогает не столько,

Когда Горацием повержена она.

Они твою тоску во гробе днесь порочат,

Вздыхания твои и токи слез твоих,

К супругу ненависть твоя их огорчает.

Пребуди их сестрой и следуй должности.

(К царю)

Валер Горация неправо обвиняет.

Движенье первое его не есть порок.

Не казни, государь, но похвалы достойно,

Коль добродетель то движение родит.

Злодеев общества любити несказанно

И страшно проклинать отечество свое,

Се, что злодейство есть и что он наказал.

Любовь к отечеству его подвигла к гневу,

Коль Рим бы не любил, невинен бы он был.

Но что? Невинен он, а если б был виновен,

От отческой руки давно б он принял казнь.

Я честь свою люблю, и во своем я роде

Бесчестья не могу, ниже порока, снесть.

Свидетельствую в том я днесь самим Валером,

Колико на него в сей день я злобен был,

Когда не ведая я окончанья брани,

Изменником его отечества считал.

Но кто ему велит за кровь мою вступаться,

И кто велит ему за дочь мою отмщать?

Почто участие в ее он смерти емлет,

Которого и сам не хочет взять отец?

Страшится, чтоб мой сын, когда сразил Камиллу,

С другими бы равно в сей день не поступил.

В бесчестие других нет нужды нам вступаться.

И сколько б низости иной не изъявлял,

(К Валеру)

Как хочешь, плачь, Валер, Горация в глазах,

Лишь рода своего ему несносна низость.

Не нашей крови кто, тот не мрачит лучей

Бессмертной славы той, в которой он сияет.

Его не свянет лавр, о лавр, священна ветвь,

Котору истребить всей силою стремятся,

Котора от него отводит тучи бед.

Иль ты его предашь орудию бесчестну,

Чем правосудие преступников казнит.

Римляне, можете ль паденье зреть героя,

Без коего б днесь Рим престал бы Римом быть?

Возможете ль стерпеть, чтобы в сей день римлянин

Старался истребить всю славу воина,

Которому должны названьем вы римлян?

Скажи, Валер, скажи, где хочешь ты избрать

Для казни моего прехрабра сына место?

В стенах ли Рима, то, где глас отечества

Его дела хвалой до неба превозносит,

Которы кровию дымятся куриацев,

Близ их гробов, в местах, где торжествует Рим,

В местах - свидетелях отечества блаженства.

В стенах ли иль вне стен - везде услышишь ты

Гремящий о его победе звучный голос.

И все противится желанью твоему,

К которому тебя любовь днесь принуждает.

То зрелище самой несносно Альбе будет,

И Рим того своим стенаньем не допустит.

Ты то предупредишь, о царь, своим судом

И примешь сторону защитника прехрабра,

Который может раз еще избавить Рим.

В сей день я, государь, четырех чад лишился,

Остался только он, спаси не для меня

Ты сына моего, спаси ты ради Рима,

Подпоры сильной сей ты не лиши его.

Позволь мне, наконец, к нему речь обратити.

Не мни, Гораций, чтоб неведущий народ

Возмог претвердую твою низвергнуть славу.

Минута то родит, минута истребляет.

И слава, что народ героям подает,

Как легкий пар иль дым в минуту исчезает.

Лишь только от царей, от благородных душ,

От храбрых лишь сердец зависит наша слава.

Они едины лишь героев истинных

Во храме вечности названии вписуют.

Живи, Гораций, так всегда, как начал жить,

Пребудешь ты велик и вечно препрославлен,

Хоть к славе твоея подобных случаев

Во весь твой век тебе судьба уж не представит.

Люби ты жизнь свою, хотя уж для меня

И чтобы своему отечеству служити.

Оставь, о государь, что смело я вещал,

Весь Рим теперь вещал моими то устами.

Валер

Позволь мне, государь...

Туллий

Довольно уж, Валер.

Во мыслях у меня твоя речь не затленна,

Ужасно действие, почти в присутстве нашем,

Противно естеству, противно и богам,

Движеньем гнева то не может оправдаться.

Законы все велят Горацию умреть.

Но на преступника сего когда посмотрим,

То сколь ни страшен есть и не велик сей грех,

Однако тою же рукою он содеян,

Которая меня на троне утвердила.

Рим, торжествующий и властвующий Альбой,

К державе моея другая приобщенна

В спасение его вступается в сей час.

Где властвую теперь, я тамо был подвластен,

Когда б Горация на свете не было.

Все подданы единым лишь желаньем

Властителям твоим явят свои услуги,

Все любят их, все чтут, но все ль, скажи, возмогут,

Равно Горацию, их троны утверждать.

Такое мужество дается небом редким,

Такие подданны подпора суть царей,

Да умолчат они, и да простит в том Рим,

Что при рожденьи он своим простил Ромулу.²⁵

   Что в основателе своем он мог терпеть,

То в избавителе своем он снесть не может.

Л. 75 об. Живи, Гораций, ты великодушный воин,

Преступок твой твоя превсходит добродетель,

И жар се сие соделал преступленье.

Причине таковой оставить должно грех.

Живи ты, Рима щит, но и люби Валера,

Да ваша ненависть навеки истребится.

Любови ль, должности ль он следовал своей,

Ты все сие оставь и другом будь ему.

Забудь, Сабина, ты свою тоску и горесть,

Великия души есть слабость неприлична.

Коль слезы осушишь, в себе покажешь ты

Достойну тех сестру, о коих ты рыдаешь.

Заутро должно нам бессмертным жертвовать.

Не будут небеса к молитвам нашим склонны,

Коль римские жрецы перед закланьем жертв

Старанию отца вручаю я сие.

Он удовольствовать возможет тень Камиллы,

И чтоб ее во всем спокоить скорбный дух.

В един день век ее прошел с любезным веком,

То гроб един ее пускай с ним заключит.

КОНЕЦ ТРАГЕДИИ

Примечания

 

²⁵ При постройке стен Рима Ромул, в результате ссоры, убил своего брата Рема.