Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Приходские списки
ПРИХОДСКІЕ СПИСКИ
(PARISH REGISTER)
ПОЭМА ГЕОРГА КРАББА (1).
I.
|
Вотъ въ вечность канулъ годъ, и въ этихъ спискахъ бледныхъ
Вникаю я въ судьбы моихъ прихожанъ бедныхъ;
Читаю: сколько въ годъ младенцевъ я крестилъ,
Какъ много паръ въ селе на бракъ благословилъ,
И кто изъ поселянъ, средь жизненнаго моря,
Погибъ для жизни сей, ея утехъ и горя.
Не призываю Музъ украсить песнь мою
О подвигахъ людей, которыхъ я пою.
Какъ старецъ векъ провелъ, какъ юноша скончался,
Кто лени предался, кто съ честью подвизался,
Ихъ нравъ, характеры, ихъ правила, дела,
И какъ сыграли роль и въ чемъ ихъ роль была,
Въ чемъ радость ихъ, восторгъ, ошибки, горе злое -
Все знаю; списокъ мой доскажетъ остальное.
Где край, куда певцовъ влекутъ живые сны,
Край мiра, счастiя, свободы, тишины,
Не возмущаютъ струй завидной сельской неги,
Где гордые дворцы не высятся главой,
Иль заслоняютъ светъ отъ хижины простой,--
Тотъ край, где старъ и младъ однимъ весельемъ полны,
И тихо катятся ихъ жизненныя волны?
Зачемъ искать? Куда ни устремлю глаза -
Тамъ вздохъ волнуетъ грудь, здесь взоръ слепитъ слеза!
Съ техъ поръ, какъ сталъ порокъ господствовать на воле,
Оборнъ (1), святой Эдемъ не существуетъ боле.
Но зла безъ блага нетъ; мы ихъ избрать должны:
На то искусство, умъ и воля намъ дани.
Терпенье, тяжкiй трудъ венчаютъ мудрыхъ вскоре.
Толпу жь безсмысленныхъ караютъ срамъ и горе.
Вотъ домикъ, где живетъ крестьянинъ сибаритъ!
Предметъ его надеждъ и гордости, онъ скрытъ
Отъ зимнихъ непогодъ. Въ окне его играя,
Горитъ вечернiй лучъ, лениво погасая.
Надъ хижиною кровъ соломенный нависъ;
А дикiй плющъ, вспользя до кровли, клонитъ внизъ
И то, что нужно, есть, и то, чемъ вкусъ не строгой
Любуется. Въ одной картине пестрой тамъ
Вы видите царей все племя; по стенамъ
Героевъ, королей развешены портреты,
Ихъ подвиги въ стихахъ внизу картинъ воспеты.
На троне виденъ тамъ последнiй Людовикъ,
А здесь съ супругой онъ въ тюрьме главой поникъ.
Къ ихъ ликамъ поднося детей, мать учитъ строго,
Какъ свято надлежитъ благодарить имъ Бога,
Который далъ имъ домъ счастливый, где они
Живутъ свободные, проводятъ мирно дни...
Тогда какъ сильные, въ изгнанiи, въ позоре,
Всехъ благъ лишенные, нередко терпятъ горе.
Вотъ Карлъ: онъ доказалъ въ годину тяжкихъ золъ,
Что школа бедствiя есть лучшая изъ школъ;
А вотъ и сынъ его, намъ доказавшiй ясно,
Что и несчастiя взываютъ къ намъ напрасно...
На полке, у часовъ съ кукушкой, есть у насъ
Для чтенья сельскаго отборныхъ книгъ запасъ.
Найдетъ напитокъ здесь для утоленья жажды:
Кто повесть чудную, кто анекдотъ смешной,
Кто проповедь, кто гимне возвышенно-святой.
Къ чему намъ каталогъ? Какъ книгъ у насъ ни иного,
Мы каждую найдемъ въ потьмахъ безъ каталога:
Та первая къ углу, та дальше отъ стены -
Вотъ правила, какъ ихъ отыскивать должны.
Есть также книги здесь для чтенья по субботамъ,
Подруги Библiи съ красивымъ переплетомъ;
А Библiя, ценой въ шесть пенсовъ (3), снабжена
Отличныхъ мастеровъ гравюрами, полна
И толкованьями головъ людей ученыхъ,
Что, затмевая умъ читателей смышленыхъ,
Велятъ имъ спрашивать и какъ? и почему?
И сомневаться тамъ, где верили всему.
Нетъ! лучше ужъ по мне те мудрецы простые,
Что въ объясненiя не входятъ никакiя,
Бегутъ отъ темныхъ местъ, не светятъ тщетно тамъ
И истины простой вотще не защищаютъ:
Къ чему защита тамъ, куда не нападаютъ?
Вотъ, рядомъ съ Библiей, Боньяновъ Пилигримъ.
Былъ редкiй генiй Джонъ (4); но, грубъ, неукротимъ,
Онъ не вошелъ въ число певцовъ, любимыхъ небомъ,
Что, смолода вступивъ въ союзъ священный съ Фебомъ,
Восходятъ медленно на верхъ горы крутой,
Чтобъ бережно вкушать тамъ векторъ неземной:
О нетъ! онъ былъ изъ техъ, что, возмутивъ до тины...
Источникъ водъ святыхъ, пьютъ мутный токъ вершины.--
Вотъ вамъ и правила давать значенье снамъ -
Наука хитрая, понятная лишь намъ!
Мы счастье узнаемъ по пятнышкамъ родимымъ,
По разнымъ случаямъ для насъ необъяснимымъ.
Мы о пустыннике читаемъ здесь святомъ,
Который, кинувъ мiръ, на острове пустомъ
Жилъ здравъ и невредимъ, заботъ житейскихъ чуждый.
Хотя и тамъ его не покидали нужды.
Но рядомъ съ книгами, которымъ нетъ цены,
Книгъ, занесенныхъ къ намъ разнощикомъ-прохожимъ.
Про Вечнаго Жида читать мы повесть можемъ,
О томъ, какъ славою, вследъ многихъ неудачь,
Венчался Томбъ-гигантъ и Гикертрифтъ-силачъ,
И какъ отважный Джакъ, при помощи волшебной,
На свете истребилъ гигантовъ родъ враждебный,
Какъ скороходами онъ ноги обувалъ,
Какъ невидимку - плащъ на плечи надевалъ,
Какъ мечъ онъ кладенецъ бралъ въ руки, и ударомъ
Съ гигантовъ головы срубалъ въ сраженьи яромъ,
Какъ огненный ихъ взоръ не видывалъ людей,
Какъ былъ противенъ шумъ для сонныхъ ихъ ушей,
Какъ духъ имъ англiйскiй казался нестерпимымъ,
И какъ истреблены мечемъ неотразимымъ.
То сказки; но читать мы любимъ ихъ подъ часъ,
Когда толпа детей теснится возле насъ.
Для каждой хижины помещикъ нашъ богатый
Отвелъ клочекъ земли подъ огородъ безъ платы.
Здесь - прежде чемъ придетъ срокъ мызы нанятой -
На каждый футъ земли онъ взоръ свой обращаетъ,
Весь день работаетъ и почву удобряетъ:
Ведь этотъ клокъ земли ему принадлежитъ,
За нимъ взоръ барина дозоромъ не следитъ,
Ни чьимъ упрекомъ онъ за промахъ не наказанъ,
Надежда, прибыль, честь - онъ всемъ себе обязанъ.
Въ саду онъ садитъ лукъ, а рядомъ съ нимъ чеснокъ
На дудчатомъ стебле подъемлетъ свой венокъ;
Тамъ вьются по шестамъ горохъ, бобы рядами
И въ землю роются ветвистыми корнями;
Тамъ запахъ пряныхъ травъ разлитъ во всемъ углу -
Приправа вкусная вечернему столу;
Тамъ вишни, яблони - его руки прививки,
Для рывка ближняго орехи и оливки.
Но этимъ трудъ его не конченъ. Предъ избой
Есть милый уголокъ съ красивой городьбой,
Где розы пышныя, гвоздики съ алымъ окомъ,
Где гордый гiацинтъ, где на стебле высокомъ
Красуется тюльпанъ, раскинулся нарцизъ:
Здесь по воскреснымъ днямъ, отслушавъ въ церкви службу.
Сбираются друзья делить любовь и дружбу:
Все громко говорятъ, все счастливы, равны,
И все такъ веселы, такъ въ мненiяхъ сходны.
Пусть слухъ изнеженный беседой ихъ прискучитъ -
Здесь все ораторы и ихъ никто не учитъ.
Какъ встарь, одни и тежь приветствiя у нихъ,
И тежь исторiи о временахъ былыхъ.
За то изъ глубины души ихъ радость льется,
Она ихъ языку вполне передается,
Она раждаетъ въ нихъ речеГi веселыхъ шумъ,
Сверкаетъ въ ихъ глазахъ, въ нихъ изощряетъ умъ,
Она видна во всемъ: въ ихъ шуткахъ, смехе, спорахъ.
Во всехъ движеньяхъ ихъ и оживленныхъ взорахъ.
Но разстаюсь съ тобой, мой мирный уголокъ!
Меня зовутъ къ себе несчастья и порокъ,
Зовутъ отъ хижины, простой и чистой, къ этимъ
Зловоннымъ улицамъ, где каждый вечеръ встретимъ
Толпу готовую вступить въ жестокiй споръ,
Что ночь, то драка здесь, проклятья, крики, стоны,
Мужья бьютъ пьяныхъ женъ, мужьямъ перечатъ жены,
Л дети съ воплями стараются разнять
Жестокаго отца и бешеную мать.
Въ лахмотъяхъ краденыхъ здесь привыкаютъ вскоре
Мальчишки къ злой божбе; въ неряшливомъ уборе
Девицы пьютъ здесь джинъ; контрабандистъ и плутъ
Тутъ делятъ барыши, старухи жертвы ждутъ.
И вотъ одна изъ нихъ, зловещая, седая,
Сивилла грозная, все знаетъ тайны края.
Къ ней жребiй свой узнать приходитъ простачокъ,
У ней спасенья ждетъ злодейство и порокъ;
Сама жъ, безчестныхъ делъ безчестная опора,
За все труды свои находитъ мзду позора,--
Невольница толпы презренной, где она,
Беднейшая изъ всехъ, господствуетъ одна.--
Взгляните: возле стенъ, по мостовой вонючей,
Везде помои, грязь, навозъ наваленъ кучей;
Съ задворьевъ изъ канавъ, изъ всехъ помойныхъ ямъ
Всегда отвореннымъ, ложатся безъ разбору
Обметки изъ домовъ въ одну большую гору.
Здесь псы голодные грызутся межь собой;
Опухшее дитя, страдая водяной,
Здесь плачетъ целый день и нетъ къ нему участья,
И всюду горе здесь, и бедность, и несчастья!
Но это же дитя, когда переживетъ
Отсутствiе о немъ родительскихъ заботъ,
На мызе где-нибудь, где въ немъ пробудятъ силы.
Здоровьемъ полное, встаетъ какъ изъ могилы
И, въ силахъ укрепясь, какъ змей въ весеннiй день
Обычную съ себя отбрасываетъ лень.
О Боже, сколько нуждъ здесь бедному дитяти!
Вотъ въ тесныхъ комнатахъ разставлены кровати,
Чуть*разделенныя дырявымъ полотномъ,
Или решеткою, заклеенной листомъ.
Здесь братья съ сестрами въ коморкахъ неопрятныхъ
Спятъ вместе близь своихъ родителей развратныхъ.
Да разделите жь ихъ, не дайте, чтобъ чрезъ слухъ
Войдемте! нужды нетъ, что душны эти хаты:
Врачъ истинный идетъ и въ смрадныя палаты.
Смотрите! этотъ полъ грязней, чемъ въ кануре;
Какая мерзость здесь на сломанномъ ларе!
Какъ густо пыль лежитъ на окнахъ, на постели,
Где въ груду свалено тряпье одеждъ безъ цели:
Его носила мать, носилъ потомъ отецъ
И какъ негодное тутъ сбросилъ наконецъ!
И вотъ изъ-подъ тряпья, приходъ нашъ внемля чутко,
Головку приподнялъ покинутый малютка:
Болтунья-мать его, которой слухъ отвыкъ
Внимать съ любовiю ея младенца крикъ, -
Ушла на целый день Богъ ведаетъ куда-то
Винить судьбу - увы! судьба ли виновата?
Где жь онъ, источникъ злу? - Въ презренiи труда
И чувствъ возвышенныхъ и честнаго стыда,
Въ безпечной праздности и въ недостатке воли:
Отсюда нищета, отсюда низость доли!
Здесь самопрялокъ нетъ, не. слышенъ шумъ работъ,
Здесь даже нетъ часовъ: никто не замечаетъ,
Какъ время быстрое безъ пользы убегаетъ;
Здесь не ищите книгъ: прибиты здесь къ стене
Баллады гнусныя, да пасквили одне.
Вотъ видите бутыль: въ нее контрабандисты
Вливаютъ по ночамъ голландскiй спиртъ нечистый;
Вотъ пистолетовъ рядъ; вотъ ружья; вотъ крючки
И сети разныя для моря и реки;
Тамъ, далее, въ углу разбойничьи дубины,
А въ этомъ ящике какiя-то пружины,
Орудья странныя, подпилки всехъ сортовъ,
Кафтаны, парики и шляпы для воровъ.
При каждой хижине есть дворикъ: онъ когда-то
Былъ прочно обнесенъ оградою досчатой;
Теперь отъ ветхости обрушился заборъ
. И дикой бузиной заросъ заглохшiй дворъ.
Во тутъ средь пустыря, вдали, въ лачуге грязной,
Сбирается народъ гуляющiй и праздный.
Сюда картежниковъ и пьяницъ и воровъ
Исписанъ меломъ весь, онъ блещетъ какъ отъ лака
Следами полпива и рома и арака.
Тутъ вы увидите на окнахъ, на стенахъ
Предметы мерзкiе въ гравюрахъ и стихахъ;
Тутъ взоръ вашъ на полу, на лавкахъ встретитъ всюду
Иль трубки черныя, иль битую посуду,
Иль карты наконецъ, которыя въ клочки
Здесь рвалъ обыгранный въ отчаяньи тоски.
Сюда несчастную приноситъ птицу пьяный
Гуляка: крылья ей подрезавъ, пищей пряной
Воспламенивъ въ ней кровь и къ лапамъ пару шпоръ
Привесивъ, онъ кричитъ, покуда длится споръ.
Съ пробитой головой и выклеваннымъ глазомъ,
Петухъ ощипанный, слабея съ каждымъ разомъ!
Удары наносить безсильный ужъ врагу,
Кружится, падаетъ въ очерченномъ кругу.
И, проигравъ закладъ, дикарь ожесточенный
Срываетъ шпоры прочь съ ногъ птицы побежденной,
И шлетъ проклятiя на голову бойца,
Вотъ наши мужички: одни, владельцы поля,
Живутъ и трудятся - и ихъ завидна доля;
Другiе праздностью, презренiемъ труда
Заслуживаютъ месть законовъ и суда.
А наши фермеры? Они, какъ все конечно,
Или блаженствуютъ, иль жалуются вечно.
За группами теперь портретовъ рядъ пойдетъ
И ими заключитъ годичный мой отчетъ.
|
(1) Георгъ Краббъ, родившiйся въ 1752 и умершiй въ 1832 г., одинъ изъ отличнейшихъ англiйскихъ поэтовъ XIX века. Будучи сельскимъ священникомъ, онъ съ особенною любовью изучалъ бытъ самаго беднаго класса людей и ему то преимущественно посвящалъ свою лиру, почему и получилъ въ Англiи названiе "поэта бедныхъ". Отличительныя черты его поэзiи - простота, пафосъ, сила и верность описываемыхъ характеровъ. Замечательнейшiя изъ его произведенiй; Деревня, Газеты, Библiотека, Местечко, сэръ-Истидъ Грей и въ особенности "Приходскiе Списки", поэма, явившаяся въ светъ въ 1807 г. Желающимъ ближе познакомиться съ этимъ писателемъ рекомендуемъ прекрасную статью г. Дружинина. Георгъ Краббъ и его произведенiя" въ Современнике 1855--50.
(2) Названiе деревни, описанной Гольдсмитомъ въ известной его поэме The Deserted Village.
(3) Пенни - медная монета, равная гривне меди. Во множественномъ пенсы.
(4) Джонъ Боньянъ, авторъ (чрезвычайно популярной въ Англiи книги Pilgrim's Progress.
1.
НОВОРОЖДЕННЫЙ.
|
Дурнымъ началомъ годъ у насъ ознаменованъ!
Плодъ страсти - "и греха", прибавитъ строгiй судъ.
Хотелъ я утаить; къ чему напрасный трудъ?
Со вздохомъ поведу разказъ мой: онъ, быть-можеть,
Спасетъ однихъ, другимъ исправиться поможетъ.
Изъ нашихъ девушекъ, краса всего села,
Милее всехъ лицомъ дочь мельника была.
Богатъ онъ былъ - богатъ, за то и гордъ не даромъ:
Поедетъ ли когда на ярмарку съ товаромъ,
Тамъ онъ, подвыпивши, всемъ хвастаетъ, что онъ
Даетъ за дочерью чуть-чуть не миллiонъ,.
Но только съ темъ даетъ, чтобъ безъ отцовской власти
Не смела никого любить она по страсти.
"Кого я выберу, тотъ ею и владей;
А выбирать сама ты, Люси, и не смей."
Вотъ и подслушалъ разъ его морякъ отважный.
"Ого!" онъ думаетъ, "да это призъ преважный!
Я дочь его люблю, богатство жь страсть моя;
Старикъ угрозами не устрашитъ меня;
Довольно добывать мне деньги вражьей кровью;
"
Такъ думалъ юноша, и вотъ, съ того жь чacа,
Онъ къ делу приступилъ, все поднялъ паруса
И въ руку палку взялъ, обтесанную грубо,
Но крепкую, какъ самъ фрегатъ его: Грудь Дуба.
Пригожъ лицемъ, нарядъ имелъ онъ щегольской:
Опрятное белье подъ курткой голубой,
Штаны изъ дорогой матерiи въ обтяжку,
Вкругъ пояса ремень съ серебряною пряжкой.
Явился онъ въ село, вмешался въ хороводъ,
Увиделъ Люси тамъ, понравился и вотъ
Открылся ей, и та должна была признаться,
Что какъ ни грустно ей, а надо имъ разстаться.
"Ты знаешь, мой отецъ неумолимъ ничемъ,
Кого полюбитъ онъ, онъ властвуетъ надъ темъ.
Меня за мужика онъ выдастъ замужъ вскоре,
Тирану сельскому отдастъ меня на горе.
Въ немъ сердце холодно, и отъ его угрозъ
Я часто слезы лью, а самъ не льетъ онъ слёзъ:
Въ его сухихъ глазахъ слезинка показалась.
Меня готовъ всегда журить онъ безъ вины;
Какъ лошадью своей, которой нетъ цены,
Которую онъ бьетъ и думаетъ, что учитъ,
Гордится мною онъ, за то какъ жертву мучитъ."
- "Развеселись, душа! Я самъ къ нему пойду!
Съ матросомъ можетъ ли быть мельникъ не въ ладу?
Ведь оба мы живемъ свободнымъ ветромъ, бьющимъ
По крыльямъ мельницы и въ парусахъ ревущимъ!
Вой ветра, хлопанье холстины у кормы
И трескъ досокъ - вотъ звукъ, который любимъ мы.
Штиль страшенъ намъ: когда отъ бури злится море,
Мы смело рифъ беремъ и спимъ, забывши горе."
--"Ага!" на эту речь былъ мельника ответъ:
"Ты на меня похожъ? а деньги - есть, аль нетъ?
Такъ убирайся жъ ты въ свой Уаппингъ" (1): тамъ на шею
Добудь себе жену твоей казной - въ гинею,
Тамъ мутнымъ полпивомъ попочуй моряковъ,
"
--"Молчи жъ ты старый хрычъ!"вскричалъ морякъ взбешенный
"О Люси, будь моей невестой обрученной."
Онъ обручился съ ней; но ни одинъ пасторъ
Закономъ не хотелъ скрепить ихъ договоръ.
Что жь оставалось имъ? ловить одне минуты
Пугливой радости, те пылкой страсти смуты,
Когда и чувствъ восторгъ не въ силахъ превозмочь
Техъ ужасовъ, что грудь тревожатъ день и ночь.
Тогда-то бедная, въ порыве дикой страсти,
Безумно, вопреки отцовской строгой власти,
Не руку - нетъ, но все, что лишь отдать могла,
Красавцу милому на веки отдала.
Межь темъ пришла пора, когда безсонны ночи,
Изменчивъ аппетитъ, полны истомы очи,
Веселость на лице, хоть грусть заметна всемъ,
Улыбка на устахъ и тотчасъ вздохъ затемъ,--
Пора усилiй техъ, которыми такъ тщетно
Стараются скрыть то, что каждому приметно...
Сперва шушуканье межь кумушекъ прошло,
Тамъ глупость наглая предъ всеми проболталась,
А тамъ на мельницу и злость съ молвой примчалась.
"Вонъ!" закричалъ отецъ: "будь мною проклята!
Пусть поразятъ тебя позоръ и нищета!
Пусть детскiй плачъ и стыдъ падутъ тебе на долю
За то, что для любви мою отвергла волю!
Куда бежалъ злодей?" - "Мой Уилльямъ по морямъ
Пустился средствъ искать для пропитанья намъ."
--"Пусть въ векъ ихъ не найдетъ! но до его возврата
Иди на край села къ торговке - въ домъ разврата!
Тамъ съ старой ведьмою ты будешь въ горе жить,
Тамъ скроешь голову, стыда жь тебе не скрыть!"
Тянулись грустно дни, шли медленно недели
И вотъ родился сынъ. Увы! къ его купели,
Чтобъ имя дать ему, изъ целаго села
Къ несчастной ни одна подружка не пришла,
И съ гордостью въ лице кормилица младая,
Всю важность своего значенья сознавая,
Не вышла съ маленькимъ христiаниномъ къ намъ,
Одинъ я совершалъ обрядъ въ коморке бедной:
Въ окне, заклеенномъ бумагой, тускло-бледный
Мерцалъ вечернiй лучъ; на кровле воробьи,
Смеясь слезамъ ея, чирикали вдали
И съ пискомъ жалобнымъ, во мгле, межь балокъ крыши,
Порой летучiя переносились мыши.
Матросъ не приходилъ. Вотъ годъ ужь миновалъ;
Тогда примчалась весть: въ сраженьи Уилльямъ палъ!
Въ пустынной хижине живетъ она поныне,
Являясь за пайкомъ на мельницу въ кручине.
Тамъ гнусная сераль отцомъ заведена.
Онъ издевается надъ ней, когда она
Стоитъ и слезы льетъ и видитъ, какъ ей въ мщенье
Съ своей наложницей мотаетъ онъ именье.
Въ вечернiй часъ, какъ тень, она бредетъ въ поляхъ,
Стараясь укачать младенца на рукахъ;
Иль сядетъ и глядитъ не зрящими очами,
Какъ струйки ручейка сребритъ луна лучами,
Иль песню запоетъ, но тихо, тихо такъ.
Тогда и песнь ея становится журчаньемъ,
И чувствуетъ она съ невольнымъ содроганьемъ,
Какъ возстаютъ предъ ней въ таинственной тиши
Виденья ужаса, мечты больной души,
И сознаетъ тогда въ мучительномъ раздумьи,
Что умъ мутится въ ней, и ей грозитъ безумье.
|
* * *
|
Съ младенцемъ вследъ за темъ пришли отецъ и мать,
Чтобъ Робертомъ его въ честь перваго назвать.
Три девочки у нихъ отъ брака ужь родились,
Не ждали вновь детей, за то и не страшились.
Другъ другу преданы, они въ душе простой
Считали счастiёмъ здоровье и покой;
Любовь же, полная и мукъ и наслажденья,
Казалась въ ихъ глазахъ не лучше заблужденья.
Сусанна (не безъ слезъ) могла подъ-часъ мечтать:
Кому, когда умретъ, домъ мужа передать;
А Робертъ, съ шуткою, иль не шутя, порою
Ей мужа назначалъ, чтобъ ей не быть вдовою.
Но, несмотря на то, ихъ удивили бъ вы,
Имея малый клокъ земли, они, какъ скоро
Срокъ мызе ихъ придетъ, платили долгъ безъ спора.
Соседнiй городокъ снабжалъ ихъ безъ хлопотъ
Всемъ нужнымъ, всемъ, чего имъ мыза не даетъ,
Безъ лишнихъ прихотей, и если на уборы
Въ окне швеи подъ-часъ заглядывали взоры
Сусанны молодой въ то время, какъ она
На рынокъ вынесетъ свои излишки льна,
И если. на пути возвратномъ у торговокъ
Накупитъ къ празднику какихъ-нибудь обновокъ,--
Не успокоится до той поры она,
Покуда въ ящикъ долгъ не выплатитъ сполна.
И Робертъ, если онъ съ друзьями въ шумномъ пире
Истратитъ лишнiй пенсъ на ярмарке въ трактире,--
Глядишь, ужь онъ чуть светъ потеетъ на гумне,
Чтобъ пенсъ издержанный былъ выплаченъ вполне.
Такъ оба целый день - чтобъ не было оглядокъ -
Работаетъ, пока все приведутъ въ порядокъ,
Но и у нихъ бывалъ въ годъ праздникъ не одинъ:
Тогда и богачей изъ-Фермеровъ встречали
Они съ радушiемъ и пышно угощали,
За темъ что нравилось Сусанне быть въ челе
Первейшихъ жителей во всемъ ея селе.
Но въ ихъ радушiи, въ ихъ пышности парадной
Везде былъ виденъ духъ воздержности отрадной,
Тотъ духъ, которому и въ будничные дни,
Какъ въ праздники, всегда послушливы они,
Какъ море одному покорствуетъ призыву,
Стремится ль на приливъ, иль клонится къ отливу,--
Тотъ духъ воздержности, что намъ велитъ копить,
Не съ темъ, чтобъ бедствовать, но съ темъ, чтобъ лучше жить,--
Духъ бережливости разумной и завидной,
Повсюду разлитой, хотя нигде невидной.
|
* * *
|
Затемъ, дитя любви встречаетъ въ спискахъ взоръ,
Безпутной матери не первый ужь позоръ.--
"Опять, развратница! ужель постыдной страсти
Не уняли въ тебе ни скорби, ни напасти?"
- "Ахъ, сэръ! пока еще была я молода,
Ведь мне подобныя, утративъ честь и славу,
Внизъ по реке плывутъ, какъ утки на притраву.
Вашъ полъ преследуетъ, а нашъ не хочетъ знать;
Возвратъ пугаетъ насъ, да и куда бежать?
Вотъ еслибъ насъ совсемъ оставили мущины,
А женскiй полъ помогъ подняться намъ изъ тины,--
Быть-можетъ, ожила бъ и добродетель въ насъ." -
Страшася пропустить святой обряда часъ,
Съ двумя старухами она пришла, колени,
Какъ те, предъ алтаремъ склонила на ступени,
Копировала все движенiя старухъ
И, видя радость ихъ, благодарила въ слухъ,
Что скорбь ея прошла, опасность миновалась,
Хотя въ опасности какъ прежде оставалась.--
Да! много есть такихъ, которые всегда
Къ словамъ чувствительны и мертвы для стыда!
|
* * *
|
Вотъ двойня: девочка и мальчикъ! Чаша эта
Ужъ черезъ край полна у Джёрарда Аблетта.
Что годъ, то у него, съ техъ поръ, какъ онъ супругъ,
Съ какой улыбкою внималъ беднякъ, венчаясь:
"гДа зреетъ виноградъ, вкругъ стенъ твоихъ сплетаясь,
"Да множится твой родъ, какъ ветви надъ тобой!"
Какъ радостно: "Аминь!" онъ говорилъ за мной!
Во вотъ, когда возросъ сей виноградъ вкругъ ложа,
Своими ветками его покой встревожа,
Онъ видитъ, что ему, чемъ более ветвей,
Темъ хлебъ свой добывать труднее и трудней,
Что, разбегаясь вкругъ его смиренной кельи,
Оне ужь светъ мрачатъ былаго въ немъ веселья.
Другъ, полно горевать! Смотри, хозяинъ твой,
Которому служить ты нанялся съ женой,
Надменный Фермеръ нашъ, живущiй всехъ богаче,
Что отправляется на рынокъ не иначе,
Какъ на лихомъ коне, красивомъ до того,
Что я, встречаясь съ нимъ, стыжусь за своего,--
Съ кемъ делятъ пышный столъ соседи и соседки,
Пять бравыхъ сыновьевъ, три дочери-кокетки,--
Другъ, полно горевать, и посмотри, какъ онъ,
Пройдетъ десятокъ летъ, и, заведясь домами,
Все мальчики твои начнутъ работать сами;
А парни сельскiе возьмутъ изъ рукъ моихъ
И безъ приданаго всехъ дочерей твоихъ.
Межъ-темъ хозяинъ твой преследуемъ судьбою,
Увидитъ целый рядъ заботъ передъ собою:
Тамъ ферму сыновья въ разстройство приведутъ;
Тамъ барышни вздыхать о женихахъ начнутъ;
Тамъ госпожа твоя, слабея отъ недуга,
Потребуетъ себе карету у супруга;
А тамъ лихой корнетъ, наездникъ, ловкiй хватъ,
На скачке проигравъ отчаянный закладъ,
Повергнетъ старика-отца и въ грусть и муку
И, проклиная жизнь, протянетъ къ деньгамъ руку.
Да, Джёрардъ, ты убитъ заботами теперь,
Тогда какъ Фермеръ твой блаженствуетъ; но верь,
Придетъ и для него тревогъ немалыхъ время:
Ты сбросишь грузъ заботъ, онъ понесетъ ихъ бремя.
- "О, какъ я былъ бы радъ, когда бъ привелъ мне Богъ
"
Услышавъ жалобы, такъ говорилъ когда-то
Нашъ сельскiй лавочникъ, старикъ весьма богатый.
А другъ ему: " А я - я былъ бы столько жь радъ,
Чтобъ то, что мне даритъ жена, взялъ Богъ назадъ!"
Ужь оба старики - тотъ Докинсъ, этотъ Витьби
По имени - давно мечтали о женитьбе
И оба медлили: одинъ изъ нихъ желалъ
Сперва порядочный составить капиталъ,
Чтобъ сына своего, предметъ его желанья,
Прилично воспитать для высшаго призванья;
Другаго страхъ пугалъ, что дети прокутятъ
Его имущество и миръ въ дому смутятъ.
Нашъ Джинсъ, некогда разнощикъ, по селеньямъ
Коробку за спиной таскалъ съ своимъ именьемъ
И, обожатель дамъ, распродавалъ имъ въ долгъ
И контрабандный чай, и кружева, и шолкъ;
Когда жь разбогателъ, онъ къ намъ въ село явился,
На пряхе молодой, надеясь, что отсель
Господь благословитъ ихъ брачную постель.
А другъ на вдовушке, кокетке знаменитой,
Остановилъ свой взоръ и сталъ съ боязнью скрытой
Ухаживать за ней; но видя, что онъ седъ,.
Она съ жеманностью отвергла старый бредъ.
Въ раздумьи онъ отсталъ. "Ахъ! ведай я, что дети
Не разорятъ меня, ужь такъ и быть, я въ сети
Поддался бъ, думалъ онъ, красавице моей
И сталъ бы шире жить съ подругою своей."
Прошло еще летъ пять: онъ думалъ, колебался,
Решился наконецъ, и бракомъ сочетался.
А какъ живутъ они? Судите сами: вотъ,
Угрюмый, пасмурный, съ женою онъ идетъ.
- "Ахъ, Гомфри!" говорилъ однажды Девисъ: "право,
Какъ счастливъ ты детьми: они твоя забава;
Завидую тебе! А мне постылъ и домъ:
Тамъ грустная жена, да вечный мракъ кругомъ,
И все такъ тихо тамъ, что, веришь ли, мне жутко
Разсеялъ нашу грусть, порадовалъ намъ взоръ,
Иль укротилъ порывъ домашнихъ нашихъ ссоръ.
Другъ друга мы винимъ съ запальчивостью вечной:
"Где, восклицаю я, залогъ любви сердечной?"
"Когда мне дашь детей?" ответствуетъ она,
Мрачна, какъ въ Библiи Іакова жена;
А я, какъ патрiархъ въ подобной же напасти,
Шлю грустно ей ответъ: "Въ моей ли это власти!"
За то какъ счастливъ ты, когда передъ тобой
Верхомъ на палочкахъ шумитъ мальчишекъ рой,
А девочки тебя целуютъ, да ласкаютъ
И новой прелестью при этомъ разцветаютъ!"
- "Эхъ, простодушный другъ! Не стыдно ли тебе
Завидовать моей страдальческой судьбе?
Ну, чемъ гордиться тутъ, что сынъ твой - мальчикъ сильный,
Что девочка твоя имеетъ видъ умильный?
Еще Богъ ведаетъ, кемъ твой цветокъ привитъ?
Откуда сила въ немъ, умильный этотъ видъ?
Пять летъ какъ я женатъ: что годъ, то постреленокъ!
Веселые друзья бегутъ къ моей жене,
Все лезутъ поздравлять, ребенка хвалятъ мне;
А я сижу себе, взбешенный и угрюмый,
И входятъ всякiя тогда на умъ мне думы.
Иной тутъ ловкiй гость - Богъ знаетъ, почему:
Что за дитя! кричитъ: а имя какъ ему?
А я съ досадою: Да провались отсюда!
Какъ хочешь назови - хоть Каиномъ, Іудой,
Хоть именемъ отца, а кто отецъ - у ней
Дознаешься! - скажу и за дверь по скорей.
Моя жь дражайшая хоть вздохомъ, хоть бы словомъ
Ответила въ отпоръ моимъ словамъ суровымъ,--
Смеется! любо ей детьми меня бесить
И думать, какъ бы вновь ребенка мне родить!....
|
* * *
|
За темъ съ младенцами три бедняка къ купели
Пришли, чтобъ детямъ дать - вотъ все, что лишь имели -
Простыя имена! изъ нихъ ни на одномъ
Не остановитесь при камне гробовомъ,
Ихъ на пергаменте читать никто не будетъ
|
(1) Такъ называется место, где устроены доки, близъ Лондона.
III.
|
Вотъ имя девочки-сиротки подле нихъ!
Лишившись матери на утре дней своихъ,
Отца же потерявъ еще до дня рожденья,
Теперь начальницей надъ школою селенья,
Старушкой набожной, въ училище взята
Изъ состраданiя малютка-сирота.
О, какъ мне нравится почтенный видъ старушки,
Сидящей средь детей въ дверяхъ своей избушки!
Въ тотъ часъ, когда готовъ погаснуть летнiй день,
Когда и школьники изъ ближнихъ деревень,
Уставши передъ ней въ лугу весь день резвиться,
Начнутъ по хижинамъ лениво расходиться,--
Въ тотъ часъ, при зареве пылающихъ лучей,
Я вижу, какъ она предъ хижиной своей
Сидитъ за Библiей и, время сберегая,
Кончаетъ свой чулокъ, вся чтеньемъ занятая.
Соседки праздныя, лепеча всякiй вздоръ,
Спешатъ къ ней; но она, вперивъ въ няхъ строгiй взоръ,
Проходятъ мимо ихъ, гоня овецъ въ овчарни.
Когда жь погаснетъ день, идетъ она домой,
Святой молитвою кончая трудъ дневной.
Но уклонился я; пришли съ младенцемъ снова,
Опять зовутъ меня для таинства святова.
"Что вздумалось вамъ дочь Лоницерой (1) назвать?"
Съ улыбкой я спросилъ садовницу; но мать:
"Какое дело вамъ?" мне отвечала въ шутку,
И вотъ - Лоницерой мы нарекли малютку.
И если сынъ у нихъ родится черезъ годъ,
Его садовникъ мой Нарцисомъ наречетъ;
А если девочка, то верно мужъ ученый
Красавице своей дастъ имя Белладоны (2).
Нашъ садоводъ - большой любитель громкихъ словъ:
На сельскихъ сходбищахъ онъ любитъ простаковъ
Дивить латинскими названьями растенiй.
Тутъ , Rhus предметъ его сужденiй
И даже Allium: ботаники знатокъ,
Такъ величаетъ онъ нашъ лукъ, простой чеснокъ.
Онъ грубымъ именемъ и травки не обидитъ,
Во всякомъ былiи цветокъ онъ чудный видитъ.
Где горькую въ поляхъ встречаемъ мы полынь,
Тамъ Артемизiю найдетъ его латынь;
Что одуванчикомъ слыветъ у насъ въ народе
(Есть и грубей ему названья въ этомъ роде),
Тому Leontodon онъ имя придаетъ,
И Orchis-- что у насъ ятрышникомъ слыветъ.
Однакожь ни щавель, ни жгучая крапива
Не смеютъ ростъ въ его расчищенномъ саду,
Где онъ сенецiя сажаетъ на гряду.
Самъ Дарвинъ (3), кажется, не съ большимъ наслажденьемъ
Пелъ о любви цветовъ съ весеннимъ пробужденьемъ,
Съ какимъ мой Питеръ Праттъ простой нашъ учитъ людъ
О томъ, какъ пестики, тычинки возстаютъ,
Какъ приклоняются какъ будто къ изголовью
Оне одна къ другой съ супружеской любовью
(Ведь въ томъ, что пестикомъ, тычинкой встарину
Считали, видитъ онъ и мужа, и жену),
И какъ оне живутъ, какъ любятъ страстью нежной
Другъ друга въ тишине подъ сенью безмятежной
За брачнымъ пологомъ, который мы зовемъ,
Профаны темные, неправильно цветкомъ.
Гонясь за славою, такъ садоводъ ученый
Дивитъ своихъ друзей наукою мудреной...
Да! слава всемъ мила, и все мы какъ-нибудь
Желай бъ въ храмъ ея найдти кратчайшiй путь.
И онъ стремится къ ней проселочной дорогой.
Одинъ гордится темъ, что врядъ ли кто въ селе
Такъ прямо борозду прорежетъ на земле,
Какъ плугъ его; другой темъ славенъ не дароммъ,
Что можетъ сбить заразъ все девять кеглей шаромъ;
Тотъ шапку странную надевъ, забавитъ всехъ
И радъ-радехонекъ, что возбуждаетъ смеху;
Иль бьется объ закладъ, что целую неделю
Въ рогъ, пьяный, не возьметъ ни капли, кроме
Л этотъ, именемъ забавнымъ окрестивъ
Младенца, думаетъ, что вечно будетъ живъ.
Разъ наши старики, чтобъ окрестить находку
И именемъ наречь, явились все на сходку,
Явились, сели вкругъ, и пренье началось.
Тутъ много споровъ шло, судили вкривь и вкось
Насчетъ подкидыша, котораго въ овраге
Въ ночи оставили какiе-то бродяги.
Сперва возникъ вопросъ: "Да вправду ли нашли
Ребенка? Пусть внесутъ!" Ребенка принесли.
"Что жь делать съ нимъ"? Кому отдать на попеченье?
Онъ мертвый, иль живой?" - Чтобъ разрешить сомненье,
Щипнули беднаго, онъ страшный поднялъ вой
И разомъ доказалъ, что мальчикъ онъ живой.
"Но чьимъ же именемъ мы назовемъ малютку?"
Спросилъ одинъ, и все смутились не на шутку:
Ведь именемъ своимъ назвавши молодца,
Пожалуй, прослывешь и за его отца!
Какъ быть? - "Кто Ричардъ здесь? Никто? такъ имя это
Пусть "съ нимъ останется!" былъ приговоръ совета.
Затемъ узнали день, когда несчастный ткачъ,
Нашедшiй мальчика, во рву услышалъ плачъ:
"Такъ будь же Мондеемъ (4), нашъ маленькiй бездельникъ
Ужь если ты во рву былъ найденъ въ понедельнику!"
Потомъ поднялся споръ: "Чемъ мальчика кормить,
Затемъ что негодяй, конечно, хочетъ жить!"
Решивъ и этотъ пунктъ по обсужденьи зреломъ,
Витiи, гордые ораторствомъ и деломъ,
А Ричардъ Мондей былъ внесенъ въ рабочiй дому.
Тамъ били мальчика, тиранили, томили,
И секли каждый день, и впроголодь кормили.
Онъ ко всему привыкъ; безъ ропота и слезъ
Онъ участь горькую, какъ рабъ покерный, несъ,
Всегда увертливый, предъ всеми молчаливый,
Къ побоямъ сносливый, къ обидамъ терпеливый,
Съ податливой душой, готовый завсегда
На все безчестное безъ страха и стыда.
Казалось - такъ умелъ онъ ловко притворяться!
Въ немъ вечно-сонный духъ не могъ и пробуждаться.
Бранить и бить его последнiй нищiй могъ,
Онъ нищему служилъ скамейкою для ногъ.
На побегушкахъ векъ, онъ былъ у всехъ въ науке,
На все Ричардовы употреблялись руки.
И теломъ и душой ворамъ принадлежа,
Онъ по приказу кралъ, безъ выгодъ дележа.
Онъ лгалъ за каждаго, за каждаго божился;
Во всякой драке онъ къ сильнейшимъ приставалъ,
При каждомъ следствiи ихъ первый выдавалъ.
А между темъ, во всемъ снискавъ дурную славу,
Онъ къ каждому умелъ подлаживаться нраву;
У всехъ въ презренiи за низость чувствъ; межь темъ,
Для всехъ услужливый, онъ полюбился всемъ.
Однажды слышитъ онъ: " Пора, сказали, въ море
Отправить Ричарда!" - и Ричардъ скрылся вскоре -
Куда? никто не зналъ, и мiръ решилъ, что онъ
Повесился съ тоски, известьемъ устрашенъ.
Лишась услугъ его, сначала потужили
О бедномъ мальчике, потомъ - о немъ забыли.
А онъ межь темъ постигъ секретъ, какъ въ свете жить;
Онъ былъ не глупъ; къ тому жь имелъ талантъ хитрить,
Умелъ онъ каждаго пленять приветнымъ взоромъ,
И словомъ ласковымъ, и льстивымъ разговоромъ,
Одну лишь мысль тая у сердца, мысль - себе
Устроить будущность наперекоръ судьбе.
Стальныя крупинки изъ каждой сорной кучи,
Такъ, верный выгодамъ своимъ, и нашъ герой
Умелъ во всемъ найдти источникъ золотой,
И, эту цель одну имевъ всегда въ предмете,
Ни друга, ни врага не нажилъ въ целомъ свете.
Такъ долго онъ для насъ потерянъ былъ; но вдругъ
Нежданно къ намъ въ село объ немъ доходитъ слухъ.
Въ газетахъ разъ прочли мы новость въ черной рамке:
" Сэръ-Ричардъ Мондей жизнь въ Мондейскомъ кончилъ замке."
Богатства страшныя оставилъ онъ жене,
И дочерямъ своимъ, и внукамъ, всей родне.
Онъ завещалъ притомъ большiе капиталы
Библейскимъ обществамъ и сделалъ вкладъ не малый
На пользу низшихъ школъ, увечныхъ м немыхъ,
Велевъ имъ библiи раздать изъ суммъ своихъ.
А нашему селу, где выросъ онъ убогiй,
Оставилъ, подчинивъ ответственности строгой,
Въ два "унта капиталъ, чтобъ на его доходъ
Хлебъ нищимъ покупать четыре раза въ годъ,--
Что помнилъ онъ нашъ хлебъ и детскихъ летъ невзгоду!"
За этимъ въ томъ году по сыну Богъ послалъ
Вамъ, наши богачи, Финчъ, Френчъ и Миддльгаллъ.
А рядомъ съ вами здесь и Барнаби показанъ -
Несчастный Барнаби, онъ вновь женой наказанъ!
Смирнейшiй изъ людей, онъ служитъ круглый годъ
Для нашихъ Фермеровъ предметомъ ихъ остротъ.
Вонъ подле хижины сидитъ беднякъ печально,
А вкругъ насмешники трунятъ надъ нимъ нахально,
То хвалятъ скотъ его, то сбрую лошадей,
То знать хотятъ, что далъ онъ за своихъ коней.
" Скажи, где ты купилъ овецъ такой породы?
Чай, то-то страшные даютъ тебе доходы?
Где прячешь деньги ты? Открой же намъ секретъ,
У насъ есть дочери; но, бедныя, боятся,
Что сыновьямъ твоимъ въ невесты не годятся.
Есть сыновья у насъ, да врядъ ли кто изъ нихъ
Годится въ женихи для дочерей твоихъ!"
Сидитъ, потупя взоръ, и все вздыхаетъ бедный;
Но этимъ лишь сильней забавитъ остряковъ -
Несчастный Барнаби, беднякъ изъ бедняковъ!
Между последними въ графе новорожденныхъ
По смерти ихъ отца чужими въ этотъ листъ,
Затемъ что не хотелъ нашъ сельскiй aTenctb
Вплоть до последняго ужаснаго мгновенья
Надъ ними совершить святой обрядъ крещенья.
Где бродитъ, говорятъ, мертвецъ во мгле ночной.
Онъ въ сельскихъ кабакахъ всехъ уверялъ, бывало,
Что въ жизнь грядущую не веритъ онъ ни мало;
Что если грешника засыпали землей,
Что самъ пасторъ, уча, что въ рай и адъ онъ верить,
Иль лжетъ изъ выгоды, иль просто лицемеритъ;
Что жизнь за гробомъ - бредъ; что каждый, наконецъ,
Кто признаетъ ее, ханжа или глупецъ.
Онъ собственномъ умомъ развилъ ихъ и добавилъ.
Онъ въ ужасъ набожныхъ старушекъ приводилъ
Своимъ неверiемъ, которому училъ,
И иногда изъ надъ, когда ему внимали,
" чертахъ лица его со страхомъ узнавали
Черты ужасный нечистаго врага,
Копыта на ногахъ, на голове рога.
За то отъявленный неверья проповедникъ
Для нашихъ пьяницъ былъ и вождь, и собеседникъ,
Случалось имъ хворать, сгорали отъ стыда.
Его боялись все. Предъ грознымъ якобинцемъ
Дрожалъ смотритель самъ надъ герцогскимъ зверинцемъ,
Где истреблялъ онъ дичь. Онъ въ шайку игроковъ
Онъ нужды изверговъ, согласно духу века,
Преважно величалъ "правами человека";
О детяхъ не имелъ заботы никакой
И самый бракъ считалъ обузою пустой.--
Не знаю: онъ всегда казался мне здоровымъ.
Разъ на недоброе пошелъ онъ ремесло;
Ночь бурная была, и въ роще мостъ снесло
Ручьемъ разлившимся; онъ, видно, оступился,
И если правда то, чему училъ народъ,
Теперь онъ вечнымъ сномъ заснулъ въ пучине водъ.
Вотъ несколько именъ! Средь жизненнаго моря,
Встречая тихiй ветръ, иль съ непогодой споря,
Какъ буря грозная, въ нихъ забушуетъ страсть.
Тутъ будетъ нуженъ имъ попутчикъ сердцу милый,
Помощникъ въ бедствiяхъ, другъ, въ жизни ихъ унылой,
Какой же помощи, какихъ утехъ и бедъ
Объ этомъ свой отчетъ мы вследъ за симъ представимъ,
И въ пристань между темъ на отдыхъ чолнъ направимъ.
|
Дмитрiй Минъ.
1) Lonicera--
(2) Белладона - Ночная красавица.
(3) Дарвинъ, англiйскiй врачъ и физiологъ, авторъ дидактической поэмы въ двухъ книгахъ: Botanic Garden.
(4) понедельникъ.
"Русскiй Вестникъ", т. 6, 1856, т. 8, 1857, т. 30, 1860