О хранении тайны

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: О хранении тайны (старая орфография)

О хранении тайны.
(Из Сочин. Красицкого.)

Сказывают, что одно из самых лучших качеств министра есть, когда он умеет хранить вверенную тайну. Я думаю, что не одни только министры должны быть молчаливы. Хотя им по большей части вверяются важнейшия тайны; однакожь во всяком состоянии тот, которому объявлено что нибудь под условием, не иначе может сообщить что другому, как получив дозволение.. Здесь по обычаю надлежало бы сделать упрек женскому полу; а об этом говорено так часто и так несправедливо, что мне приходит на мысль: не умышленно ли мущины складывали вину свою на женщин, и не более ли они думали о своей пользе, нежели об исправлении женского пола? Так! женщины умеют хранить вверенные тайны; если бы разсмотреть поступки обоих полов, то может быть надлежало бы отдать преимущество в хранении тайны - прекрасному.

Курций, дееписатель Александра великого, уверяет, что нескромной рассказчик был всеми презираем у Персов; они говорили, что на последней степени разврата стоит не только тот, кто не делает добра, но и тот, кто от зла не удерживается.

Скромность есть самая нетрудная добродетель. Кто, не будучи побуждаем ни страхом, ни надеждою, не может исполнить ее; тот должен быть или весьма развратен, или весьма глуп. Говорят, что тяжело хранить тайну. Кто чувствует тягость сию, тот показывает, что силы его очень слабы, или лучше что никаких не имеет.

Между множеством разных побудительных причин нескромности, по моему мнению, чванство занимает не последнее место. Мы рассказываем другим вверенные тайны, для того чтоб похвалишься, как уважают нас те, которые открывают пред нами свое сердце. Но как же обманываемся в своем мнении! ибо тот, кому объявляем, видит, что мы недостойны оказанного нам отличия; если он по скромности не разгласит о том, что услышал от нас, то по крайней мере заключит, что мы и перед другими бываем так же нескромны. Следственно разказчик тайн вдруг делает несколько ошибок: обижает своего приятеля; лишается доверенности у того, кому объявляет; вместо ожидаемой выгоды, терпит поношение.

Есть люди, которые чувствуют, что несправедливо поступают; но чувствуют также, что тайна тяготит их, и потому стараются извинить себя пред собою, уменьшить вину свою, оправдаться. Одни думают, что открывая тайгу оказывают услугу, что сим способом приобретают доброго приятеля себе и верителю; что сам веритель, будучи на их месте, сделал бы тоже. Согласимся на час; но кто уверил их, что следствие удастся по желанию, почему сперва не посоветоваться с тем, от кого поручена тайна, для чего прежде было не спросить, можно ли рассказать ее другому, зная, как трудно сохранить тайну, для чего было принимать на себя несносную тягость? Самолюбие не терпит признания в собственной слабости; но гораздо полезнее для нас признаваться в неспособности своей, нежели отважно приниматься за такое дело, которого не можем исполнить. Человек признательный достоин уважения даже при слабости своей; ибо честная искренность есть сама по себе добродетель.

Не должно без крайней надобности объявлять другому свои тайны; но в таком случае, неосторожность вредна тому только, кто открывает. Каждой волен, хотя это и неблагоразумно, вредить себе самому; ибо каждой властен распоряжать своим как хочет: но присвоивать себе чужия права есть хищение тем меньше извинительное, чем важнее тайна.

Пословица говорит: у друзей все есть общее; следственно собственность одного равно принадлежит и другому. Такия общия пословицы обыкновенно требуют особенных условии, смотря по обстоятельствам людей, времени, места. Благоразумная вольность может иметь место в дружбе; но тот грубо ошибается, кто сею вольностию стал бы извинять свою нескромность. Ни дружба, ни близкое родство, ниже супружеской союз не освобождают от повинности хранить вверенную тайну; в противном случае ни один женатой человек, ни один имеющий друзей и родных не был бы способен служить своему отечеству. Славны еще и ныне видимые истуканы Папирии с её сыном. Мать неотступно требовала, чтобы сын объявил ей тайну слышанную в сенате; он захотел лучше выдумать ложь, нежели обнаружить то, чего знать матери не надлежало. Римляне воздвигли памятник в честь юного гражданина, желая засвидетельствовать перед потомством о воздержности его, и передать будущим векам правило, что ни для каких причин не должно нарушать важных обязанностей.

У Спартан, когда юных только вышедших из младенчества граждан в первый раз допускали к общему столу, старший из присутствующих подводил их к дверям и указывая на стол произносил: что там говорится, сюда не выходит. Таким образом в делах обыкновенных заблаговременно приучали молодых людей быть впредь осторожными в делах важных; и навыка сего таковы были следствия, что в молчании и воздержности ни один народ не превзошел Спартанцов. Благоденствие и слава их ясно показывают, что скромность весьма полезна. Еслиб оные достопамятные слова написаны были в наше время на дверях судилищ и даже домов частных; много там предотвратилось бы вреда и безпокойства, слава и доброе имя граждан сохранились бы в безопасности, счастие государств возрастало бы отчасу более.

сильная; однакожь гораздо безопаснее, ничего не угадывая наперед, крепко держаться правила честного, любезного сердцам добрым: не делай зла для добрых следствий.

Из всего что сказано следует заключить, что долг хранить тайну есть долг священный, ненарушимый. Вместе с чужою тайной человек принимает на себя тягость неприятную и опасную; человек сей должен быть уверен в силах своих, должен, так сказать, быть героем дружества и человеколюбия; он возлагает на себя узы опасной принужденности; подвергается непременной обязанности молчать и поступать так осторожно, чтобы тайна не открылась даже во взорах его; возбуждает подозрение в самом твердом друге своем, ибо не льзя статься, чтобы сей, поверив тайну, не боялся или измены или неосторожности.

тем более, что с нею бывают соединены слава наша, доброе имя и все драгоценнейшее в жизни. Ежели при всяком начинании надобно прилежно обдумывать, что, как и когда делать; то в сем случае еще осторожнее поступать надлежит, чтобы не посрамить себя, и не оскорбить того, кто удостоил нас своей доверенности.