| Автор: | Крашевский Ю. И., год: 1865 |
| Категория: | Роман |
III
Когда Валек возвратился в Божью Вольку, то застал всех спящими после вчерашней оргии, исключая хозяина, железная организация которого могла выдерживать всякие излишества.
- Вот ранняя птичка! - воскликнул Богунь, увидя Лузинского, выходившего из сада. - Конечно, ты искал вдохновения, которое падает вместе с утренней росой, но ты выглядишь так, как будто бы вместо него встретил волка.
- Как же я выгляжу? Не понимаю, - сказал Лузинский.
- Словно испуган, устал...
- Да, устал и больше ничего.
Богунь осмотрел его с ног до головы.
- Есть кто-нибудь у тебя? - спросил Валек.
- У меня всегда кто-нибудь есть или я кого-нибудь жду, - сказал, засмеявшись, Богунь. - Полагаю, должен приехать вчерашний галицийский барон, который скучает в Турове. Я шепнул, чтоб приехал ко мне отдохнуть, а то в Турове можно, пожалуй, умереть со скуки с доном Люисом, господином дю Валем, графиней и хорошенькой Манеттой, и даже с двумя старыми кузинами.
При этом прилагательном Валек посмотрел на Богуня.
- Как старыми? - сказал он.
- Ну, и не молодые, а зрелые, очень зрелые; старшая даже начинает перезревать. Бедные девушки! Давно уже повыходили бы замуж, потому что богаты, хорошей фамилии, отлично образованы; но за ними зорко смотрят.
Валек взглянул насмешливо на Богуня. Вопреки предостережениям Мамерта, он позабыл снять с пальца весьма приметное кольцо. Богунь взглянул на него, поморщился, остолбенел даже на минуту, потом разразился смехом.
- Боже мой! Боже мой! - воскликнул он, заламывая руки. - Ах, триста чертей твоей ма...
Валек не понял, в чем дело, но, будучи щепетильным, обиделся.
- Что это значит? - спросил он.
- А то значит, что если кто от старой панны получает старый перстень, известный всем на сто миль в округе, необходимо повесить его на шелковом шнурке на шее, а не изобличать себя и не хвастать.
Валек побледнел, быстро снял кольцо и спрятал, но не мог скрыть факта.
- Заклинаю тебя милосердым Богом, чтоб это осталось между нами! - воскликнул он.
- Будь покоен, об этом никто не узнает, но ты должен мне в награду объяснить - каким чертом ты ухитрился? Не верю глазам своим.
- Тсс! Не пускайся в романы, потому что я тебе не верю. Два существа, два влюбленные существа, ха-ха-ха! Словно я не знаю Изы с малолетства и будто не ходил с тобою в школу! Конечно, графиня в атласном платье могла произвести на тебя впечатление, а твоя молодость и смелость повлиять на нее, но чтоб вы оба влюбились - мое почтение!
И пан Богуслав рассмеялся.
- Предоставь это мне, - сказал Валек.
- Очевидно, это не мое дело, - заметил Богунь. - Делай, что хочешь, но так как ты невольно открылся мне, то я считаю обязанностью предостеречь, что если тебя поймает дю Валь или выследит Мамертик, то дело плохо: оба грубияны.
- Перестанем говорить об этом!
- Пожалуй, перестанем.
- Приедет ли барон? - спросил с беспокойством Валек.
- Кажется.
- Один?
- Не могу ручаться. Но зачем тебе барон?
- Мне надобно с ним объясниться, - отвечал Лузинский.
- Будь покоен, я не стану тебя расспрашивать, - сказал Богунь, трепля по плечу приятеля. - Поверь, что от души предлагаю тебе помощь. Не знаю, удачный ли вы сделали, ты и она, выбор, но все же это для нее лучше, нежели завянуть на ветке. Всегда меня возмущала эта неволя, и надобно ее раз навсегда окончить. Однако пойдем пить кофе.
В доме мало-помалу начали просыпаться служащие, прибывшие ночью гости, просыпалась конюшня, и все хозяйничали у Богуня, как в собственном доме. Иные велели подавать кофе по комнатам, другие выходили завтракать во двор, кому-то седлали уже коня, а недалеко слышались выстрелы - должно быть, выпускали вчерашние заряды.
Богунь смотрел на эту ярмарку совершенно равнодушно.
- Куда как скверно иметь плохую память! - сказал он. - Право, не могу припомнить - звал ли я сегодня Люиса и барона обедать и обещались ли они приехать или нет?
И он подозвал усатого человека, который специально заведовал лошадьми в Божьей Вольке.
- Ротмистр, вы оставались вчера до конца?
- До конца.
- Обещал ли дон Люис обедать сегодня у меня со своим гостем?
- Эх, какая память! Можно ли не заметить подобной вещи?
- А вы?
- Я? - воскликнул Богунь. - Я не могу всего упомнить... Да и для чего здесь все вы? Это Божье наказание.
Богунь отвернулся и вышел.
Валек тоже был рад забраться в свою комнату, отдохнуть немного, одуматься и сочинить какой-нибудь план на будущее. Ему хотелось бы уже уехать в город, но Мамерт велел ему повидаться с бароном, и потому надо было ожидать.
Конечно, в Божьей Вольке было хорошо, но шумное, склонное к ссорам и мало уважавшее Лузинского общество - ему не нравилось. Найдя в своей комнате какую-то книгу, Валек уселся и принялся за чтение или, лучше сказать, смотрел только на страницы, потому что в голове его роились фантазии относительно будущего.
Занятый гостями, лошадьми, завтраком и, кажется, каким-то кредитором, Богунь еще не показывался. Валек собирался уже спуститься в гостиную, как слуга постучался к нему в дверь и сказал, что его ожидают. Лузинский к удивлению нашел на дворе хозяина и барона Гельмгольда, гулявших рука об руку.
Лузинский как знакомый поклонился барону, но на этот раз они взглянули друг другу в глаза с особенным любопытством.
Валек был в смущении. Барон, хотя и умел владеть собою, однако скривился немного при мысли, что судьба посылала ему неподходящего товарища, без титула, без светского образования и простого мещанинишку; но надобно было проглотить пилюлю.
- Вам, господа, - сказал Богунь как-то насмешливо, - вероятно, нужно побеседовать о литературе, не правда ли? Идите же в сад и побеседуйте.
Барон что-то пробормотал, Валек опустил глаза, хозяин вышел, и оба гостя остались наедине. Сперва они молчали, потому что действительно начало разговора представлялось затруднительным.
- Пан Мамерт Клаудзинский желает, чтобы мы с вами условились, - сказал барон.
- А, очень рад, - отвечал Валек.
- Вы знаете мою тайну, точно так же, как и я вашу. Интересы наши одинаковы, и потому нам должно помогать друг другу.
И барон вежливо подал руку. Валек, непривыкший к подобному обращению, бормотал что-то сквозь зубы.
- Я буду свататься за панну Эмму, а вы, кажется, уже сошлись с графиней Изою, - продолжал барон. - Надеюсь, что я при помощи пана Мамерта приведу свое дело в хорошее положение. Итак, нам надобно идти вместе. Какой ваш план?
- Мой план! - прошептал Валек с испугом. - Но... я... я еще не имею никакого, не имел времени обдумать...
- Нет ни малейшего сомнения, - прервал барон весело и шутливым тоном, - что нам придется красть наших невест. Что ни мне, ни вам не отдаст их добровольно французская клика - это верно. Поэтому надобно заранее обеспечить себя. Как мы это обделаем, кто будет венчать, где? Как местный житель, вы могли бы все это приготовить.
- Но разве уже вы так близки с панной Эммой? - спросил Валек.
я полюблю ее, и она меня также. Я считаю это дело конченным; на этих днях, надеюсь, будут исполнены предварительные формальности. Но вы как думаете?
- Я не имею ни опытности, ни изобретательности и никакого еще плана! - воскликнул Валек. - Если вы, барон, можете посоветовать что-нибудь, послушаю с удовольствием.
- Я, конечно, не могу, назвать себя совершенным новичком, - сказал барон с улыбкой. - Я уже однажды помогал красть панну одному бедному шляхтичу, но не для женитьбы. Я убедился только, что необходимо иметь отличных лошадей, а дальше решительно ничего не знаю. Но экипаж и люди, кажется мне, не столь важны; главнее всего - готовый ксендз.
- А по-моему, - прервал Валек, - закон гласит, что если молодой человек и девица заявят ксендзу, что желают вступить в брак, то никакой ксендз не вправе отказать им.
Барон рассмеялся.
- О, милейший пан Лузинский! Так вы еще на этой степени наивности в практической жизни! Хи-хи-хи! Может быть, когда-нибудь так и было, но теперь все зависит от формальностей, из которых ни одной миновать невозможно. Ксендзу надобно хорошенько заплатить для того, чтоб он решился разойтись с законом. Есть у вас подобный ксендз на примете? Валек пожал плечами.
- Ну, так надобно ехать, хлопотать, и таким образом, чтоб даже не догадались о наших намерениях. Малейшая неосторожность может выдать нас, а малейшее подозрение уничтожит всякую возможность привести в исполнение наше предприятие.
- Я сегодня же поеду в город, - сказал Лузинский. - А вы?
- Я всеми силами, насколько позволят приличия, буду стараться удержать позицию, но, предвижу, что будут стараться выжить меня как можно вежливее из Турова. Как только меня выживут, немедленно приеду в город, ибо вижу, узнав вас короче, - прибавил он, - что вы поэт, а следовательно, самое непрактичное в мире существо, так что надобно будет хлопотать и за себя, и за вас. Где мы увидимся в городе?
- Лучше всего там, где виделись в первый раз, - в гостинице "Розы", - предположил Валек.
- Хорошо. Нам сегодня следовало быть вместе у Мордка Шпетного, и Клаудзинскому с нами, но, кажется, что условие с ним приходится отложить подальше. Мы поговорим об этом.
Барон подал руку Лузинскому.
- Итак, между нами союз, общий интерес, взаимная помощь... Надеюсь, что все пойдет хорошо.
Не успел он докончить фразы, как две длинные руки опустились на плечи молодых людей, и громкий, веселый голос Богуня раздался у них над головой.
- Нет сомнений, что все пойдет отлично, друзья мои, - проговорил он, - но разве только при моей деятельной помощи. Не скрывайтесь, я удобен для тайны, и необычайно искусен на разные проделки. Положение мое под неприятельским лагерем делает союз со мною неоценимым. Я независим и никого не боюсь. Лошади у меня отличные, оружие на всякий случай превосходное, одним словом, вы должны меня уважить, ибо стратегический узел позиции в моих руках.
- Тсс! - сказал барон. - Здесь не место заключать договор. Разойдемся, потому что, кажется, кто-то идет сюда.
Действительно, кто-то шел, весьма неудобный в данную минуту. По изысканному утреннему туалету и стеклышку в глазу Богунь узнал пана Рожера Скальского, который явился с визитом, ибо кто же не приезжал в Божью Вольку?!
Барон скорее почувствовал, нежели догадался, что приезд этот был не без цели, и начал громко сравнивать пейзаж с галицийскими местностями.
- Леса у нас встречаются очень красивые, - сказал он, - в особенности изобильна ими восточная Галиция, а наших Карпатов нет у вас, господа. Вот в Карпатах так настоящая охота!
Скальский подходил. Богунь протянул ему руку. Валек скользнул стороной.
Скальский поздоровался.
- А, и барон здесь! - воскликнул он. - Ты спрашиваешь, как я попал сюда? Осматривал имение Папротин, которое мой отец покупает или уже почти купил. Ехал мимо и подумал: заверну посмотреть, что поделывает Богунь.
- Жиреет, - отвечал, засмеявшись, хозяин, - дурной признак. Жиреть и плешиветь - это две самые грустные крайности для молодого человека, который не захлопнул еще за собою двери супружества. А тут, видишь ли, брюхо растет, а волосы нехотя, лысина же увеличивается. Итак, твой папа купил Папротин?
- Почти кончено.
- Гм! Палаццо очень хорош, но почва плоховата.
- Что почва! - прервал пан Рожер. - Одно предубеждение! Посмотрите, какие бывают урожаи в Германии на самой неблагодарной почве! Ведь для чего же существуют и перувианское гуано, и улучшенное хозяйство?
Богунь пожал плечами.
- Я, впрочем, в этом и небольшой знаток, - сказал он, - мне главное, не голоден ли ты и не хочешь ли чего-нибудь?
- Что-нибудь, пожалуй, - молвил пан Рожер и обратился к барону. - Наша сторона должна вам понравиться, - сказал он, - соседство приятное, многолюдное, отличное общество? (Барон утвердительно кивнул головою.) Я не удивляюсь, что вы завернули сюда из Галиции, потому что трудно где бы то ни было найти такой же милый, интересный уголок, как наш.
Барон молчал. Его сердило это шпионство, он угадывал в Скальском врага, но приходилось выказывать совершенное равнодушие, тем более что пан Рожер выболтал ему свои намерения, а сам он решил не высказываться.
Не ускользнуло от Скальского и то, что Лузинский разговаривал с хозяином и бароном дружески, а при виде его скрылся.
Отношения между Лузинским и паном Рожером были более нежели холодны и даже тайно неприязненны. Валек терпеть не мог "аптекарчука", Скальский с презрением смотрел на подкидыша, как он называл его.
- Этот Богунь, - шепнул он, - ухитрится всегда подобрать самое разнообразное общество! Мне кажется, я даже видел здесь Лузинского?
- Он мой школьный товарищ, - сказал хозяин, нахмурившись. - Я с ним могу ладить и, ей-богу, Рожер, он и для тебя годится.
- Ну, не сердись! - воскликнул Скальский с притворным смехом. - Но ты согласишься, что не обязан же я любить всех твоих школьных товарищей?
- Чем же провинился перед тобою Лузинский? - просил Богунь.
- Я его почти не знаю, - отозвался презрительно Скальский, - то есть игнорирую. Но это человек не нашего круга.
Богунь бывал иногда очень едок.
- Скажи же мне, пожалуйста, Скальский, что ты называешь нашим кругом? Я, Туровский, из Божьей Вольки, ты, Скальский...
- Ну, на этот раз из аптеки, - сказал смело хозяин. - А он, Лузинский, из...
- Черт знает, откуда, - прервал пан Рожер, - потому что какой-то подкидыш...
- Это, может быть, доказывает, что он рожден графиней, княгиней или в этом роде...
- А может быть и нищей.
- Ты, брат, чертовски полез в аристократию с тех пор как продал аптеку, - сказал Богунь, расхохотавшись.
- Что ты мне колешь глаза аптекой? - возразил недовольный Скальский. - Как будто в том, что отец управлял аптекой, есть что-нибудь предосудительное для шляхетства!
- Конечно, нет ничего предосудительного, - сказал Богунь, - но только я не вижу ничего плохого и для Лузинского в том, что его отец не был даже аптекарем.
Скальский тормошил перчатки с досады.
- Право, Богуслав, - ты становишься несносен.
А так как он не любил кислых физиономий у гостей, то начал обнимать Скальского, шутить и наконец задобрил его.
Он оставил его потом на жертву барону и под предлогом какого-то нужного дела вышел из комнаты.
Шагах в десяти за кустами сирени ожидал его Лузинский, кусая себе пальцы.
- Бога ради, Богунь, дай мне пару лошадей в город.
- А что мне здесь делать?
- С бароном...
- Мы уже переговорили, - отвечал Валек, - мне надобно возвращаться. Пожалуйста, дай пару лошадей.
- Дам четверню и прикажу заложить коляску, - сказал Богунь, засмеявшись, - надобно, чтоб ты заранее привыкал ездить в парадном экипаже.
- А обед?
- Благодарю! Позволь мне уехать.
- Понимаю, сердце твое требует уединения, и не буду препятствовать, притом же знаю, что вы с Скальским недолюбливаете друг друга. Поезжай, когда хочешь.
И он подозвал проходившего парня.
Лузинский едва успел собраться и выйти к конюшне, как уже нейтычанка была готова. Он тут же сел в нее, а парень оглянулся и пустился за ворота.
Около полудня Валек подъезжал уже к городской плотине. Выйдя из экипажа и дав кучеру на пиво, он пошел пешком, чтобы не обратить на себя внимания, и направился к гостинице "Розы".