| Автор: | Купер Д. Ф., год: 1823 |
| Категории: | Роман, Приключения |
ГЛАВА XIII
Появление новых гостей вызвало некоторое волнение. Адвокат незаметно исчез из комнаты. Большинство мужчин подошли к Мармадюку и обменялись с ним рукопожатиями, выразив надежду, что "здоровье судьи в надлежащем состоянии". Майор Гартман снял шляпу и парик, заменив последний теплым гарусным ночным колпаком, и спокойно уселся на скамье со спинкой, которая оказалась теперь свободной. Хозяин подал ему трубку. Закурив ее, майор выпустил клуб дыма, повернул голову к буфету и сказал:
- Бетти Холлистер, дайте грог!
Судья поздоровался с большинством присутствующих и уселся рядом с майором. Ричард Джонс выбрал себе самое удобное кресло в комнате. Последним уселся мосье Лекуа, не решавшийся занять место, пока не убедился, что не причинит этим никому беспокойства. Могикан поместился на конце одной из скамей, довольно близко к прилавку. Когда все успокоилось, судья шутливо заметил:
- Я вижу, Бетти, что вы сохраняете свою популярность при всякой погоде и наперекор всякому соперничеству. Как вам понравилась проповедь?
- Проповедь? - воскликнула хозяйка. - Что ж? Я не могу назвать ее плохою, но уж очень она беспокойная. Не так-то легко в пятьдесят девять лет суетиться в церкви. Впрочем, мистер Грант, кажется, добрый человек, а его дочка смирная и славная девушка. Джон, вот кружка сидра с виски! Индеец не откажется от сидра, хоть бы и не чувствовал жажды.
- Я должен сказать, - заметил Гирам внушительным тоном, - что проповедь была красноречивая. Правда, кое-что можно было бы выкинуть, а кое-что вставить, но ведь проповедь, я полагаю, была писаная, и не так легко было изменить ее.
- Вот в том-то и дело, судья, - подхватила хозяйка. - Как же может человек говорить свободно, когда все, что он скажет, уже написано, и он привязан к бумаге, как часовой к своему посту?
- Будет, будет! - засмеялся судья, махнув рукой. - Ну что, Джотэн, я слышал, будто вы продали свои расчистки новому поселенцу, а сами переселились в деревню и открыли школу. На наличные или в обмен?
Человек, к которому он обратился, сидел непосредственно позади него. Это была тощая, невзрачная личность с недовольной физиономией и выражением какой-то беспомощности во всей своей внешности. Услыхав обращенный к нему вопрос, он встрепенулся, помялся и, наконец, ответил:
- Да, частью на наличные, частью в обмен. Мой покупатель дал мне десять долларов за акр {Акр - 889 квадр. саженей. (Примеч. ред.).} расчистки и доллар сверх моей цены за акр леса. Оценить постройки мы предоставили соседям. Я пригласил Аза Монтэгю, а он - Абсалома Бемента; они же пригласили старого сквайра Нафтали Грина. Вот они сошлись и порешили на восьмидесяти долларах за постройки. Расчисток будет двенадцать акров по десяти долларов да лесу восемьдесят восемь по одному, так что всего мне достанется двести восемьдесят шесть долларов с половиной после уплаты оценщикам.
- Что же вы думаете предпринять зимою? Знаете, время - деньги.
- Видите ли, учитель уехал повидаться с матерью, которая, говорят, при смерти, а я взял на себя школу до его возвращения. Весной же, я надеюсь, какое-нибудь дело найдется. Если же нет, то я займусь своим ремеслом: я ведь сапожник.
Наступило непродолжительное молчание, нарушенное Гирамом, который спросил:
- Что нового в Нью-Йорке, судья? Кажется, эта сессия конгресса не решила ничего важного? А что слышно о французах? Все воюют?
- Воюют, - отвечал судья. - Характер нации, по-видимому, изменился. Законодательный корпус, - продолжал Мармадюк, - издал законы, в которых наша страна давно нуждается. Между прочим, закон, который запрещает ловить неводом рыбу в небольших озерах и некоторых реках в известное время года, и другой, который запрещает убивать оленей в период кормления детенышей. Этих законов давно уже требуют рассудительные люди; и я не теряю надежды, что будет издан закон также против хищнической порубки лесов.
Бумпо прислушивался к этим словам с напряженным вниманием и, когда судья закончил, засмеялся с очевидным презрением.
- Стряпайте ваши законы, судья! - крикнул он. - Но кто будет стеречь горы в долгие летние дни или озера по ночам? Дичь - только дичь, и кто ее нашел, тот ее и убивает. Таков был закон в этих горах все сорок лет, в течение которых я живу здесь, а я думаю, что старый закон стоит двух новых. Только совсем зеленый юнец убьет лань с детенышем, а мало-мальски опытный охотник знает, что ее мясо жестко и невкусно. Разве что его мокасины износились и ему нужна шкура для новых. Но выстрел в горах отдается в пятидесяти местах, и трудно вам будет узнать, где стоит тот, кто его сделал.
того дня, когда права владельца на дичь будут так же уважаться, как его права на землю.
- Ваши права и ваши фермы - все это новые выдумки, - отвечал Натти, - притом закон должен быть равным для всех, а не помогать одному во вред другому. Недели две тому назад я подстрелил оленя и хотел выстрелить в него еще раз, но пока заряжал ружье, он перескочил через изгородь, а я не мог перелезть через нее, и олень ушел. Спрашивается, кто мне заплатит за него? Не будь изгороди, я успел бы дать по нему еще выстрел и убил бы его, потому что никогда еще не бывало, чтобы я три раза стрелял по зверю. Нет, нет, судья, не охотники, а фермеры виновны в том, что дичь стала редка.
- Дичи теперь не бывать столько, сколько во время старой войны, мистер Бумпо, - сказал майор, внимательно слушавший среди клубов дыма, - но земля существует не для дичи, а для людей.
- Я думаю, майор, что вы друг справедливости и права, хотя частенько бываете в большом доме. Скажите же, разве не тяжело человеку, когда законы отнимают у него возможность честно добывать свой хлеб? Да если еще вспомнить, вдобавок, что, будь соблюдена справедливость, он мог бы охотиться и ловить рыбу в любой день недели на самой лучшей расчистке, если бы ему вздумалось.
- Я понимаю вас, Кожаный Тшулок, - отвечал майор, уставив на охотника свои черные глаза, - но ви не бивали такой благоразумный, чтобы видеть вперед.
- В голову не приходило, - угрюмо ответил охотник и погрузился в молчание.
- Судья начал рассказывать нам что-то о французах, - заметил Гирам после продолжительной паузы.
- Да, сэр, - сказал Мармадюк, - французская революция продолжается.
- Чудовищно! - пробормотал мосье Лекуа, судорожно заерзав на стуле.
- Провинция Вандея наводнена республиканскими войсками, и восстание подавлено. Вероятно, мосье Лекуа знаком с этой провинцией и может сообщить нам о ней что-нибудь.
- Нет, нет, нет, мой дорогой, - возразил француз скороговоркой, делая растерянный жест правой рукой и закрывая левой глаза.
- В последнее время было много сражений, и республиканцы почти всегда остаются победителями. Я, впрочем, не жалею, что они отняли Тулон у англичан, потому что за ними все права на эту крепость.
- О-о-о! - воскликнул мосье Лекуа, вскакивая и в волнении размахивая обеими руками.
Несколько мгновений француз бегал по комнате, издавая бессвязные восклицания. Затем он бросился вон из комнаты и побежал в свою лавочку, размахивая на бегу руками. Уход его не вызвал удивления, так как все уже привыкли к его странностям. Майор Гартман расхохотался и, подняв кружку, сказал:
- Француз с ума сошел, но ему нетшего пить, он пьян от радости.
- Французы - хорошие солдаты, - заметил капитан Холлистер, - они много помогли нам при Йорктоуне, и хотя я мало знаю о движениях войск, но думаю, что без их помощи Вашингтону не удался бы поход против Корнваллиса {Значительная победа американцев над англичанами 17 октября 1781 года.}.
- Ты правду сказал, сержант, - подтвердила его супруга, - и я желала бы, чтобы ты всегда говорил ее. Французы - храбрые ребята и бравые кавалеры. Помню, тащилась я со своей тележкой, когда вы были в авангарде, и повстречала полк французских джентльменов; они живо разобрали у меня весь запас. Вы спросите, заплатили ли? Еще бы нет, и все звонкими кронами; этих дурацких американских бумажонок у них и в помине не было. Но как бы то ни было, французы платили чистым серебром. Притом, когда с ними имеешь дело, то из пяти стаканов один остается в твою пользу, потому что они никогда не осушают стакана до дна, а всегда оставят сколько-нибудь. А ведь это выгодная торговля, судья, когда платят хорошо, а требуют мало.
- Конечно, мистрис Холлистер, - ответил Мармадюк. - Но куда девался Ричард? Он присел было на минутку и тотчас исчез, и так долго не возвращается, что я боюсь, не замерз ли он где-нибудь.
- Не бойся, кузен Дюк, - воскликнул Джонс, появляясь в дверях. - Работа согреет в самую морозную ночь. Бетти, ваш муж сказал мне, что у ваших свиней сделалась короста; вот я и зашел взглянуть на них и убедился, что он прав. Тогда я сбегал к вашему помощнику, доктор, заставил его отвесить мне фунт разных специй и подмешал в свиное пойло. Готов поставить оленя против белки, что они будут здоровы через неделю. А теперь, Бетти, я не прочь от кружки флипа {Подслащенная смесь пива и джина (водки). (Примеч. ред.).}.
вам покажется.
- Превосходно, Бетти, вы мастерица составлять флип, - ответил Ричард, отхлебнув из кружки и переводя дух. - А, Джон, и вы здесь! Пейте, дружище, пейте! Я, вы и доктор Тодд исполнили сегодня хорошую операцию над плечом того молодца. Дюк, я сочинил песню в ваше отсутствие - выдалась как-то свободная минутка. Слушайте, я вам спою куплет или два, хотя еще не подобрал мотива:
- Что скажешь, Дюк? Готов и еще куплет, почти весь, да я не нашел еще рифмы для последней строчки. Как тебе нравится моя песня, старый Джон? Ведь не хуже ваших военных песен?
- Хороша, - сказал могикан, который, осушив кружку, поданную ему хозяйкой, не упускал случая хлебнуть и из круговых кружек майора и Мармадюка.
- Браво, браво, Ритшард! - воскликнул майор, черные глаза которого становились уже влажными. - Брависсимо! Короший песня! Но Натти Бумпо знает лючше. Кожаный Тшулок, спевайте песню, старина! А? Спевайте лесную песню.
- Нет, нет, майор, - возразил охотник, грустно покачивая головой. - Не думал я, что мне придется на своем веку увидеть то, что теперь делается в этих горах, и не до пения мне. Если тот, кому по праву следует быть здесь господином и хозяином {Земли вокруг Темпльтона, до образования этого поселка, принадлежали майору Эффингаму и после их конфискации были, как мы уже знаем, скуплены Мармадюком. (Примеч. ред.).}, принужден утолять жажду снеговой водой, то не пристало тем, которые жили его добротой, веселиться, как будто на свете только солнечный свет да лето.
Сказав это, Кожаный Чулок снова опустил голову и закрыл руками свое загорелое, морщинистое лицо. Переход от крайнего холода к духоте бара и быстрая расправа с флипом привели к тому, что деятельный Ричард уже захмелел. Он протянул кружку с дымящимся флипом охотнику и воскликнул:
- Веселей, старина! Веселей встречайте Рождество! Солнечный свет и лето, - нет, вы слепы, Кожаный Чулок, надо было сказать: лунный свет и зима. Откройте глаза и наденьте очки...
- Послушайте-ка, старый Джон затянул песню. Какой ужасный вой - индейские песни! Они совсем не умеют петь по нотам!
голос повышался до резкой, пронзительной ноты, затем снова падал до низких, дрожащих звуков.
Гости, сидевшие на задних скамьях, разбились на группы, толковавшие о разных предметах, главным образом о лечении свиней от чесотки и о проповеди пастора Гранта. Доктор Тодд объяснял Мармадюку свойства раны, полученной молодым охотником.
Могикан продолжал петь, лицо его под черными косматыми волосами приняло мало-помалу свирепое выражение, голос раздавался все громче, так что присутствующие должны были прекратить разговор. Охотник поднял голову и ласково обратился к вождю на делаварском языке.
- К чему петь о прежних битвах, Чингачгук, и о павших в бою воинах, когда злейший враг подле тебя и отнимает у Молодого Орла его право? Я сражался в стольких же битвах, как любой воин твоего времени, но мне нечем хвастаться в такое время.
- Соколиный Глаз, - сказал индеец, вставая и пошатываясь. - Я Великий Змей делаваров. Я могу выслеживать минга, как уж выслеживает яйца козодоя, и поражать их смертельно, как гремучая змея. Белый человек хотел сделать томагавк Чингачгука светлым, как воды Отсего. Но он еще красен от крови магуасов.
- А для чего ты убивал воинов минга? Не для того ли, чтобы сохранять за детьми твоего отца эти земли и воды? А разве кровь воина не течет в жилах молодого вождя, который должен был бы говорить здесь громко, между тем как голос его едва слышен?
Обращение охотника, по-видимому, заставило индейца собраться с мыслями. Он повернул голову к слушателям и пристально посмотрел на судью. Покачав головой, он откинул с лица волосы, нависшие перед ставшими злобными глазами. Он уже не владел собой. Рука его тщетно пыталась схватить томагавк, ручка которого торчала у него за поясом, глаза его стали блуждающими. В эту минуту Ричард поставил перед ним кружку. Лицо могикана исказилось бессмысленной гримасой, он схватил кружку обеими руками, опустился на скамью и пил, пока не поперхнулся, а затем в полном изнеможении выпустил кружку из рук.
- Не проливай крови! - воскликнул охотник, следивший за движениями Чингачгука. - Но нет, он пьян и не может сделать зла. Потерпи, Чингачгук, пока будет восстановлено право!
Натти говорил на делаварском языке, которого никто не понимал. Едва он кончил, Ричард воскликнул:
- Ну, старый Джон готов! Уложите его где-нибудь в сарае, капитан, я плачу за него. Я сегодня богат, вдесятеро богаче Дюка со всеми его землями, и фермами, и закладными, и арендами, и доходами.
- Пей, Гирам, пей, мистер Дулитль, пейте, сэр, говорят вам!
- Хе, хе, хе! Сквайр сегодня что-то расходился, - сказал охмелевший Гирам.
- Ты так шумишь, Дик, - вмешался в разговор Мармадюк, - что я не могу расслышать, что говорит доктор Тодд. Вы, кажется, сказали, что ране угрожает опасное воспаление вследствие холодной погоды?
- Не согласно с природой, сэр, совершенно не согласно с природой, - сказал Эльнатан, пытаясь отхаркаться, - совершенно не согласно с природой, чтобы ране, из которой я вынул пулю, и которая так хорошо перевязана, могло угрожать опасное воспаление. Вы говорили, сэр, что возьмете молодого человека к себе в дом. Ввиду этого, я полагаю, мне будет удобнее представить один общий счет?
- Да, я думаю, что одного счета будет достаточно, - отвечал Мармадюк с двусмысленной улыбкой, выражавшей не то иронию по адресу своего собеседника, не то просто веселое настроение духа.
Мало-помалу майор Гартман развеселился, начал шутить и принял участие в разговоре. Стакан следовал за стаканом, кружка за кружкой, и веселье затянулось до глубокой ночи или, вернее, до утра, и только тогда германский ветеран выразил намерение вернуться домой. Большинство гостей давно уже разошлось, но Мармадюк слишком хорошо знал привычки своего друга, чтобы настаивать на раннем возвращении. Но как только майор захотел идти домой, судья немедленно воспользовался этим, и все трое отправились. Мистрис Холлистер проводила их до дверей, усердно рекомендуя быть осторожными на ступеньках крыльца. - Возьмите руку мистера Джонса, майор, - говорила она, - он молод и поддержит вас. Очень рада видеть вас у "Храброго драгуна", и, конечно, нет греха в том, чтобы встретить Рождество весело и с легким сердцем. Ведь неизвестно, придется ли нам встречать его еще раз. Покойной ночи, судья, и желаю вам всем, джентльмены, весело провести праздник!
Собутыльники распрощались, выговаривая слова не совсем отчетливо, и направились посередине улицы, ровной, гладкой и хорошо утоптанной. Они добрались до ворот усадьбы без особенных приключений, но, очутившись во владениях судьи, натолкнулись на кое-какие препятствия. Когда Мармадюк добрался до подъезда, его спутников при нем не оказалось, так что он принужден был вернуться за ними и нашел их в глубоком сугробе, из которого торчали только их головы, причем Ричард во все горло распевал: