В Венеции.
Глава XVII

ГЛАВА XVII

Несмотря на решимость во что бы то ни стало догнать гондолу, увозившую Виолетту, дон Камилло не знал, какое ему выбрать направление. Он не сомневался, что был обманут своим доверенным, которому был вынужден поручить необходимые приготовления к предстоящему побегу. Он сразу понял, что теперь Сенат - полный властитель его молодой супруги, и слишком хорошо знал власть сенаторов и их безграничное презрение ко всем человеческим правам, чтобы сомневаться, что они захотят воспользоваться своим преимуществом. Неаполитанский герцог был теперь уверен, что его брак будет расторгнут, но он опасался, что пострадают его свидетели. Дон Камилло понимал, что своим поступком он дал возможность судьям, если не совсем отказать ему в его правах, признания которых он добивался перед Сенатом, то отложить его дело на неопределенный срок. Все же он верил в возможность вернуться безопасно в свой дворец, так как высокое уважение, которым герцог пользовался у себя на родине, и большое его влияние при римском дворе охраняли его от открытого насилия. В этот момент он так дорожил свободой и так боялся попасть в руки сенатских агентов, что возможность ареста казалась ему одним из самых ужасных несчастий. Дон Камилло приказал Джино ехать по Большому каналу, ведущему к мосту.

Пока гондола дошла до входа в гавань, дон Камилло успел вернуть себе присутствие духа и наскоро составить план дальнейших действий. Дав знак гондольерам остановиться, он вышел из каюты. Несмотря на позднее время, на каналах было движение.

- Джино, - сказал дон. Камилло, принимая спокойный вид, - позови кого-нибудь из знакомых тебе гондольеров. Я хочу его расспросить.

Это приказание было исполнено.

- Скажи, любезный, не проезжала здесь, мимо тебя, большая и хорошо снаряженная гондола? - спросил дон Камилло у гондольера, которого позвал Джино.

- Никакой не видал, синьор, кроме вот этой самой вашей, самой быстроходной.

- А почему ты знаешь достоинства этой лодки?

- Потому, синьор, что я только вот сейчас любовался ее быстротой. Она летела вперед, как-будто желая выиграть первую награду.

- А в какую сторону мы. ехали? - спросил с нетерпением дон Камилло.

Гондольер показал пальцем в сторону гавани.

- Вот возьми это в награду! - сказал неаполитанец, передавая ему монету! - Прощай!

Гондола дона Камилло направилась вперед. Она пробиралась через лабиринт судов, когда Джино указал своему хозяину на большую лодку, плывшую им навстречу, со стороны Лидо. Поровнявшись с ней, дон Камилло догадался, что это была обманувшая его гондола.

- Приготовьте рапиры, друзья мои, и за мной! - воскликнул неаполитанец, приготовляясь прыгнуть в середину неприятелей.

- Вы нападаете на должностных лиц святого Марка! - закричал кто-то из каюты встречной гондолы. - И силы у нас неодинаковы, синьор: потому что стоит нам дать знак, как двадцать галер подоспеют к нам яа помощь.

Нагнувшись немного, дон Камилло увидел, что в каюте был лишь один человек. Убежденный в бесполезности дальнейшего разговора и надеясь еще напасть на следы, он приказал ехать дальше. Обе гондолы разошлись, направляясь в разные стороны.

Прошло немного времени, и гондола дона Камилло очутилась в устье Джудекки, вдалеке от высившихся на берегу ее зданий. Луна уже заходила, и ее свет, косой полосой падая на залив, оставлял в тени здания, обращенные к востоку.

- Я уверен, что они отправили мою жену в Далмацию! - сказал дон Камилло. - Этот проклятый Сенат составил заговор против моего счастья. Я и забыл тебе сказать, мой Джино, что они украли у меня жену.

- Если бы я только знал ее имя...

- Ты помнишь ту девицу, которую я спас в Джудекке?

- Как забыть этот случай, синьор!

- Так эта самая Виолетта Пьеполо--теперь твоя госпожа, и нам остается только водворить ее в замок, где я не побоюсь ни самой Венеции, ни ее агентов.

Гондола подвигалась к намеченной цели, так как разговор не мешал Джино направлять гондолу к Лидо. По мере того, как береговой ветер становился сильнее, суда, шедшие впереди них, все удалялись, и когда дон Камилло достиг песчаной отмели, отделяющей лагуны от Адриатики, многие из них прощли уже выход и направлялись в залив, придерживаясь каждый своего курса. Дон Камилло не сомневался теперь, что жена его находится на одном из этих судов. Но на каком именно? Молодой неаполитанец решил причалить к берегу с тем, чтобы проследить направление уходивших судов и на этом основании сообразить, в какой части республиканских владений ему следовало искать Виолетту. Выходя из гондолы на берег, он обернулся к своему гондольеру:

"Прекрасной Соррентинки", находится теперь в порту?

- Точно так, синьор, и я его знаю лучше, чем свои грехи.

- Так вот, поди отыщи мне его. Я кой-что придумал и хочу воспользоваться его фелукой; но раньше необходимо узнать, легка ли она на ходу.

Расхвалив усердие и фелуку своего приятеля, Джино поспешно отъехал от берега.

На острове Лидо есть еврейское кладбище - бесплодное место, одинаково открытое горячему южному ветру и леденящему ветру Альп.

Дон Камилло вышел здесь на берег. Вместо того, чтобы делать лишний обход берегом, он решил пройти здесь, чтобы скорее достигнуть песчаных холмов на другом берегу Лидо. Вынув шпагу из ножен, он вступил на кладбище. Он был уже на середине его, как вдруг заметил среди могил человеческую фигуру. Дон Камилло сжал шпагу и пошел прямо на незнакомца. Тот, услышав шаги, остановился и, может быть, в знак миролюбия скрестил руки на груди.

- Ты выбрал для прогулки время и место, располагающие к размышлению, - сказал, приближаясь, неаполитанец. - Ты не еврей и не лютеранин, оплакивающий кого-нибудь из твоих близких?

- Я венецианец, как вы, дон Камилло Монфорте.

- А! Так ты меня знаешь! Ты Баттисто, бывший мой гондольер?

- Нет, синьор, вы ошибаетесь: я не Баттисто.

Незнакомец повернулся к луне, свет которой упал на его лицо.

- Джакопо! - воскликнул герцог, задрожав, как это невольно делали все в Венеции, встретив неожиданно горящий взор браво.

- Да, синьор, я - Джакопо!

Шпага блеснула в руках дона Камилло.

Браво улыбнулся, но его руки остались скрещенными.

- Зачем ты встал на моей дороге в этом уединенном месте?

- На том же самом основании я могу спросить герцога святой Агаты, что привело его в такой поздний час на еврейские могилы?

- Не время для шуток, тем более, что я никогда не шучу с людьми твоей репутации. Но только знай, что нелегко дадутся тебе деньги, которые ты задумал получить от подославших тебя, чтобы убить меня.

- Успокойтесь и вложите вашу шпагу в ножны, синьор. Здесь нет никого, кто думал бы причинить вам зло. Мы уже с вами виделись, дон Камилло Монфорте, и тогда у вас было больше доверия ко мне.

- Странно, зачем ты мог попасть сюда? Ты не из таких, чтоб действовать без причины и без цели.

- Я ищу простора и морского воздуха, и здесь только я могу дышать свободно: воздух каналов меня душит.

- Неправда, у тебя была еще какая-нибудь причина, Джакопо.

- Да, синьор, вы не ошиблись, мне противен этот город преступлений.

- Это странно слышать от...

- Я теперь понимаю тебя, Джакопо: ты изгнан. Ропот народа дошел до Сената, и Сенат лишил тебя своего покровительства.

Взгляд, брошенный на него Джакопо, был настолько двусмысленный, чго дон Камилло взялся невольно за шпагу.

- Синьор, - сказал браво, - как бы то ни было, а все же случалось, что дон Камилло Монфорте считал меня достойным своих поручений.

- Я этого не отрицаю... Но теперь мне многое становится понятным. А, злодей, так это тебе я обязан потерей моей жены! Ведь тебя я звал в начальники над отборным отрядом, который я собирал, чтобы устроить бегство дорогой мне девушки... И, узнав подробности моего плана, ты предал меня!

- Вы ошибаетесь, синьор. Моя служба при Совете Трех не позволяла мне принять ваше предложение, иначе я был бы рад счастью двух влюбленных. Я принадлежал Сенату, но теперь я все с ним покончил.

- Я верю тебе, Джакопо; твое лицо и твой голос заставляют меня тебе верить; они искренни. Но меня обманули в ту минуту, когда я больше всего был уверен в успехе. Злодеи скопировали мою гондолу, ливреи моих служащих, они отняли у меня мою жену... Но ты молчишь, Джакопо?

- Что могу я вам ответить, синьор? Вас обмануло такое государство, где начальник не смеет поверять тайны своей жене. Венеция отняла у вас вашу супругу за то, что вы хотели похитить у правительства имущество, которое оно считало своим. Вы затеяли серьезную игру, дон Камилло, и вы ее проиграли. Чтобы удовлетворить ваши желания и добиться ваших прав от Сената, вы обещали Венеции хлопотать за нее в Испании.

Дон Камилло смутился при этих словах браво.

- Чему вы удивляетесь, синьор? Вы забываете, что я долго вращался среди тех, кто умеет осторожно взвешивать выгоды каждого политического вопроса. На их устах ваше имя часто бывало...

- Отлично! Но объясни мне, каким способом они узнали о моем замысле? Ведь я говорил об этом только тем, кто мне внушал доверие.

- Дон Камилло, не забудьте, что из ваших слуг нет ни одного, кто не состоял бы на жаловании у Сената, исключая разве Джино. И им платится не только за то, что они донесут на вас, но и за донос на своих товарищей.

- Может ли это быть?

- Вы в этом сомневаетесь, синьор? - спросил Джакопо, любуясь искренним удивлением неаполитанца.

- Как ты можешь служить подобным людям, Джакопо?

- Мы не господа своего счастья, дон Камилло. Если бы это было иначе, то вы не стали бы прибегать к влиянию своего родственника в пользу республики. Да, мне много пришлось перенести, и если я все выдержал, то только оттого, что меня поддерживало кое-что более сильное, чем Сенат. Но, дон Камилло, есть преступления, которые нельзя терпеть.

Браво вздрогнул и продолжал молча ходить среди могил.

- Они жестоки даже с тобой? - спросил дон Камилло, с удивлением смотря на взволнованное лицо Джакопо.

- Да, синьор. Сегодня ночью мне пришлось быть свидетелем их бесчестности, более того - их подлости, после чего мне ясно стало, чего я сам мог ожидать от них. Заблуждение исчезло, и с той минуты я им больше не слуга.

Лицо браво передернулось судорогой.

- Говори, Джакопо; я готов выслушать тебя, если только это может облегчить твои страдания.

- Я вам очень благодарен, синьор. Никто не знает, как дорого ласковое слово для того, кто, как я, осужден всеми. Был один человек, который, быть может, выслушал бы меня без презрения, но и он погиб от безжалостной руки Сената. И вот, когда я размышлял среди этих могил, случай привел вас ко мне навстречу. Если бы я только мог...

Браво остановился и с сомнением посмотрел на дона Камилло.

- Я не осмелился никому открыть моих тайн, разве я решусь высказать их вам?

- Мой вопрос мог показаться тебе странным.

- Он, действительно, странен, синьор. Вы знатны, я низкого происхождения. Ваши предки были сенаторы и дожи, мои - рыбаки и гондольеры. Вы богаты, могущественны, я - бедный изгнанник и, может быть, уже тайно осужденный. Одним словом, вы дон Камилло Монфорте, а я - Джакопо Фронтони.

Дон Камилло был взволнован. Джакопо говорил с искренностью глубокого горя.

- Что я могу сделать для тебя?

- Синьор, я слишком долго был лишен сострадания и не могу больше терпеть. Этот проклятый Сенат может меня погубить сразу... И всякий отвернется тогда от моей могилы. Синьор, я должен сказать... Единственный человек, который участливо относился ко мне за эти три длинных, ужасных года, исчез

- Но он вернется, Джакопо!

- Никогда, синьор. Он служит пищей рыбам лагун.

- И ты - прямой виновник этой смерти?

- Нет, синьор, я в этом не виновен; это сделало правосудие знаменитой республики, - ответил Джакопо с горькой улыбкой.

- А, Сенат начинает открывать глаза на преступления людей, подобных тебе? Твое раскаяние - результат страха.

Джакопо дышал с трудом. Слова дона Камилло убили в нем всякую надежду. Дон Камилло не уходил, хотя ему не хотелось быть поверенным такого человека, но в то же время он не мог покинуть человека, находящегося в таком горе.

- Говори. Я обещаю выслушать тебя, если бы даже ты мне стал рассказывать об убийстве лучшего из моих друзей.

Браво, казалось, еще колебался, но, заметив участие в лице дона Камилло, он зарыдал.

- Я выслушаю тебя, Джакопо! - вскричал неаполитанец, пораженный проявлением слабости в человеке с таким твердым характером.

Жестом руки Джакопо остановил его и после минутной внутренней борьбы начал говорить:

- Вы спасли меня от гибели, синьор. Если бы люди знали всю силу ласкового слова, участливого взгляда, они не относились бы с презрением к слабым. И если бы вы отказали мне в участии, то эта ночь была бы последней для меня. Да будете ли вы слушать мою историю, синьор? Может быть, вам противно слушать признания наемного убийцы?

- Я тебе обещал; но торопись, у меня у самого большие заботы и мало времени.

Браво сделал над собой большое усилие и начал свой рассказ.

Чем ближе подходил рассказ к концу, тем внимательнее его слушал герцог святой Агаты. Он едва дышал, а его собеседник с энергией и живостью, свойственными итальянцам, рассказывал ему о тех ужасных драмах, в которых ему приходилось играть видную роль.

Они вышли с кладбища и очутились на противоположном берегу острова Лидо.

- Это невероятно! - воскликнул дон Камилло после долгой паузы, нарушавшейся лишь равномерным плеском волн Адриатики.

- Я жду только последнего решительного выступления; тогда я оставлю этот город и пойду искать счастья в другой стране.

- Не отчаивайся, Джакопо. Поступай ко мне, и в моих владениях ты будешь в безопасности от правителей республики.

Браво поблагодарил. После этого он перевел разговор на недавнее похищение донны Виолетты и предложил всеми средствами помочь ее розыскам. Герцог кратко, но понятно объяснил своему новому слуге те средства, к которым он прибегал, и то, что намеревался делать дальше, чтобы отыскать донну Виолетту.

послышались шаги Джино.