Дирслэйер (Зверобой). Часть вторая.
Глава VI

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дирслэйер (Зверобой). Часть вторая. Глава VI (старая орфография)

VI.

Огонь, лодка и ручей, подле которого Дирслэйер начал свое отступление, образовали углы почти равнобедренного треугольника. Костер находился несколько ближе к лодке, чем к ручью, между-тем, как разстояние ручья от лодки, описывая прямую линию, равнялось почти разстоянию первых двух пунктов. Но для беглецов эта прямая линия не существовала, потому-что они принуждены были обходить разные извилины вдоль берега и углубляться в кустарник, чтобы скрыть свой след. При таком положении дел все выгоды были на стороне Ирокезов, которые притом могли ударить в разсыпную и запутать беглеца на всех возможных пунктах. Все это мигом сообразил Дирслэйер, и однакожь еще не решился забежать в кустарники, окаймлявшие берег. Эта сцена его взволновала, и придала его характеру самую твердую решимость. Четыре неприятеля рисовались перед его глазами на заднем плане картины, освещенной огнем, и один из них мог быть отправлен на тот свет во мгновение ока. Индийцы стояли и озирались во все стороны, отъискивая в темноте старуху, взволновавшую лагерь. Будь молодой охотник неспособен к размышлениям, смерть одного из них была бы решена; но к-счастию Дирслэйер был слишком осторожен, и не хотел стрелять. Исчезнув между кустами, он в несколько минут прибежал на берег к тому месту, где Чингачгук ожидал его в лодке вместе с Вахтой. Бросив карабин на дно лодки, он нагнулся, чтоб оттолкнуть челнок на открытую воду, как вдруг из-за кустарника выскочил проворный и сильный Индиец и бросился к нему на спину, как барс. Все теперь висело на волоске: один промах, и погибель была бы неизбежна. Руководимый великодушным чувством, которое могло бы навсегда обезсмертить древняго Римлянина, Дирслэйер соединил все свои силы для отчаянного движения и оттолкнул лодку футов на сто от берега; но затем он сам, потеряв равновесие, упал в воду, и вместе с ним бултыхнулся его неприятель.

Глубина воды достигала в этом месте не более, как аршина на полтора, но этого было довольно, чтоб погубить молодого охотника, который лежал теперь под Индийцем. Между-тем, руки его были свободны, и дикарь с своей стороны принужден был встать, чтоб перевести дух. Дирслэйер так же быстро поднялся на ноги, и около полминуты происходила между ними ужасная борьба на жизнь и смерть. Когда, наконец, около полдюжины дикарей бросились в воду на выручку своего товарища, Дирслэйер принужден был отдаться в плен с таким достоинством, которое могло равняться его самоотвержению.

В несколько минуте, новый пленник отведен в лагерь. Занятые борьбою двух противников, Индийцы не обратили никакого внимания на лодку, хотя она была от них на самом близком разстоянии, так-что Чингачгук и Вахта слышали ясно каждое их слово. Некоторые из них еще продолжали искать молодую девушку; другие, после безполезных поисков, воротились к огню. Между-тем, противник Дирслэйера мало-по-малу пришел в себя, и, собравшись с силами, рассказал, каким образом Вахта ускользнула от их рук. Преследовать ее было уже поздно, потому-что Могикан, удостоверившись в гибели своего друга, быстро поехал вперед на середину озера, чтоб соединиться с ковчегом.

Когда Дирслэйер подошел к огню, его окружили восьмеро дикарей с угрюмым видом, и между ними его старый знакомец, Райвенук. Бросив глаза на пленника, Райвенук сказал что-то своим товарищам, и они выразили очевидный восторг, когда узнали, что бледнолицый, попавшийся к ним в руки, есть тот самый, который убил недавно одного из их храбрых воинов. Их удивление и любопытство не имели теперь пределов, и каждый по нескольку раз подходил к знаменитому пленнику, озирая его с ног до головы. Видимое равнодушие Дирслэйера увеличивало еще больше этот наивный восторг детей природы, способных увлекаться всякими подвигами, которые сколько-нибудь выходят из круга обыкновенных вещей.

Все предосторожности, принятые против Дирслэйера, состояли единственно в том, что ему перевязали толстой веревкой обе ноги, так, однакожь, что он мог гулять где ему угодно, хотя не имел возможности убежать. Его руки и все члены были совершенно свободны. Дирслэйер думал сначала, что его свяжут только на ночь, как это обыкновенно делали Минги с своими пленниками; но когда ему немедленно спутали ноги, то он увидел в этом обстоятельстве несомненный признак уважения к своей ловкости и храбрости. С этой минуты, его слава между Дикарями была упрочена однажды-навсегда, и он с гордостию смотрел на свои оковы. Ему позволили сесть на пень дерева подле огня, чтоб высушить свое платье. Перед ним лицом-к-лицу, стоял его дюжий противник, с которым он барахтался в воде. Другие воины и шейхи стояли немного поодаль и совещались о своих делах. Через несколько минут, к пленнику подошла старуха, которую звали медведицей: её глаза сверкали, ноги дрожали, морщинистые кулаки делали угрожающие жесты и она обратилась к своему, врагу с такою речью;

-- Хорёк смердящий! Приятели твои Делоэры хуже всякой бабы, и ты был паршивым бараном между ними. Тебя прогнали из племени бледнолицых, и красные люди не пускают в свои избы: скверные бабы дали тебе пристанище, как дряблому щенку. И будто правда, что ты убил нашего друга? Врешь, собака: его великая душа оставила свое тело потому только, что не хотела опозорить себя сражением с таким щенком! Земля отказалась пить кровь, которую проливал ты в ту пору, как его душа, из презрения к тебе, летела на небо; вот теперь твоими стонами высушена эта кровь. Но что это такое? Я слышу голос... Ба! да это совсем не вопль краснокожого человека: красный воин не будет хрюкать, как свинья. Эти звуки вырываются из бледного горла, и я люблю их, как песню молодой девушки. Грязь проклятая, пёс смердящий, свинья, ёж, паук, Англичанин!

Говоря это, старуха неистово махала кулаками под самым подбородком пленника, который, однакожь, был совершенно-равнодушен к этим энергическим проявлениям злости, и не обращал на них никакого внимания, точно так же, как лев не обращает внимания на глупый и совершенно-безвредный лай какой-нибудь моськи. Наконец, Райвенук оттолкнул старуху, и приказав ей удалиться, спокойно подошел к Дирслэйеру.

-- Бледнолицый друг мой пожаловал к нам в гости, сказал он фамильярным тоном и с лукавой улыбкой - мы очень рады таким гостям. У Гуронов есть хороший огонёк, и белый человек может обсушиться.,

-- Спасибо, Гурон, или Минг, что ли, как тебя зовут. Спасибо за ласку и за твой огонь, который особенно хорош после того, как выкупаешься в Глиммергласе.

-- Бледнолицый... но у брата моего должно же быть какое-нибудь имя. Великий воин не мог прожить так долго без всякого имени.

-- Минг, я уже говорил тебе, что твой умирающий собрат назвал меня Соколом, и ты можешь судить сам, достоин я или нет такого имени.

-- Доброе имя. У Сокола быстрые глаза и верные удары. Но ведь Сокол не женщина: зачем же он живет между Делоэрами?

-- Понимаю тебя, Минг, и начинаю видеть, что ты лукав, как демон; но пусть будет тебе известно, что я хочу жить и умереть между Делоэрами, исполняя в то же время свои христианския обязанности.

-- Добре! Но ужь если охота тебе жить с красными людьми, выбирай лучше Гуронов: Сокол больше похож на Гурона, чем на бабу.

-- Я полагаю, тебе известно, что ты хочешь сказать, Минг; а если ты сам этого не знаешь, так не знает и сатана. Говори яснее, Минг, иначе тебе не добиться от меня никакого ответа.

-- Добре! Сокол любит выражаться напрямки, и за это я его люблю. Ну, так вот какая штука: Сокол знает Канадского-Бобра, и проживал в его хате; но Сокол не может быть приятелем Бобра. Он не срезывает волос как бедный Индиец, и слишком-храбр как бледнолицый. Напротив, Канадский-Бобр, что называется, ни рыба, ни мясо, и его нельзя причислить ни к белым ни к красным людям: живет он либо на земле, либо на озере, и чертовски-жаден до человеческих волос. Сокол может к нему воротиться и сказать, что ему посчастливилось убежать от Гуронов; потом, как-скоро Бобр упрячется в свою берлогу и заснет, Сокол может отворить для Гуронов ворота. Ну, а там что? дело известное: Сокол возьмет все что ему угодно, а Гуроны будут довольны остальной добычей. Волосы, конечно, отойдут в Канаду, потому-что бледнолицым их не надо.

-- Дело, Райвенук: теперь я тебя отлично понимаю, хотя ты говоришь по-ирокезски. Твоя правда: немудрено мне уверить Бобра, что я вырвался из ваших рук, и благополучно опять воротился в его замок.

-- Добре! Этого я и ожидаю от тебя.

-- Конечно. Ты ожидаешь, что я поговорю с Бобром, разделю его хлеб соль, повеселюсь с его дочерьми, и потом напущу на его глаза такой туман, что он не разглядит земли под своими ногами.

-- Добре! Сокол говорит и судит как настоящий Гурон; его кровь выбелена только на половину.

-- Ну, вот ужь на этот счет ты ошибаешься, Гурон. Моя кровь и сердце всегда были и будут белыми, хотя мои привычки и наклонности немного покраснели. Это ничего, однакожь. Когда старик Гуттер и его дочери заснут на своих постелях, мне должно будет отворить дверь, подать сигнал, и впустить Гуронов, которые станут охотиться за волосами: так ли?

-- Именно так. Мой брат наверно ошибается, когда думает, что у него белое сердце: он красен как Гурон, и будет современем великим шейхом между ними.

-- Нет, Гурон, еслиб ты принял волка за дикую кошку, ошибка твоя была бы не так велика. Выслушай хоть раз честные слова из уст искренняго человека. Я родился христианином между белыми людьми, и разврат с младенчества был чужд моего сердца. Хитрости могут быть позволительны и законны во время воины; но плутовство, измена и обман - такие гнусные пороки, на которые не может отважиться человек из белой породы. Их гнушаются даже краснокожие люди, кроме разве Мингов, которые на все способны.

Райвенук выслушал этот ответ с очевидным неудовольствием, и несколько минут не говорил ни слова.

-- Разве Сокол - закадышный друг Канадского-Бобра? спросил он наконец - или он любовник одной из его дочерей?

-- Ни то, ни другое, Минг. Старик Том не приобрел еще, да и не может приобрести никаких прав на мою дружбу. Его дочери, правда, очень-милы и могут пленить всякого молодого человека; но по некоторым причинам я не могу слишком полюбить ни одной из них. У Гетти добрая душа, но природа наложила тяжелую руку на её ум.

-- А Дикая-Роза? вскричал Райвенук. Слух о красоте Юдифи быстро распространился между всеми этими дикарями, и они прозвали ее Дикою-Розой. - Разве приятный её запах еще не распространялся на груди моего брата?

Здесь только Райвенук с изумлением узнал о присутствии Чингачгука в замке Канадского-Бобра, и обо всех его сношениях с Вахтой. Оставив пленника, он немедленно сообщил этот рассказ старейшинам и воинам. Отважность и успех предприятия молодых друзей внушали им вместе удивление и гнев. Особенно раздосадован был тот молодой Индиец, которого Чингачгук и Дирслэйер видели с Вахтой и другой Индианкой. Несколько минут он стоял поодаль с унылым видом, не принимая никакого участия в общем движении; но выслушав теперь рассказ об успехе дерзкого счастливца, он быстро подошел к тому пню, на котором сидел спутанный пленник.

-- Вот тебе Дикая-Кошка! сказал Индиец, ударяя себя в грудь будучи уверен, что это имя должно произвести сильный эффект.

-- А вот тебе Сокол! хладнокровно отвечал Дирслэйер. - Глаз мой верен, и рука не дрожит, поражая коварного врага. Желательно знать: каково попрыгивает мой брат?

-- Его прыжок - отсюда до делоэрских деревень. Сокол украл мою жену: пусть он приведет ее обратно, или его волосы будут торчать на моей палке.

-- Сокол не воровал никогда и ничего - было бы тебе это известно, сердитый Минг. Твоя жена, как ты осмеливаешься называть Вахту, никогда не будет женою краснокожого из Канады. Её сердце в хате Делоэра, и скоро она будет с ним соединено. Дикая кошка скачет быстро, это я знаю, но никогда не перегнать ей желаний молодой девушки.

-- Делоэрский-Змей хуже всякой собаки: он не посмеет столкнуться с храбрым Индийцем на твердой земле.

-- Ты удивительно безстыден, Минг. Не прошло еще и часа, как Великий-Змей был от тебя в нескольких шагах.

-- Вахта смеется над ним, презирает его. Она видит, что он самый ледащий охотник, и хромает как старая баба. Мужем её будет храбрый воин, а не дурак.

-- Как же ты все это пронюхал, Дикая-Кошка? Ведь вот, ты видишь, что она сама-собой отправилась на озеро к своему другу, не спрашиваясь твоего совета. Нет, Дикая-Кошка, ты ужь лучше послушайся меня: ищи себе жену между Гуронками, потому-что, видишь ты, Делоэрка не пойдет за тебя.

Взбешенный Индиец схватился за свой томагук, но Райвенук удержал его, и грозным жестом заставил удалиться на свое место.

-- Сокол говорит правду, сказал Райвенук - и не способен ошибаться: его глаз ясно различает отдаленные предметы во мраке ночи.

-- Рад от тебя слышать эти вещи, почтенный Райвенук; а на счет измены все-таки я должен тебе сказать, что белый человек не рожден для такого гнусного порока. Измену запрещает нам и совесть и евангелие.

-- Бледнолицый брат мой говорит истинную правду. Он не должен забывать ни своего Маниту, ни своей породы. Известно Гуронам, что теперешний их пленник - великий воин: так они и будут поступать с ним. Если назначен он для пытки, его станут мучить совсем не так, как обыкновенного человека. Если же, напротив, суждено ему быть нашим другом, он будет между нами великим шейхом.

-- Я попался в ваши руки, Гурон, и вы, конечно, можете сделать из меня все что вам угодно. Не стану хвастаться наперед, как я буду вести себя во время пытки; но постараюсь во всяком случае употребить все возможные усилия, чтоб не сделать стыда своей белой породе. Если же, паче чаяния, мучения превзойдут мои силы и вырвут из груди моей болезненные стоны, не обвиняйте в этом ни белых, ни Делоэров: человеческая природа слаба вообще у всех, и не всякий способен стоять выше этих слабостей.

-- Добре, это мы увидим. У Сокола меткий глаз, и тело его закалено в трудах. Но зачем добровольно идти на пытку, как-скоро Гуроны могут сделаться его друзьями? Нет нужды, что Сокол убил их храброго воина: Гуроны могут и забыть такую обиду.

-- Тем лучше, Минго, тем лучше. Я хотел бы, однакожь, чтоб не было между нами каких-нибудь недоразумений. Очень-рад, что Гуроны не имеют особой наклонности мстить за смерть своего собрата; но все-таки не может быть, чтоб между нами не было законной вражды.

Внезапное появление привидения вдруг прекратило этот разговор. Перед огнем Гуронов остановилась Гетти Гуттер, равнодушная и спокойная как всегда. Казалось, будто она родилась и выросла в этом таборе среди Ирокезов, и принадлежала к их породе. Райвенук и Дирслэйер увидели ее в одно и то же время.

-- Надеюсь, Гетти, прибытие ваше служит ручательством, что Чингачгук и Вахта совершенно-здоровы и благополучны, сказал Дирслэйер, когда молодая девушка, по сделанному знаку, подошла к нему. - Цель вашего прихода, разумеется, ужь не та, как в первый раз.

-- Вы угадали, Дирслэйер. На этот раз послала меня Юдифь, и сама проводила в лодку, как-скоро Чингачгук и Вахта рассказали ей о вашем несчастии. О, еслиб вы знали, как прекрасна Вахта в этот вечер! Кажется, она счастливее теперь в тысячу раз, чем между Гуронами.

-- Это в порядке вещей, любезная Гетти. Вахта соединилась с человеком, которого любит, и уже не боится, что её мужем будет ненавистный Минг. Для чего же вас послала сюда Юдифь?

-- Она велела мне предложить всех других слонов за ваш выкуп. Но я взяла с собою библию, и могу уверить вас, что это будет действительнее всех возможных слонов, какие могут отъискаться в сундук моего отца.

-- Ваш отец и Скорый-Гэрри знают ли что-нибудь о наших делах, моя добрая Летти;

мне разведать обо всем, что с вами случилось.

-- Это, однакожь, очень-замечательно. От-чего Юдифь слишком безпокоится обо мне? Впрочем, догадаться не мудрено: ваша сестрица боится, как бы Генрих Марч, проснувшись, не вздумал выручать меня из лагеря Ирокезов, где может угрожать опасность собственной его жизни. Опасение безполезное: Торопыга делает, иной раз, большие промахи, но из-за друга не полезет на очевидную опасность.

-- Юдифь не любит Гэрри, хотя сам Гэрри очень любит Юдифь, отвечала Гетти простодушным, но решительным тоном.

-- Ну, да, вы об этом говорили, Гетти, но вы ошибаетесь. Сам я никогда не был влюблен, но могу отчасти судить, как ведут себя влюбленные. Как-скоро любовь закрадывается в сердце молодой девушки, она задумывается, молчит, мечтает, и глаза её постоянно обращены на мужчину, которым занято её сердце. Затем следуют вздохи, жалобы, и если еще дело не дошло до открытого объяснения, молодая девушка начинает клеветать, и находит в своем возлюбленном тысячи недостатков. Вот так точно поступает и Юдифь. Она говорила даже, будто Генрих Марч совсем не красавец, и ужь разумеется, это может сказать только влюбленная девушка.

-- Напротив, влюбленная девушка всегда согласится, что Генрих Марч удивительный красавец. Я, на-пример, действительно нахожу его красавцем, и в этом убедится всякий, у кого есть глаза. Юдифь не любит Генриха Марча, и вот почему находит в нем безчисленные недостатки.

нас оставил и толкует о чем-то с молодыми людьми. Слышать его я не могу с этого места, но вижу по глазам, что он говорит. Он приказывает наблюдать все ваши движения, отъискать лодку, которая вас ожидает, проводить вас до ковчега, и овладеть всем, что могут захватить. Я очень жалею, Гетти, что Юдифь прислала вас сюда.

удастся выкупить вашу свободу? И не может ли она сама как-нибудь помочь вам, потому-что для вашего освобождения она готова на все. Вот для этого-то собственно она и прислала меня к вам.

-- Скажите вашей сестрице всю правду... и я не вижу причины, почему правда должна быть скрыта от Юдифи Гуттер. Минги взяли меня в плен, и только Богу известно, что из этого выйдет. Послушайте, Гетти: ум ваш довольно слаб, скрыть этого нельзя, но вы знаете таки Индийцев. Я попался в их руки после поражения одного из их храбрых воинов, и за это они угрожают пыткой; но чтоб избавиться от пытки, они уговаривают меня изменить вашему отцу и всему его семейству. С одной стороны, предложили они почести и богатую добычу, с другой - раскрыли перед моими глазами все ужасы пытки, в той уверенности, что моя честность разобьется об эти два камня. Но пусть ваш батюшка и Генрих Марч будут убеждены, что этого не случится никогда. Чингачгуку говорить нечего: он это знает.

-- Что же я скажу от вас своей сестре? Ведь ужь я знаю, она опять отошлет меня сюда, если не будут ей известны все подробности относительно вашего положения.

-- Скажите ей то же самое. Дикари, без сомнения, обратятся к пытке, чтоб отмстить за смерть своего собрата; но я буду по возможности бороться против слабостей человеческой природы. Вы можете сказать Юдифи, чтоб она обо мне не безпокоилась. Хвалиться и петь песни во время ужасных мучений белый человек, конечно, не может; но пусть знает ваша сестрица, что никакия пытки в свете не заставят меня изменить своим друзьям. Ирокезы провертят раскаленным железом дыры на моем теле, сорвут волосы с моего черепа, искромсают мое тело в мелкие куски: я буду... почему знать?.. я буду плакать, стонать, кричать как слабый человек; но в том могу поручиться, что при всей моей слабости, останусь честным человеком.

его руку, предложила ему свою библию, чтоб он мог ее читать во время пыток. Дирслэйер напомнил, что не умеет читать; молодая девушка изъявила желание остаться с ним, чтобы самой утешать его чтением священной книги. В эту минуту издали приближался к ним Райвенук. Отказавшись от обязательного предложения Гетти, Дирслэйер еще раз посоветовал ей идти как-можно-скорее в ковчег и успокоить своих друзей. Гетти удалилась, и тотчас же подошла к группе жен и детей с такою доверенностию, как-будто век жила между ними. Райвенук, между-тем, опять занял свое место подле пленника, и продолжал с ним разговаривать в таком же тоне, как и прежде.