| Автор: | Купер Д. Ф. |
| Категории: | Роман, Приключения |
Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе
ГЛАВА XXXI
Пока их враг, уводивший свою жертву, еще был виден, делавары оставались неподвижны, словно их приковали к месту какие-то тайные силы, покровительствующие гурону, но как только он исчез, могучие страсти вырвались наружу, и толпа заколыхалась. Ункас стоял на возвышении, не отрывая глаз от удалявшейся Коры, пока цвет ее платья не слился с лесной зеленью. Тогда он спустился вниз, молча прошел через толпу и скрылся в той хижине, откуда его так недавно вывели. Несколько наиболее суровых и проницательных воинов, заметив, каким гневом пылают глаза молодого вождя, последовали за ним туда, где он решил предаться размышлениям. Таменунда и Алису увели, женщинам и детям велели разойтись. Весь следующий час становище походило на растревоженный улей, ожидающий только появления матки, чтобы немедленно пуститься в дальний полет.
Наконец из хижины Ункаса вышел молодой воин, решительным и торжественным шагом направился к карликовой сосне, росшей в расселине скалистой террасы, ободрал с деревца кору и молча вернулся назад. Вскоре за ним последовал другой, который обломал у деревца ветви, оставив лишь голый ствол. Третий раскрасил ствол темно-красными полосами. Эти приметы воинственных намерений вождей были встречены угрюмым, зловещим молчанием воинов. Последним появился сам молодой могиканин, совершенно обнаженный, если не считать набедренной повязки и легкой обуви. Прекрасные черты его лица наполовину исчезали под угрожающей черной раскраской.
Медленно и величаво Ункас приблизился к размалеванному столбу и заходил вокруг него размеренным, напоминающим какой-то древний танец шагом, сопровождая свои движения дикими отрывистыми звуками боевой песни. Песня эта, исполняемая на предельных нотах голосового регистра, казалась порой настолько жалобной и печальной, что соперничала с птичьими трелями, но затем внезапно приобретала такую глубину и силу, что этот резкий переход заставлял невольно вздрагивать. Слов в ней было немного, и они часто повторялись; певец начинал с заклинания или гимна божеству, затем излагал свои воинственные намерения и заканчивал новым прославлением власти Великого духа над людьми. Если выразительный, мелодичный язык, на котором пел Ункас, хоть в малой степени поддается переводу, песня эта звучала примерно так:
благоговейно; вторая носила описательный характер, но в ней уже ощущалась тревога; третья же была хорошо нам знакомым страшным боевым кличем, который, срываясь с уст молодого воина, передавал всю гамму грозных звуков сражения. Последняя строфа, уподобляясь первой, опять становилась смиренной, покорной и умоляющей. Ункас трижды повторил песню и столько же раз обошел в танце столб.
Когда молодой могиканин пропел свой призыв в первый раз, его примеру последовал один из самых прославленных и уважаемых вождей ленапе, правда, исполнив на тот же мотив собственные слова. Затем, один за другим, к танцующим присоединились все наиболее известные и влиятельные воины племени. Зрелище стало устрашающим: свирепые, грозные лица вождей казались еще более жуткими от их гортанных голосов, сливавшихся в диком напеве. В этот момент Ункас вогнал в дерево свой томагавк, испустив крик, означавший его личный боевой клич. Этим он объявлял, что берет на себя предводительство в предстоящем походе.
Сигнал пробудил дремавшие страсти племени. Сотня юношей, которых до сих пор удерживало сознание своей молодости, бешено ринулась к стволу, олицетворявшему врага, и разнесла его в щепы топорами, так что от дерева остались лишь ушедшие в землю корни. Исступление было настолько безудержным, что расправа над обломками совершилась с такой же свирепостью и жестокостью, как над настоящими живыми жертвами. С одних кусков символически содрали скальп, в другие всадили острые томагавки, третьи пронзили не знающими промаха ножами. Одним словом, воинственный пыл и боевой задор выразились настолько явственно и недвусмысленно, что вскоре все поняли: это будет не просто набег, а истребительная война.
Вонзив в дерево томагавк, Ункас тут же вышел из круга и поднял глаза к солнцу - оно как раз вставало над вершинами деревьев, возвещая конец перемирия с Магуа. Молодой могиканин тут же сообщил, об этом выразительным жестом, подкрепив его соответствующим криком, и возбужденные воины прервали военную игру, чтобы приготовиться к настоящему и более опасному походу.
Облик лагеря изменился. Воины, уже вооруженные и в боевой раскраске, вновь стали так безмолвны, словно вообще были неспособны к проявлению чувства. Напротив, женщины высыпали из хижин с песнями, где ликующие вопли причудливо переплетались со скорбными причитаниями; слушая их, трудно было решить, что же берет верх - радость или печаль. Никто из индианок не оставался без дела. Одни выносили наиболее ценные пожитки, другие выводили детей, третьи переправляли стариков и больных в лес, изумрудным ковром расстилавшийся по склону горы. Туда же, после краткого трогательного прощания с Ункасом, удалился и Таменунд, как всегда спокойный и сосредоточенный, хотя расстался он с молодым могиканином не более охотно, чем отец, обретший в конце концов давно потерянного сына. Тем временем Дункан, поместив Алису в безопасное место, разыскал разведчика, и лицо его явно свидетельствовало, с каким нетерпением майор ожидает приближающегося боя.
Однако Соколиный Глаз, давно привыкший к боевым песням и обрядам туземцев, не проявил особого интереса к происходившей перед ним сцене. Он лишь мельком взглянул на приготовления, чтобы оценить количество и достоинства воинов, изъявивших готовность идти с Ункасом в бой. На этот счет он остался доволен: как мы уже видели, сильная натура молодого вождя быстро увлекла за ним всех боеспособных мужчин. Уяснив себе это существенное обстоятельство, разведчик послал мальчишку-индейца за оленебоем и ружьем Ункаса на опушку леса, где, приближаясь к лагерю делаваров, молодой могиканин и Соколиный Глаз спрятали накануне оружие с двойной целью - спасти его на случай, если они вдруг окажутся пленниками, и предстать чужому племени в облике беззащитных беглецов, а не людей, могущих постоять за себя. Посылая мальчика за своим бесценным ружьем, разведчик отнюдь не пренебрег обычной осторожностью. Он знал, что Магуа явился не один и что соглядатаи гуронов по всему краю леса следят за действиями новых врагов. Следовательно, попытка самому отправиться за ружьями могла стоить ему жизни; такая же участь ожидала любого другого воина; мальчишке же опасность грозила бы лишь в том случае, если бы гуронам стала известна причина пребывания его в лесу. Когда Хейуорд подошел к Соколиному Глазу, тот как раз хладнокровно ожидал, чем кончится этот эксперимент.
Между тем посланец, мальчик достаточно крепкий и получивший все необходимые наставления, с беззаботным видом, но гордый оказанным ему доверием и преисполненный честолюбивых надежд, пересек опушку и вошел в лес недалеко от места, где были спрятаны ружья. Едва густой кустарник скрыл его смуглую фигуру, юный делавар припал к земле и с ловкостью змеи пополз к заветному сокровищу. Поиски увенчались успехом, и минуту спустя, держа по ружью в каждой руке, он уже стрелой мчался по узкому открытому проходу, окаймлявшему подножие плато, на котором был разбит лагерь. Он успел добраться до скал и с неимоверным проворством перескакивал с одной на другую, когда выстрел, донесшийся из лесу, показал, насколько обоснованны были опасения разведчика. Мальчишка ответил слабым, но презрительным криком, и тут же с другой стороны леса в него пустили вторую пулю. Однако в следующую секунду он взлетел на террасу, торжествующе поднял ружье над головой и с победоносным видом поспешил к знаменитому охотнику, удостоившему его столь почетным поручением.
Несмотря на живое участие, которое Соколиный Глаз принимал в судьбе своего гонца, он схватил олене-бой с радостью, на минуту заставившей его позабыть обо всем на свете. Разведчик зорким, внимательным взглядом осмотрел ружье, раз десять-пятнадцать взвел и спустил курок, с такой же тщательностью обследовал замок и, лишь убедившись, что все в порядке, ласково и заботливо осведомился у мальчишки, не ранен ли тот. Мальчишка с гордостью посмотрел ему в глаза, но не ответил ни слова.
- Эге, эти мошенники поцарапали тебя, дружок! - сказал разведчик, беря терпеливого юнца за руку, где одна из пуль оставила довольно глубокую рану.- Приложи-ка сюда растертые ольховые листья, и все пройдет, как по волшебству. А пока что я наложу тебе повязку. Ты рано вступил на тропу войны, мой храбрый мальчик, и, наверно, унесешь с собой в могилу не один почетный шрам. Я знаю немало молодых воинов, уже снимавших скальпы, которые не могут похвастаться таким знаком отличия, как у тебя. Ступай,- закончил он, перевязав руку.- Ты станешь вождем!
Мальчик убежал, гордясь струящейся кровью больше, чем самый лукавый царедворец мог бы гордиться алой орденской лентой, и вернулся к сверстникам, став предметом их общего восхищения и зависти. Однако племя было так занято важными и ответственными приготовлениями, что подвиг юного смельчака не привлек к себе особенного внимания и не принес ему тех похвал, какие посыпались бы на него в более спокойное время. Зато делавары смогли теперь уяснить себе позиции и намерения врага. Немедля был снаряжен небольшой отряд воинов с задачей выбить из лесу засевших там лазутчиков. Она оказалась им более по силам, чем слабому, хотя и смелому мальчику, и они быстро справились с ней, так как гуроны сами сочли за благо удалиться, увидев, что местопребывание их обнаружено. Делавары гнались за ними довольно далеко, но затем остановились, ожидая дальнейших приказов, а также опасаясь, как бы их не заманили в засаду. Обе стороны затаились, и в лесу вновь воцарились тишина и покой, столь характерные для погожего летнего утра в безлюдной глуши.
Ункас, спокойный с виду, но втайне снедаемый нетерпением, собрал вождей и разделил свои силы. Разведчика он представил как испытанного бойца, безусловно заслуживающего доверия. Увидев, что друг его встречен благожелательно, он отдал ему под начало двадцать воинов, столь же ловких, решительных и предприимчивых, как сам Соколиный Глаз. Ункас объяснил делаварам, какой чин имеет Хейуорд в войске ингизов, и поручил ему отряд той же численности. Однако Дункан отказался от подобной чести, заявив, что готов служить простым волонтером под командой разведчика. После этого молодой могиканин распределил ответственные посты между вождями и, так как время уже не терпело, отдал приказ выступать. Более двухсот воинов с радостью, хотя и молча повиновались ему.
Делавары беспрепятственно вошли в лес, не встретив на пути ничего, что могло бы вызвать тревогу или дать им необходимые сведения о противнике. Так же спокойно добрались они до места, где сидели в засаде их собственные разведчики. Здесь последовал приказ остановиться, и вожди шепотом начали совещаться. Были предложены различные планы, но ни один из них не отвечал желаниям пылкого молодого предводителя. Следуй Ункас влечению сердца, он немедля повел бы своих воинов в бой, чтобы в первой же стычке решить исход борьбы, но такие действия противоречили бы опыту и взглядам его соплеменников. Поэтому он поневоле соблюдал осторожность, столь ненавистную ему в его теперешнем состоянии, и прислушивался к советам, приводившим его в ярость, когда он вспоминал о наглости Магуа и опасности, грозящей Коре.
отряженного с целью завязать мирные переговоры. Однако ярдах в стах от деревьев, под прикрытием которых происходил совет, незнакомец заколебался, видимо, не зная, куда идти, и наконец остановился. Теперь все устремили взоры на Ункаса, ожидая его распоряжений.
- Соколиный Глаз, - тихо бросил молодой вождь,- он больше не должен говорить с гуронами.
- Час его пробил,- последовал лаконичный ответ, и разведчик, выдвинув из-за кустов длинный ствол своего ружья, прицелился перед роковым выстрелом. Но вместо того чтобы спустить курок, он опустил дуло и залился беззвучным смехом.- Я-то, грешник, принял беднягу за минга,- сказал он.- Но только я стал присматривать у него меж ребер местечко, куда вогнать пулю, как вдруг-ну, что ты скажешь, Ункас! -вижу свистульку нашего музыканта. Да, да, это не кто иной, как человек по имени Гамут, а уж от его смерти никому выгоды не будет. Зато жизнь Давида, если, конечно, язык его способен на что-нибудь, кроме пения, может оказаться полезна для наших целей. Надеюсь, звуки не утратили своей власти над этим честным малым; сейчас я поговорю с ним, и, ручаюсь, голос мой больше придется ему по вкусу, чем рявканье оленебоя.
С этими словами Соколиный Глаз отставил ружье и пополз через кусты, пока не оказался на таком расстоянии, что Давид мог расслышать его. Там он остановился и попробовал воспроизвести музыкальные упражнения, которые с таким успехом и блеском помогли ему выбраться живым из гуронского становища.
Обмануть тонкий слух псалмопевца было нелегко; к тому же, по совести говоря, издавать подобные звуки вряд ли сумел бы кто-нибудь, кроме Соколиного Глаза; поэтому Давид, уже слышавший их однажды, догадался, от кого они исходят. У бедняги, видимо, отлегло от сердца, потому что он без колебаний пошел на голос,- задача, не более трудная для него, чем отыскать по грохоту артиллерийскую батарею,- и вскоре наткнулся на притаившийся источник столь мелодичного шума.
вместо одного! Но здесь вы, приятель, в безопасности,- добавил он, указывая на Ункаса и его товарищей.- А теперь выкладывайте на чистом английском языке и без всяких дурацких завываний, что там надумали минги.
Давид в немом изумлении таращил глаза на окружавших его свирепых туземных вождей. Однако, успокоенный присутствием старых знакомых, он настолько овладел собой, что сумел вполне вразумительно ответить на вопрос.
- Язычники вышли из лагеря в большом количестве и, боюсь, с дурными намерениями,- начал он.- Весь последний час в хижинах не смолкал ужасный вой и шел нечестивый разгул, сопровождаемый такими звуками, воспроизвести которые немыслимо. Сказать по правде, именно в поисках покоя я и убежал к делаварам.
-Ваши уши вряд ли выиграли бы от этого, будь вы побыстрей на ногу,- суховато заметил разведчик.- Но сейчас речь не о том. Где гуроны?
- Сидят в засаде здесь, в лесу, на полдороге от селения, и в таком числе, что вам разумней вернуться восвояси.
- Магуа?
- Он с ними. Привел с собой девушку, жившую у делаваров, оставил ее в пещере и, как бешеный волк, бегом повел сюда своих дикарей. Не знаю, чем он так разъярен...
- Вы говорите, он оставил ее в пещере? - перебил Хейуорд.- К счастью, мы знаем, где она находится. Нельзя ли попробовать немедленно освободить Кору?
Ункас пытливо посмотрел на разведчика и лишь потом спросил:
можно. Тогда, Ункас, атакуй врага в лоб; когда же гуроны окажутся от нас на расстоянии выстрела, они получат такое угощение, что - клянусь добрым именем старого жителя границы! -их линия прогнется, как ясеневый лук. Затем мы нагрянем к ним в становище, вызволим девушку из пещеры и навсегда покончим с мошенниками, дав им открытый бой по тактике белых или действуя из засады и под прикрытием на индейский манер. Может, конечно, мой план составлен и не по-ученому, майор, но, набравшись смелости и терпения, его можно выполнить.
- Мне он очень нравится! - вскричал Дункан, видя, что освобождение Коры -главная цель разведчика.- Очень! Давайте же немедленно приведем его в исполнение.
После короткого обсуждения план боя был уточнен, его сообщили всем отрядам делаваров, договорились об условных сигналах, и вожди разошлись по своим местам.
Примечания