Лионель Линкольн, или Осада Бостона.
Глава XXXIV

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лионель Линкольн, или Осада Бостона. Глава XXXIV (старая орфография)

Лионель Линкольн или Осада Бостона

Глава XXXIV

Я видел древняго, древняго седовласого старца. Годы и заботы провели по его щекам и по его челу глубокия морщины, последние следы ныне позабытого горя. Вокруг него царила печаль. Мужчины поникли головами, женщины плакали, дети рыдали.

Брайанти.

Как только разсвело, бостонский гарнизон пришел в движение. Вся обстановка чрезвычайно живо напоминала то, что происходило перед прошлогодней битвой. Гордый английский главнокомандующий не в силах был дольше переносить, что колонисты заняли Дорчестерския высоты и укрепляются на них. Он отдал приказ их оттуда выбить. Все пушки, какие только имелись в распоряжении у англичан, были наведены на высоты и громили американцев, но те продолжали держаться и не прекращали саперных работ. Вечером были высажены войска для подкрепления гарнизона замка. На высотах появился сам Вашингтон, и вообще все признаки указывали на то, что обе стороны готовились - одна к решительной атаке, а другая к упорному сопротивлению.

Судя по медленным передвижениям королевской армии, она должна была очень обрадоваться неожиданно разразившейся на другой день сильнейшей буре, помешавшеи ей пролить потоки крови и избавившей ее от вероятного поражения. Тут как бы само Провидение вмешалось. Буря разразилас в конце ночи и продолжалась весь день. О битве в такую бурю нечего было и думать. Между тем удобный момент для отобрания у американцев их позиций был упущен. Гоу, весь дрожа от бешенства, начал готовиться к выступлению из города, на котором в течение нескольких последних лет была сосредоточена слепая мстительность английского правительства.

После бури миновала целая неделя, в продолжение которой в городе замечалось большое волнение среди жителей и возбужденная деятельность среди англичан. Первые плохо скрывали свою радость, а вторые даже и не пытались скрыть мрачной досады на такой неожиданный исход.

В один из этих тревожных дней из дома, принадлежавшого самому знатному семейству в городе, состоялся вынос покойника. Над подъездом красовался траурный щит с гербом Линкольнов и с эмблемой в виде окровавленной руки. Зрителей было немного, почти одни дети, которые в это тяжелое время только и оживляли бостонския улицы. Немногочисленный похоронный кортеж направился на кладбище при королевской церкви.

Гроб обращал на себя внимание своей необыкновенной шириной. Покрытый широчайшим покровом, он, когда его вносили в церковь, обеими своими сторонами коснулся дверных косяков. Тот же пастор, о котором мы уже не один раз упоминали, встретил гроб в дверях церкви и глядел с каким-то особенным интересом на шедшого за гробом впереди всех молодого человека в глубоком трауре. Гроб торжественно внесли в церковь. За Лионелем шел сам главнокомандующий английских войск со своим любимым помощником Бергойном. С ними рядом шел еще один офицер значительно меньшого чина; одна нога у него была деревянная; он шел, опираясь на палку. Он, повидимому, рассказывал генералам дорогой что-то очень таинственное и очень интересное, но при входе в церковь перестал. Прочая публика состояла из небольшого числа офицеров, состоявших при обоих генералах, из мужской прислуги Линкольнов и нескольких любопытных зевак, присоединившихся к процессии.

По окончании заупокойной службы гроб понесли из церкви на кладбище. Генералы и одноногий офицер возобновили вполголоса прерванный разговор. Процессия дошла до каменного свода над склепом в углу кладбища. Склеп был открыт. Вдали с этого места хорошо видны были занятые американцами высоты. Невольно глаза обоих генералов устремились в ту сторону, они забыли и об интересной беседе, и о покойнике и вновь стали думать о затруднительном положении английских войск.

Гроб поставили у входа в склеп, и назначенные для того люди приготовились опускать его туда. Но когда сняли покров, провожающие с изумлением увидали, что под ним не один гроб, а два. Один гроб был обит черным бархатом. Гвозди были серебряные, и весь он был богато украшен серебром. Другой гроб был совершенно простой дубовый. На одном была прибита массивная серебряная доска с гербом умершого и с длинной надписью; на другом были только вырезаны по дереву две буквы: Дж. П.

Генералы нетерпеливо поглядывали на доктора богословия Ляйтерджи, давая ему взглядами понять, что они дорожат каждой минутой. Все, поэтому, было окончено скорее, чем мы рассказываем. Тело богатого баронета и труп его безвестного товарища были опущены в склеп и поставлены рядом с телом женщины, которая при жизни была бичем их обоих.

Подождав с мянуту из уважения к майору Линкольну и видя, что тот собирается пробыть у склепа еще несколько времени, генералы раскланялись с ним и ушли. Остальная публика последовала их примеру. При Лионеле остался только офицер с деревянной ногой, в котором читатели, вероятно, уже узнали капитана Польварта. Отверстие склепа закрыли, вход в него заперли на железную щеколду с крепким висячим замком и ключ отдали Лионелю. Тот заплатил деньги работавшим и сделал им знак, чтобы они уходили.

Но кроме Лионеля и его друга на кладбище было еще одно живое существо. У стены, на коленях, закрытая чьим-то памятником, стояла оборванная женщина в красной накидке, небрежно наброшенной на плечи.

Увидав ее, Лионель и Польварт подошли к ней. Она услыхала их шаги, но не обернулась, а стала пальцами водить по буквам надписи на медной доске, вделанной в стену. Надпись указывала местоположение фамильной могилы Линкольнов и Лечмеров.

- Мы сделали для них все, что могли, и больше уж ничего не можем сделать, - сказал женщине Лионель. - Дальнейшая их участь зависит от одного Всевышняго.

Тощая рука, высунутая из-под красной накидки, продолжала свое безсмысленное занятие.

- С вами говорит сэр Лионель Линкольн, - сказал Польварт, стоя под-руку с товарищем.

- Кто? - с ужасом воскликнула Абигаиль Прэй, совсем сбрасывая с себя мантилью и показывая свое истощенное, заплаканное лицо, за эти дни изменившееся еще больше. - Ах, я и забыла, что сын наследует на земле отцу… тогда как мать должна последовать за сыном в могилу.

- Его похоронили прилично, - сказал Лионель, - рядом с кровными родственниками, рядом с его отцом, который так его любил за его простоту и чистосердечие.

- Да, мертвый он помещен гораздо лучше, чем помещался живой. Слава Богу, он больше не будет терпеть ни голода, ни холода.

- Я позаботился о том, чтобы вы больше никогда ни в чем не нуждались. Надеюсь, что остальная ваша жизнь будет счастливее, чем была до сих пор.

- Я теперь на земле совершенно одинока. Старики будут от меня сторониться, молодежь будет меня презирать. Мне остался только стыд, стыд и стыд.

- Мне кажется, что если вы будете читать Библию, то несомненно найдете в ней себе утешение. Кроме то-то, советую вам хорошенько заботиться о своем питании. Готовьте себе всегда самую сытную, укрепляющую пищу, и я вам ручаюсь, что тяжесть угрызений совести для вас тогда значительно облегчится. Средство самое верное. Оглянитесь на то, что делается на свете. Разве хорошо упитанный злодей терзается когда-нибудь укорами совести? Никогда. Только тогда, когда у него на желудке пусто, вспоминает он о своих преступлениях. И я вам советую кушать как можно плотнее и сытнее, а то ведь вы до невозможности худы. Кожа да кости. Я не желал бы напоминать вам о вашем горе, но мы с вами знаем один случай, когда пища явилась черезчур поздно.

- Да, да, черезчур поздно! Все явилось слишком поздно, даже раскаяние.

- Этого вы не должны говорить, - сказал Лионель. - Вы должны твердо верить словам Того, Кто обещал раскаянию прощение.

Абигаиль устремила на него взгляд, в котором отразился весь ужас, переживаемый её душою, и проговорила слабым толосом:

- Кто был при кончине мистрисс Лечмер? Мирен ли был исход её души?

Лионель промолчал, как будто воды в рот набрал.

- Я так и думала, - продолжала Абигаиль. - На смертном одре про грех забыть нельзя. - Составить злейший заговор! Призвать Бога в свидетельство своей лжи! Погубить в человеке разум - и какой разум!.. Уйдите, пожалуйста. Вы молоды и счастливы, что вам здесь делать среди могил? Дайте мне здесь помолиться: ничто так не смягчает укоры совести, как молитва.

Лионель бросил около нея ключ, который он держаль в руке, и сказал:

- Этот склеп заперли навсегда, если только вы не потребуете, чтобы его отперли еще раз - для вас самих, чтобы лечь рядом с сыном. Дети тех, кем этот склеп выкопан, лежат все уже здесь, за исключенисм двух, которые умрут в другом полушарии. Возьмите себе вот это - и да простит вас Господь, как я вас прощаю.

Он бросил рядом с ключом большой кошелек, наполненный золотом, и ушел вместе с Польвартом, не прибавив больше ни слова. В воротах кладбища они оба обернулись и в последний раз взглянули на Абигайль. Она стояла на коленях, руками опираясь на памятник над чьей-то могилой, пригнувши голову почти к земле. Видно было, что она смиренно и горячо умоляет небо о милосердии.

и на кладбище королевской церкви нашли тело какой-то старухи, повидимому, погибшей от холода. Она открыла склеп, желая, должно быть, умереть возле гроба своего сына, и в ту же минуту лишилась сил, не успевши еще туда спуститься. Она лежала на мерзлой земле, и её спокойное лицо носило следы былой замечательной красоты, которая ее погубила. Около нея лежал кошелек с деньгами, на том самом месте, где его бросил Лионель.

Возвращавшиеся в свои дома горожане с ужасом уходили от этого зрелища. Но потом на кладбище забрел случайно один отсталый солдат из королевской армии, нарочно для того и отставший, чтобы поживиться, где придется. Он увидал кошелек и тотчас же завладел им, а тело Абигаили столкнул в подземный склеп, запер отверстие и ключ забросил.

Медная доска с надписью много лет уже как оторвалась от стены, и в настоящее время в Бостоне осталось очень не много лиц, которые могли бы указать место, где находилась семейная могила Линкольнов и Лечмеров.

Сэр Лионель и Польварт вместе отправились на набережную, сели там в шлюпку и поехали на фрегат, который должен был отвезти их в Анмию. Фрегат был как раз тот самый, на котором служил молодой мичман, возивший Сесиль в американский лагерь. На палубе они встретились с Агнесой Дэнфорт, которая приехала на фрегат незадолго до них вместе со своей кузиной. У Агнесы были заплаканные глаза, но щеки горели румянцем от удовольствия, что из Бостона убираются, наконец, гордые островитяне, которых она всегда очень недолюбливала.

- Я только вас дожидаюсь, кузен Линкольн, чтобы с вами проститься, - сказала она, дружески его обнимая. - Мне уже пора съезжать на берег. Будьте счастливы, а я никогда не перестану желать вам всего, всего лучшого.

…

Его перебил Польварт, выступая вперед и беря мисс Дэнфорт за руку. В пятидесятый, по крайней мере, раз повторил перед ней храбрый капитан свою просьбу, чтобы она соединила с ним свою судьбу. Агнеса слушала его молча и с серьезным видом, но он еще не успел договорить всего, что хотел сказать, а по её губам уже пробежала лукавая улыбка. Она дружески и ласково поблагодарила его, но отказала наотрез и окончательно. Капитан выдержал удар, как человек, получающий его далеко не в первый раз, и со всею вежливостью помог ей сойти в лодку, на которой она приехала. В лодке ее встретил молодой человек в форме американского офицера. Сэру Лионелю показалось, что румянец на щеках его кузины сделался еще гуще, когда её молодой спугник стал накидывать ей на плечи теплый плащ, так как было холодно. Лодка, имея на себе парламентерский флаг, поплыла не в город, а к противоположному берегу, занятому американцами. На следующей неделе состоялась свадьба Агнесы с этим самым офицером, и они вступили во владение домом на Тремонт-Стрите и всем наследством после мистрисс Лечмер, от которого Сесиль отказалась с полного одобрения своего мужа.

Командир фрегата сигналом даль знать адмиралу о прибытии на борт пассажиров, которых ждали, и получил в ответ приказ итти в плавание по указанному назначению. Через несколько минут легкое и стройное судно прошло мимо Дорчестерских высот, выпустило по ним несколько бортовых залпов и поставило все свои паруса. Американцы не отвечали, не имея ни малейшого желания препятствовать выходу фрегата в открытое море. Он помчался к берегам Англии, везя с собою правительству и обществу важную весть об эвакуации Бостона^[12].

Флот тоже вскоре снялся с якоря и удалился, и с тех пор город, бывший так долго в угнетении, ни разу не видаль у себя в гавани ни одного неприятельского корабля.

Во время плавания Лионель и его симпатичная подруга имели досуг хорошо обдумать все, что с ними случилось. Много говорили они друг с другом, между прочим, о такой странной, таинственной, необъяснимой и в то же время такой тесной связи, которая установилась между помутившимся в разсудке отцом и никогда не имевшим разсудка сыном. Углубившись в разсмотрение всех причин, они достигли того, что описанные нами события предстали перед ними во всей ясности и естественной простоте, без малейшей примеси темного и сомнительного.

в толпе.

Польварт умер очень недавно. Несмотря на свою деревянную ногу, он, при поддержке Лионеля, достиг почти самых высших почестей и отличий и под конец жизни подписывался баронетом, генералом и членом парламента. Он был командиром одной приморской крепости, и эта крепость считалась, благодаря ему, одной из самых надежнейших во всем королевстве. В парламенте он заседал в качестве представителя одного местечка, владельцем которого был сэр Лионель Линкольн. Там он обращал на себя внимание усидчивостью и добросовестностью, с которой он выслушивал все депутатския речи, а также той поспешностью, с которой он всегда подавал голос «за», когда дело шло об ассигновании средств на съестные припасы для чего бы то ни было.

Через год после приезда молодой четы Линкольнов в Лондон у Сесили умер её дядя, лорд Кардоннель, а перед тем незадолго умер его единственный сын. Леди Линкольн сделалась неожиданно обладательницей большого состояния и наследницей одного из древнейших английских баронств. Вплоть до самой французской революции сэр Лионель Линкольн и его жена прожили в полном согласии. Леди Линкольн своим кротким влиянием отлично умела успокаивать своего вспыльчивого мужа. Среди безмятежного счастья его наклонность к наследственной меланхолии исчезла почти совсем. Когда оказалось нужным принять меры для охраны британской конституции, которой стала грозить опасность, правительство в числе нескольких других богатых и талантливых людей призвало сэра Лионеля Линкольна в верхнюю палату. Он сделан был графом и пэром, и таким образом в восемнадцатом веке к нему в род возвратился титул, которым в средние века пользовалась угасшая старшая линия Линкольнов.

и предшественницами. Разсказанные нами исторические факты уже начинают меркнуть в отдалении времени, и очень возможно, что тот англииский пэр, который в настоящее время пользуется всеми наследственными правами рода Линкольнов, даже и понятия не имеет о той части своей семейной хроники, когда члены этого рода жили в глухой и отдаленной провинции Великобританского королевства.

КОHЕЦ

1832

12

Бостон был очищен англичанами в марте 1776 г. на основании конвенции, заключенной между генералом Гоу и Вашингтоном. Город был потом ремонтирован и укреплен за счет «лойялистов», которые были объявлены врагами отечества.