Блуждающая Искра.
Глава III

«Блуждающая Искра»

Глава III

Капитан был очень доволен, когда, наконец, оставил дом вице-губернатора - дворец, как называли его простодушные островитяне; его утомили ученые разглагольствования Баррофальди, и хотя он немало знал морских анекдотов, немало посетил английских гаваней и мог сравнительно успешно выпутаться при подобных обстоятельствах, но ему впервые пришлось поддерживать такой длинный разговор о предполагаемой его родине. Если бы почтенный Андреа услышал все посылаемые ему капитаном проклятия, к нему бы не замедлили вернуться первоначальные сомнения.

Была звездная, тихая, полная истомной неги ночь; такие ночи бывают только на побережьи Средиземного моря. Едва ощущался легкий ветерок, казавшийся скорее нежным дыханием моря, и несколько праздных людей еще совершали свою вечернюю прогулку по горам. Когда моряк подошел к этому месту прогулок, он на минуту приостановился, как бы затрудняясь, куда итти. Женская фигура, тщательно задрапированная в широкий плащ, прошла мимо него и, окинув его пристальным взглядом, продолжала подыматься на гору. Неожиданность ее появления и мимолетность помешали молодому человеку в свою очередь рассмотреть ее; но, видя, что она направляется к местам, менее посещаемым, он последовал за нею. Женщина остановилась, и он не замедлил подойти к ней.

- Джита! - радостно воскликнул он, узнавая знакомое лицо. - Какая удача! Эта встреча снимет с меня большую заботу. Тысячу благодарностей за вашу доброту, дорогая Джита. Разыскивая ваше жилище, я рисковал скомпрометировать и вас и себя.

- Вот поэтому-то я и решилась встретить вас, Рауль. Глаза всех в этом маленьком болтливом городке следят теперь за вашим люгером и, конечно, следили бы за вами, его капитаном, если бы подозревали, где вы. Вы ведь не знаете, за кого принимают вас и ваше судно.

- Ничего постыдного, надеюсь, дорогая Джита?

- Говорят, что вы француз, и ваше будто бы английское судно - одна уловка.

- Только-то? - засмеялся Рауль Ивар. - Что ж! Надо снести этот позор. Честное слово, они правы в своем обвинении; между нами всего один американец, нужный для нас при ведении переговоров. За что же мне обижаться, если жители Порто-Феррайо приняли нас как раз за то, что мы и есть на самом деле?!

- Я и не говорю, что вы должны себя чувствовать оскорбленным, но вам может грозить опасность. Если только вице-губернатор нападет на эту мысль, то он велит в вас стрелять, как в неприятеля, и вы погибли.

- Нет, нет, Джита, он слишком пленен капитаном Смитом, чтобы допустить подобную жестокость. К тому же, ему придется совершенно переместить всю свою артиллерию, чтобы выстрелы с нее могли достигнуть «Блуждающей Искры», там, где она теперь стоит; я никогда не ставлю свое маленькое судно под выстрелы неприятельской артиллерии. Посмотрите, Джита, мы стоим вне всякой опасности.

- Я знаю, где вы стоите, я следила за вашим люгером, потому что узнала вас или думала, что узнала. Скажу даже, что довольна была вашим появлением; больше того: обрадовалась при виде такого старого друга. «Он меня, должно быть, не забыл, - подумала я, - неспроста подходит к этому острову». Но, когда вы вошли в бухту, я думала, что вы потеряли рассудок.

- И я бы его действительно потерял, если бы еще отложил свидание с вами. Чего мне бояться этих ничтожных островитян? Что мне стоит поджечь все их суда? «Блуждающая Искра» не даром заслужила свое название - она успеет быть всюду, прежде чем опомнится наш неповоротливый неприятель.

- Однако этот неприятель уже подозревает вас, и вы должны быть постоянно настороже. Что я испытала сегодня, когда в вас стреляли!

- И что они мне сделали? Только даром потратили заряды. Они даже не изменили направления нашего люгера. Вы слишком бывалый человек, Джита, чтобы смущаться пустым шумом!

- Именно потому, что я кое-что понимаю в этих вещах, я так и испугалась. Ведь вы бы погибли, если бы эти ядра попали в люгер!

- Но вот этого-то непременного условия нашего несчастья и не было: они не попали. Однако не будем больше говорить об этом, Джита, будем наслаждаться настоящим счастьем, мы так давно не были вместе.

- Я и не могу не тревожиться, Рауль. Ну, что с вами будет, если вице-губернатору придет фантазия захватить ваш люгер, послав на него отряд солдат?

- Пусть посылает! Я подошлю к нему моих матросиков, и он славно прогуляется. Да нет, ему ничего не придет в голову, не стоит говорить об этом.

Весь этот разговор происходил на французском языке, которым Джита вполне владела, хотя в ее произношении слышался итальянский акцент.

- Но вот идея! - воскликнул капитан. - Завтра я подошлю ему моего первого помощника, мою правую руку, моего друга Итуэля Больта, - пусть побеседует с ним о политике.

Но заметив встревоженное выражение лица Джиты, он сказал:

- Ну, хорошо! Поговорим о другом. Допустим, что нас захватят, - чего можем мы опасаться в худшем случае? Мы - честные корсары, имеем законные полномочия, находимся под покровительством французской республики и можем очутиться лишь в положении военнопленных. Это со мной уже было и привело лишь к тому, что я принял имя Смита и теперь насмеялся над вице-губернатором острова Эльбы.

Джита невольно улыбнулась, несмотря на всю испытываемую ею тревогу. Рауль умел расположить в пользу своих взглядов своей неподдельной веселостью и легкомыслием даже людей совершенно иного склада ума. Она знала, что Рауль был два года пленником в Англии, благодаря чему и изучил язык и порядки этого государства. Он бежал из тюрьмы при содействии моряка-американца, Итуэля Больта, который вполне проникся планами своего более предприимчивого друга.

Вынужденный служить на одном из английских военных судов вследствие насильственного набора в матросы, Больт горел жаждой мщения, и своим примером мог подтвердить, насколько опасен может быть, повидимому, слабейший из людей, доведенный до отчаяния несправедливостью сильнейших, которым неизбежно приходится в конце концов расплачиваться за свой деспотизм.

Джита была посвящена во все их дела и, хотя не симпатизировала Итуэлю Больту и не любила американца за его характер, но не раз смеялась, слушая о тех хитростях, которые он постоянно изобретал, чтобы нанести вред англичанам,

- Вы переименовали ваш люгер, Рауль? - спросила Джита после некоторого молчания. - Было бы опасно открыть его настоящее название, так как еще очень недавно я слышала рассказы одного моряка о нападениях, совершенных вашим люгером. Счастье, что этот моряк в настоящее время уехал, а то он бы мог узнать судно.

кличку «Крыло и Крыло».

- Мне послышалось несколько иное, когда вы отвечали на карантинный допрос. Но это странное название, «Блуждающая Искра», мне несравненно больше нравится, - задумчиво проговорила Джита.

- Дорогая Джита, я бы хотел, чтобы вы имя Ивара предпочитали всякому другому, - заметил молодой человек с упреком. - Вы обвиняете меня в вольнодумстве, но неужели различие наших взглядов будет долго еще стоять стеною между нами и препятствовать получению, вашего согласия. О, если бы это было в Италии!

- Мне думается, что если бы я дала его вам, то вашему люгеру пришлось бы снова переменить имя и назваться «Безумием Джиты», - принужденно засмеялась девушка, с трудом подавляя охватившую ее тоску. - Но довольно об этом, Рауль. Нас могут выследить, подслушать. Пора расстаться.

После короткого обмена еще немногими заключительными фразами, значительными и дорогими для обоих, они простились, и Джита поспешила домой, уверив капитана, что хорошо знает город и не чувствует ни малейшего страха, пробираясь по улицам в такое позднее время. И действительно, к чести Андреа Баррофальди надо заметить, что в городе было совершенно спокойно, и только теперь, с появлением Рауля, этому миру могла грозить опасность.

Однако, в Порто-Феррайо вовсе не было так спокойно. Томазо Тонти с группой своих приверженцев имел обыкновение заканчивать день в кабачке прекрасной вдовушки, Бенедетты Галопо, над дверями которого торчал на палке часто возобновляемый свежий пучок зелени, служивший вывеской. Отчаянная кокетка, о которой, впрочем, остерегались говорить что-нибудь дурное, Бенедетта дорожила посещениями Томазо по двум причинам: во-первых, его всегда сопровождала интересная и привлекательная молодежь, а во-вторых, он пил много и был очень аккуратным плательщиком.

В то время как Рауль Ивар и Джита расстались на горе, Томазо Тонти с тремя приятелями сидел на своем обычном месте за столом в небольшой комнате первого этажа кабачка интересной вдовушки. В окно он мог свободно наблюдать за всеми действиями приехавшего иностранного люгера. Приятели сидели не более четверти часа, а уже поставленная перед ними порции вина значительно уменьшилась.

- Я все это передал градоначальнику, - говорил Томазо с важностью, осушая стакан вина. - Да, и я не сомневаюсь, что Вито-Вити сообщил об этом вице-губернатору, так что и он в настоящее время знает не менее нас. И подумать только, что такие дела творятся в Порто-Феррайо, в столице острова Эльбы, где такой бдительный надзор!.. Градоначальник обещал мне зайти сюда после свидания с вице-губернатором, чтобы сообщить результат их разговора.

- Синьор градоначальник всегда будет здесь желанным гостем, - заметила Бенедетта, принимаясь стирать пыль с соседних столов. - Он едва ли где найдет лучшее вино.

- Бедняжка, - промолвил Тонти сострадательно, - и ты думаешь, что градоначальник придет сюда для того, чтобы пить твое вино? Он придет ради меня. Слишком часто угощается он превосходным вином вице-губернатора, чтобы его потянуло к твоему.

Бенедетта уже готова была горячо вступиться за свое, отстаивая свои интересы, но в эту минуту за дверью раздались тяжелые шаги, и в комнату к общему удивлению вошел Вито-Вити, в сопровождении вице-губернатора. Бенедетта остановилась неподвижною, в немом почтении.

Посещение вице-губернатором было вызвано вновь зародившимися в нем сомнениями относительно личности и намерений Смита. Дело в том, что по уходе мнимого англичанина Вито-Вити указал Баррофальди на некоторые подозрительные подробности, подмеченные им за ужином в разговоре капитана, и Андреа пожелал лично осмотреть люгер, а так как градоначальник обещал Мазо зайти сюда повидаться с ним, то они и пришли оба.

- Синьор, ваше посещение делает мне такую честь! - заговорила Бенедетта, приходя, наконец, в себя. - Не часто выпадает мне на долю такое счастье, ваше сиятельство; мы бедные люди, хотя, может быть, такие же хорошие католики, как и те, что живут на горе.

- Так, так, Бенедетта, я не сомневаюсь, что вы хорошая христианка. Дайте-ка мне бутылочку вина!

Бенедетта присела с чувством благодарности - теперь репутация ее вина навеки обеспечена: уж если его пил сам его сиятельство, то кто же из моряков посмеет его бранить?

Она проворно вытерла два стула и через минуту подала бутылку, действительно, лучшего тосканского вина, которого у нее хранилось с дюжину для экстренных случаев.

- Пожалуйте, ваше сиятельство! Наше скромное заведение едва один раз в столетие удостаивается такого высокого посещения. Да и вы, синьор градоначальник, всего второй раз у меня.

Он спокойно налил вина, приглядываясь к находившимся в комнате молчаливым морякам; кроме Тонти и Даниеля Бруно, он никого не знал, а потому шопотом спросил у Томазо, может ли он поручиться за благонадежность своих товарищей.

- За всех, от первого до последнего, синьор, - отвечал Томазо.

Тогда Баррофальди обратился к присутствующим:

- Вам, без сомнения, известна причина, побудившая нас притти сюда? - спросил он.

- Мы догадываемся, ваше сиятельство. Мазо нам говорил, что этот люгер не английский, как нас хотят уверить, а французский.

Вдруг за дверью послышались шаги, и, прежде чем Бенедетта, остерегавшаяся, по желанию вице-губернатора, неизвестной и, может быть, неудобной встречи, успела задержать нежданного гостя, дверь отворилась и в комнату вошел Итуэль Больт в сопровождении одного генуэзца.

У Больта совершенно отсутствовали признаки какой бы то ни было чувствительности. Очертания его лица и фигуры были правильны, но резки и угловаты. Он весь состоял из одних костей; нервы замечались гораздо позднее, а мускулы, которых на его долю было отпущено немало, не округляли тела, а, напротив, придавали ему угловатость. Даже пальцы его казались не круглыми, а призматическими, а на открытой шее с небрежно повязанным черным шелковым платком, не служившим к его украшению и грации, выделялись все позвонки. Роста он был высокого, но его несколько скрадывала сутуловатость плеч. Черные волосы обрамляли лицо, подвергавшееся много лет действию самой разнообразной погоды и сильных ветров. Лоб у него был широкий, открытый, и рот замечательно красивый. Эту оригинальную физиономию как бы освещали проницательные и подвижные глаза, казавшиеся не пятнами на Солнце, а солнцами на пятне.

Итуэль прошел все превратности жизни американца, вынужденного своими силами пробивать себе дорогу. Он был мальчиком у одного фермера, рабочим в типографии, младшим школьным учителем, кондуктором дилижансов и разносчиком; наконец, ему случалось даже не пренебрегать и более грубыми работами, например, мести улицы, изготовлять метлы. До тридцатилетнего возраста Итуэль не думал о море. Случай доставил ему место на каботажном судне^[14] и ошибка обнаружилась лишь спустя несколько дней, когда судно было уже в плавании. Но и тут судьба сыграла в руку Больту: по несчастной неосторожности капитан упал в море, и Итуэль естественно занял его место. Другой бы в его положении поспешил вернуться в гавань, но не в его правилах было отступать, да к тому же итти назад было так же трудно, как и вперед, и он избрал последнее. Матросы не могли им достаточно нахвалиться, а он действовал очень осмотрительно и отдавал только те приказания, какие они подсказывали ему. Погода ему благоприятствовала, ветер дул попутный, и ничто не препятствовало благополучному плаванию. Он приобрел друзей, и судохозяева каботажных судов вверили ему судно. Он поручил тогда своему лейтенанту все ведение судна, а сам, не показывая вида, что присматривается, через полгода уже научился этому новому для себя делу лучше, чем другой научился бы в три года.

в матросы одного английского судна, когда капитан лишился значительной части своего экипажа, погибшего от желтой лихорадки. Итуэль не был таким человеком, которым можно было бы пренебречь в таком случае, и капитан притворился, что принял его за англичанина^[15].

Примечания

14

Каботажное судно - судно прибрежного плавания, перевозящее грузы.

15

В те времена в английском флоте набор матросов часто происходил в форме прямого насилия.