Покаяние
| Автор: | Лангбейн А. Ф., год: 1823 |
| Примечание: | Перевод Василия Жуковского |
| Категория: | Стихотворение |
| Связанные авторы: | Жуковский В. А. (Переводчик текста), Гербель Н. В. (Редактор издания) |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Покаяние (старая орфография)
ЛАНГБЕЙН.
Немецкие поэты в биографиях и образцах. Под редакцией Н. В. Гербеля. Санктпетербург. 1877.
Август-Фридрих-Эрнст Лангбейн, едва ли не единственный юмористический писатель своего времени в Германии, родился 6-го сентября 1757 года в Радеберге, близь Дрездена. Отличаясь необыкновенной плодовитостью и значительной талантливостью, а вместе с тем и значительной распущенностью, он, к сожалению, весьма часто впадает в шарж и даже пошлость в своих произведениях, что, конечно, недостойно писателя с истинным талантом. Поэтому отзыв о нём Шерра, назвавшого его "великим только в пошлости", не смотря на всю свою резкость, очень метко очерчивает круг деятельности этого талантливого, но крайне вульгарного писателя. Лангбейн писал во всех родах, то-есть сочинял басни, баллады, лирическия стихотворения, легенды, юмористические рассказы и романы - и во всех родах был одинаково вульгарен. В 1704 году поэт собрал свои разбросанные по повременным изданиям пьесы и издал их в Лейпциге в двух томах, под названием: "Schwänke". Лучшей пьесой этого издания считается баллада "Рубашка счастливца". Зенита своей непрочной славы достиг Лангбейн в двадцатых годах, благодаря двум новым и, притом, лучшим изданиям своих стихотворений, вышедших в свет в 1820 и 1823 годах. Успех названных двух изданий был так велик, что даже породил подражателя, в лице одного из безчисленных Мейеров, напечатавшого в 1823 году в Лейпциге том своих стихотворений, под названием: "Neue Schwänke und Erzählungen". Лучшими произведениями Лангбейна считаются его баллады, а из баллад - "Покаянье", "Слепой конь" и "Отцеубийца" Первая из них находится в нашем издании в прекрасном переводе Жуковского. Кроме того, на русском языке существует ещё перевод его комической повести "Летучая мышь", отпечатанный в 1805 году в Москве. Из романов, которых Лангбейн написал немало, считаются лучшими: "Фома Келлервурм" и "Свадьба магистра Цамнельса", изданные в 1800 и 1808 годах в Лейпциге. Лангбейн скончался 2-го января 1835 года.
ПОКАЯНИЕ.
Был Папа готов лигургию свершать,
Сияя в святом облаченьи,
С могуществом, данным ему, отпускать
Всем грешникам их прегрешенья.
И Папа обряд очищенья свершал;
Во прахе народ простирался;
И кто с покаянием прах лобызал.
От всех тот грехов очищался.
Органа торжественный гром восходил
Горе во святом фимиаме,
И страх соприсутствия Божия был
Разлит благодатью во храме.
Святейшее слово он хочет сказать -
Устам не покорствуют звуки;
Сосуд живоносный он хочет поднять -
Дрожащия падают руки.
"Есть грешник великий во храме святом -
И бремя на нём святотатства!
Нет части ему в разрешеньи моём:
Он здесь не от нашего братства.
"Нет слова, чтоб мир водворило оно
В душе погубленной отныне -
И он обретёт осужденье одно
В чистейшей небесной святыне.
"Беги жь, осуждённый! отвергнись от нас
Не жди моего заклинанья!
Беги: да свершу невозбранно в сей час
Великий обряд покаянья."
С толпой на коленях стоял пилигрим.
В простую одет власяницу.
Впервые узрел он сияющий Рим,
Великую веры столицу.
Молчанье храня, он пришол из своей
Далёкой отчизны, как нищий -
И целые сорок он дней и ночей
Почти не касался до пищи,
И в храме, в святой покаяния час.
Но грянул над ним заклинательныи глас -
Он бледен поднялся и скрылся.
Спешит запрещённый покинуть он Рим:
Преследуем словом ужасным.
К шотландским идёт он горам голубым.
К озёрам отечества ясным.
Когда жь возвратился в отечество он,
В старинную дедов обитель,
Вассалы к нему собрались на поклон
И ждали что скажет властитель.
Но прежний властитель, дотоле вождём
Их бывший во славе победной,
Их принял с унылым, суровым лицом,
С потухшими взорами, бледной.
Сложил он с вассалов подданства обет
И с ними безмолвно простился;
Покинул он замок, покинул он свет
И в келью отшельником скрылся.
Себя он обрёк на молчанье и труд;
Без сна проводил он все ночи;
Бродил он, потупивши очи.
Не знал он покрова ни в холод, ни в дождь,
В раздранной ходил власянице
И в келье, бывалый властитель и вождь,
Гнездился, как мёртвый в гробнице.
В святой монастырь Богоматери дал
Он часть своего достоянья,
Чтоб там о погибших собор совершал
Вседневно обряд поминанья.
Когда жь поминанье собор совершал,
Моляся в усердии теплом,
Он в храм не входил - перед дверью лежал
Он в прахе, осыпанный пеплом.
Окрест сторона та прекрасна была:
Река, наравне с берегами,
По зелени яркой лазурно текла
И зелень поила струями.
Живые дороги вились по полям;
Меж нивами сёла блистали;
Пестрели стада; отвечая рогам,
Святой монастырь на пригорке стоял
За тёмною клёнов оградой;
Межь ними, в то время, как вечер сиял,
Багряной горел он громадой.
Но грешным очам не приметна краса
Весёлой окрестной природы:
Без блеска для мёртвой души небеса,
Без голоса рощи и воды.
Есть место - туда, как могильная тень
Одною дорогой он ходит;
Там часто задумчив сидит он весь день,
Там часто и ночи проводит.
В лесном захолустье, где сонный ворчит
Источник, влачася лениво,
На дикой поляне часовня стоит
В обломках, заглохших крапивой.
И чорны обломки: пожар там прошол;
Золою, стопившейся в камень.
И падшею кровлей задавленный пол.
Решотки стерпевшия пламень.
И древний алтарь без святыни -
Всё сердцу твердит, пробуждая в нём страх,
О тайне сей мрачной пустыни.
Ужасное дело свершилося там:
В часовне пустынного места,
В час ночи, обет принося небесам,
Стояли жених и невеста.
К красавице бурною страстью пылал
Округи могучий властитель:
Но нравился боле ей скромный вассал.
Чем гордый его повелитель.
Соперника ревность была им страшна -
И втайне их брак совершился...
Ужь клятва любви небесам предана
И пастырь над ними молился...
Вдруг топот и клики и пламень кругом!
Их тайна открыта: в кипенье
Обиды, любви, обезумлен вином,
Дерзнул он на страшное мщенье...
Захлопнуты двери; часовня горит;
Всё пышет, палится, трещит и горит
И в пепле святыни обитель.
Был вечер прекрасен и тих и душист;
На горных вершинах сияло;
Свод неба глубокий был тёмен и чист;
Торжественно всё утихало.
В обители иноков слышался звон:
Там было вечернее бденье;
И иноки пели хвалебный канон,
И было их сладостно пенье.
По-прежнему грустен, по-прежнему дик,
(Уж годы прошли в покаянье)
На место, где сердце он мучить привык.
Он шол, погружонный в молчанье.
Но вечер невольно беседовал с ним
Своей миротворной красою,
И тихой земли усыпленьем святым,
И звездных небес тишиною.
И воздух его обнимал теплотой,
И пил аромат он целебный,
Отшельников голос хвалебный.
И с чувством, давно позабытым, поднял
На небо он взор свой угрюмой
И долго смотрел, и недвижим стоял,
Окованный тайною думой.
Но вдруг содрогнулся - как-будто о чём
Ужасном он вспомнил - глубоко
Вздохнул, стал бледней,и обычным путём
Пошол, как мертвец, одиноко.
Главу опустя, безнадежно уныл,
Отчаянно стиснувши руки,
Приходит туда он, куда приходил
И видит: у входа часовни сидит
Чернец в размышленьи глубоком.
Он чуден лицом; на него он глядит
Пронзающим внутренность оком.
"Христос
Тебя сохрани и помилуй!"
И грешнику душу привет сей потрёс,
"Ответствуй мне, кто ты?" чернец вопросил;
"Свою мне поведай судьбину.
По виду ты странник: быть-может ходил,
Свершая обет, в Палестину?
"Или ко гробам чудотворцев святых
Своё приносил поклоненье?
Дарующих грешным спасенье?"
- Мощей не принёс я, к гробам не ходил,
Спасающим нас благодатью,
Не зрел Палестины: но в Риме я был -
"Проклятия вечного нет для живых:
Есть верный за падших заступник.
Приди, исповедайся в тайных своих
Грехах предо мною, преступник."
Владыко и Божий наместник,
Тебе ли то сделать? И кто ты, чернец?
Кем послан ты, милости вестник?--
"Я здесь издалёка: был в той стороне.
Здесь память загладить позволено мне
Ужасного дела ночного."
При слове сём грешник на землю упал:
Все члены его трепетали.
Того на земле не узнали.
Лишь месяц их тайным свидетелем был.
Смотря сквозь древесные сени;
И, мнилось, в то время, когда он светил,
Двумя облачками казались оне:
Всё выше, всё выше взлетали -
И всё неразлучны - и вдруг в вышине
С лазурью слились и пропали.
Одно сохранилось в преданье:
С обычным обрядом священный собор
Во храме свершал поминанье,
И пеньем торжественным полон был храм,
И, вместе с земными, невидимо там
Служили небесные Силы.
И в храм он вошол, к алтарю приступил,
Пречистых даров причастился.
Сжал набожно руки - и скрылся.
В. Жуковский.