Автор: | Ландсбергер А., год: 1926 |
Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Эмиль. Часть вторая. Глава пятнадцатая, в которой Эмиль впервые допрашивает преступника. (старая орфография)
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
в которой Эмиль впервые допрашивает преступника.
Если бы это повествование было романом, то, может быть, следовало бы отметить для поддержания симпатии читателя к нашему герою, что Эмиль и на новом своем посту, в первую очередь заботился об исполнении обязанностей и - лишь во вторую - о своей личной безопасности. Но из уважения к правде надо, к сожалению, признаться, что это было не так. Атмосфера полицейпрезидиума первое время его угнетала. В этом смысле на него повлияло также изучение протоколов, которые выставляли его прошлое в совершенно безсмысленном и тупом виде, между тем как в воображении Эмиля оно рисовалось рядом интересных, приключений. Вспомнив, что в этот самый час бывший прокурор вчитывается в заграничные протоколы, ничего в них не понимая и разсматривая каждое похождение лишь с точки зрения уголовного кодекса, Эмиль впервые утратил хорошее настроение.
С неприятным чувством он предвидел встречу с прежними друзьями в качестве обвинителя и преследователя. Не то, чтобы он боялся за себя и свою безопасность, - о том, что они могут его выдать, он не думал вовсе, - но мысль, что ему придется стоять перед бывшими товарищами с унизительным чувством, какого он никогда не испытывал, даже будучи арестованным, угнетала его.
Он встал прикрыт дверь в соседнюю комнату, где пожилой комиссар допрашивал как раз арестованного. Он заметил лишь стриженую голову и спину человека, сидевшого против чиновника. На столе лежала груда мехов. Не закрывая дверей, Эмиль отошел в сторону и, незамеченный комиссаром, услышал следующий вопрос:
- Вы, значит, настаиваете на том, что три куньи шубы, пальто из брейтшванца и четыре собольих гарнитура, найденных в вашей квартире, принадлежат вашей жене?
- Именно так, господин судья!
- Хотя весь остальной гардероб вашей жены состоит из старого демисезонного пальто, грязной юбки и трех ситцевых блуз?
- У каждой бабы свой конек! Моей вот дались меха!
- Откуда же взялись деньги на такую роскошь?
- Знаете, господин судья, у теперешних жен лучше не спрашивать!
- Не станете же вы меня уверят, что у вашей жены - любовники и что это их подарки?
- Я ничего не думаю!
- К тому же, жена ваша не молода и не красива...
- Попробуйте-ка сказать ей это!
- И давно перешла за тот возраст...
- Ничего, сойдет еще!
- Знаете, во сколько оценены эти меха?
- Понятия не имею!
- В сорок тысяч марок.
- А что вы скажете, если я вам сообщу, что в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое марта был ограблен меховой магазин Аренс на Лейпцигерштрассе?
- Бывает!
- И что там были украдены вот эти самые меха, найденные у вашей жены?
- Скажите, пожалуйста, господин судья! Вот как можно поплатиться за свое добродушие!
- Добродушие?
- За то, что позволяешь своей жене развлекаться!
- В каких же случаях ваша жена надевала свои меха?
- Уж не тогда, конечно, когда гуляла со мной!
- Значит, когда уходила на свидание с любовниками?
- Это скользкая тема, господин судья; позвольте её не касаться!
- Где же вы были в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое?
- Там же, где обычно.
- А где же вы обычно бываете?
- То тут, то там. В зависимости от погоды и времени года.
- В марте - весна.
- Бывал в марте и снег. Я помню, например, в тысяча девятьсот одиннадцатом году...
- Это меня не интересует.
- Но и меня не интересует то, о чем вы спрашиваете!
- Я не хочу знать, где вы были в тысяча девятьсот одиннадцатом году, я хочу знать, где вы были двадцать шестого марта тысяча девятьсот двадцать пятого года.
- Утром, часов около восьми, я отправился в курятник...
- А я говорю про утро. Как сейчас помню, петух запутался в изгороди...
- Я спрашиваю, где вы были вечером двадцать шестого марта.
- Где же я мог быть? Дома, конечно, У нас нет денег на вечерния развлечения.
- Но вас видели...
- Мало ли кто меня видит!
- А именно видели вас выходящим из дому в одиннадцать часов. Вы даже сказали кому-то: "добрый вечер!",
- Вот это уж вранье!
- Почему?
- Потому что я всегда говорю: "мальцейт" {Мальцейт - обеденное приветствие. Прим. перев.}. Можете спросить, кого хотите.
- Что такое? Вы говорите в одиннадцать часов ночи "мальцейт"?
- Так уж я привык. Это злит народ: у них в животах пусто, а они думают, что я только-что поел.
- Ну, хорошо! Предположим, что этот человек ошибся и вы сказали не "добрый вечер", а "мальцейт".
- Если вы сами признаете, что он ошибся, как же вы можете верить такому свидетелю?
- Тот же человек видел, как вы возвращались в три часа ночи с большим пакетом.
- А что я сказал тогда?
- Это не существенно.
- Ну, и бездельник же этот человек, если он проторчал всю ночь около моего дома!
- Он торгует на вашем углу спичками.
- Конечно, нет!
- И человека, нарушающого обязательное постановление, вы считаете достоверным свидетелем?
- Сознайтесь же наконец, что меха украдены вами!
- Сначала скажите вы мне, оштрафован ли свидетель.
- Какое это имеет отношение к мехам?
- К каким мехам?
- Найденным у вас в доме!.
- Да мы же теперь говорим о спичках. Подумайте только, господин судья: человек по ночам нарушает полицейския правила...
- Чорт вас побрал бы!.. Не бесите меня!
- Меня раздражают такия вещи!
Эмиль, в противоположность уголовному комиссару, обладавший; достаточным юмором, оценил находчивость преступника, сводившого в критические моменты разговор на мелочи, забыл, где он находится, и разсмеялся.
Преступник не шевельнулся. Комиссар взглянул на дверь и вскочил.
- Мое почтение, господин советник!
- Я вам не помешаю? - спросил Эмиль.
- Полюбуйтесь на этого негодяя! - сказал комиссар.
- Предоставьте-ка его мне!
Преступник даже не привстал.
- Господин советник разрешает мне остаться? - спросил комиссар.
- Оставьте нас лучше одних, - ответил Эмиль.
Комиссар поклонился и вышел. Эмиль, перелистывая дело, бормотал:
- Нет!
- Значит, вы сознаетесь?
- Ни то ни другое: уличить меня должны вы!
- Верно! - ответил Эмиль, вглядываясь в арестованного: - Не встречались ли мы с вами раньше?
- Мне тоже как будто кажется...
- При ваших многочисленных приводах это неудивительно.
- Нет, не здесь! Господчиков из полицейпрезидиума я знаю наперечет.
- Ну, так, может быть, на воле?
- Вы не бываете у Шлезвигских ворот?
- Изредка.
- Тогда, может, вы знаете кафэ Плинке?
- Ну, да! Конечно!
- Оно принадлежит моему зятю! А как вы туда забрели? По делам службы?
- Нет, просто так, на досуге.
- Вот это я понимаю! Вы начинаете мне нравиться. Я тоже не усидел бы весь день за этим столом, позволяя себя морочить.
- Вы совершенно правы! Надолго это невыносимо!
- Вообще у нас в кафэ Плинке разнообразие, всегда что-нибудь новенькое. А здесь - одна канитель!
- Однако и сглупили же вы, - сказал Эмиль, отрываясь от протокола.
- В чем дело?
- Зачем вы открыли отмычкой дверь, вместо того, чтоб вырезать стекло?
- Ну, и что же?
- Но, посветив фонариком, увидал в магазине кафельный пол.
- Что ж вас смутило?
- А ведь стекло на плитах зазвенело бы!
- Разве у вас не было просмоленной бумаги?
- Это еще что?
- Тогда стекло не выпадает, а приклеивается к ладони.
- У вас есть чему научиться!
- Человек вашей профессии мог бы все это знать.
- Мне и то стыдно. Но я, право, не знал.
- Ну, теперь уже поздно!
- Пригодится в следующий раз.
- А когда трогаешь серебро без перчаток...
- Я не люблю работать в перчатках!
-..то потом его вытирают тряпкой. Вы могли бы избежать по крайней мере дюжины из ваших пятнадцати приводов.
- Если б я встретился с вами раньше!
- На этот раз никто в мире не поможет вам выпутаться.
- Я тоже так думаю.
- Не лучше ли поэтому вам сознаться?
- Я так и сделаю! - Вор покосился на дверь. - Но не ему.
- Раз вы пошли мне навстречу, я вас тоже не подведу... Я сознаюсь во всем: такой человек, как вы, может, нам иной раз пригодится!
- И вы подпишете протокол?
- Да!
В эту минуту дежурный полицейский передал Эмилю карточку:
"Амалия Ауфрихтиг".
- Проведите ко мне в кабинет, - приказал Эмиль и обратился к арестованному: - Протокол мы составим сегодня днем.
- Когда хотите. Мне торопиться некуда.