Барон Фламинг, или страсть к титулам
(Старая орфография)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Лафонтен А. Г., год: 1804
Примечание:Переводчик неизвестен
Категория:Повесть

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Барон Фламинг, или страсть к титулам

Баронъ Фламингъ, или страсть къ титуламъ.
Повесть А. Лафонтена.
(Вольный переводъ съ Немецкаго.)

Баронъ Фламингъ былъ одинъ изъ богатейшихъ и могущественнейшихъ Саксонскихъ Дворянъ. Баронесса, его благородная половина, имела все качества, какiя только могутъ сделать супруга щастливымъ; но мрачная, глубокая печаль отравляла все наслажденiя высокороднаго Барона: у него не было наследника, которому могъ бы онъ передать блистательность своей породы.

Небо удостоило наконецъ внять его обетамъ: Баронесса родила сына. Все ея прiятельницы, собравшись къ ней въ спальню, старались наперерывъ найти для новорожденнаго прекраснейшее имя. - "Не трудитесь, милостивыя государыни! сказалъ Баронъ: я назову сына моего Квинкцiусомъ. - Квинкцiусомъ! вскричали оне все въ одинъ голосъ: ни въ какомъ календаре нетъ такого Святаго; это имя языческое. Лучше назовите, его мясопустомъ, сочельникомъ, или четвергомъ, по крайней мере все это находится въ календаре."

Баронъ краснелъ и бледнелъ. "Довольно, сударыни, сказалъ онъ имъ, что вы не изволите знать имя Квинкцiуса! оно уже две тысячи летъ принадлежитъ моей фамилiи. - Две тысячи летъ! - Такъ точно! Квинкцiусы разделились на три поколенiя, а именно; на Фламинiусовъ, Капитолинусовъ и Цинциннатусовъ; я произхожу отъ первыхъ. - Но васъ зовутъ не Фламинiусомъ, а Фламингомъ; тутъ есть некоторая розница. - Ни какой сударыни, съ вашего дозволенiя: изъ Латинскаго усъ сделалось Немецкое ингъ: Фламинiусъ, Фламингъ. Боже мой! это очень понятно: Геминiусъ, Гемингенъ, равно какъ у французовъ, нашихъ соседей, очевидно, что произходитъ отъ Помпея, а Фаберъ отъ Фабiуса." -- Добрыя Госпожи, изумленные такою ученостiю, замолчали, и младенцу безъ всякаго прекословiя наречено имя Квинкцiуса.

Первыя годы его жизни не содержатъ ничего достойнаго примечанiя. Баронъ, его отецъ, употребилъ сiе время на отъискиванiе всехъ старинныхъ рыцарскихъ сочиненiй, касающихся до воспитанiя благородныхъ детей; онъ читалъ сiи книги, училъ ихъ наизусть, делалъ изъ нихъ выписки, и проч. и проч,

Тысячу разъ Баронесса слыхала, какъ супругъ ея превозносился древностiю своего рода; тысячу разъ видала, какъ онъ рылся въ старыхъ пергаментахъ и бумагахъ, изъ которыхъ, говорилъ онъ, надлежало ему выписать родословное дерево, и повесить оное въ сеняхъ своихъ, чтобы темъ внушить своимъ вассаламъ большее къ себе почтенiе и уморить съ зависти соседей своихъ. Однакожь Баронесса не могла далее доходить какъ только до третьяго или четвертаго колена знаменитаго рода Фламинговъ. Однажды решилась она попросить о томъ объясненiя у августейшаго своего супруга. - "Любезная Баронесса! отвечалъ онъ ей: съ величайшимъ бы удовольствiемъ исполнилъ я требованiе твое; но домъ нашъ, какъ то известно вселенной, произходитъ изъ Рима; исторiя предковъ моихъ написана по-Римски, или по-Латине, что мне кажется почти все равно. У меня тамъ есть толстая книга, сочиненная, не знаю въ какомъ году, некоторымъ Titi Livii opera {Сочиненiя Тита Ливiя. Добрый Баронъ виделъ въ семъ заглавiи одно только собственное имя.}. Съ помощiю неутомимаго терпенiя отрылъ я въ этой книжище одного Квинкцiуса Фламиниуса; но признаюсь, что теряюсь во всехъ этихъ именахъ на усъ. Естьлибы я былъ несколькими годами помоложе, то ухитрился бы какъ нибудь разпутать эту безтолковщину. Впрочемъ нашъ Квинкцiусъ читаетъ уже порядочно, и я непременно хочу, чтобъ онъ съ завтрашняго же дня началъ учиться языку своихъ предковъ. Подумай, Баронесса, какiя восхитительные вечера доставитъ намъ этотъ милой робенокъ, когда станетъ намъ читать въ толстой моей книге все то, что мы делали въ Риме за многiя сотни летъ назадъ!" -- Добрая Баронесса улыбнулась, и положено, чтобъ въ следующiй день послать за Учителемъ.

День появился, и вместе съ нимъ честной Г. Бейеръ, давно уже рекомендованный Барону Пасторомъ его села. Г. Бейеръ подъ самою смиренною наружностiю скрывалъ необыкновенную ученость. Онъ съ трепетомъ предсталъ передъ Барона, которой внимательно смерилъ его глазами съ головы до ногъ. Баронесса, всегда человеколюбивая, старалась его ободрять, говоря ему, сколько почитаетъ она себя щастливою, что сынъ ея будетъ иметь такого просвещеннаго и достойнаго наставника. Бейеръ поклонился въ поясъ. -- "Знаете ли, сказалъ ему Баронъ, что вы готовитесь иметь честь воспитывать дитя, которое произходитъ отъ благороднейшей Христiанской крови? знаетели, что вамъ должно образовать его сердце и разумъ? Чувствуете ли себя къ этому способнымъ? Посмотримъ! отвечайте мне на следующiй вопросъ: какъ назовете вы бракъ, заключенный дворяниномъ съ мещанкою?" - Баронесса весьма встревожилась, она кашляла, делала знаки Гну. Байеру, будучи уверена, что ответъ решитъ его участь. Онъ и самъ очень хорошо это понялъ, и принявъ смелый видъ, сказалъ важнымъ и громкимъ голосомъ: "Г. Баронъ! я назвалъ бы такой бракъ явнымъ нарушенiемъ всехъ Божескихъ и человеческихъ законовъ и неизгладимымъ преступленiемъ противъ потомства; ибо Моисей сказалъ, что Ангелы, сочетаваясь со дщерями человеческими, навлекли на землю потопъ.

Восхищенный такимъ ответомъ; Баронъ встаетъ и стремглавъ бросается на шею къ Бейеру. - "Госпожа Баронесса! вскричалъ онъ голосомъ торжественнымъ: я нашелъ его! вотъ истинный мудрецъ, котораго провозглашаю достойнымъ наставникомъ нашего любезнаго Квинкцiуса." Съ сей минуты Г. Бейеръ сделался советникомъ, наперсникомъ и другомъ высокороднаго Барона. Онъ тщательнейшимъ образомъ старался о развитiи способностей юнаго своего воспитанника, и Квинкцiусъ платилъ за его усердiе необыкновеннымъ прилежанiемъ и блистательными успехами. Баронъ не отлучался отъ него во время ученiя; но странные термины Грамматики, никогда прежде не поражавшiе его слуха, немедленно погружали его въ глубокой сонъ. Онъ терпеливо однако же сносилъ сiю скуку, помышляя о несказанномъ удовольствiи, которое въ последствiи доставитъ ему чтенiе Римскихъ Историковъ, и ежедневно ожидалъ, что сынъ его примется за нихъ. Прошло полгода, но Грамматика и Синтаксисъ все еще продолжались. Наконецъ Баронъ потерялъ все свое тeрпенiе и сказалъ бедному учителю следующее: "Объявляю вамъ, любезный Г. Бейеръ, что вечныя ваши разсужденiя о предлогахъ и междуметiяхъ совсемъ меня сокрушали. Не лучше ли былобы говорить съ сыномъ моимъ о подвигахъ его предковъ, нежели заставлять его корпеть надъ правилами, которымъ нетъ конца? Я хочу, чтобъ сего дни же Квинкцiусъ принялся за моего Опера Тита Ливiя."

Какъ можно спорить съ такимъ человекомъ, каковъ былъ Г. Баронъ? И такъ принесли Тита Ливiя. Добрый Бейеръ тотчасъ прiискалъ 11ю книгу, главу 56ю, и взявъ Барона за руку, положилъ указательный его палецъ на имя Старый Фламингъ, исполненный благоговенiя, снялъ немедленно колпакъ и велелъ сыну своему низко поклониться. Бейеръ началъ чтенiе свое, но насилу могъ его кончить; потому что Баронъ скакалъ отъ радости и поминутно его перерывалъ, крича сыну своему: "слышишь ли, Квинктусъ? слышишь ли, сынъ мой? вотъ каковы были Фламанги во все время, то есть самые честные, храбрые люди и православнейшiе Христiане!" - "Съ дозволенiя вашего, Г. Баронъ, Фламинiусы или Фламинги, о которыхъ здесь упоминается, были язычники, потому что"... Какъ, язычники! предки мои язычники! Не верь этому Квинкцiусъ! - "Однакожь ничего нетъ этого справедливее, продолжалъ хладнокровно честный Бейеръ, потому что они все родились и умерли до пришествiя Христова." - Точно ли вы уверены въ этомъ? - "Точно, сударь!" - Жаль этого, очень жаль!

Съ Барономъ и его сыномъ Бейеру очень было легко делать переводы; онъ не думалъ грешить противъ совести своей, прикрашивая повествованiя Тита Ливiя, или заставляя его говорить то, чего у него и на уме не бывало*

Пасторъ, рекомендовавшiй Бейера Барону, имелъ сына, одареннаго редкими способностями, но которыхъ отецъ, по причине недостаточнаго состоянiя, не имелъ способовъ обработывать. Изъ дружбы и благодарности Бейеръ вздумалъ дать его въ соученики благородному своему питомцу; въ следствiе чего и заставилъ Тита Ливiя сказать, что Консулъ Фламинiусъ воспитывалъ вместе съ сыномъ своимъ одного мальчика изъ простолюдиновъ, потому что дворянство, какъ первое состоянiе въ Государстве, было обязано доставлять ученiе другимъ классамъ народа. Баронъ заставилъ по вторить сiе место и приказалъ, чтобъ сынъ Пасторской въ следующiй день былъ ему представленъ.

Августъ Лисау - имя молодаго человека - былъ хорошъ собою, любезенъ, уменъ, и скоро привлекъ къ себе благоволенiе Баронессы. Она безпрестанно твердила сыну своему, чтобъ онъ не употреблялъ во зло преимуществъ, которые порода и достатокъ давали ему надъ молодымъ его товарищемъ. Квинкцiусъ, не взирая на все странности и сумазбродства, которыми отецъ окружилъ, такъ сказать, колыбель его, имелъ щастiе сохранить чувствительное сердце и ласковой характеръ: онъ спорилъ съ Августомъ въ одной только прилежности къ ученiю, я сiе соревнованiе было причиною, что оба они сделали блистательнейшiе успехи. Августъ, желая показать Барону свою признательность, собралъ въ одну тетрадь все, что могъ найти въ древнихъ Писателяхъ о трехъ поколенiяхъ Квинкцiусовъ; Баронъ, чувствительно тронутый, столько забылся, что нежно обнялъ юнаго простолюдина; онъ клялся, что никогда не забудетъ сего тонкаго доказательства приверженности и почтенiя; приказалъ, чтобъ всякой день за десертомъ читали по нескольку страницъ драгоценной рукописи. Бейеръ и самъ Квинкцiусъ заметили, съ какимъ искуствомъ молодой Писатель разпространялся о славныхъ подвигахъ Титуса-Квинкцiуса-Фламинтуса, которой победилъ Филиппа, Царя Македонскаго, и провозгласилъ Грецiю свободною, между темъ какъ онъ упоминалъ только вскользь о Кайусе-Фламингусе которой далъ себя такъ больно побить Аннибалу при Тразименскомъ озере.

Баронъ хотелъ, чтобъ сынъ его, даже и въ детскихъ своихъ играхъ, приводилъ себе на память достославныхъ своихъ предковъ, или готовился бы, покраиней мере, сделаться со временемъ достойнымъ ихъ подражателемъ. Квинкцiусъ игралъ всегда первыя роли; онъ былъ или Консуломъ, или Диктаторомъ, или по малой мере Греческимъ Царемъ. Смиренный Августъ ограничивался всегда второкласными должностями; а естьли когда нибудь и дозволялось ему принять знаменитое действующее лице, то было единственно для того, чтобъ придать еще большiй блескъ славе победителя. Обольщенный безпрестанными похвалами отца своего и ласкательствами своихъ вассаловъ, молодой Фламингъ привыкъ почитать себя во всехъ частяхъ творенiемъ единственнымъ, безпримернымъ. Идти по пробитой дороге, казалось ему низко, и по сему любилъ онъ только самое странное и чудное. Боясь встретиться въ Наукахъ, въ Литературе, или въ Нравственности, съ обыкновенными людьми, онъ старался сделать о всехъ сихъ предметахъ особливыя системы.

Въ сiю-то эпоху прiехала въ замокъ молодая девица Фон-Нотгафтъ, племянница Баронессы. Мать ея умерла, оставя ее попеченiямъ родителя, которой умелъ только куришь табакъ и травить зайцовъ. Добрая тетка требовала, какъ права, удовольствiя воспитывать сiю интересную девушку. Ей было только двенадцать летъ, о воспитанiи ея очень мало старались, и Баронесса не замедлила приметить, что бедная Эльмина едва знала азбуку. Августу поручили учить ее читать и писать. Доброй молодой человекъ былъ въ восхищенiи, что ему представился наконецъ случай сделать что нибудь угодное для его благотворительницы. Учитель былъ пригожъ и чувствителенъ, ученица прелестна и нежна; возрастъ, сходство во вкусахъ и нравахъ, родили между ими толь сильную дружбу, что они считали потерянными минуты, въ которыя не были вместе. Протекли два года, я сiя дружба превратилась въ совершенную любовь, Они ежедневно видались безъ свидетелей; чувствiе, наполняющее ихъ сердца, не могло быть долго неизвестнымъ предмету, которой внушалъ оное. Августъ осмелился открыть страсть свою: Эльмина поклялась ему въ вечной верности. Квинкцiусъ, бывая часто съ ними, приметилъ взаимную ихъ привязанность; но какъ онъ былъ совершенно углубленъ въ ученiе и занятъ только средствами отличиться, или, лучше сказать, сделаться страннымъ, то ни о чемъ более не помышлялъ, какъ только о строенiи новыхъ системъ.

Однажды Августъ имелъ съ Эльминою такой трогательный разговоръ, которой заставилъ ихъ проливать слезы. Августъ былъ уже довольно великъ, чтобъ почувствовать разстоянiе, положенное породою между имъ и его ученицею; онъ вверилъ ей страхъ свой и горесть. Эльмина, не столько опытная и менее недоверчивая, старалась ободрить своего любовника, и наконецъ удалилась въ свою комнату, чтобъ предаться тамъ меланхолiи, которой преодолеть была она не въ силахъ.

Фламингъ, будучи уже шестнадцати летъ, не заметилъ еще, что родственница его была редкая красавица; сверхъ того онъ почелъ бы сiе малодушное вниманiе недостойнымъ истиннаго философа, каковымъ онъ себя уже почиталъ.

Сколь велико было его удивленiе, какъ въ одинъ вечеръ читая Латинской переводъ Платоновыхъ сочиненiй, попалъ онъ на то место, где сей философъ называетъ любовь источникомъ всего, что только есть великаго, превосходнаго, изящнаго въ подлунномъ мiре. - "Покажите мне того великаго человека, возглашаетъ Платонъ, которой бы въ молодости своей не трепеталъ при виде красоты, котораго бы сердце не было снедаемо потребностiю любить и быть любимымъ!"

Квинкцiусъ закрылъ книгу и покраснелъ отъ стыда. Сколько ни справлялся онъ со спискомъ ощущенiи своихъ, безмерная суетность Квинкцiуса! - Очень хорошо, сказалъ онъ самъ въ себе: станемъ любить, когда Платонъ того желаетъ." - Къ кому лучше могъ онъ броситься съ сердцемъ своимъ, какъ не къ Эльмине?

Въ следующее утро началъ онъ къ ней ласкаться; садился подле нее, и въ первый разъ увиделъ, что она имела красоту восхитительную; онъ безпрестанно следовалъ за нею какъ тень ея, что много мешало Эльмине и Августу. Девушка досадовала, сердилась, но ничто не могло отвратить родственника ея отъ благороднаго намеренiя сообразоваться съ предписанiемъ велемудраго Платона,

Въ сiе-то самое время Бейеръ далъ читать Овидiя юному воспитаннику своему. Квинкцiусъ, разкрывъ книгу, попалъ на искуство любить. "Боже! какое сокровище!" вскричалъ онъ, и заперся въ беседке, на конце сада находившейся, чтобъ научиться такому искуству, которое долженствовало учинить его великимъ человекомъ. Онъ пожиралъ., такъ сказать, сладострастные стихи, которые Поэтъ обращалъ къ Римскому юношеству; мысль, что въ сей же самой книге Герои, предки его, могли образоваться, воспламеняла его. - "Сделай, чтобъ любопытство присоединилось къ благодарности въ душе юной девицы, тебя пленившей, говоритъ Овидiй, и чтобъ она не могла угадать, изъ какихъ рукъ идутъ къ ней подарки, которыми ты будешь осыпать ее."

Въ следующее утро Эльмина нашла на дверяхъ своей комнаты цветочныя гирланды. Она удивилась такой необыкновенной вежливости и взяла подозренiе на Квинкцiуса, которой съ несколькихъ дней былъ, такъ сказать, прикованъ къ следамъ ея. Она спросила его о томъ; но Квинкцiусъ, будучи строгимъ наблюдателемъ Овидiевыхъ предписанiй, божился, что онъ совсемъ этого не знаетъ; почему. Эльмина и заключила, что это сделалъ Августъ. На другой день дверь ея опять украсилась гирландами. Она удивилась дерзости Августовой, знавъ, что Баронъ никому не дозволялъ рвать своихъ цветовъ, поспешно спрятала ихъ подъ кровать.

Квинкцiусъ, не видя еще никакого плода отъ Овидiевыхъ наставленiй, съ нетерпеливостiю прибегнулъ къ искусству любить, и нашелъ въ немъ следующее правило: "будь постояненъ въ исканiи своемъ, молодой человекъ! терпенiе приводитъ къ желаемой пристани."

Соображаясь съ симъ, идетъ онъ въ тотъ же вечеръ въ садъ, нападаетъ безъ пощады на Бароновы цветы, наполняетъ ими большую корзину, прокрадывается въ Эльминину комнату и осыпаетъ цветами ея постелю и весь полъ. Девушка, пришедъ къ себе, более испугалась, нежели тронулась такимъ страннымъ доказательствомъ любви, и какъ можно скорее побросала все цветы опять подъ кровать.

Она не умедлила открыть тайну сiю. Молодой Баронъ, заметивъ, что Овидiй похваляетъ тайные подарки, возпользовался минутою, въ которую думалъ, что Эльиина была съ его матерью и пронесъ къ ней въ комнату шляпку, украшенную перьями, которую купилъ онъ самъ въ городе. Эльмина находилась въ ближней комнате, откуда выбежавъ поспешно, застала важнаго родственника своего на месте преступленiя. Онъ признался, что былъ Авторомъ исторiи цветовъ; но оставилъ девушку въ совершенномъ неведенiи въ разсужденiи намеренiй своихъ. Въ этомъ однако же былъ виноватъ Овидiй, которой забылъ сказать, что делать любовнику, когда его откроютъ. Квинкцiусъ откланялся своей родственнице, сказавъ ей только сiи слова: "со временемъ узнаютъ, что все это значитъ."

Августъ скоро услышалъ о семъ небольшомъ приключенiи, и ревность овладела его сердцемъ. Эльмина то приметила и улыбнулась; а молодой Баронъ, чтобъ избавиться отъ своего недоуменiя, прибегнулъ къ любимому своему Поэту. Овидiй советуетъ скромному любовнику подкрасться къ любовнице своей во время ея сна, отрезать у нее локонъ волосовъ, и обещаетъ, что она не проснется, естьли любитъ. Восхищенный найденнымъ средствомъ читать наконецъ въ сердце прекрасной своей родственницы, Квинкцiусъ на разсвете, положивъ въ карманъ своего Овидiя, и взявъ въ руку ножницы, прокрадывается на цыпочкахъ въ спальню своей любезной. Онъ приближается къ кровати, смотритъ на Эльмину, и въ восторге роняетъ на полъ ножницы; она не просыпается. "О, мой Овидiй!" сказалъ онъ, вздыхая: "локонъ белокурыхъ волосовъ выбился изъ-подъ платка, которымъ Эльмина была повязана, Квинкцiусъ колеблется, подходитъ, беретъ... локонъ уже въ его рукахъ, и красавица - спитъ. "О мой Овидiй! о наставникъ мой! всегда буду слепо тебе верить!" повторялъ онъ стократно, возвращаясь въ свою комнату."

спящею, чтобъ не быть принужденною сделать ему выговоръ за такую дерзость.

Она думала, что щастiе Августово разольется по всемъ, чертамъ его; но сколь велико было ея удивленiе, когда онъ предсталъ передъ нее съ темъ пасмурнымъ и холоднымъ видомъ, которой сделался ему обыкновененъ съ самаго того дня, какъ онъ удостоверился, что Квинкцiусъ былъ его соперникъ! Она покушалась изъясниться, но съ первыхъ словъ обнаружилось съ обеихъ сторонъ такое негодованiе, что благоразумная девушка поспешно прекратила разговоръ.

Молодой Баронъ, напротивъ того, въ восторге радости своей пришелъ къ отцу, и сказалъ ему по правиламъ Ораторскимъ речь, которую заключилъ темъ, что въ силу предписанiя Платона и Овидiя, надлежало его какъ можно скорее, привесть въ состоянiе наслаждаться безпрепятственно пламенною любовiю, которую Эльмина къ нему питала. - "Что за люди, этотъ Платонъ и Овидiй? вскричалъ Баронъ: и какъ они смеютъ вмешиваться въ мои домашнiя дела? Хотелъ бы я повидаться съ этими господами!... Впрочемъ, Квинкцiусъ Фламинiусъ, или Фламингъ, естьли Эльмина Фон-Нотгафтъ подлинно тебя любитъ, я не буду противиться ея щастiю."

Позвали Эльмину, и заставляли ее признаться въ любви къ родственнику ея, которой ждалъ только ея согласiя, чтобъ идти съ ней къ олтарю. Девушка, до безконечности изумленная, уверяла, что ничего не чувствуетъ къ Квинкщусу, кроме дружбы. Оскорбленный симъ молодой человекъ ссылается на все свои покушенiя, которыя. предпринималъ онъ по предписанiю Овидiя, особливо же опирается на подаренный будто бы локонъ волосовъ. Эльмина безъ труда опровергла все тонкости молодаго мечтателя; но старой Баронъ никакъ не могъ противиться обетамъ своего законнаго наследника, и объявилъ бедной Эльмине, что даетъ ей только одинъ месяцъ сроку на решенiе.

Добрая тетка спешила ее утешить и безъ всякаго лукавства, безъ всякихъ угрозъ довела ее до признанiя къ склонности ея къ Августу. Баронесса была хотя женщина не блистательная, однакожь знала, что страсти словами не изкореняются, и - замолчала. Но сделавъ привычку сообщать мужу своему все, что доходило до ея сведенiй, не осмелилась скрыть отъ него любви племянницы своей къ молодому Лисау. Баронъ, пришедъ вне себя отъ одного помышленiя о такой склонности, которую почиталъ уже незагладимымъ пятномъ для всей фамилiи супруги своей, поднялъ преужасный шумъ, и Квинкцiусъ скоро узналъ, что имеетъ въ товарище своемъ предпочитаемаго соперника. Онъ зналъ, что Овидiй показалъ средства обуздывать любовь, научивъ прежде, какъ ее производить въ следствiе сего заперся онъ въ своей комнате, чтобъ на просторе предаться чтенiю и размышленiямъ. Онъ нашелъ, что Стихотворецъ, почитая праздность источникомъ и пищею сей страсти, предписываетъ тяжелую работу темъ, которыхъ хотятъ отъ нее изцелить. Онъ советуетъ заставлять ихъ бегать, плавать, объезжать лошадей, грести, косить, или пилишь дрова. Молодой философъ спешитъ къ отцу своему, и говоритъ: Овидiй снабдилъ меня неизменнымъ способомъ изцелить Эльмину и Августа отъ ихъ любви, какъ бы она сильна ни была. Намъ не льзя заставить ихъ плавать, потому что у насъ нетъ воды. Бегать или объезжать лошадей? бедная девушка сломитъ себе шею. Косить? теперь Октябрь, и все луга такъ голы, какъ моя ладонь. И такъ остается только пилить дрова, и я прошу, чтобъ завтра же заперли Августа съ Эльминою въ сарай и заставили бы ихъ тамъ пилить до изнеможенiя силъ. - Прекрасно! вскричалъ Баронъ, помирая со смеху: Овидiй твой далъ тебе неоцененное средство: запереть любовниковъ однихъ въ сарай, чтобъ изцелить ихъ отъ любви! - Квинуцiусъ вышелъ, стеная внутренно, что родитель его не умелъ ценить такъ, какъ онъ, мудрыхъ писанiй древнихъ.

Августъ, видя, что тайна сердца его сделалась всемъ известною, трепеталъ и не смелъ показаться. Сострадательная Баронесса велела позвать его къ себе въ комнату. Тамъ изчисливъ ему все препятствiя, съ которыми долженствовалъ онъ бороться, призналась, что отважилась бы ему помогать, естьли бы имела верныя доказательства искренности и постоянства чувствiй его къ Эльмине. "Естьли бы, на примеръ, примолвила она, страсть твоя была испытана несколькими годами отсутствiя, и ты возвратился бы съ сильнейшею прежней любовiю; естьли бы Эльмина съ своей стороны сохранила къ тебе всю верность... Но теперь, мой юный другъ, теперь всего благоразумнее будетъ, изтребить страсть, которой следствiя могутъ быть ужасны." - Августъ давно уже пересталъ слушать, что говорила ему благодетельница его; онъ углубился совершенно въ одно великое предпрiятiе которое въ ту же ночь произвелъ въ действо. Онъ ушелъ изъ замка, не сказавъ о томъ никому, ниже своей любезной, и удовольствовался только темъ, что подсунулъ подъ дверь ея комнаты следующую записочку:. "Прости, Эльмина, прости! будь мне верна; мы увидимся."

По утру сделался страшной шумъ: Баронъ бранился, Баронесса плакала; Бейеръ кстати и не кстати приводилъ Еврейскiе, Греческiе и Латинскiе тексты; Эльмина, для успокоенiя мужа своего, преодолела горесть, и сказала ему съ большею обыкновенной твердостiю, что она находитъ много великодушiя и благородства въ Августовомъ поступке, Эльмина отблагодарила ее взглядомъ. Квинкцiусъ задумался. - "О, го! сказалъ онъ самъ въ себе: видно тотъ очень великодушенъ и благороденъ, кто бегаетъ по свету безъ денегъ и безъ всякой помощи? Всегда хвалятъ Лисау, а я что бы наделалъ!...". Квинкцiусъ пошелъ размышлять о средствахъ заставить говорить и о себе.

Эльмина, возвратясь въ свою комнату, читала многократно прощальную записку своего Августа. - "Мы увидимся!" повторяла она ежеминутно; потомъ вдругъ вскричала: "Я поняла тебя, милой Августъ!"

онъ не туда удалился, и - "мы увидимся", значило очень ясно, что онъ тамъ ее дожидался.

Еще до свету Эльмина была уже за за милю отъ замка, съ несколькими талерами въ кармане и съ малымъ количествомъ белья и платья въ переднике, Шедъ, или лучше сказать, бежавъ три часа, она до крайности утомилась, и за деревьями, которыми обсажена была дорога, думала найти себе безопасное место для отдохновенiя, но скоро была встревожена лошадинымъ топотомъ: это скакалъ Баронъ, которой, внутренно любя Августа гораздо более, нежели сколько хотелъ самъ себе въ томъ признаться, пустился за нимъ въ погоню, надеясь его воротить. Эльмина прилегла къ земле, и дядюшка ея проскакалъ мимо.

Квинкцiусъ не переставалъ съ своей стороны заниматься отсутствiемъ друга своего. - "Я знаю, что онъ на все способенъ, говорилъ онъ самъ въ себе, какъ новый Колумбъ, какъ новый Гама, онъ, можетъ быть, откроетъ новые мiры, или по малой мере новыя моря, дастъ имъ свое имя; а я! я, печальная отрасль Римскихъ Героевъ...! Съ сей минуты Квинкцiусъ началъ видеть Августа на Берлинской дороге; онъ виделъ его въ Гамбурге садящагося на корабль.... Намеренiе его скоро принято: надлежитъ все оставить, чтобъ разделить такую славу.

не беретъ ни денегъ, ни съестныхъ припасовъ, и взваливъ съ гордостiю мешокъ къ себе на плеча: "пойдемъ, сказалъ онъ, пойдемъ къ безсмертiю. Отпiа тесит porto. Все свое богатство несу съ собою."

Между темъ, какъ Квинкцiусъ такимъ образомъ и наполнялъ свой мешокъ, Баронесса, услышавъ о поспешномъ отбытiи своего супруга, бросилась въ коляску и поскакала, чтобъ быть свидетельницею прiятной минуты, въ которую догонятъ Августа, и простятъ его. Эльмина видела, какъ и она проехала. Бедняжка вздохнула и не прежде хотела пуститься опять въ путь, какъ потерявъ коляску изъ виду.

Новой страхъ! Какой - то мущина садится подле дороги, и одни только деревья его съ нею разделяютъ. Будучи: до крайности встревожена, она раздвигаетъ ветви, смотритъ.... Этотъ мущина былъ - ея любезной родственникъ.... Онъ увиделъ Эльмину. - "Возможно ли? Эльмина!" - "Квинкцiусъ! ради Бога, оставьте меня!" - Но куда вы идете? - "Я... прогуливаюсь." - Какъ! во все это время - а такъ далеко? - "Но вы сами, куда идете съ этимъ большимъ мешкомъ и съ Ландкартами?" -- Я хотелъ снять планъ со здешнихъ окрестностей. Дайте же мне руку, Эльмина! - Эльмина не могла отговориться, и въ замешательстве своемъ опустила передникъ, "Что это значитъ? разве для прогулки берутъ съ собою рубашки и платья?" - Последовало весьма жаркое объясненiе, которое Эльмина заключила темъ, что она остановится только тамъ, где найдетъ Августа; Квинкцiусово же решительное определенiе было то, что поелику Герои, предки его, предписываютъ ему великодушное пожертвованiе, то онъ обязуется препроводить свою прелестную родственницу въ объятiя друга своего, хотя бы онъ долженъ былъ искать его во льдахъ Полюса.

Баронъ прежде всехъ прiехалъ въ городъ, и между темъ, какъ лошадь его ела овесъ, разсказывалъ онъ изумленному трактирщику о невероятныхъ подвигахъ достохвальныхъ предковъ своихъ, которыхъ имена оканчивались на усъ. Онъ былъ еще далеко отъ конца повести своей, какъ вдругъ вошла Баронесса. Сiя непредвиденная встреча подала поводъ къ смеху съ обеихъ сторонъ. Баронъ вздумалъ угощать свою благородную половину и приказалъ подать великолепный завтракъ. Они начали очень важной разговоръ, какъ вдругъ отворилась дверь - и кто же вошелъ? Квинкцiусъ съ Эльминою! Чрезмерное удивленiе произвело сначала глубокое молчанiе; но скоро уста Бароновы пролили целую реку проклятiй и ругательствъ. Чтожь бы еще тогда последовало, естьли бы онъ зналъ, что благородная его племянница гонялась за простымъ мещаниномъ, каковъ былъ бедный Августъ? Девушка это почувствовала; и когда Баронъ началъ приступать къ сыну своему, чтобъ онъ объявилъ ему причины сего побега, она дернула тихонько Квинкцiуса за полу, и выразительнымъ взглядомъ дала ему разуметь, какую нужду имела въ его скромности. Квинкцiусъ, будучи съ природы предоброй малой, отвечалъ, что его родственница и онъ вздумали бегать по свету для того, чтобъ было имъ покойнее любиться. Эльмина принуждена была подтвердить все то, что угодно было наврать Квинкцiусу. Баронъ сделалъ ей строгой выговоръ за притворство, употребленное ею въ то время, какъ онъ предлагалъ ей руку сына своего. Баронесса, желая сократить тяжкое положенiе своей племянницы, приняла весьма раздраженный видъ, и велела посадить ее съ собою въ коляску. Баронъ селъ на своего добраго коня, а Квинкцiусъ уныло побрелъ пешкомъ въ замокъ.

ея съ нещастнымъ Августомъ. Ужинъ былъ не такъ скученъ, какъ, того опасались; дневныя произшествiя даже развеселили Барона; только, когда молодые люди отклонялись; онъ последовалъ за ними и, отведя каждаго въ его комнату, разсудилъ, что для обузданiя восторговъ толь страстныхъ любовниковъ, почитаетъ за нужное привесить къ дверямъ ихъ по большому замку. Онъ провелъ часть ночи въ размышленiяхъ о безпокойствахъ, которыя могли для него произойти отъ такого надзирательства, и наконецъ заключилъ, что лучшее для отвращенiя сего средство есть то, чтобъ, не откладывая вдаль, обвенчать ихъ немедленно. По утру чемъ светъ послалъ онъ за Пасторомъ; двухъ заключенныхъ привели въ залу, попросили туда Баронессу, и знаменитый ея супругъ объявилъ ей свою волю. Добрая Госпожа до крайности смешалась; Эльмина едва могла держаться на ногахъ, и когда у нее спросили, чувствуетъ ли она непреодолимое желанiе сочетаться съ Квинкцiусомъ, она отвечала со всею решимостiю отчаянiя; "нетъ, нетъ! никогда!" Баронъ думалъ, что онъ видитъ это во сне; спрашиваетъ сына своего, и получаетъ такой же ответъ; въ пылу гнева своего беретъ онъ перо, и грозитъ Эльмине вычернить имя ея изъ родословнаго дерева Нотгафтовъ. - "Ахъ! вычерните его, дядюшка, вычерните! какъ бы я желала, чтобъ его никогда тамъ не было!" Сказавъ сiе, побежала она въ свою комнату и заперлась. Квинкцiусъ хотелъ сделать тоже; но отецъ остановилъ его и не могъ отъ него ничего более узнать, кроме того, что онъ далъ слово молчать,

Среди всего этого шуму скоро забыли о бедномъ Августе. Ввечеру Квинкцiусъ, оставшись наедине съ родственницей своей, не могъ преодолеть себя, чтобъ не изъявить ей безпредельнаго своего сожаленiя о томъ, что былъ вынужденъ отказаться отъ руки ея, и следовательно отъ верховнаго блаженства. Эльмина, желая его утешить, очень кстати напомнила ему, какъ похвально жертвовать любовiю чести и дружбе; она клялась ему, что онъ вечно будетъ для Августа и для нее предметомъ безпредельнаго почтенiя. Квинкцiусъ въ ту же минуту почувствовалъ, что горесть уступила место радости въ душе его. Удивленiе было для него лестнее любви.

Между темъ чувствительная Эльмина приметно увядала въ разлуке съ милымъ: ея любимыя занятiя, ея прiятные таланты, разговоры съ доброю теткою, философическiя разсужденiя Квинкцiуса - ничто не могло отвлечь ее отъ глубокаго, единственнаго чувствованiя. Баронесса, устрашенная состоянiемъ ея, вздумала заставить ее путешествовать и отправилась съ нею въ Берлинъ. Лицо молодой девушки на каждой миле становилось веселее. Добрая тетка дивилась чуднымъ действiямъ движенiя и разсеянности, между темъ какъ Эльмина отъ того только, сделалась меньше унылою, что надеялась встретиться на дороге съ любезнымъ своимъ Августомъ.

Баронъ объявилъ свое непременное желанiе, чтобъ и Квинкцiусъ былъ участникомъ въ семъ путешествiи, для познанiя людей и вещей. Какъ скоро молодой человекъ услышалъ сiе приказанiе, то побежалъ къ своему учителю,и требовалъ наставленiя въ разсужденiи лучшей методы узнать родъ человеческой. Г. Бейеръ провелъ всю свою жизнь въ школахъ, и не имелъ о вещахъ инаго понятiя, кроме почерпнутаго въ книгахъ, по чему и разсудилъ за благо отослать воспитанника своего къ физiономисту Кампанелле, одному изъ предместниковъ Лафатера. Квинкцiусъ тащитъ огромный фолiантъ и запирается съ нимъ въ своей комнате, где проводитъ всю ночь въ образованiи ума своего великими правилами Автора, которой съ сего часа долженствовалъ быть его путеводителемъ, и прочитываетъ троекратно следующее наставленiе;

"Подвижность чертъ лица, взгляды, выразительность рта въ разговорахъ, въ смехе, или въ огорченiи; движенiе рукъ, ногъ, плечь, суть необманчивое зеркало чувствiй и впечатленiй душевныхъ. Естьли пожелаешь узнать, что произходятъ во внутренности человека, подражай съ точностiю чертамъ его я всемъ движенiямъ, и ты въ туже минуту ощутишь въ себе те самыя чувствiя или страсти, которыя онъ испытываетъ."

Восхищенный толь драгоценнымъ открытiемъ, Квинкцiусъ въ следующее утра садится въ карету съ невероятною поспешностiю и нетерпенiемъ. Мать его и родственница скоро заметили, что онъ поминутно делалъ страннейшiя кривлянья, которыя еще усугублялись во всехъ домахъ, где они останавливались. Квинкцiусъ утверждалъ, что все трактирщики плуты; онъ тщательно старался подражать всемъ ихъ минамъ, и не могъ почувствовать въ себе того усердiя которое показывали они къ своимъ постояльцамъ.

Наконецъ прiехали въ Берлинъ, остановились въ трактире и обедали за общимъ столомъ. Квинкцiусъ заметилъ одного молодаго Офицера, которой показался ему весьма хорошо воспитаннымъ человекомъ. Грасгеймъ - такъ его звали - возъимелъ съ своей стороны очень выгодное мненiе о Квинкцiусе. Въ следствiе сего, вышедъ изъ-за стола, подошли они. Другъ къ другу и начали разговаривать. Квинкцiусъ былъ очарованъ умомъ и сведенiями молодаго воина и внутренне обещался сделаться его другомъ; но напередъ разсудилъ за благо узнать, что произходитъ въ его душе; это былъ прекрасной случай испытать предписанiя Кампанеллы.,

садится въ углу залы, откуда устремляетъ глаза на Грасгейма, смеется, когда видитъ его смеющимся, стучитъ пальцами по столу, какъ скоро и онъ то делаетъ, качаетъ головою, когда тотъ качаетъ ею; словомъ, подражаетъ всемъ малейшимъ его движенiямъ. Молодой Офицеръ, приметя эту странность, не зналъ, что объ ней подумать. Онъ наморщился, и Квинкцiусъ вмигъ насупилъ брови. Грасгеймъ, потерявъ наконецъ терпенiе, бросается на беднаго Квинкцiуса, и схвативъ его за горло, хочетъ удавить. Фламингъ, вырвавшись изъ его рукъ и опомнясь, клянется, что онъ не имелъ ни малейшаго намеренiя оскорбить Гна. Грасгейма. - "Ахъ, сударь! сказалъ онъ ему: естьли бы вы читали Кампанеллу, то увидели бы, что я хотелъ только васъ узнать, чтобъ сделаться вашимъ другомъ!"

Грасгеймъ хотелъ отъ него отойти, будучи уверенъ, что имеетъ дело съ безумнымъ; но Квинкцiусъ, взявъ его за руку, подвелъ къ матери своей, и сказалъ, что представляетъ ей наилучшаго изъ смертныхъ.... Это было следствiе его наблюденiй.

человекомъ, нежели въ блистательныхъ собранiяхъ, въ которыя она ее возила. Сiе замечанiе скоро побудило ее предложить Грасгейму, чтобъ онъ проводилъ ихъ въ замокъ. Эльмина показала ему, что ей будетъ это непротивно; а Квинкцiусъ съ своей стороны настоятельно просилъ его о томъ же.

Баронъ принялъ очень хорошо молодаго Офицера; и какъ скоро узналъ его имя, тотчасъ побежалъ справляться съ большою книгою, содержащею фамилiи Германскихъ дворянъ. Одинъ Грасгеймъ отличился на турнире, данномъ Императоромъ Генрикомъ Птицеловомъ въ 930 году.... и сего довольно было для Барона. Однакожь онъ съ удовольствiемъ узналъ сверхъ того, что молодой человекъ былъ уменъ, сведущъ, съ талантами; онъ съ перваго взгляда заметилъ, что видъ его и былъ ему очень прiятенъ.

Эльмина сочла бы за великую себе обиду, естьли бы кто хотя на минуту усомнился въ ея верности къ нещастному Лисау; однако же она не могла не признаться, что после него Грасгеймъ былъ любезнейшiй изъ смертныхъ. Скоро начала она думать, что они стоютъ другъ друга; потомъ еще и то не замедлило придти ей въ голову, что Грасгеймъ былъ на лице, затрудненiя и препятствiя. Когда девушка начнетъ делать такiя умозаключенiя, то можно смело сказать, что сердце ея переменилось, или очень скоро переменится. Между темъ любви достойный Грасгеймъ сделалъ формальное предложенiе: не было способа скрыть отъ него произведеннаго уже имъ впечатленiя. Прибегнули къ доброй тетушке: она горячо взяла сторону Грасгейма, все отправились къ Барону и сделали помолвку.

Одному Квинкцiусу не нравилось такое поспешное разпоряженiе: онъ держался того, безъ сомненiя, весьма похвальнаго правила, что ничто въ свете не можетъ извинить вероломства. Родственница его обещала сердце и руку нещастному Августу, и, по его мненiю, надлежало ей лучше просидеть сто летъ в$ девкахъ, нежели отдаться другому. Онъ съ поспешностiю входитъ къ Эльмине, которую видитъ въ глубокой задумчивости, и представляетъ ей между прочими образцами непоколебимой твердости славнаго Регула, котораго примеру долженствовала бы она по его мненiю следовать. Девушка закраснелась, услышавъ имя злополучнаго Лисау; хотя и не могла понять, какое отношенiе имела ея любовь съ Римлянами и Карфагенцами. - Бракъ былъ торжествованъ въ присутствiи всехъ вассаловъ; но радость Баронова была не продолжительна: онъ очень опасно занемогъ, уведомясь, что одинъ завистливый соседъ выпустилъ въ светъ бумагу, въ которой доказывалъ, что Бароны Фламинги ложно производятъ родъ свой отъ Фламинiусовъ, и называлъ требованiе ихъ на сiе пустяками и нелепыми баснями. Квинкцiусъ, получивъ приказанiе ответствовать на сiи обидныя доказательства и опровергнуть ихъ, перерылъ более ста толстыхъ томовъ и наконецъ пришелъ объявить своему родителю, что онъ не нашелъ никакихъ средствъ къ опроверженiю, и что даже едва можно было доказать ихъ дворянство. При сихъ ужасныхъ словахъ, бедный Баронъ велелъ принесть свое родословное дерево, прижалъ его къ сердцу и - скончался, оставя Квинкцiуса начальникомъ семейства и наследникомъ всего своего именiя.

"Вестникъ Европы", No 24, 1804