Путь к славе.
Глава VII

VII

Эрминия де Борепэр сидела в просторной комнате дома Блекуров, в Вердене, обращенной в молельню по желанию ее тетки де Блекур, крайне богомольной особы. Два аналоя для моленья и маленький импровизированный алтарь, на котором стояла статуэтка Богоматери со Святым Младенцем на руках, в голубой одежде и позолоченном венце из резного дерева, с двумя канделябрами и двумя вазами цветов по сторонам, составляли убранство этой гостиной, обращенной в домашнюю часовню со времени упразднения - монашеских орденов. Набожная тетка хотела, чтобы Эрминия продолжала готовиться к монастырской жизни в ожидании открытия монастырей.

Когда Левендаль показался на пороге молельни, Эрминия вскрикнула, вскочила от удивления, а потом остановилась, глядя на посетителя, нерешительная, смущенная, оробевшая, в ожидании слова, жеста, порыва, движения губ, сердечного возгласа.

Однако барон оставался холоден; он чувствовал легкую неловкость и закусил губы, не решаясь говорить.

- Ах, это вы? - дрожащим голосом произнесла наконец молодая женщина. - Я совсем не рассчитывала когда-нибудь свидеться с вами... Прошло так много времени с тех пор, как мы встретились в последний раз здесь, на этом месте... а потом еще там, в деревне Жуи-Аргонн...

- Ах, да! Жуи! Как поживает малютка? Надеюсь, по-прежнему хорошо?

- Ваша дочка подросла... ей скоро минет три года. Ах, если бы Господу было угодно, чтобы эта бедная крошка совсем не появлялась на свет! - воскликнула Эрминия, и ее глаза наполнились слезами.

- Не плачьте! Не убивайтесь! - сказал барон, сохраняя спокойное равнодушие. - Послушайте, Эрминия, надо образумиться! Ваши слезы, ваши рыдания могут возбудить любопытство... в доме уж и так поднялся переполох по поводу моего прихода. Неужели вы желаете огласки того, что вам крайне важно скрыть!

Эрминия подняла голову и гордо ответила:

- Когда я отдалась вам, во мне говорило только сердце, теперь же моими действиями руководит мой отрезвившийся рассудок. Час безумия, толкнувший меня в ваши объятия, миновал... я не живу больше для любви... от былой страсти во мне не тлеет ни единой искры. Перебирая свою жизнь, я не нахожу в ней ничего, кроме пепла и развалин! Но у меня есть ребенок... ваша дочь, Алиса. Ради нее я должна жить, ради нее соблюдать приличия.

- Вы совершенно правы, ей-Богу! Свет безжалостен, моя дорогая Эрминия, к маленьким приключениям вроде нашего. Да-да, мы с вами оба, как вы сейчас выразились, были безрассудны, нами овладело безумие, то было опьянение... теперь же мы протрезвели... да! Но это в порядке вещей... нельзя же оставаться всю жизнь сумасшедшим и опьяненным...

Тут барон сделал жест, проникнутый самодовольством и циничной развязностью.

Эрминия подошла к нему, строгая, почти трагическая.

- Барон, - сказала она, - я не люблю вас больше!

- Неужели? Это страшное несчастье для меня!

- Не смейтесь! О, я прекрасно чувствую, что и вы точно так же разлюбили меня! Да и питали ли вы когда-нибудь ко мне любовь? Я была для вас минутной забавой, игрушкой сердца... нет, даже и не сердца, а прихотью чувств, способом скоротать часы безделья в глухой провинции. Вас здесь задерживали дела. Жизнь провинциального дворянства и военного круга с доступными развлечениями и шумными кутежами казалась вам пресной и недостойной вас, блестящего царедворца, обычного посетителя Трианона, друга принца де Рогана и графа де Нарбонна; вы увидали меня в моем углу печальной, одинокой, задумчивой.

- Вы были прелестны, Эрминия! Вы до сих пор привлекательны и хороши собой, но тогда в вас было неодолимое очарование... пикантность... сочность...

- А теперь я утратила все это, не правда ли?

- Я протестую! - любезно воскликнул барон.

- Не лгите! Я уже не прежняя в ваших глазах. Вы не ошиблись я сказала вам: тогда я вас любила, а теперь вы сделались безразличны мне.

"Так оно и лучше! - подумал барон и прибавил про себя: - Э, все складывается благополучно! Разрыв происходит без потрясения, без лишних слез и упреков. Это превосходно!"

И он продолжал вслух, протягивая руку Эрминии:

- Останемся добрыми друзьями! Согласны?

Молодая женщина осталась неподвижной, отказываясь пожать протянутую руку Левендаля, и ее губы презрительно сжались.

- Выслушайте меня, - сказала она строгим тоном. - Здесь я была далека от всякой мысли о любви. Меня предназначили к монастырской жизни, и я была готова повиноваться тем, кто предложил мне монастырь как благородное и достойное убежище для таких девушек, как я, - с знатным именем, но без всякого состояния. Возле мадемуазель де Блекур я ожидала времени своего пострига в монашество. Сказать вам, что я не жалела покинуть свет, который видела лишь мельком, но о котором составила себе довольно приятное понятие, - значило бы солгать. Я завидовала тем подругам, которые могли благодаря своему богатству выйти за честного человека и пройти по жизни с радостным сердцем, с гордым челом между своим мужем и детьми. Этого счастья мне не предложили... я покорилась судьбе.

- Однако же вы были из тех, кому жизнь должна была бы приносить одни радости.

в разгаре желаний, в чаду юношеских грез... именно тогда явились вы предо мной. Сознавала ли я, что делала? Не знаю... О, я не хочу упрекать, я даже не пытаюсь оправдать свою ошибку. Но сегодня, при этом свидании, которое может сделаться для нас обоих решительным, позвольте мне задать вам один вопрос.

- Какого рода? Говорите! Предоставляю вам задать мне хоть десять, хоть двадцать вопросов! Чего вы боитесь? В чем сомневаетесь?

- Я перестала бояться, - грустно промолвила Эрминия, - и, к несчастью, утратила право сомневаться... Барон, вы клялись, что женитесь на мне; пожалуй, цель вашего сегодняшнего визита сдержать это обещание?

"Черт возьми! Договорились!" - подумал Левендаль и с улыбкой, плохо скрывавшей гримасу недовольства, пробормотал: - Ваш вопрос восхищает меня... и, признаюсь, приводит в затруднение. Конечно, я не забыл, что в былое время... в те минуты безумия, как вы определили их сейчас, я мог взять на себя обязательство. О, я не отрекаюсь. Прошу вас верить, что мои чувства к вам всегда почтительны, горячи, искренни...

- Однако вы отказываетесь?

- Я не говорю этого!

- Значит, вы согласны? Послушайте, отвечайте откровенно! Я уже сказала вам, что у меня больше нет ни сомнений, ни боязни. Я могла бы прибавить, что надежда была со мной, но внезапно покинула меня на повороте дороги. Я ожидаю вашего ответа с твердостью сердца, в котором все успокоилось, все умерло!

- Боже мой, милая Эрминия, вы захватили меня в данном случае врасплох. Я явился в Верден вовсе не для разговоров о женитьбе. Важные дела, интересы первейшего значения требуют моего пребывания в этом городе, где мне было бы совсем некстати заниматься брачными утехами.

- Не говорите об утехах между нами! Так вы отказываетесь?

- Нет, я только прошу дать мне отсрочку. Погодите до заключения мира... это протянется недолго.

- Вы полагаете? Значит, вы надеетесь, что трусы и изменники возьмут верх и что Верден не окажет сопротивления?

- Я думаю, что оборона для него немыслима. Не вашим ремесленникам, мелким буржуа, гвоздарям и башмачникам давать отпор императорскому и королевскому войскам!

- Не оскорбляйте местных людей, которые будут драться как герои, если сумеют избавиться от изменников и неспособных руководителей! - с жаром возразила Эрминия.

- Я не оскорбляю никого, - произнес барон, не меняя слащавости своего тона, - я прошу вас только принять во внимание, что у этого города нет гарнизона.

- Он скоро обзаведется гарнизоном! - пробормотала Эрминия.

- Что вы хотите этим сказать? - спросил остолбеневший барон.

- А вот что. Постойте, прислушайтесь! - И Эрминия подала ему знак насторожить слух.

Неопределенный гул, крики, возгласы "виват!" доносились до верхнего города. Веселый грохот барабанов сливался с криками бегущего народа. Барон побледнел.

- Что значит этот содом? - спросил он. - Верно, это какой-нибудь бунт. Жители требуют открытия городских ворот и не хотят слышать об осаде.

- Нет, это шум совсем иного свойства, барон! Итак, еще раз: согласны ли вы сдержать свое обещание и дать нашему ребенку, нашей дочери Алисе, имя, звание и состояние, которые принадлежат ей по праву?

- Я уже сказал вам, что в данный момент я не хотел... не могу принять какое-либо решение. Подождите! Мне нужно прежде покончить слишком серьезные дела. Немножко терпения. До заключения мира, говорю я вам! Когда крамольники будут наказаны, а его величество спокойно водворится не в Тюильри, нет, нет, революция проникает туда чересчур свободно, в Версале... тогда я посмотрю... я решу.

- Берегитесь! Я женщина, способная отомстить за ложные клятвы!

- Угрозы? Перестаньте! - усмехаясь, воскликнул барон. - Впрочем, предпочитаю это. Угрозы менее опасны, чем потоки женских слез!

- Берегитесь еще раз! Вы считаете меня слабой, безоружной, лишенной поддержки. Смотрите, как бы вам не ошибиться!

- Повторяю снова, что вам не удастся запугать меня.

- Разве не слышите уличного шума, смятения? Барабанный бой все ближе!

глупой истории и доставить приличный предлог откланяться этой несносной женщине!"

- Это не пруссаки, - торжествующим тоном возразила Эрминия, - это патриоты, явившиеся на выручку Вердена.

- Ожидаемые подкрепления? Полноте, это невозможно! Лафайет во власти австрийцев, Дюмурье занят в лагере Мульда, Диллон подкуплен союзниками. Неоткуда взяться подкреплениям! Да и что это за подкрепления?

бой, поднявший на ноги весь город.