| Автор: | Лермина Ж., год: 1876 |
| Категории: | Роман, Приключения |
7
ТРАУРНЫЙ ЗАЛ
Солнце только что взошло. В воздухе стало теплее, ветер утих и наступила оттепель. Елисейские поля были еще совершенно пусты. Вдруг со стороны площади показался быстро мчавшийся кабриолет, которым правил мужчина, закутанный в шубу. Экипаж вдруг остановился на Аллее Вдов. Человек в шубе вышел из него, бросил вожжи груму и зашагал по лабиринту аллей, о которых мы говорили. Он подошел к дому, где жил Ламалу, обогнул садовую стену, остановился у калитки и громко, протяжно свистнул. Он ждал недолго и, постучавшись известным образом, вошел вовнутрь. В ту минуту, как он исчез, от стены медленно отделилась тень, бывшая до сих пор незаметной.
-- Эге! Старина Бридуан! - прошептала тень. - Кажется, ты накрыл птичку в гнезде! - Он зло рассмеялся.
-- То-то Волки порадуются!
Затем он осторожно подобрался к таинственной двери.
-- Да, - продолжал он. - Вот что значит иметь терпение!
В то время, как он говорил это, новый стук колес заставил его насторожить уши. Экипаж остановился почти в том же месте, где и первый. Бридуан, одетый в дрянную блузу, казалось, не особенно заботился о своем костюме. Он растянулся на земле и прижался к стене так, что его скрывала падавшая от нее тень. Второй посетитель исполнил те же формальности, что и первый. Дверь отворилась, и он исчез.
-- Двое! - пробормотал Бридуан,отползая прочь от двери.
Потом он встал на ноги.
-- Ну, - продолжал он свой монолог, - посмотрим, надо ли пытаться узнать побольше...
Пока он обдумывал этот вопрос, стук колес раздался снова. На этот раз приехало двое.
-- М-да, - проговорил Бридуан, - я совсем не прочь свернуть шею старику, но теперь там слишком много народу, и меня могут принять еще хуже, чем в первый раз. Что же, подождем!
Приняв это благоразумное решение, Бридуан поправил шапку и поплелся по унылой дороге. Оставим его с его планами и, не подвергаясь той опасности, которой он боялся, войдем снова в дом Ламалу-Кастиньо.
Этот двухэтажный особняк с мансардой, бывший ранее частью роскошной усадьбы, еще хранил печать былого величия. Поднявшись на несколько ступенек, вы входите в довольно большую переднюю. Конечно, для жилища бывшего тюремщика, каким был Ламалу, этот дом имел слишком удобный и роскошный вид, который невольно вызывал удивление. Дубовые резные двери из передней ведут в комнаты, меблированные в строгом стиле. Стены задрапированы плотными обоями. Дорогие картины французской и итальянской школы, тяжелые люстры. Но меблировка одной из них повергла бы в удивление непосвященного. Мы уже сказали, что начало рассветать и, несмотря на туман, первые лучи света проникали в окна. Но в эту комнату свету неоткуда было проникнуть. Все стены от потолка до пола были обтянуты черной траурной материей, украшенной серебром. Потолок был также черного цвета, и с него спускались серебряные лампы, слабо освещая комнату. Казалось, что эта комната была громадной гробницей, и из темных углов ее каждую минуту могли появиться какие-нибудь фантастические видения.
В конце комнаты стоял длинный стол, покрытый черным сукном с серебряной бахромой, а над столом висела картина...
Молодой, высокого роста человек, казалось, готов был выскочить из черной рамы. Его бледное лицо было озарено ужасным и в то же время прекрасным сиянием. На груди, к которой он прижимал руку, виднелись пятна крови... Сверкающие глаза, казалось, умоляли и приказывали что-то. Кто это был? Мы сейчас узнаем это... Вокруг стола, освещенного серебряным канделябром, сидели четверо. Два кресла были пусты. Одно из них было более высокое, чем другие, другое, пониже, стояло по правую руку от него. Кто были эти люди? И для чего собрались они в этом странном месте? Прежде всего представим их читателю.
Один, сидевший по левую руку от председательского кресла, был человек, возраст которого трудно было определить. В свете его звали Арчибальд Соммервиль. Знатное имя. Громадное состояние. Он был известен в Париже своей страстью к лошадям, говорили, что его конюшни были самые лучшие.
У него был крючковатый нос, маленькие, но живые и проницательные глаза, но главной отличительной чертой его наружности была необычайная бледность, так что при взгляде на его гладко выбритое лицо можно было подумать, что оно принадлежит статуе, а не живому человеку.
Человек, сидевший напротив Арчибальда Соммервиля, был, очевидно, англичанин, так как его верхняя челюсть имела типичную форму, которую карикатуристы на все лады преувеличивают. Но если глаз прежде всего останавливался на этой особенности, то главным образом потому, что над верхней губой виден был след ужасной раны. Часть правой щеки была оторвана каким-то снарядом, и, несмотря на то, что мясо было снова приращено, на щеке остался неизгладимый зловещий след.
Сэр Лионель Сторригэн был рыжеватым блондином. Его бакенбарды, того же цвета и необычайной длины, еще более усиливали почти отталкивающую странность его наружности, но большие голубые глаза, открытые и добрые, с лихвой искупали недостатки остальных частей лица.
Двое других, очевидно, не принадлежали к одному классу с Соммервилем и сэром Лионелем.
При первом же взгляде на них можно было сказать, что это, разумеется, братья и даже больше - близнецы. Сходство между ними было поразительным. Одинаковые черные, коротко остриженные волосы, крупные, но красивые черты лица. По возрасту они были еще почти дети. Едва ли им было более чем по двадцать. Но их глаза выражали волю и доброту, а сильно развитые мускулы говорили о незаурядной силе.
Мы уже сказали, что сходство было между ними поразительным, но одно обстоятельство давало возможность самым надежным образом различить их.
Оба они были однорукими.
Но по странной случайности у одного не было правой руки, у другого - левой. Было ли это игрой природы или результатом несчастного случая, во всяком случае это выглядело очень странно. Руки были ампутированы почти от самых плеч, и пустые рукава были прикреплены к сюртукам лентами. Все звали их не иначе как Правый и Левый. Это были, конечно, прозвища, но они позволяли со всей определенностью различать братьев.
Читатель поймет, что каждый из людей, собравшихся в этом таинственном месте, должен был иметь не совсем обычное прошлое, о котором мы расскажем в течение этого повествования. Все четверо были погружены в свои мысли. Казалось, что мрачная торжественность окружающей обстановки располагала их к глубоким раздумьям.
Вдруг Арчибальд поднял голову.
-- Должно быть, уже рассвело, - сказал он.
-- Да, - отвечал Лионель, - маркиза скоро придет...
-- Ждать - наша обязанность, - торжественно сказал Правый.
Едва он успел это проговорить, как позади пустого кресла появилась черная фигура. Это была женщина. Можно было подумать, что она выросла из-под земли.
Все четверо поспешно встали.
-- Простите, что я заставила себя ждать, - прозвучал приятный звучный голос. - Я не спала всю ночь, а между тем знаю, что не имею права отдыхать...
Сказав это, незнакомка откинула капюшон, закрывавший ее лицо. Это была Мария Мовилье, виденная нами в хижине Бертрады, на коленях умоляющая о спасении своего ребенка, оскорбленная каторжником Бискаром, Мария Мовилье, ставшая теперь маркизой Фаверей и матерью Люси, которой угрожала страсть де Белена.
Годы испытаний пощадили ее красоту, придав ей, подобно ограненному алмазу, ореол величия.
-- Господа, - сказала она. - Трое из вас не знают, для чего я назначила эту встречу. Господин Соммервиль, сэр Лионель, вы имеете право требовать объяснений...
-- Мы подождем, пока это будет вам угодно, - сказал Арчибальд, наклоняя голову.
Сэр Лионель сделал отрицательный жест.
-- Прежде всего, - продолжала Мария, - наш друг Арман де Бернэ, должен дать нам некоторые пояснения...
Она позвонила.
-- Господин де Бернэ там?
-- Да, маркиза.
-- Пусть он войдет сюда.
Ламалу исчез. Через минуту появился Арман.
Он низко поклонился маркизе Фаверей.
-- Господин де Бернэ, - произнесла она, - вы оказали помощь больному?
-- Науке в этом случае сильно помогла природа...
-- Молодой человек вне опасности?
-- Совершенно...
-- Он не требовал у вас объяснений?
-- Никаких... Он спит.
-- Скоро ли он будет в состоянии явиться сюда?
-- Убежден, что в этом смысле нет теперь никакой опасности, - напротив, это произведет хорошее впечатление на его воображение...
-- Хорошо. Сядьте рядом со мной, господин де Бернэ.
Арман повиновался и сел справа от маркизы.
-- Господа, - продолжала Мария после минутного молчания, - вы встречали некоторое время тому назад молодого художника по имени Марсиаль?...
-- Действительно, - сказал Арчибальд, - но я уже давно нигде не видел его, правда, еще совсем недавно, слышал о нем от одной особы.
-- От кого?
-- От презренной женщины, которая называет себя мадам де Торрес.
Мария жестом остановила его.
Она провела рукой по лбу.
-- Впрочем, почему я говорю "странную"?... Нет... Все вы, знающие мою тайну, поймете, что Марсиалю двадцать лет, возраст моего сына... оставшегося сиротой после смерти мученика, безмолвно присутствующего на наших собраниях...
Говоря это, она полуобернулась к портрету, висевшему за ее креслом.
-- Да, - продолжала она голосом, в котором слышались слезы, - в каком-нибудь уголке света есть человек так же, как и Марсиаль, преследуемый судьбой, так же, как и он, может быть, тщетно пытавшийся обрести свое место в свете... Может быть, он так же плачет и в отчаянии протягивает руки к небу!
Сэр Лионель и Арчибальд встали.
-- Мы поклялись его найти...
-- И мы его спасем, хотя бы это стоило нам жизни, - добавили Правый и Левый.
-- Благодарю!, О! Благодарю вас от всей души! - произнесла маркиза. - Не думайте, что я сомневалась в вас хоть одно мгновенье! Я убеждена в успехе!... Да, я найду его, бедное похищенное дитя... Но; увы! Каким увижу я его?
Она опустила голову.
Слова Бискара, произнесенные в ту ужасную ночь, все еще раздавались у нее в ушах...
"Настанет день, - сказал злодей, - когда негодующий народный голос! донесет до тебя имя неслыханного злодея, которого будет ждать эшафот. Тебе расскажут перечень его преступлений, который ты выслушаешь с содроганием... Тогда я, Бискар, приду к тебе и скажу:"Мария Мовилье, знаешь ли ты, кто этот человек, голова которого готова пасть на эшафоте? Этот человек - твой сын!"
-- Маркиза, будьте мужественны! - произнес Арман.
-- Да... - сказала она. - Да, я не имею права на слабость. Простите меня, друзья мои...
Наступило минутное молчание.
-- Вы не забыли, господа, - снова заговорила Мария, - что произошло после нашего последнего собрания? Несколько месяцев тому назад было совершено ужасное преступление. Убили одну несчастную женщину. Поводом к убийству было воровство. После долгих розысков полиции удалось, наконец, захватить одного из убийц. Благодаря своим связям господин Соммервиль узнал в день допроса, что убийца, сознавшийся в своем преступлении, рассказал следователю в довольно неопределенных выражениях о существовании в Париже тайного общества, совершившего множество различных преступлений, но до сих пор оставшихся безнаказанными. По настоянию следователя он, однако же, сказал наконец, что это общество называется "Парижские Волки". Когда я узнала об этом, меня вдруг осенила одна идея... Более двадцати лет тому назад, когда еще я жила в Тулоне, во время одного процесса, в котором было замешано множество каторжников, выяснилось существование этого ужасного общества, носящего столь зловещее название. "Волки" существовали уже тогда, объявив обществу беспощадную войну, и один из этих негодяев, мучимый совестью, назвал главаря и создателя этого общества. Звали его Бискар. Он исчез, но дело этого человека осталось. Да и кто знает? Может быть, он все еще руководит им из мрака. Вот что пришло мне в голову. Найти Бискара - значило найти след моего ребенка! Соммервиль получил позволение увидеться с преступником, чтобы всеми средствами постараться добиться от него более точных признаний. Увы! Богу не было угодно этого...
Волнение маркизы заставило ее замолчать.
-- Когда я пришел в тюрьму, - докончил за нее Арчибальд Соммервиль, - то я узнал, что преступник был найден в то самое утро мертвым
-- Это, без сомнения, было новое преступление, - сказал Лионель.
-- Может быть! Эта странная смерть позволяет предположить, что "Парижские Волки" сумели найти себе сообщников даже внутри тюрьмы.
-- Все возможно, но, во всяком случае, на теле несчастного не видно было никаких следов борьбы. Он был найден повесившимся на одной из полос железной решетки, и сторожа не слыхали внутри никакого шума...
у старьевщика, которого давно подозревали в скупке краденого... К несчастью, политические смуты отвлекали внимание префектуры в другую сторону, и, как это часто бывает, не было принято всех мер предосторожности, так что когда полиция явилась к старьевщику произвести обыск, то оказалось, что он исчез в ту ночь...
-- Французская полиция чересчур рьяно занимается заговорами, - заметил Лионель.
-- Тем не менее, - продолжал Арчибальд, - мы решились не оставлять этого дела. Жеврская набережная посещается большинством французских воров, которые стараются отделаться от краденого, й через некоторое время мы убедились, что в одном доме, содержимом неким Блазиазом, собирались по ночам разные таинственные личности. Очень легко могло случиться, что старьевщик просто сменил место, что мы и решили выяснить точно.
-- Ваша очередь, Правый и Левый, - сказала маркиза.
Братья переглянулись, затем один из них встал. Это был Левый.
-- Много ночей мы простояли на набережной, занимаясь наблюдениями, - сказал он, - и каждую ночь мы видели, как к Блазиасу являлись самые подозрительные личности. В особенности один из них обратил на себя внимание. Он приходил к Блазиасу, как господин и повелитель... У него был свой ключ от дома, и он входил, не предупреждая никого...
человека, затем дотащить его до моей кареты, где я буду в состоянии узнать его, но случай решил иначе...
-- В ту минуту, как мы вошли на площадь, - продолжал Левый, - мы увидели, что к берегу быстро подошла какая-то тень, затем, после небольшого колебания, эта тень бросилась в воду.
Левый остановился.
-- Я закончу, - сказала маркиза. - Эти отважные юноши решительно бросились в Сену и, вырвав у смерти несчастную жертву, принесли ее к моей карете. Каково же было мое удивление, когда я узнала живописца Марсиаля... Я сказала себе, что само Провидение позвало меня на эту дорогу... Час спустя он уже был в этом доме. Вот, господа, почему я позвала вас. Наш друг де Бернэ уже оказал помощь Марсиалю, и если вы согласны, то я прикажу привести его сюда... Мы подвергнем его установленным формальностям, и если вы сочтете его достойным занять место в наших рядах, то это будет новое приобретение для благородного дела, предпринятого нами, дела, которому мы посвятили всю нашу жизнь...
-- Но захочет ли он рассказать нам о своем прошлом? - сказал сэр Лионель.
-- По приказанию маркизы, - сказал он, - я был в доме, где живет Марсиаль, и который, как вам известно, принадлежит герцогу де Белену.
При этом имени Арман не мог удержаться от нетерпеливого жеста.
-- Мое имя послужило пропуском... После недолгого пребывания в залах мне удалось незаметно добраться до комнаты молодого человека... Я открыл дверь известными вам средствами и на столе несчастного нашел эту рукопись... Посмотрите... Вот что написано на ней твердым почерком: "Моя история". К этой рукописи, кроме того, была приложена записка, позволяющая прочесть рукопись тому, кто найдет труп несчастного...
-- Но ведь Марсиаль не умер, - заметил сэр Лионель.
предложить ему занять место среди нас...
Маркиза встала и устремила взгляд на портрет Жака де Котбеля.
Пятеро мужчин шепотом обменялись несколькими словами, потом Арман де Бернэ встал.
-- Маркиза, - сказал он, - мы полагаем, что нам надо выслушать Марсиаля... Затем мы объявим, какое решение следует принять относительно его.
Маркиза наклонила голову в знак согласия, затем позвонила. Явился Ламалу
-- Да, маркиза.
-- Он спокоен?
-- Более, чем я ожидал
-- Приведите его сюда с обычными формальностями.
-- Теперь, де Бернэ, садитесь на это место. Вы будете руководить допросом.
Когда Арман занял председательское место, все надели черные бархатные маски, затем дверь снова отворилась, и в комнату вошел Марсиаль с завязанными глазами.