| Автор: | Лермина Ж., год: 1876 |
| Категории: | Роман, Приключения |
18
ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ
Исчезновение Манкаля, кроме того резонанса, которое оно произвело в кругу капиталистов, более или менее причастных к его делам, привело многих из наших героев в большое беспокойство.
Только один Сильвереаль и герцогиня де Торрес знали о его тождестве с Блазиасом, поэтому новости, полученные из газет, были для них истинным успокоением.
Действительно, оба ни на йоту не сомневались в смерти Манкаля-Блазиаса.
Сильвереаль был рад исчезновению сообщника, который мог стать со временем опасным, но этот сообщник оставил полезный совет, которым барон собирался воспользоваться при случае. Зловещие слова старого Блазиаса четко отпечатались в его голове, а последняя сцена, происшедшая в комнате Матильды, только усилила его желание отомстить и стать свободным.
Отомстить? Почему он хотел мстить? Какое преступление совершила его жена?
Когда Мовилье принудил свою дочь выйти за барона Сильвереаля, тот понимал, что она чувствовала к нему если не отвращение, то, во всяком случае, полнейшее равнодушие. Кроме того, она любила другого.
Поэтому, когда прошли первые порывы страсти, он стал ненавидеть ее. Ее сдержанная покорность казалась ему оскорбительной, а, между тем, в первые годы их супружества ни одно слово, ни один жест баронессы не давали повода усомниться в ее преданности.
Матильда была уравновешенна и доброжелательна, но когда она ему улыбалась, он чувствовал, что ничем не заслужил ее привязанности и вменял жене в преступление свою неспособность заставить ее полюбить навязанного ей мужа.
Теперь он обрел почву для ненависти и ждал случая отомстить за то, что он осмеливался называть проступком Матильды, будучи в то же время вполне убежденным в ее невиновности.
Оставалось только найти средство достичь своей цели. Блазиас умер, и Сильвереаль должен был положиться лишь на собственную изобретательность. Ненависть подсказала барону верное и эффективное средство завлечь в ловушку Матильду и Армана. Только бы ему удалось как-нибудь устроить их свидание, а там закон давал ему право, как оскорбленному мужу, произвести расправу...
Вот каково было положение, в котором находился Сильвереаль.
Положение герцогини де Торрес было гораздо сложнее.
Несмотря на презрение, которое она выказывала до сих пор по отношению к Манкалю, несмотря на удовольствие, которое она испытывала, видя его испуг, когда она заставила его поверить во мнимое отравление, она не могла без ужаса думать о странном могуществе этого человека, в котором она убедилась, когда Сильвереаль вынужден был сознаться в своем ужасном преступлении.
Конечно, она не могла понять до конца, с какими обстоятельствами связывалось это преступление, совершенное в незнакомой для нее стране. Слова "Камбоджа" и "Король кхмеров" были для нее непонятными и малозначащими.
Но что ее поразило и привело в ужас, так это то, что она чуть было не связала свою судьбу с судьбой человека, руки которого были обагрены кровью. А между тем, разве она сама была невинна? Разве она не отравила своего первого мужа? Душа человеческая так создана, что, снисходительная к своим собственным подлостям, она возмущается преступлениями ближнего. К тому же весь характер герцогини де Торрес состоял из противоречий.
Выброшенная в мир совершенно случайно, не знающая отца, воспитанная матерью, женщиной без чести и без правил, погрязшей в самом грязном разврате, Изабелла еще в ранней юности была продана старику.
Умирая, этот человек оставил ей в наследство твердую уверенность в том, что ее красота должна покорить мир. Он оставил ей ненависть и презрение к этому миру, к его законам, к людям, его населяющим...
Надо сказать, что Изабелла получила самые странные наставления, самые необычные ориентиры. Старик, о котором мы говорим, назывался герцогом Д.
На его лице, изнуренном скорее развратом, чем болезнью, читалась странная ирония.
-- Подойди, моя жемчужина, - сказал он ей. - Я умираю... О! Не волнуйся, а то ты заставишь меня сомневаться в тебе. Ты не можешь ни любить, ни уважать меня... и совершенно права в этом отношении. Я сам никогда не любил тебя. Я взял тебя как игрушку, купленную за деньги, и забавлялся этой игрушкой. Многие презирают меня, и они правы, точно так же, как ты имеешь полное право презирать меня. Я всегда думал только об удовлетворении своих эгоистических желаний, полагая, что пользоваться жизнью есть мое единственное предназначение на этом свете. Я развратил тебя настолько, насколько хотел. Я уничтожил в тебе всякое искреннее чувство и всякий стыд... Ты - мое произведение, и я горжусь тобой. Я удовлетворен этой гордостью. Она - венец моей жизни...
Он помолчал минуту, затем продолжал:
-- Если ты моя достойная ученица, то должна с нетерпением ждать минуты моей смерти.
Она сделала протестующий жест.
-- Не отрицай, ты меня этим огорчишь. Я буду думать, что не успел до конца испортить тебя. Итак, глядя на мое желтое лицо, ты говоришь себе: "Неужели он еще не скоро перестанет мне надоедать?" И ты права... Только... ты так спешишь увидеть меня мертвым потому, что надеешься найти в моем завещании приятное воспоминание обо мне?
Она не могла удержаться от нетерпеливо-радостного жеста.
-- Ну, моя красавица, ты на этот счет ошибаешься! Я не оставляю тебе ни гроша! Кто знает? Если бы благодаря мне ты получила определенный достаток, то добродетель, которая подстерегает тебя, может невзначай овладеть тобой... Ты молода, а мечты о добре живучи... Я потратил шестьдесят лет на то, чтобы вырвать эту дурную траву. Я слишком много дал тебе преступного, чтобы иметь глупость помочь твоему очищению. Напротив, умирая, мне сладко думать о том зле, которое ты причинишь...
Конвульсивная судорога на мгновение остановила его. Казалось, что смерть наложила ему на рот свою костлявую руку, чтобы заставить замолчать.
Но он усилием воли преодолел начинающуюся агонию и продолжал:
-- Я ничего тебе не оставлю. Так что, выйдя из роскошного дома, в котором ты провела много веселых часов, ты сразу упадешь в пропасть лишений... Едва мне успеют закрыть глаза, как мои родные, - люди суровые, холодные, одним словом, наследники, - явятся сюда... Тогда, если ты еще будешь здесь, они выгонят тебя на улицу, как выгнали бы проворовавшегося лакея. Это мне нравится, и я хочу чтобы все было именно так...
Несчастная, которую этот цинизм не только лишал надежд на будущее, но и заливал ядом все тайники души, уже не могла сдержаться.
-- Вы негодяй! - крикнула она. - И то, что вы делаете - подло! Подло!
Он рассмеялся.
-- Отлично! Оскорбляй меня, даже бей! Это будет еще лучше! Смерть не пугает тебя... Ты сильнее, чем я предполагал. Другая заплакала бы... Ты злишься... Я предпочитаю это. Я чувствую новый прилив сил... Я еще не все сказал. Изгнанная отсюда со словами презрения, каких ты еще никогда не слыхала, ты покинешь этот дом, совершенно потеряв голову... Тебе не дадут взять даже того, что тебе принадлежит по праву, тебе скажут: "Подлая куртизанка! Здесь ничего нет вашего..." Тогда ты подумаешь о самоубийстве, ты побежишь к реке... Это всегда так бывает... Ты облокотишься на парапет, ты будешь глядеть на черные волны, ты наклонишься...
Она вскрикнула от ужаса.
-- Погоди! Дай мне закончить! Ты не утопишься... потому что из черной глубины тебе послышится голос, говорящий тебе: "Это безумие при твоей молодости и красоте, которой нет соперниц! Надо бороться с судьбой... Надо идти вперед без стыда и страха, с твердой решимостью никогда никого не любить и сделать из своей красоты только средство для удовлетворения своих желаний. Красота правит миром. Мужчина - раб своих желаний. Знай это, дитя мое. Что могли значить какие-нибудь десять тысяч франков дохода, которые я оставил бы тебе? Как честная женщина, ты их не стоишь. Как куртизанка, ты стоишь миллионов... Середины нет! Я бросаю тебя в грязь, чтобы ты вышла из нее бриллиантом... Презирай и ненавидь людей, потому что ни один не скажет тебе откровенно, как я, того, что он думает о тебе. Мужчина видит в женщине только лишь удовольствие. Всякая любовь есть ложь и глупость... Возбуждай желания и на страстях людских воздвигни себе могущество и богатство. Когда ты наконец достигнешь всего этого, то скажешь обо мне: "Этот один еще чего-то стоил"... А теперь дай мне умереть... Ступай! Да! По пути возьми в моей библиотеке том "Знаменитых Куртизанок"... Там есть много полезного... Я дарю тебе его...
Отвратительный старик умер.
Бедная девушка не могла до конца поверить его страшным словам. Она осталась в доме, который привыкла считать своим.
Его старший сын, так как у этого негодяя были дети, приказал открыть все двери, чтобы очистить воздух. Увидя Изабеллу, он сказал, даже не глядя на нее:
-- Вы найдете тысячу луидоров у нашего нотариуса... Ступайте за ними.
В его тоне и жестах было столько презрения, что она даже не подумала возразить. Это было меньше и, вместе с тем, больше, чем она ожидала. На насилие она сумела бы ответить. Но спокойное презрение уничтожало ее.
Как и предсказал старик, она опустила голову и вышла. Только старик кое в чем ошибся. Она и не думала о самоубийстве. Ее сердце было переполнено не отчаянием, а ненавистью.
Тысяча луидоров! Это, во всяком случае, была не та нищета, которую он предсказал ей. Изабелла имела время на размышления. Поразмыслив, она пошла к нотариусу, который оказался толстяком, как она заметила, еще довольно свежим. При виде этой юной шестнадцатилетней грешницы с девственным взглядом, он почувствовал к ней совершенно отеческое сострадание и, заперев хорошенько двери, дал ей несколько полезных советов.
Что произойдет с ней, такой юной, в водовороте жизни? Первая добродетель в этом мире - порядок и экономия! Так как судьба подарила ей небольшой капитал, то надо беречь его, остерегаться всякого неблагоразумия и сохранить средства на будущее.
Она просто отвечала ему:
-- Я последую вашему совету. Поместите мои деньги.
Он купил ей ренту в тысячу франков доходу, и так как двадцати тысяч франков было мало для этого, то он добавил недостающее из своего собственного кошелька.
Но так как он пожелал, чтобы Изабелла часто приходила к нему за советом, и так как он при этом был очень полнокровен, то через несколько месяцев умер от апоплексии.
В течение этого нового периода Изабелла еще лучше познала жизнь и когда ее второй покровитель исчез, она почувствовала себя застрахованной от всяких неожиданностей.
Она осознала все могущество своей красоты и слова герцога: "Мужчина - раб своих желаний" - полностью оправдывались действительностью. Что же касается любви, то она не понимала ее, несмотря на свою опытность, и, желая проникнуть в ее тайны, она вступила в новый этап жизни...
Изабелла переселилась в квартал художников. Читатель уже знает, что произошло: пользуясь восхищением, которое вызывала ее необыкновенная красота, она пожелала провести некий эксперимент, решив, что Марсиаль - именно тот человек, который мог употребить свой гений в целях ее благополучия. Но вскоре она исчезла из его мастерской, чтобы заменить ее домом сэра Лионеля Сторригэна.
Марсиаль открыл ей безумную, дикую страсть.
Никак не разделяя ее, Изабелла имела возможность спокойно проследить за всеми фазами ее развития.
Теперь она познала свою власть, и ей оставалось только управлять силой, заключавшейся в ней.
Разбить сердце Марсиаля ничего не стоило. Разорить Сторригэна было уже гораздо заманчивее, но к своей досаде, она не могла достичь этого, так как он был слишком богат. Она отомстила англичанину, доведя его до покушения на самоубийство. Казалось, что она шла вперед по жизненному пути, предшествуемая смертью, которая расчищала ей дорогу.
К этому времени она уже была богата, воспользовавшись советами старого нотариуса.
Странная вещь! Сердце этой женщины еще ни разу не было ранено любовью. Все ее поступки были вполне обдуманы. В то время как вокруг нее пылали и взрывались страсти, она холодно слушала вопли отчаяния, преследуя единственную цель, которую она поставила перед собой: быть богатой.
Она позволяла своим любовникам выставлять ее за дверь, лишь бы только ей хорошо платили!
Она шла по трупам, как те индийские идолы, колесницы которых давят распростертых фанатиков.
Она захотела быть герцогиней. Один испанский гранд, герцог де Торрес, положил к ее ногам свой титул и княжеское богатство, но он надоел ей. Она захотела быть вдовой и не остановилась перед преступлением.
Почему она eгo совершила? Это был еще опыт, который она произвела сама над собой. Ей захотелось узнать, хватит ли в ней силы дойти до последних рубежей зла. При помощи Блазиаса она увидела, что ей все подвластно...
Однажды она почувствовала в сердце что-то необычное. Читатель помнит приключение, которое свело ее с де Бернэ.
Это произошло в то время, когда, пресытившись всем и самой собой, она от скуки решила стать баронессой де Сильвереаль и открыть смертью Матильды двери в те салоны, которые, несмотря на ее богатство, были закрыты перед вдовой герцога де Торреса.
Но Арман отвечал ей одним лишь презрением.
В ней поднялся глухой гнев, который она приняла за любовь, и была вполне чистосердечна, говоря Манкалю, что любит Армана де Бернэ.
Она ошиблась. Между тем, это было первое пробуждение. В ее темной душе должен был скоро мелькнуть свет и, странное дело, первым лучом его она должна быть обязана Манкалю...
Указав ей на Жака де Шерлю, негодяй сказал:
-- Я хочу, чтобы этот человек полюбил вас!
Сначала Изабелла улыбнулась. Что значила для нее лишняя жертва, тем более, что Манкаль обещал ей за это несметные богатства? Ставка была слишком заманчива, и Манкаль не солгал, так как с губ самого Сильвереаля сорвалось признание существования неких таинственных богатств.
Но почему же герцогиня была так задумчива? Почему она так рассеянно слушала соблазнительные обещания своего советника?
Вдруг Манкаль, он же отравитель Блазиас, неожиданно исчезает...
Изабелла, сама того не сознавая, испытала облегчение. Действительно, она не думала больше ни о Сильвереале, ни о сокровищах индийских кораблей...
Теперь, оставшись одна, она страстно шептала одно имя.
Это было имя Жака де Шерлю...
Посмотрим теперь, как сдержал де Белен свое обещание относительно молодого человека, данное Манкалю в подземелье дома на улице Сены.
Читатель не забыл, что Жак явился к герцогу с рекомендательным письмом от Тении.
Граф Жак де Шерлю был принят герцогом с радушием, которое если и не было искренним, то, во всяком случае, казалось таковым.
то скромное существование, которое было для него так тягостно. Тогда он вдруг замирал, ожидая этого пробуждения, которое снова превратит его в ничтожество. Но время проходило, и он говорил себе:
-- Так это правда! Я богат, знатен... Прошлое умерло. Передо мной открывается блестящее будущее...
И в этом будущем мелькала фигура обольстительного создания, улыбавшегося ему и протягивающего руку...
Он любил герцогиню де Торрес. Была ли это истинная любовь? Он был очарован ее красотой, роскошью и богатством, окружавшими ее. Он ни на что не надеялся, но при одной мысли о Тении вздрагивал всем телом и сердце его начинало учащенно биться.
Де Белен, повинуясь инструкциям Бискара, а скорее из любопытства, чем из настоящего послушания, приблизил к себе молодого человека.
Жак понравился ему с первого взгляда.
На вопросы герцога он отвечал с наивной простотой, заставлявшей того внутренне улыбаться. Жак не скрывал ничего. Он откровенно высказывал все свои впечатления. Он, с полной уверенностью в ее правдивости, рассказывал невероятную историю своей жизни, вследствие которой вчерашний рабочий превратился в графа. Все вокруг восхищало его, и это крайне забавляло де Белена.
Сначала де Белен думал, что рассказ Манкаля - чистая басня и что этот мнимый новичок - просто авантюрист, разыгрывающий определенную рать. Но, тщательно расспросив его, он не мог найти ключа к этой загадке. Бумаги, подтверждавшие его права на имя де Шерлю, были неоспоримы.
Это еще более усиливало таинственность приключения.
Какая могла быть у Манкаля цель? Мнимый Жермандре обещал взамен оказанной услуги подарить ему руку Люси де Фаверей. Какая связь могла существовать между этими двумя обстоятельствами?
Во всяком случае, требуемая услуга не таила в себе ничего преступного. Де Белен взялся за свою роль ментора так рьяно, что его воспитанник делал довольно быстрые успехи на поприще светской жизни, и герцог, несмотря на свой эгоизм, не мог не почувствовать некоторой симпатии к своему ученику. Он был почти тронут порывами благодарности Жака, который был в восторге от своего учителя.
Таково было положение на тот день, когда де Белен узнал, вместе со всем Парижем, об исчезновении Манкаля.
Это был непредвиденный и, вместе с тем, неприятный удар. Он заключил глупую сделку, введя в свет человека, которого не знал... А теперь еще и лишался вознаграждения за это...
Какова бы ни была симпатия, внушенная ему Жаком де Шерлю, де Белен не испытывал ни малейшего желания давать приют какому-то незаконнорожденному...
Таким образом, едва успев прочитать в газетах о приключении с банком Манкаля, герцог, не теряя ни минуты, решился проверить лично подлинность этого известия.
Тогда де Белен поехал на улицу Людовика Великого. Факт, сообщенный газетами, вполне подтверждался. Герцог подошел к толпе, стоящей у дверей бывшего банка.
Отовсюду слышались проклятия и крики ярости. Разоренные проклинали того, кто их разорил. Но ничего более. Де Белен не услышал ни одного слова, которое могло бы навести его на след.
-- Я мальчишка и дурак! - шептал де Белен, возвращаясь к себе. - Первое впечатление было справедливым. Этот де Шерлю - ловкий авантюрист, сумевший обмануть даже такую старую лисицу, как я... Пора положить конец этой мистификации!
На время, пока Жак еще не устроился, как следует, герцог любезно предложил ему квартиру рядом со своей.
часов, представляя, будто все окружающее было лишь плодом его воображения и при малейшем движении должно было исчезнуть.
В это утро Жак проснулся рано, но не вставал, предаваясь волшебным грезам.
Полузакрыв глаза, он представил себе очаровательный образ герцогини де Торрес.
-- Герцог де Белен! - вдруг доложил лакей, прислуживавший Жаку.
Герцог, для которого этот доклад был не более как пустой формальностью, вошел вслед за лакеем.
Ах! - сказал, смеясь Жак. - Мне совестно, что вы застаете меня в постели, но я заранее убежден, что вы не станете меня слишком бранить...
Де Белен почему-то молчал. Он, не глядя на Жака, только нервно дергал концы своих бакенбард, что всегда было признаком крайнего волнения.
-- Простите же меня! - снова сказал Жак. - Я не пресытился еще, как вы, сибаритством... Скажите, что привело вас ко мне... и если я мог бы оказать вам какую-нибудь услугу...
Де Белен вдруг поднял голову.
-- Милый мой, - насмешливо сказал он, - я пришел просить вас переговорить со мной...
Я к вашим услугам, - сказал Жак, решивший, что с ним шутят.
-- Я надеюсь, что вы откровенно ответите мне... теперь...
-- Теперь?
Это слово и тон, которым оно было сказано, удивило Жака.
-- Разве я когда-нибудь был с вами неоткровенен?
О! Прошу вас, не возражайте... Я слишком хорошо знаю Манкаля, чтобы не понять все хитрости его ученика...
Жак приподнялся, широко раскрыв глаза. Он с удивлением смотрел на де Белена.
Он все еще думал, что это шутка, только отметил про себя, что она продолжается слишком долго.
-- Действительно... похоже на обвинение, - сказал он, все еще улыбаясь, - и я, наверное, совершил какое-нибудь ужасное преступление... Я готов принять любое наказание, которое вам будет угодно наложить на меня!
Де Белен нетерпеливо пожал плечами.
Довольно, - сказал он почти грубо, - я вижу, что для того, чтобы заставить вас сбросить маску, с вами надо говорить откровенно... Господин граф де Шерлю, граф вы или нет, неважно, но я знаю все!... Ваш друг и покровитель Манкаль - негодяй и вор, если еще не хуже... И мне не хочется оставаться более ни его игрушкой... ни вашей...
Он остановился.
Молодой человек вскрикнул от гнева.
-- А! А! Кажется вы просыпаетесь! - засмеялся де Белен. - И чтобы заставить вас говорить, не понадобится прибегать к сильным средствам... Плохо сыграли, сударь!...
Он стоял в это время возле постели.
-- Сударь, - сказал Жак, задыхаясь от гнева, - я не знаю, что меня удерживает от желания дать вам пощечину, которую вы вполне заслуживаете!
-- Насилие? Неужели я должен позвать моих лакеев?
Жак оттолкнул его.
-- Нет!... Я все-таки ваш гость... Пройдите, пожалуйста, в гостиную... Я выйду к вам через несколько минут... И так как вы жаждете объяснений, то мы увидим, будете ли вы сами в состоянии дать мне те, которые я потребую!
-- Вы меня слышали? - продолжал Жак. - Ступайте!
-- В самом деле? - воскликнул де Белен. - Вы имеете право говорить таким повелительным тоном?
-- Сударь, я не знаю, что вы называете светским этикетом... Но я позволю себе заметить, что вот уже дважды вы упрекаете меня в том, что я принял ваше гостеприимство...
-- Хорошо, - сказал герцог, вдруг успокаиваясь, - я вас буду ждать в гостиной, только, пожалуйста, поторопитесь...
О! Разумеется!... Я сам спешу узнать, в чем дело!
-- В этом отношении вы будете вполне удовлетворены.
Де Белен вышел. В ту минуту, когда он входил в гостиную, к нему подошел лакей, подавая письмо.
-- Да-да.
Де Белен взял поданный ему конверт и, погруженный в свои мысли, не читая, опустил письмо в карман. Потом стал нетерпеливо ходить взад и вперед по комнате.
Да, это негодяй, - шептал он. - Можно не сомневаться, что этот враг, а я чувствую, что он мне враг, был послан Манкалем, затем, чтобы...
Он вдруг остановился и с гневом топнул ногой.
-- Этот Манкаль знает все мои тайны! Разве он не подслушал моего разговора с Сильвереалем? Этот дуралей-барон имеет манию постоянно вспоминать прошлое, как будто оба мы его не знаем! Так что теперь я во власти этого Манкаля... и де Шерлю, который, может быть такой же Шерлю, как я Белен!
Он опустился в кресло.
-- Благоразумно ли начинать борьбу? Не будет ли для меня выгоднее заключить союз?
-- Я, скорее всего, допустил оплошность. Я слишком погорячился!... Черт возьми!... Да и этот авантюрист тоже... Он чуть ли не хотел дать мне пощечину?... Правда, я был груб... Истинная сила заключается в том, чтобы стоять выше эмоций... Я не забуду больше об этом...
В эту минуту дверь отворилась и вошел Жак.
Он был очень бледен, и в его наружности было столько истинного благородства, что де Белен поднялся, испытывая невольное уважение.
Жак спокойно подошел к нему.
Милостивый государь, - сказал он немного дрожащим голосом, - мы обменялись сейчас ужасными словами, я позволил себе произнести угрозы, в которых раскаиваюсь, и теперь уже совершенно спокойно пришел требовать объяснений, которые вы обещали мне дать.
Странная вещь, это вступление, полное достоинства, произвело впечатление прямо противоположное тому, которое мог бы ожидать всякий посторонний свидетель этой сцены.
Де Белен подумал:
-- Как он ловок! Как хитер... Посмотрим, кто кого...
Он поклонился Жаку.
Я охотно забуду, - сказал он, - резкие слова, вырвавшиеся у вас, так как, признаться, я был виноват первый... Я поступил, как мальчишка!...
-- Что вы хотите сказать? - с беспокойством спросил Жак.
-- Э! Боже мой! Все очень просто!... В порыве раздражения я забыл, что вы уже давно должны были быть готовы к этой сцене.
Жак до крови прикусил себе губы.
-- Клянусь вам, господин герцог, что я вас не понимаю.
Поэтому я готов объясниться... Садитесь здесь, напротив меня, и поговорим серьезно... Я могу стать вашим другом или врагом, как захотите. Это будет зависеть от вашей откровенности.
-- Мне нечего скрывать... И вам хорошо известна вся моя жизнь...
-- О, да! Дядя Жан... Его сестра!... Затем чудесное открытие графа де Шерлю... Я отлично помню все это! Но... я знаю жизнь... я так же хорошо изучил высшее общество, как и низшее... Мне можно все сказать... С какого времени вы стали другом Манкаля?
-- Милостивый государь, сейчас, говоря о Манкале, вы назвали его негодяем и... вором. Предположить, что я был его другом, это значит оскорбить меня!
"Он ловко выпутывается из затруднений, играя словами, - подумал де Белен, - положительно, он очень ловок!..." Боже мой! - продолжал он вслух, - я сожалею о вырвавшихся у меня эпитетах. Только признаюсь, что меня крайне неприятно поразило его исчезновение...
Манкаль исчез?
-- Как самый обыкновенный кассир!
-- Но, значит, он оставил за собой какой-нибудь дефицит?
Белен расхохотался.
-- Дефицит недурен! Самые пустяки! Всего несколько миллионов!
-- Миллионов!... Которые ему не принадлежали?
При этой новой наивности, по его мнению, поддельной, де Белен снова расхохотался.
-- Восхитительно, честное слово! Знаете ли, мой милый, вы очень умны или у вас отличная память, если вы так четко заучили роль!
-- Опять! - воскликнул Жак. - Я вас последний раз прошу объясниться! Неужели вы считаете меня сообщником этого негодяя? Какую роль я играю? Заклинаю вас честью, не скрывайте от меня ничего! Правда, как бы горька она ни была, не станет более жестокой, чем эти намеки.
Действительно, - отвечал де Белен, - с этим надо покончить. Ну, любезный граф, Манкаль, сойдя со сцены, захотел оставить наследника, которому дано, без сомнения, более или менее деликатное поручение. Он дал вам этот знак своего доверия, что еще раз доказывает его ум... Он успешно сумел заставить меня стать вашим руководителем. Все это отлично... но ловкость изменила ему в том, что он слишком скоро раскрыл свою игру... Так что теперь я почти знаю, с какой целью он ввел вас ко мне... Обыкновенный шантаж. Ну, я не такой человек, который стал бы кричать слишком громко, если меня немного пощиплют... Назовите ваши условия и мы сойдемся... Я ведь лучше, чем кажусь... Но, вы не отвечаете?
Жак застыл как человек, пораженный громом... Он все еще слушал, хотя де Белен уже замолчал. Каждое слово герцога было для него точно удар молота. Итак, это была правда! Едва успел он вступить в жизнь, как ему предъявляли постыдное обвинение! Подозрения де Белена потрясли его. Неужели роковая судьба, сделавшая для него невыносимой жизнь в мастерских, снова преследовала его?
Де Белен взял его за руку, чтобы привести в себя. Такое поведение Жака в высшей степени изумляло его. Он надеялся, что авантюрист, каким он продолжал считать Жака, откроет свою игру. И что же?
Когда Жак поднял лицо, де Белен увидел, что оно залито слезами.
-- Как? Вы плачете? Что же все это значит? - спросил герцог.
-- Да, - сказал он, - это правда, я плачу!... Но не от стыда!... Я плачу, что меня подозревают, тогда как мое сердце исполнено лишь чистых и благородных стремлений! Сначала я был возмущен, теперь я чувствую себя разбитым. Как могу я защищаться? Чем убедить вас?
-- Ну-ну! - сказал де Белен, невольно чувствуя себя тронутым, - ответьте на мой первый вопрос: давно ли вы знаете Манкаля?
-- Всего несколько дней. Я никогда не видел его до того проклятого дня, когда дядя Жан послал меня к нему.
-- Это правда?
Клянусь вам!
Де Белен задумался. Мрак вокруг него сгущался.
-- Но... этот дядя?...
-- О! Это честный человек... немного грубый... но, в сущности, добрый... Он воспитал и вырастил меня. Без него я умер бы с голода... потому что был один на свете... Вы знаете мою историю... Моя бедная мать умерла, покинутая...
-- Я знал вашего отца...
Вы его знали? О, вы никогда не говорили мне об этом!
Действительно, де Белен помнил, что встречал графа де Шерлю во времена его первоначального богатства, потом видел его разорение и, наконец, новое обогащение.
-- Мой отец был уважаем?...
-- Он был богат, - отвечал де Белен, делавшийся философом.
-- Вы видите, герцог, что я проклят... Всюду вокруг меня стыд, позор... Даже этот Манкаль, который был только посредником, но подлость которого обрушилась на меня...
Жак встал.
-- Герцог, - сказал он, - теперь, когда вы объяснили мне причины вашего поведения, я прощаю вам все, что вы сказали мне... Действительно, я отчасти заслужил это... Я слишком быстро позволил увлечь себя мелькнувшему передо мною миражу... Да, я теперь понимаю... Я был ослеплен... и, может быть, слишком рано, не обдумав хорошенько, принял эту удивительную перемену. Теперь вы сообщаете мне о бегстве того, кто был посредником в этом странном приключении... Вы предполагаете, что я был сообщником в каком-то темном деле, жертвой которого вы боялись стать. Герцог, взгляните мне прямо в глаза и отвечайте откровенно: считаете ли вы меня бесчестным человеком?
Де Белен Покачал головой.
-- Нет! Я этого не думаю...
Это немного возвращает мне мужество. Я клянусь вам, что оно мне крайне необходимо...
-- Что вы хотите делать? "
-- Вы ещё спрашиваете... Я хочу расспросить того, кто первый открыл мне тайну моего рождения... Хочу узнать от него все подробности этого дела...
-- Вы говорите о дяде Жане... о том, кто воспитал вас?
-- Он честный работник... подрядчик, живущий своим трудом.
Вы не считаете его сообщником Манкаля?... Значит, он был обманут так же, как и вы... и не может ничего знать...
-- Не говорите этого! Не отнимайте у меня надежды... Вдвоем мы найдем этого Манкаля...
-- О! Бежавшего банкира! Вы хотите сделать невозможное!
-- Я хочу доказать мою честность всем, особенно вам, человеку, который сделал для меня так много!
При этих словах, произнесенных таким тоном, который убедил бы самого отчаянного скептика, де Белен почувствовал волнение, далеко ему не свойственное.
Выслушайте меня! - сказал он. - Да, я вам верю... И... прошу прощения...
-- Просите прощения... Если бы вы знали, как я счастлив!
-- Я не хочу, чтобы вы покидали меня!
-- Нет! Умоляю вас, отпустите меня, иначе мне постоянно будет казаться, что между нами стоит это ужасное подозрение.
-- Я заявляю, что вы не оставите меня и в то же время узнаете истину...
Что вы хотите сказать?
-- Я хочу сказать, что при вашей молодости и неопытности безумно воображать, что вы можете осветить этот мрак... На каждом шагу вам будет встречаться новая загадка... Отчаяние овладеет вами... Неудача может убить вас... Я не хочу этого. Я должен исправить причиненное вам зло.
-- Я вас не понимаю. Ради Бога, объяснитесь!
-- Мы станем искать вместе... В чем могу я вас упрекнуть? В том, что вы, как сами говорите, слишком легко согласились принять счастье, свалившееся на вас с неба или поднявшееся из ада... Мы должны узнать - слышите, я говорю "мы" - не стали ли вы, сами того не подозревая, орудием какого-нибудь подлого заговора, не угрожает ли вам самому какая-нибудь опасность, которую вы не сумеете отвратить при вашей неопытности. Я возьмусь за это дело и мы увидим, черт возьми... буду ли я обманут... таким негодяем, как этот Манкаль... А! Он хотел перехитрить нас, но мы еще посмотрим, кто кого!
Самое интересное во всем этом было то, что негодование де Белена, который сам являлся подлым вором и безжалостным убийцей, было вполне искренним.
благодетеля.
-- Вы спасете мою честь! - воскликнул он. - Я верю вам! Если это состояние принадлежит мне по праву, как и мой титул, если розыски, за которые мы примемся, бесспорно докажут мою честность, тогда я останусь возле вас, и вы найдете во мне не только друга и союзника, но и верного раба... Если же меня обманули, то я снова надену мою рабочую блузу... и с помощью воли и труда постараюсь завоевать себе место в обществе!
В то время, как он говорил, де Белен встал и задумчиво прошелся по комнате.
Совершенно машинально он сунул руку в карман и вдруг нащупал пальцами письмо, переданное ему в ту минуту, как он выходил из комнаты Жака.
Он вынул его и мельком взглянул на конверт.
"Его сиятельству герцогу де Белену. С просьбой передать графу де Шерлю".
Первым его движением было отдать письмо Жаку, но вдруг в голове его мелькнула одна мысль...
Кто мог писать Жаку? Де Белену смутно казалось, что он уже видел где-то этот почерк.
Но где? Когда?
Подозрение вновь пронзило де Белена. Что, если Жак всего лишь ловкий актер?... Конечно, совестливость не могла остановить де Белена, убийцу отца Марсиаля. Он взглянул на Жака, который смотрел в другую сторону. Во всяком случае, если в письме нет ничего любопытного, его можно было отдать Жаку, оправдавшись рассеянностью. Де Белен сломал печать...
Хриплый крик вырвался из его груди и он бросился к Жаку.
-- Негодяй! - закричал он. - Неужели вы все еще будете отпираться?
-- Что такое? Что вы хотите? - сказал Жак, неожиданно возвращенный к действительности.
То, господин актер, что вам следовало бы осторожнее... подбирать сообщников!
-- Сообщников?
-- Которые не имели бы дерзости адресовать на мое имя писем, способных помочь сорвать с вас маску!
-- Но, герцог, это безумие!... Что случилось? Вы были сейчас так добры и снисходительны!...
-- Скажите лучше - так глупы! А случилось то, что Манкаль, исчезновение которого вас так удивляет, позаботился, по крайней мере, оставить вам инструкции...
Манкаль! Как! Вы знаете, где мы можем его найти?
-- Перестаньте лицемерить! Или, клянусь честью, я сам выдам вас правосудию!... Но нет, при всей вашей ловкости, вы глупец, над которым я смеюсь и которого я презираю!
-- Но скажете ли вы, наконец, что дает вам право так оскорблять меня?
-- Вы хотите это знать? Слушайте же! Вот письмо, адресованное вам, и которое я вам сейчас прочту!
-- Письмо ко мне! И вы его распечатали!...
Я узнал почерк Манкаля, который даже не взял на себя труд изменить его!...
-- Это письмо должно быть моим оправданием!
-- Судите сами...
И он громко зачитал следующее:
"Милый Шерлю! Не забывайте моих указаний. Я уеду на несколько дней. Наши дела требуют временного исчезновения... Пасите хорошенько де Белена. Пусть он поверит безоговорочно... Затем, благодаря вам, мы сумеем, когда придет время, заглянуть в его делишки. У него карман туго набит, не мешает облегчить его. Соблюдайте осторожность. Ваш Манкаль".
Что вы на это скажете? - спросил де Белен.
Жак схватился руками за голову.
-- Это ужасно! Я не понимаю! Или я с ума схожу!...
-- Я уже сказал вам, что немедленно мог бы отдать вас в руки правосудия, но я не сделаю этого...
В сущности де Белен совсем не желал впутывать полицию в свои частные дела. Он подошел к камину и позвонил два раза. Вошли два лакея.
-- Выбросьте вон этого человека, - произнес герцог.
Лакеи подошли. Один из них положил руку на плечо Жака, который вздрогнул.
-- Не трогайте меня! - крикнул он.
-- Ну, выполняйте, - сказал де Белен, - гоните этого негодяя...
Выгнать!... Меня!
Де Белен сделал шаг к нему.
-- Не сопротивляйтесь! А не то... вы будете сегодня спать в префектуре...
-- Вы лжете! - закричал Жак вне себя.
По знаку герцога лакеи схватили его.
-- Передайте вашим друзьям, - крикнул ему вслед де Белен, - что так я обойдусь со всяким, кто вздумает обмануть меня!...
Минуту спустя дверь дома захлопнулась за Жаком, и он остался один, вне себя от ярости и отчаяния.