| Автор: | Лермина Ж., год: 1876 |
| Категории: | Роман, Приключения |
23
КУТЕЖ
В эту самую ночь, почти в тот же час, в доме Соммервиля происходила сцена совершенно иного рода.
Было там так же темно, но не слышно было свиста и завываний ветра, заглушаемого ставнями и тяжелыми шторами.
Но если снаружи не проникал туда никакой шум, то в одной из комнат ясно слышался звучный, мерный храп.
Это было еще не все.
К вышеупомянутому храпу временами примешивались продолжительные и глубокие вздохи, шепот и ворчание.
-- Черт побери! - послышался наконец недовольный голос. - Это должно кончиться... И как ведь храпит это животное!
Послышался шорох, затем возникла вспышка огня, и среди мрака появилась рука, державшая зажженную спичку. Вслед за тем показалась голова с волевым выражением лица, разделенного пополам огромными усами.
На голове был надет бумажный колпак, опущенный конец которого навевал мысли об упадке духа и слабости.
Эта голова в колпаке принадлежала Мюфлие.
Мюфлие напрасно жаждал сна, свойственного чистой совести, и теперь с бешенством слушал храп Кониглю, погруженного, без сомнения, в самые очаровательные грезы.
После минутного раздумья и чувствуя, вероятно, что спичка начинает жечь ему руку, Мюфлие решился зажечь свечу.
-- Эй! Кониглю! Жандармы! - крикнул он басом.
О! Этих слов было вполне достаточно, чтобы смутить покой Кониглю!
Он вскочил с такой поспешностью, что его голова ударилась о спинку кровати с глухим стуком, похожим на тот, который издает голова полицейского под палкой балаганного Пьеро.
-- Это не я! - раздался дрожащий возглас Кониглю.
-- Э! Важно ты заспался, мой козленочек! - заметил со смехом Мюфлие.
-- Как? Это ты?... Что за глупая шутка!
-- Ты проснулся?
-- Черт побери! У тебя голос, как труба архангела, ты разбудил бы мертвого... А я видел такой чудный сон!...
-- А! Ты спишь! - сказал Мюфлие со вздохом.
А почему же мне не спать?
-- По той же самой причине, по которой не сплю я...
-- Скажи-ка мне эту причину! Торопись, потому, что мне хочется спать...
-- Неблагодарный! Я бужу тебя, чтобы разделить с тобой мысли, терзающие мое сердце, а ты... ты думаешь о сне!
-- Да, ведь теперь ночь... Время спать.
-- Спать! Увы, Кониглю! Я думаю совершенно иначе!
-- Что ты думаешь?
-- Я думаю, что теперь время любить!
Кониглю, ворча, нырнул под одеяло.
-- Какое мне дело до этого! - пробормотал он.
-- Черствая душа! Я всегда думал, что общество меня не понимает... Да и как ему понять, если даже ты не можешь оценить меня!
-- Слушай, Мюфлие, еще раз говорю тебе, я хочу спать, оставь меня в покое! - сухим и суровым тоном сказал Кониглю.
Мюфлие ударил кулаком по ночному столику, который подскочил со звоном.
-- Ну, нет! Я тебя не оставлю в покое, - заявил он.
-- Боже мой! - простонал Кониглю.
-- Право, Кониглю, мне стыдно за тебя... Ты должен меня выслушать... Я хочу, и это будет так!
-- А если я не хочу...
Мюфлие схватил графин с водой и взмахнул им в направлении постели Кониглю.
Тот вздрогнул от ужаса и завопил:
-- Я тебя слушаю!
-- Боже! Имеешь только одного друга, половину души, как сказал один древний поэт, имя которого я теперь не помню, и этого-то друга нельзя заставить слушать!
Но ведь я слушаю во все уши!
-- Да, но скрепя сердце, с неудовольствием, и это меня очень огорчает, - продолжал Мюфлие со слезами в голосе. - Я хочу, чтобы ты слушал со вниманием, с симпатией... Я так теперь нуждаюсь в симпатии...
Кониглю пожал плечами в знак последнего протеста, сел и молча закурил трубку.
Мюфлие опустил голову и задумался... О чем он думал?
-- Друг, - сказал он наконец, - есть у тебя сердце?
-- Конечно!...
-- Нет, я тебе не верю! Я сомневаюсь в твоих словах, Кониглю... Если бы у тебя было сердце подобное моему, ты не спал бы теперь, а страдал...
-- Что ты хочешь сказать?
-- Хочу объяснить тебе тайны человеческой природы, - продолжал безжалостный Мюфлие. - Вот уже несколько недель мы живем в этом доме, который стал некоторым образом, нашим...
-- Да, и здесь хорошо... Постели великолепны... - осмелился заметить Кониглю.
-- Постели, стол, обращение - не оставляют желать лучшего. Маркиз ценит нас, и мы им очень доволь...
Прерванный зевком Кониглю, Мюфлие пожал плечами.
Но мы пленники, - продолжал он с гневом. - Мы лишены главного достояния человека... Священного наследия наших отцов... одним словом - свободы!...
-- Маркиз не запрещает нам выходить...
-- Это правда. Только мы воздерживаемся от этого по двум причинам... Во-первых, потому, что на улицах много разных беспокойных и неприятных личностей, которые могли бы помешать нашей прогулке... во-вторых...
-- Ты не веришь в смерть Биско?
-- Брр! Не произноси этого имени! Это приносит несчастье! Следовательно, мы не выходим потому, что боимся попасться в лапы этому дьяволу!
-- Еще бы! Конечно!
-- Конечно!... Но у меня есть сердце... То есть, я думаю о той, которая меня так любила... Я думаю о ее очаровательной улыбке, о ее черных волосах, блестевших от пахучей помады... Правда, у ней не хватало двух передних зубов... Но это ее нисколько не портило... Я думаю о ней!
-- И я! - сказал он.
А! И ты тоже!... Ты понял, что такие натуры, как наши, нуждаются в любви!... Как хочешь, верь или не верь, но твой друг Мюфлие вянет, как цветок без солнца... Он вянет! Вянет!
-- И я! - повторил Кониглю.
-- И ты тоже вянешь!... Я так и думал! Но ведь после увядания следует смерть! Если твой друг Мюфлие не любит и не любим, он умирает!...
Воцарилось красноречивое молчание.
Отчаянным жестом Мюфлие сорвал с головы колпак и бросил его на пол.
Я хочу жить! - воскликнул он... - Я готов на все, чтобы только насладиться хотя бы одну минуту радостями любви, которые для меня то же, что роса для цветка... Слушай, Кониглю!
-- Что?
-- Который час?
-- Недавно пробило полночь.
-- Слышишь ты какой-нибудь шум?
Нет, весь дом спит... Маркиз еще слаб и ложится рано...
-- Взгляни, какая погода!
По-видимому, воспоминания, вызванные Мюфлие, совершенно разогнали сонливость его друга, так как он поспешно вскочил и, подойдя к окну, поднял шторы.
-- Темно! - сказал он.
-- Великолепно! Дождь?
Нет!... Ветер.
-- Луны нет?
-- Ни кусочка...
-- Тогда я слушаюсь голоса моего сердца и стремлюсь...
Что? - спросил Кониглю, вздрогнув. - Что ты сказал?
Я сказал, что ночью все кошки серы, а волки - серны... Я смеюсь теперь над полицией, да и над Биско тоже, который, верно, не ждет нас на улице, конечно, если он жив, в чем я сомневаюсь... Кинь-ка мне сапоги!
-- Мюфлие! Прошу тебя! Будь благоразумнее!
-- Я, кажется, просил мои сапоги.
-- Вот они... Но если ты не вернешься?...
Мюфлие, начинавший натягивать упрямый сапог, остановился.
Милостивый государь, - сказал он торжественным тоном, - так ли я расслышал...
И он произнес медленно с расстановкой:
-- Если - я - не - вернусь?...
-- Тогда я никогда не утешусь.
-- А! Вы, значит, полагаете, господин Кониглю, что я намерен идти один, я, Мюфлие?
Я думал... Я считал...
-- Вы напрасно думали!... Я мечтаю о любви, это правда... Но я хочу также и дружбы. Друг мой, Кониглю, неужели ты меня покинешь? - произнес он трагическим голосом.
-- Конечно нет, но... жандармы?
-- На улицах нет жандармов в такое время!
-- Но Биско?
А! Биско!... Ну я не посоветовал бы ему попасть теперь мне в лапы... Слушай, Кониглю, доверься мне... одевайся и - марш!
-- А деньги?
-- У меня есть франков сорок.
-- Что? Откуда ты их достал?
Мюфлие улыбнулся.
У этих маркизов мало порядку. Тут валяются самые разные вещи... Хорошо еще, что я рядом...
-- Ты обокрал маркиза?
-- Ну, я только спас его от больших потерь, превращая мой карман в сберегательную кассу! Кто знает? Времена переменчивы. Быть может, настанет день, когда маркиз очень рад будет узнать, что я должен ему эту безделицу!
При этих словах Мюфлие заканчивал свой туалет.
Благодаря щедрости Арчибальда облачение друзей не оставляло желать ничего лучшего.
-- Хорошо, - сказал наконец Мюфлие, оглядев с довольным видом себя и Кониглю,-- теперь как нам выйти отсюда?
-- Через дверь, конечно!
-- Гм!... А лакеи...
-- Они не помешают нам выйти.
Кониглю, слушай внимательно мои слова... Страсть не затемняет моего разума. Если маркиз узнает, что мы вышли, кто знает, может быть, по возвращении, так как я надеюсь вернуться, мы найдем двери запертыми. Со своей стороны я глубоко сожалел бы об этом гостеприимном доме. Кроме того, мы дали слово не уходить и если мы уж решаемся не сдержать данного слова, то, по крайней мере, должны скрыть этот проступок... впрочем, вполне объяснимый.
-- Тогда, идем в окно!
-- Да, ты прав, Кониглю! На каком мы этаже?
-- На втором.
-- Окно выходит в сад. Там дальше есть стена, но она нас не остановит. Итак, вперед!
Вперед!
-- За дело!... Предоставь мне действовать. Я знаю способ открывать окна без малейшего шума.
Способ действительно был хорош, так как спустя минуту окно тихо отворилось, и Мюфлие высунул голову наружу
-- Пустяк! - заметил он. - Три, четыре метра, положим пять, чтобы не ошибиться. Марш вперед!
С этим словом он перелез через подоконник, повис на руках и спрыгнул на песок так легко, что "даже розовый листок не дрогнул бы!", как заметил он спрыгнувшему за ним Кониглю.
Я не знаю, что со мной происходит, - шепнул Кониглю. - Кажется, будто с нами должно случиться несчастье.
-- Не бойся ничего, со мной не пропадешь!
Друзья подошли к стене сада.
Стена в три метра задержала их не более, чем замок шкафа.
Уф! - сказал Мюфлие, спустившись со стены на улицу. - Кончено!
Друзья были наконец на свободе.
-- Где мы? - спросил Кониглю.
-- Подожди, мне надо сориентироваться. Это очень шикарный квартал, стало быть, я легко узнаю место. Я ведь видел свет...
Видя, что ориентирование Мюфлие плохо подвигается, Кониглю употребил более скорое средство, а именно: дошел до угла и прочитал название улицы.
Улица Сент-Оноре! - сказал он, подходя снова к Мюфлие.
-- Да, да! Я так и думал! Впрочем, мы были доставлены сюда при таких странных обстоятельствах, что, право, можно было ошибиться. Значит, наш хозяин живет на углу Сент-Оноре и улицы Мира! На противоположном доме висит номер 125, нам, стало быть, легко будет найти дорогу назад!
-- Куда мы пойдем? - спросил Кониглю.
-- Куда глаза глядят! Кто знает, может быть, богатство и любовь ждут нас в нескольких шагах отсюда? Доверимся Провидению!
И друзья направились к Королевской улице.
Тут мало виноторговцев... - заметил Кониглю.
-- Еще бы! Иначе у них не было бы клиентов! Ведь знать ложится спать рано. В начале улицы Роше есть, впрочем, кабак первого сорта...
-- Не опасно ли это... Вдруг нас узнают?
-- Ба! Ничего!... Может быть, мы узнаем там что-нибудь о Биско!... Смелым Бог владеет... Идем... Потом, знаешь ли. Кониглю, ведь там я встретил в первый раз мою Германе!...
Сладостная дрожь пробежала по щекам Кониглю. Он знал, что Германс и Памела были неразлучны.
-- Мы приближаемся! - сказал Мюфлие спустя несколько минут. - О! Как бьется мое сердце!
У меня тоже дух захватывает.
-- Как хорош пунш с киршвассером! А!... У меня просто слюнки текут!
-- Ты уверен, что найдешь дорогу?
Еще бы!
Наконец перед друзьями возникла улица Роше. Сквозь ставни жалких лачуг виднелся еще кое-где свет.
Мюфлие храбро двинулся вперед, сопровождаемый Кониглю, который с наслаждением вдыхал ночной воздух.
Полиция не заглядывала в эти закоулки. Земля была покрыта грудами мусора, среди которых струился зловонный ручей жидкой грязи.
Дойдя до конца улицы, Мюфлие остановился.
Вот тебе и раз! - сказал он. - Где же кабак?
-- Он был здесь?
-- Да, вот и дом, и дверь... Но я не слышу и не вижу ничего! Точно все здесь вымерло!
-- Не постучать ли?
-- Попробуем?
Тишина. Вторая попытка имела тот же результат.
Вдруг над головами друзей открылось круглое окно и показалась чья-то голова.
-- Это печально! - сказал Мюфлие вполголоса. - Печально, друг мой Кониглю!
-- Да, Мюфлие!
Мюфлие! Кониглю! - раздался сверху голос.
-- А! Тут есть люди! - вскричал радостно Мюфлие. - Отворите! Мы свои!
Послышалось что-то вроде сдержанного смеха.
Э! - заметил Кониглю. - Кажется, над нами смеются?
-- Нет... Идут.
-- Наконец! - сказали в один голос два друга.
Они не произнесли больше ни слова, так как в ту же минуту дверь быстро распахнулась и два удара, мастерски направленные, обрушились на головы двух друзей, которые с глухим стоном повалились на землю.
Удары были нанесены железной полосой и с такой силой, что Мюфлие и Кониглю, не успев даже вскрикнуть, лишились чувств.
-- Теперь возьмите их, - сказал чей-то голос. - Мы разберемся с ними после...
Двери закрылись и все стихло.
Бедный Мюфлие! Бедный Кониглю!