Графиня Листаль.
Часть вторая.
Глава VIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Графиня Листаль. Часть вторая. Глава VIII. (старая орфография)

VIII.

Среди новых событий, мы совершенно забыли одного из важных героев нашего рассказа, положение которого тем не менее было самое критическое. Мы подразумеваем почтенного Ферма.

Действительно, трудно человеку до такой степени испить до дна чашу горечи, чем это сделал Ферм, до того как попал в угольный подвал.

Мечтать о славе Коко-Лакура или Видока, организовать для этого целую систему, заранее наслаждаться неудачей Лекофра, ненавистного помощника пристава, следователя и всех завистников, повторять себе заранее все похвалы которые, он должен был услышать от префекта, надеяться, наконец, что какой-нибудь будущий Эдгар Поэ или Эмиль Габорио примет его за тип образцового сыщика... и вдруг после мечтаний попасть в область действительности, в виде угольного подвала.

Это было более чем может перенести агент Иерусалимской улицы.

Несколько мгновений Ферм был в полном отчаянии. Невозможно было сомневаться, что он попал в руки самых опасных негодяев, что достоинство сыщика, вместо того, чтобы помочь ему, напротив того, было для него самой большой опасностью. Ему нечего было ждать сострадания от людей, которые были заинтересованы в том, чтобы он исчез. На нем нашли донесение, которое он составил с такой тщательностью, эту бумагу, которая должна была повести его к славе и повышению.

Было от чего разбить себе голову об стену....

Стена!

Эта мысль вдруг поразила нашего приятеля. Невозможно было, чтоб горизонт погреба ограничивался громадной кучей углей, в которую он был брошен. Ферм только сожалел, что он не собирал сведений относительно английско-французских погребов, которые ему случалось посещать во время его продолжительной практики. Но он скоро сообразил, что всякий подвал должен непременно иметь отверстие, через которое мог-бы проходить воздух. Эта мысль повела за собою неприятное происшествие, потому что, за мыслью о воздухе, естественно явилось желание подышать им. Ферм сильно потянул в себя воздух, отчего ему в рот и в нос полетело громадное количество угольной пыли, поднявшейся с черной кучи служившей ему подушкой. Эта невольная операция имела своим результатом то, что понимание агента сделалось яснее и он не волнуясь принялся за нить своих размышлений.

- И так, говорил он, в этом подвале должно быть отверстие. Подумаем. Надо узнать во-первых, куда выходит это отверстие; во-вторых, можно-ли добраться до него, и в третьих, достаточно ли оно велико, что.бы в него мог пройти человек.

Кроме того надо было узнать, не привлекут-ли эти розыски внимания его преследователей; но то, что представлялось впереди Ферму, не имело ничего успокоительного. Или, он не будет двигаться, и тогда снова попадет в руки своих врагов, милосердие которых было достаточно доказано; или он пошевелится и тогда по крайней мере будет иметь то утешение, что сделал все возможное для избавления себя от грозившей ему участи.

И так, он решился искать выхода.

Он засунул руки в кучу углей, чтобы дать себе точку опоры, и приподнявшись на руках, он посмотрел вокруг себя.

Говоря, что он "посмотрел", мы должны объяснить это.

Подвал с углем был совершенно темен и как ни раскрывал глаза наш герой, но он был принужден сознаться, что не видит ничего....

Но Ферм знал, что это только дело терпения, он припомнил, что некоторые пленники, заключенные в феодальные времена в мрачные темницы, в роде той, в которой он находился, успевали наконец до того привыкнуть к темноте, что могли читать и писать, а то, чего могли достигнуть пленники, должно быть просто игрушкой для полицейского агента, поэтому, Ферм, открыв глаза, терпеливо ждал.

Действительно, он был прав, так как не прошло нескольких минут, как он уже начал, хотя еще неясно, различать каменные стены своей тюрьмы; немного спустя, он не мог удержаться от глухого восклицания радости, что доказывает, как мало надо, при известных обстоятельствах, чтобы обрадовать человека.

Тем не менее, открытие, заставившее агента вскрикнуть от радости, имело свою важность. Во первых, это был потолок, немного белевшийся из-под толстого слоя угольной пыли и затем, под потолком, в стене, слабый свет, который мог проникать только снаружи.

Ферм отличался быстрым соображением: он ни минуты не сомневался, что это было то, чего он искал, в этом открытии заключалась возможность спасения.

Первый вопрос был решен.

Да, отверстие существовало.

Чтобы не поступить опрометчиво, агент несколько секунд обдумывал это важное открытие, и результатом его соображений было то, что необходимо поверить, действительно-ли существовало это отверстие или же открытие его было обман, произведенный его возбужденными чувствами.

Ферм, чтобы оставить руки свободными, поднялся на колени и протянул руки вперед, тогда, к новой радости, он заметил, что угольная куча подымалась около стены довольно высоко.

Значит, дело шло теперь о том, чтобы подняться на вершину этой кучи и добраться до отверстия. Но это было легче подумать, чем сделать и наш герой очень скоро убедился в этом.

Очень естественно, что агент прежде всего стал искать руками какую-нибудь твердую точку опоры, но руки его встретили только все тот же уголь, который посыпался; в это же самое время, колени его глубоко ушли в уголь; все покатилось, и несчастный, вместо того, чтобы подняться, почувствовал, что скатился почти на дно погреба.

Нужна была не малая твердость характера, чтобы устоять против этого поражения.

Предположим, что свет выходил действительно из отверстия, но не было-ли тем тяжелее видеть себя удаленным от того, что могло представлять надежду на спасение.

Но Ферм в высшей степени обладал качеством, свойственным всякому человеку, т. е. он крайне дорожил жизнью, на которую смотрел, как на самое великое блого в свете.

Одним словом, он находил, что первой неудачный опыт еще ровно ничего не значит и после него не следует отчаиваться, поэтому наш герой счел за лучшее постараться придумать какое-нибудь новое средство.

Скатившись вниз, вследствие своего неудачного опыта, Ферм заметил, не без удовольствия, что его ноги встретили почву менее подвижную.

Пол подвала, правда, состоял из липкой грязи, но все-таки он не раздавался под ногами как уголья.... Архимед вполне довольствовался бы такой точкой опоры для своего рычага, чтобы поднять землю, следовательно этого было достаточно для нашего героя далеко не столь тяжелого.

Не знаем делал-ли агент подобные соображения, но он выпрямился и твердо стал на ноги, а это уже само по себе было большим успехом.

Естественно, что прежде всего он постарался убедиться не сломано-ли у него чего-нибудь во время падения.

Вдруг необыкновенная радость выразилась на лице агента.

Что такое произошло?

Ничего, но это ничего было в настоящую минуту все.

Пробуя не сломаны-ли ноги, Ферм вдруг почувствовал под рукою что-то крепкое; сунув руку в карман, он убедился, что это "что-то" была, о счастие, коробочка со спичками.

Ферм едва мог перевести дух от радости.

С какой радостью он медленно вынул из кармана найденное сокровище! С какой осторожностью открыл он драгоценную коробочку, потом сосчитал количество спичек. Пять, их оставалось пять!

Нельзя было терять ни минуты; тогда Ферм вспомнил об одном правиле, которое мы передаем читателю.

Когда вы боитесь, что почему-нибудь спичка не загорится, то суньте ее поспешно в волосы, чтобы высушить, эта операция имеет своим результатом то, что спичка делается гораздо более способной воспламениться. Первый встречный химик объяснит вам причину этого, но во всяком случае, этот опыт очень не труден.

Таким точно образом поступил Ферм, затем чиркнул спичкой о коробочку.

Но сейчас-же заметил, что попал только по дереву, а не по шероховатой части.

Неверный блеск осветил стены тюрьмы этого нового Латюда.

То, что агент заметил в стене было действительно отверстие. Оно было овальной формы, не имело никакой решетки и через него легко могло пройти человеческое тело.

Спичка погасла.

Следовало-ли зажигать вторую? Самое обыкновенное благоразумие повелевало не злоупотреблять этим драгоценным средством и Ферм решился предпринять новое восхождение на угольную кучу в совершенной темноте.

Уверенность возвращает равновесие и уму, и телу; агент был уверен в спасении, поэтому его движения были более уверены. Он твердо поставил ногу на движущуюся почву и решился сделать шаг вперед-упершись со всею силою этой ногой, он подождал, пока она стала совершенно твердо и тогда решился поднять другую. Результат был успешен, следовало только не поддаваться нетерпению, чтобы снова не обрушиться вниз.

Вторая нога была также тщательно поставлена, затем первая была снова подвинута вперед. Ферм удерживал дыхание, он понимал всю важность производимого им маневра, потому что, как ни тихо было его восхождение, но он, все-таки, поднимался. Правда, время от времени, уголья немного раздавались но все-таки он не падал вниз....

Наконец, Ферм поднял руки к верху, он почувствовал выступ и крепко ухватился за него.... Собрав все силы, он поднялся на руках и голова его очутилась наравне с отверстием....

Взглянув в отверзтие, он увидел какую-то черную массу, которая катилась аршина на полтора ниже отверзтия, услышал зловещий шум и различил на некотором разстоянии темную массу, которая была несомненно корпусом карабля....

Отверзтие выходило на Темзу или, покрайней мере, на один из бассейнов, которые в этом квартале окружают дома и делают из него Венецию из грязи.

Перспектива, открывавшаяся перед полицейским агентом, имела, очевидно, очень мало успокоительного. Надо было броситься в этот клоак и плыть до одного из кораблей, но, во всяком случае, это было спасение, если только не случиться чего-нибудь непредвиденного. Ферм плавал как рыба и в этом отношении мог поспорить с каким угодно пловцем.

Решение его было немедленно принято, не останавливаясь на соображениях, которые могли ослабить его храбрость. Ферм снова осторожно опустился на уголь, который, по счастию, выдержал его тяжесть. Тут он снял с себя тяжелое и толстое пальто, которое бросил не без сожаления, затем сюртук, который был на нем надет, увы! всего в третий раз, затем сделал тоже самое с жилетом.

В ту минуту, как он бросил эту последнюю часть своего костюма, ужасная мысль мелькнула у него в голове. В жилете были часы и, кроме того, около сорока франков денег; но в серьезных случаях, мужественные сердца не останавливаются ни перед какой жертвой. Чтобы взять часы, надо было сойти с кучи, а главное, снова взобраться на нее.

- Надо уметь покоряться необходимости, подумал Ферм, который трясся от холода, не имея на себе ничего, кроме рубашки и панталон.

Тогда, даже не оглянувшись назад, что при царствовавшей в подвале темноте было-бы, кстати, совершенно безполезно, Ферм снова поднялся на руках до отверзтия, взобрался на подоконник, просунул голову, затем плечи, сначала одну ногу, потом другую и с ловкостью первостепенного акробата, проскользнул в отверзтие.

Ферм был в воде.

Едва успел он это сделать, как трап в погреб был поднят и Джэк Веревка, только что простившийся с Недом Фразером и пожелавший ему успеха, показался в отверзтии, крича:

- Эй ты, старина? Жив-ли ты еще?

Естественно, что на этот зов не последовало никакого ответа.

- О! о! сказал Косматый, который наклонился вместе с Джэком, не задохся-ли он там нечаянно?

- Тем лучше! он избавил-бы нас от лишняго труда, сказал Длинные Руки, который не любил работать.

- Надо посмотреть! сказал с безпокойством Джэк.

- Дай мне, по крайней мере, фонарь.

- Иди, я тебе посвечу.

Косматый, повинуясь приказаниям патрона, не заставил себя просить и поспешно соскочил в погреб.

- Огня! потребовал он.

Минуту спустя, он снова появился на верху.

- Ну! объявил он, негодяй провел нас всех!

- Как! вскричал Джэк.

- Он убежал через отверстие для воздуха.

- Чорт возьми! закричал Джэк в страшном гневе; это не правда....

- Поди, посмотри сам.

Одним прыжком Джэк был в погребе.

Косматый показал ему следы ног полицейского агента, оставшияся в угольях.

- Проклятие! с ужасом снова вскричал Джэк Что скажет Нед?

- Что он скажет! что он скажет, проворчал Длинные Руки; сторожил бы его сам!

- А это что такое? спросил Джэк, указывая на оставленное Фермом платье.

- О! это ничего, отвечал Косматый. Это платье, которое он снял, чтобы легче плыть.... ничего не стоящее тряпье....

Джэк не спрашивал больше. А Косматый, который верно имел на это свои причины, не стал распространяться относительно оставшихся вещей.

- Ну, сказал Джэк, выходи скорее назад. Мы должны снова найти его, об этом нечего и говорить... Но что скажет Нед, что скажет Нед! снова повторил он.

Оба товарища снова вышли наверх.

Джек приотворил дверь.

- Да, повторил Длинные Руки, завтра утром мы перероем весь Лондон... мы его непременно розыщем, твоего молодца...

Кэт принялась сейчас же загораживать дверь "Дохлой Собаки", но не успела она сделать этого, как раздался осторожный удар в дверь.

- Кто там? спросила она далеко не любезным тоном.

- Это я...

- Кто вы?...

- Что вам надо? Теперь поздно, пить больше нельзя... я устала и хочу отдохнуть.

- Я не хочу тебе мешать, добрая Кэт... Открой, мне надо тебя попросить об одном.

Как кажется, добрая Кэт, не смотря на свой немного хриплый голос, была довольно сговорчива, потому что она приотворила дверь.

Косматый вошел.

- Вот в чем дело... дождь льет, как из ведра, а я живу у чорта на куличках... я хотел тебя попросить, нельзя-ли здесь уснуть на лавке...

- А вы шумите во сне?

- Я само молчание.

- Хорошо... я не такая женщина, чтобы выгнать человека за дверь, как собаку... Идите, ложитесь спать здесь... оно не очень мягко... но...

- А главное дело, прибавила Кэт, бросая кругом подозрительный взгляд, не трогайте здесь ничего...

- Ах! как ты могла это подумать!... Разве можно обкрадывать друзей...

- Впрочем, если что случится, то я пожалуюсь Джэку, а он шутить не любит...

- Будьте покойны!

- Покойной ночи, Кэт.

Кэт исчезла.

Косматый остался один в таверне.