| Автор: | Лермина Ж., год: 1877 |
| Категории: | Роман, Приключения |
26
ПОГОНЯ ЗА РАЗБОЙНИКАМИ
В то время, как проклятый бриг боролся с бурей, другое судно подвергалось той же участи.
Оно не походило на зловещий корабль, который нес на борту человека, назвавшего себя Царем Зла.
Стоя на мостике, капитан корабля спокойно отдавал приказания. Возле него стояла на коленях женщина, понурив голову и закрыв лицо руками.
-- Все хорошо! - сказал капитан, повернувшись к даме.-- Буря - наша надежная союзница. Ветер удваивает скорость нашего корабля!
-- Я не боюсь, Арман, - отвечала дама. - Я уповаю на святость нашего дела. Разве борцы за правду могут быть побежденными? Мы непременно догоним их, хотя бы потому, что там, на бриге, Бискар, - добавила она шепотом.
Лети, корабль, лети по бешеным волнам. Догони воров и убийц! Спасибо тебе, буря, за то, что ты приближаешь мать к ее несчастному сыну.
Судно называлось "Надеждой".
Французский флаг развевался на его мачте.
Все паруса на судне опущены. Его грациозные очертания облагораживали картину бушующего моря. Судно, казалось, не боролось с бурей, а играло с ней, превращая ее в своего союзника.
Арман де Бернэ был капитаном.
Арчибальд де Соммервиль стоял на руле.
Братья Правый и Левый были матросами.
Ламалу, старый Ламалу, вне себя от восторга, что еще раз пришлось ему побывать в открытом море, выбивался из сил, исполняя приказания Армана.
И наконец, там была и маркиза де Фаверей, покорная, безропотная, живущая надеждой, готовая вынести все опасности.
Убежав из таверны "Золотой якорь", Правый и Левый, не теряя ни минуты, бросились в Париж.
Жертва Мюфлие не должна была пропасть даром. Оба вернулись в дом маркизы, и их внезапный приход помешал несчастной женщине привести в исполнение ужасную идею, посетившую ее в минуту отчаяния.
Разве теперь могла она думать о смерти, отступить перед новой борьбой, внезапно открывшейся перед ней, борьбой, которая требовала всех ее сил! Нет, это было бы преступлением! Ведь борьба эта была ее священным долгом. Кому, как не матери, следовало защищать свое детище, кому, как не ей, надлежало вырвать из рук гнусного Бискара эту драгоценную добычу!
Неужели после стольких лет томительной неизвестности, доводившей несчастную мать до отчаяния, теперь, в ту минуту, как она узнала, наконец, судьбу своего ребенка, неужели должна она была навсегда отказаться от него, покончив с собой?
Арман де Бернэ прерывающимся от волнения голосом в нескольких словах набросал план их будущих действий.
Небольшая рать этих честных, благородных и мужественных людей готова была до последней капли крови бороться с гнусным предводителем бандитов, Царем Зла и Преступления, и, спаянная любовью и самоотверженной преданностью, она решилась, не теряя ни минуты, пуститься в погоню за исчадием ада.
Никто из них ни на одно мгновение не сомневался, что Бискар оставил в живых сына Марии.
Снова бросит он Жака в водоворот жизни и, быть может, на этот раз и удастся ему толкнуть неопытного юношу на путь порока, и несчастный сын маркизы в конце концов потеряет честь и совесть - вот каким путем пытался отомстить Марии де Фаверей ее злейший враг!
Сообщение братьев Мартен неожиданно пролило свет на его планы.
Значит, экспедиция в Камбоджу имела далеко идущую цель.
Следовательно, он перехватил тайну сокровища, которое так долго и безуспешно искал де Белен, как это видно было из записок покойного герцога, обнаруженных следствием.
Во всей полноте открылось перед ними грандиозное и гнусное дело беглого каторжника. Шайка "Парижских Волков" желала овладеть этими несметными богатствами, которые дали бы ей возможность создать громадную армию и держать в страхе цивилизованное человечество.
-- Нам предстоит спасать не одного только Жака, но и все человечество, - сказал Соммервиль. - Преступление, имеющее в своем распоряжении громадные финансы? Что может быть ужаснее этого? Тогда целая армия гнусных подонков общества разойдется по всей земле, и нигде не будет прохода от этих негодяев, стремящихся к злу ради самого зла, жаждущих мести и преступлений!
Члены "Клуба Мертвых" новой клятвой скрепили свой союз в этом новом деле.
Они поклялись посвятить свои силы и жизни святому делу пресечения этих ужасных замыслов.
-- Я готов! - сказал Марсиаль.
И за ним Зоэра повторил проклятие нечестивцам, осмелившимся наложить святотатственную руку на священное наследие царей кхмеров. Если убийцы Марсиаля и Эни уже умерли, то наказание должно было постигнуть и тех, которые желали воспользоваться плодами этого преступления и продолжить его.
Даже сэр Лионель Сторригэн и тот, казалось, понял всю важность стоящей перед ними задачи. Всегда бесстрастный, с неподвижным, как у мертвеца, взглядом, он пожал руки Арчибальду и Арману, сказав:
-- Вот и я.
Мария молча слушала слова своих друзей.
Пристально смотрела она на маркиза, этого человека, ни на минуту не изменявшего своей обычной доброте и великодушию. По-видимому, она хотела что-то сказать, но не решалась.
Наконец, она встала и, подойдя к старику, почтительно опустилась перед ним на колени.
-- Теперь выслушай меня, ты, который был мне столько лет отцом и другом! Слышишь, что говорят эти люди? Чтобы спасти сына Жака де Котбеля, они готовы идти навстречу величайшим опасностям. Я, в свою очередь, спрашиваю вас: имеет ли право мать отступать перед подобной задачей? Маркиз де Фаверей, ответьте мне по совести, согласны ли вы отпустить меня с ними?
Все вскрикнули при этой неожиданной просьбе маркизы.
Как! Эта женщина, убитая горем и отчаянием, смело решилась идти навстречу всем трудностям и опасностям экспедиции, которая Бог знает чем еще могла кончиться, быть может и смертью, напрасной смертью!
Но маркиз де Фаверей отлично понимал, что происходило в сердце матери: нежно поднял он бедную Марию и своим спокойным, уверенным голосом произнес:
-- Ты первая должна обнять своего сына! Поезжай с Богом! И да поможет тебе Божественное Правосудие!
-- О, благодарю тебя, друг мой! Ты понял меня! Ах, прости мне, что я покидаю тебя, что я бегу от нашего мирного семейного очага! Но, оставаясь здесь, я не в силах была бы дожить до возвращения наших друзей. Страх и беспокойство убили бы меня, и, может быть, в тот день, когда Жак, снова вступив на землю Франции, бросился бы обнять меня, называя своей матерью, он нашел бы холодный труп, и мои бледные губы не в силах были бы тогда ответить на его первый сыновний поцелуй!
-- Поезжай! Господь с тобой! - повторил маркиз де Фаверей. - Старик дождется тебя. Он будет жить для того, чтобы видеть тебя, наконец, счастливой! В тот день, когда закроешь ты ему глаза, как счастлив будет он, если, склонившись над его смертным одром, ты скажешь ему: "Именем Жака де Котбеля благодарю тебя, друг мой, за то, что ты тогда спас меня от отчаяния!"
им являются возвышенность чувств и разумная доброта маркиза и остальных уже знакомых нам благородных друзей человечества!
Ни один из них не думал о себе. Каждый ради общего, святого дела забывал свои дела, свои привязанности.
Арман расставался с Матильдой, Марсиаль - с Люси. Старик маркиз оставался один, с улыбкой провожая ту, которая была для него дороже всего на свете.
-- Мы постараемся заменить вас маркизу де Фаверей, - сказала Полина своей приемной матери. - Идите спасать вашего сына! Я буду молиться за вас обоих!
Таким образом эта маленькая рать борцов за добро и правду бросилась в погоню за врагами, каждую минуту готовая вступить с ними в бой, сильная своим благородным мужеством, которое всегда могущественно, потому что несет добро.
И вот, прежде чем настичь врагов, им пришлось сначала выдержать борьбу со стихией.
Ураган был опасным противником. Но "Надежда", управляемая искусными моряками, как конь под седлом неустрашимого всадника, стремительно летела по гребням волн.
Глухо раздавались страшные раскаты грома. Молния сверкала, отражаясь в темной пучине вод. Каким-то зловещим треском стонали мачты и снасти. Арман, смелость которого доходила до героизма, спустил все паруса, заставляя бурю со страшной быстротой нести его судно по бушующим волнам океана.
Малейшая ошибка в управлении кораблем - и он был бы разбит бурей. Но де Бернэ имел верный глаз и отлично знал свое дело. Это была как бы дуэль человека с природой. Ловко, изящно отражал он все удары своего сильного противника. Он был неуязвим. Грубая сила природы должна была уступить.
Ламалу был вне себя от восторга при виде такого искусства. Радостные крики вырывались из груди старика. Старый матрос не мог противиться чудесному обаянию моря. Как он был рад, что ему удалось послужить под началом такого храброго капитана и принять участие в этой грозной схватке! Марсиаль с тем истинным смирением, какое свойственно всем благородным сердцам, работал наравне с простыми матросами и своим усердным исполнением приказаний капитана подавал пример всему экипажу.
Вдруг раздался сильный треск. Огромная волна разбилась о судно. В ту же минуту средняя мачта переломилась под напором ветра, и заполоскал парус.
-- Марсиаль! Рубите! - крикнул Арман. - Перерубите обломки и бросьте в море!
Молодой человек ни минуты не колебался. Одним прыжком бросился он на снасти. Арман, бледный как полотно, затаив дыхание, прислушивался к равномерным ударам топора. Он знал, что опасность была велика, ураган мог сорвать Марсиаля с его ненадежной позиции и швырнуть в пучину волн.
Но вот небо как будто немного прояснилось, и корабль, на мгновение совсем было накренившийся набок, снова прямо и гордо встал на бушующих волнах.
-- Готово! - крикнул Марсиаль.
Арман наклонился к маркизе.
-- У него благородное, мужественное сердце, достойное вашей Люси, - шепнул он ей, указывая глазами на молодого человека.
В это время на носу корабля неподвижно стоял человек, бессмысленно вперив взор в непроглядный сумрак ночи, ничего не видя, ничего не понимая, нисколько не беспокоясь об опасности. Это был сэр Лионель.
Вдруг из глубины моря раздался пронзительный, раздирающий душу вопль отчаяния, заглушивший собой даже шум урагана.
Арман вздрогнул.
Это был человеческий голос!
Что же это такое?
Неужели среди этого ужасного разрушения какой-то несчастный взывал о помощи?
Арчибальд бросился к Арману.
-- Вы слышали?
-- Да, вероятно, это какой-нибудь бедняга борется со смертью. Быть может, здесь, недалеко от нас произошло кораблекрушение.
-- Слышите! Опять кричит! Арман, надо попытаться спасти этого несчастного!
И как будто мольба о помощи еще более усилила ярость бури, снова раздались страшные раскаты грома.
Молния осветила в нескольких метрах от корабля какую-то группу людей на белом гребне волны, и снова раздался крик.
-- Помощь! - крикнул Соммервиль.
-- Не делайте этой глупости, Арчибальд,-- сказал Арман, - вы погибнете сами и не спасете этих несчастных!
-- Так что же? Я исполняю свой долг!
-- Арчибальд, ради нашего общего дела, умоляю вас, прекратите...
-- Наше дело, прежде всего, жертвовать собой для спасения других!
Арман не мог ничего возразить против этого довода, с которым в душе он и сам был согласен.
-- Шлюпку на воду! - крикнул Арчибальд.
-- Исполнить приказание маркиза! Живей! Ламалу!
Мгновенно была спущена на воду одна из шлюпок, привязанных к вантам.
Арман назвал этот поступок безумием. И правда, можно ли было надеяться, что маленькая скорлупка сможет устоять против бури, угрожавшей даже кораблям! Скорее всего, надо было ожидать, что свирепая волна подхватит ее, завертит и разобьет в щепы.
Но Арчибальд не рассуждал. Его великодушное, самоотверженное сердце вело его, заглушая голос разума.
В ту самую минуту, как лодка спущена была на воду, Соммервиль мигом вскочил в нее. Вдруг он вскрикнул: он был не один, с ним вместе прыгнул туда Лионель - этот несчастный сумасшедший.
Отчаяние овладело Арчибальдом. Теперь только осознал он всю глубину угрожающей ему опасности, теперь, когда ей подвергался другой. Быть может, он и отказался бы от своего намерения, но было уже поздно. Канат, которым привязывалась шлюпка к судну, был уже перерублен. Лионель быстро схватил весла и с какой-то сверхъестественной силой принялся рассекать ими волны.
С редким искусством, которое вызвало бы восторг у самых отважных моряков, Арман боролся с бурей. Он пускался на невозможное! Он хотел задержать ход корабля, попробовать приостановить его. Судно вертелось, вставало на дыбы, как норовистый конь, но воля и ювелирное искусство капитана брали верх!
Арчибальд и Лионель были в страшной опасности. Шлюпка так и летела по волнам, то взмывая на ужасную высоту, то падая в пучину, которая, казалось, готова была поглотить ее.
-- Факелы! - крикнул Арман.
Вдруг до слуха Армана донесся громкий, звучный голос Арчибальда.
-- Спасены! - кричал он.
Что значит этот крик? Какое чудо помогло ему достать из воды тех, для спасения которых решился он жертвовать собой?
Ламалу бросился к рулю, Арман громко отдавал приказания. Судно, снова подхваченное могучей волной, неудержимо неслось вперед.
С глухим шумом шлюпка ударилась о борт. Неужели она разбилась, неужели несчастные друзья Армана погибли в волнах?
Нет! Лионель, уцепившись за канат, проворно вскочил на палубу. На плечах у него был человек. Тот же маневр повторил и Арчибальд. Он нес другого несчастного.
Все четверо, двое живые и двое, казавшихся мертвецами, грохнулись на палубу.
-- Черт возьми, ну уж и волны, господин маркиз, - произнес чей-то хриплый голос.
Арман бросился помогать друзьям.
-- Мюфлие! Кониглю! - вскричал он, узнав в спасенных Арчибальдом людях своих старых знакомых.
-- Он самый! - отвечал Мюфлие и после этого лишился чувств. Что касается Кониглю, он не обнаруживал никаких признаков жизни.
В эту минуту буря внезапно стихла. Море не представляло уже опасности. Общее внимание сосредоточено было теперь на двух полумертвых союзниках. Они стали предметом нежнейших забот.
Удивление Арчибальда не знало пределов.
Как был он рад, что удалось ему вырвать из когтей смерти этих двух людей, игравших такую странную роль в его жизни!
К тому же от братьев Правого и Левого он узнал о самоотверженном поступке бывших разбойников. Они пожертвовали собой для того, чтобы помочь врагам Бискара. И когда Арчибальд узнал, что они снова попались в когти этого зверя, он ни минуты не сомневался, что молодцеватый Мюфлие и худощавый Кониглю поплатятся жизнью за свое стремление к добродетели.
И вот он неожиданно снова находит их. И где же? В пучине моря! Вероятно, они опять стали жертвой какой-нибудь ужасной катастрофы!
Все происшедшее казалось ему чудом.
Арчибальда.
Хотя несчастные и дошли до того страшного изнеможения, которое граничит со смертью, но в них было еще много жизненных сил. Через несколько минут Мюфлие снова открыл глаза.
Увидя Арчибальда, он хотел приподняться.
-- Лежите смирно, не двигайтесь, мой милый! - сказал Соммервиль.
И с этими словами он дружески подал ему руку.
-- Гм! Что это вы, маркиз! Как можно! Вы мне даете руку?
-- Возьмите же ее! Я знаю о вашем подвиге в Круазике!
-- Какой вздор! Ну, стоит ли говорить об этом! Вы спасли мне жизнь. Значит, с избытком расквитались со мной!
-- Так вы отказываетесь пожать мне руку? - сказал, смеясь, маркиз.
Мне отказываться от такой чести! Что вы, Бог с вами! Если вы воспринимаете так мои слова.
И, собрав последние силы, Мюфлие приподнялся немного и, схватив в свою огромную лапищу тонкие, нежные пальцы маркиза, так сильно сжал их, что чуть было не сплющил.
-- Вы знаете, маркиз, что мы с вами друзья на жизнь и на смерть! Прошу вас, окажите мне одну милость!
-- Все, что хотите, любезный Мюфлие!
-- Вот что, я уже один раз говорил вам это. Пожалуйста, не говорите мне "вы"! Это ужасно меня беспокоит, и вы, конечно, не захотите огорчать своего беднягу Мюфлие!
Разумеется, нет, тем более, что мы намерены сделать из него честного и порядочного человека!
-- Так будьте со мной на "ты"!
-- Тебе непременно хочется этого, Мюфлие? Изволь, пожалуй, я готов исполнить твое желание, только с тем условием, чтобы и ты отвечал мне тем же!
-- О, нет, маркиз! Так не пойдет! Разве я ровня вам? К чему смеяться надо мной!
В эту минуту послышались стоны Кониглю.
Эй ты, старая курица! - закричал на него Мюфлие. - Вставай же! Ну, идут ли к твоему рылу обмороки? Смотри-ка, вот и маркиз!
Кониглю попробовал встать, но не мог. Он был еще слишком слаб.
-- Хотелось бы мне, господин маркиз, поздороваться с вами как следует, да не могу, все по милости подлеца Бискара!
-- Бискара! Где он?
-- Недалеко отсюда! Да, совсем рядом! Как ни странно, но мы упали с его проклятого брига! К нашему счастью, какой-то дьявольский кусок дерева, отломившийся от мачты, послужил нам плотом, не то потонули бы, пропали бы, как негодные собаки!
-- Ах, сколько воды наглотался я сегодня, да еще какой противной! В сущности-то все это вздор, и говорить не стоит! Да вот, во рту-то у меня скверно! По правде, не мешало бы пропустить маленько подкрепляющего!
-- Так, значит, бриг Бискара впереди нас? - спросил Арман.
Едва ли он способен на такое, черт возьми! Кажется, ему хорошо досталось от бури!
-- А Жак?
Он тоже там! Я заметил его грустный, унылый взгляд и задумчивое лицо! Мне хотелось поговорить с ним, но - дудки! Мы висели, как колбасы, причем так крепко стянутые канатами, что не могли и шевельнуться!
-- Жив, сын мой жив! - радостно воскликнула маркиза. - Ах! Арман, вы вырвете его из рук этого злодея, не правда ли?
-- Клянусь вам в этом! - торжественно отвечал де Бернэ.