Избранные стихотворения

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Лессинг Г. Э., год: 1877
Примечание:Перевод А. Измайлова и М. Дмитриева
Категория:Стихотворение
Связанные авторы:Измайлов А. Е. (Переводчик текста), Дмитриев М. А. (Переводчик текста), Гербель Н. В. (Редактор издания)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Избранные стихотворения (старая орфография)

Лессинг.

Стихотворения

Немецкие поэты в биографиях и образцах. Под редакцией Н. В. Гербеля. Санктпетербург. 1877.

Готтольд-Эфраим Лессинг родился 22-го января 1729 года, в небольшом лужицком городке Каменце. Отец его, славянин по происхождению и немец по воспитанию, занимал в нем место первенствующого пастора, получённое им, как бы по наследству, после своего тестя Феллера, на дочери которого он был женат и имел от неё двух дочерей и девятерых сыновей, из которых старший, Готтольд-Эфраим, прославил имя Лессингов, послужив много и честно своими великими талантами на блого своего народа. Воспитание молодого Готтольда, получённое им в доме родительском, было самое патриархальное, в духе строгого лютеранизма. По семейным преданиям, в нем рано обнаружилась страсть к книгам и ученью. На двенадцатом году он был отдан в мейсенскую школу, в которой пробыл до 8-го июля 1746 года, после чего, 20-го сентября того же года, поступил в число студентов Лейпцигского университета, по богословскому факультету. Но ни в мейсенской школе, ни в Лейпцигском университете молодой Лессинг, к огорчению своих родителей и наставников, не хотел быть тем, что называется "хороший ученик", или "хороший студент". Хотя тогдашний Лейпцигский университет и считался одним из лучших, но Лессинг был не такой человек, чтобы ему мог понравиться какой-нибудь немецкий университет того времени, в которых, по большей части, лекции читались по учебникам, а в духе преподавания господствовали вообще непроходимый педантизм и страшная сухость. Поэтому неудивительно, что Лессинг только для формы считался сначала в богословском, а потом в медицинском факультетах, тогда как на самом деле он занимался всем, что только привлекало его внимание, между прочим - и богословием и медициною, и, притом, сам по себе, как ему хотелось, а не официальным порядком. Что же он, в самом деле, думал делать с собою, до такой степени неглижируя своими занятиями? Было над чем призадуматься отцу, погоревать матери. Конечно, и не посещая лекций, сын их самостоятельными занятиями мог приобресть несравненно более знаний, нежели аккуратнейшие из его товарищей; но кто же может поверить, что студент, не посещая лекций, не теряет, а выигрывает время для приобретения глубоких и обширных знаний. Но этого мало! До родителей стали доходить слухи, что сын их водится с бездомными гуляками и актёрами, что лучший друг его и руководитель - грязный вольнодумец Милиус, который ходит в сапогах без подошв и с голыми локтями - том самый Милиус, который осмеял в наглой сатире весь Каменец, а в том числе и первенствующого пастора, его почтенного отца, и прочее, и прочее. Наконец дошли до родных известия, что Лессинг сам принялся писать пьесы для театра, что он даже хочет сделаться актёром. Последняго намерения он, вероятно, не имел; что же касается остальных огорчительных известий, то их нельзя было назвать выдумкою. Огорчённые родители решились вызвать сына и Каменец, хотя сильно сомневались в его послушании; но восемнадцатилетний юноша не замедлил исполнить их желание - и старики вскоре имели удовольствие удостовериться, что он вовсе не был пьяница и буян, каким его изображала молва. Напротив, во всё продолжение своего трёхмесячного пребывания в Каменце он держал себя, как порядочный юноша: сидел дома, читал и сочинял проповеди, которые оказались хорошими. Убедившись во-очию, что слухи о безпутстве сына были по меньшей мере сильно преувеличены, старики решились наконец, после трёхмесячного испытания, отпустить его снова в Лейпциг. Но лишь только воротился он туда, как пошли о нём прежние слухи: что он по прежнему не ходит лекции и водит компанию с Милиусом и актёрами, а спустя полгода получилось наконец положительное известие, что он покинул с Милиусом Лейпциг и переселился в Берлин. Вскоре известие это подтвердилось, к немалому огорчению первенствующого пастора и его доброй жены. Житейское положение Лессинга в Берлине сначала было очень незавидно, но вскоре немного поправилось, благодаря поручённому ему исправлению латинского перевода огромной д'Эрблотовой "Восточной Библиотеки", доставившему ему 200 талеров вознаграждения. В 1752 году Лессинг ездил в Виттенберг для держания магистерского экзамена, откуда возвратился в том же году в Берлин магистром, где сына принялся за составление рецензий для известной "Фосовой Газеты", которыми он обезпечивал свой стол и до поездки своей в Виттенберг. С тем вместе, принялся он и за издание собрания своих сочинений, которых в течение двух следующих годов - 175Я и 1754 - вышло четыре части. Издание это было принято критикою и публикою, за исключением сторонников Готшеда, с живым сочувствием и одобрением, причём лирическия стихотворения и драматическия произведения Лессинга были немедленно причислены к "лучшим украшениям германского Парнаса", а автор их признан "однин из писателей, приносящих славу своему отечеству". В 1755 году Лессинг предполагал отправиться в Москву, для занятия одной из кафедр вновь открытого там университета; но предположение это не состоялось, вследствие предпочтения, отданного готшедисту Рейхелю. Эти неудачи заставили Лессинга принять предложение молодого и богатого лейпцигского купца Винклера отправиться с ним. в качестве отчасти товарища, отчасти - наставника, с жалованьем 300 талеров в год на всём готовом, в трёхлетнее путешествие по Европе, для довершения своего образования. В мае путешественники действительно отправились в путь, но в августе месяце, то-есть по прибытии в Амстердам, были остановлены в дальнейшем его продолжении роковым известием о нападении Фридриха II на Саксонию и занятии Лейпцига прусскими войсками. Таким образом, начатое путешествие пришлось отложить; но вскоре после того они поссорились, и Лессинг опять увидел себя в том же самом положении, от которого ему так хотелось избавиться уезжая из Берлина. Возвратившись в Берлин, Лессинг, вместе с книгопродавцем Николаи, основали новый журнал,под названием "Литературные Письма", издававшийся в 1759--1764 годах. Душою этого журнала сделался Лессинг, из статей которого почти исключительно составлены были первые его книжки, отличавшияся особенною жестокостью своих нападений. Но эта-то резкость суждений и была главною причиной успеха "Литературных Писем" в публике и первым условием сильного влияния их на писателей. Впрочем, участие Лессинга в "Литературных Письмах" было весьма непродолжительно: оно длилось не более того, сколько нужно было, чтобы возбудить напряжонное внимание общества к новому критическому направлонию и образовать его деятелей. Литературные письма начались в 1859 году. Из девятнадцати писем, составляющих содержание первых восьми нумеров, восемнадцать написаны Лессингом. Затем, около третьей доли всех статей, помещённых в журнале по ноябрь, также принадлежат ему; потом его статьи стали появляться очень редко, а, наконец, и вовсе исчезли со страниц журнала, чтобы появиться ещё всего один раз в виде заключительного (332-го) письма, которым и окончилось в 1704 году самое издание. Внешней причиною прекращения постоянной работы Лессинга в "Литературных Письмах" было то, что он, прожив около двух лет в Берлине, внезапно уехал из этого города, вероятно соскучившись жить в нём. Ускакав из Берлина в конце 1760 года, чтобы принять место секретаря при генерале Тауэнцине в Бреславле, Лессинг был сначала в восторге от перемены своего положения; но скоро восторг его прошол, так-как сухия должностные занятия, которыми он скоро стал тяготиться, отнимали у него слишком много времени. Впрочем, свои служебные обязанности он исполнял, надо думать, очень внимательно, потому что оставался на этом месте более четырёх лет. В Бреславле Лессинг вёл весьма разсеянную жизнь. Не стесняемый недостатком денег, он мог пользоваться всеми развлечениями, и, как следовало ожидать от его характера, пользовался ими широко. Окружонный толпою приятелей, он каждый вечер заключал театром и дружеским ужином, после которого, чуть не до света, коротал время за картами, к которым сильно пристрастился в Бреславле. Оставив в 1765 году Бреславль и службу при Тауэндице, Лессинг воротился в Берлин снова литературным бобылём и принужден был тотчас же заняться приготовлением к изданию написанных им в Бреславле: драмы "Минна фон-Барнгельм" и исследования о характеристических отличиях поэзии от других искусств, под заглавием "Лаокоон, или границы живописи и поэзии", чтобы не остаться без копейки.

Имя Лессинга, как драматурга, уже было прославлено драмою "Мисс Сара Симпсон", явившейся в печати и на сцене в 1755 году. Названная драма, помимо других своих достоинств, дорога для нас ещё тем, что есть первое приложение в делу известной теории Дидро, что драме пора начать, вместо героев и полководцев, изображать человека такого, как мы все, в такой обстановке и таких коллизиях, которые знакомы всем нам из собственного опыта, по собственной радости и скорби, a не из Тита-Ливия и Плутарха. Кому неизвестно громадное действие драм, написанных Дидро по этому принципу. Дидро опирался при создании своих драм на английских драматургов; Лессинг, изучивший Дидро и английскую драму, проникся этою теориею - и "Мисс Сара Симпсон" была следствием этого настроения. Но если по теории первенство остаётся за Дидро, то оправдание этой теории на деле безспорно принадлежит Лессингу, так-как "Сара Симпсон" была написана двумя годами раньше появления в свет первой драмы Дидро из быта средних классов. Обрадованный блистательным приложением своей теории к делу, Дидро разобрал "Мисс Сару" в "Journal Etranger", причём заключил свою рецензию следующими многознаменательными словами: "Быть-может, искусству необходимо ещё усовершенствоваться в Германии; но германский гений уже обратился к природе. Это истинный путь! Да идёт он по этому пути!" Первое требование, которому надобно было удовлетворить после того, как "Сарою Симпсон" введена была в искусство натура, это было введение в искусство национального и современного содержания. Всё это было исполнено Лессингом в драме "Минна фон Барнгельм". До периода, ознаменованного появлением в свет этой драмы, немецкая поэзия страдала безжизненностью. Всем поэтам было заповедано стараться превзойти друг друга длиннотою и мелочностью всяких описаний, причём требовалось подробное описание в ландшафте каждой тропинки, а в портретах героев и красавиц - каждого волоска. Всё это делалось по теории. Поэтому недостаточно было для оживления немецкой поэзии практически ввести в поэзию жизнь: необходимо было также теоретически разрушить теоретические предразсудки, сбившие с толку поэтов, и создать новую теорию поэзии. Это сделал Лессинг своим "Лаокооном". Действие, произведённое этой книгою на развитие немецкой литературы, было также велико, как действие "Литературных Писем" и "Минны фон-Барнгельм". Гёте и потом Шиллер воспитались этою теориею. Вот что говорит об этом сам Гёте: "Надо быть юношею, чтобы вообразить себе, какое действие оказал на нас лессингов "Лаокоон". Он поднял нас из бедной сферы внешних очертаний в свободную область мысли. Разом было низвергнуто искажонное понятие о том, что поэзия должна подражать живописи. Мы были озарены, как молниею; мы отбросили все прежния понятия, как ветхую рухлядь: нам казалось, что мы спасены теперь от всякого зла." После "Литературных Писем" Лессинг начал считаться первым критиком Германии: после "Лаокоона" утвердилась его репутация, как великого мыслителя и великого учоного, а после "Минны фон-Барнгельм" - он был признан знаменитейшим из поэтов.

тяжолое для него время, он совершенно неожиданно получил приглашение занять место "драматурга" при театре, который устраивался тогда в Гамбурге, под громким именем "национального". Лессинг принял предложение и тотчас по приезде в Гамбург решил, что будет издавать театральный листок, в котором станет с равных вниманием разбирать и пьесы, игранные на театре, и игру актёров. Что же касается сочинения пьес для театра, то он вовсе отказался от этой мысли. Таким образом Лессинг, под именем "драматурга", принял на себя обязанность театрального критика. Издание журнала продолжалось ровно год (от 22-го апреля 1707 до 19-го апреля 1708 года), причём было выдано 104 нумера. Немногим больше продолжалось и существование "национального театра". Единственным результатом громкого предприятия остался театральный журнал Лессинга, знаменитая "Гамбургская Драматургия". По падении предприятии, подавшого повод к названному изданию, Лессинг вновь увидел себя предложение с восторгом и в мае 1770 года уже был в Вольфенбюттеле. Первое время новой жизни прошло для Лессинга очень приятно: библиотека привела его в восторг своими богатствами и обилием драгоценных книг и рукописей, в числе которых многия были очень важны для науки и совершенно ещё неизвестны. Но он не принадлежал к числу тех людей, которых могут надолго удовлетворить старые книги и рукописи. Вскоре любовь к ним проснулась в нём снова - и в 1772 году явилась новая его трагедия "Эмилия Галотти". Пьеса произвола совершеннейший фурор, особенно в среде даровитой молодёжи. Гёте и друзья его не ошиблись, назвав "Элилию Галотти" явлением небывалым: ею начинается новый период немецкой поэзии. Своими прежними двумя драмами Лессинг провёл немецкую драму через два фазиса развития. Оставалось поэзии сделать ещё один шаг, чтобы занять положение, приличное ей в национальной жизни, приняв в себя такой содержание, которое поставило бы её произведения в гармонию с великими историческими интересами национального развития - и пример тому был показан "Эмилиею Галотти".

городка, в котором проживает почти одиннадцать лет, до самой своей смерти. Причиной этой резкой перемены в образе жизни славного писателя была его женитьба в 1770 году на г-же Кёниг, вдове гамбургского негоцианта и, вместе с тем, одной из образованнейших и лучших женщин своего времени. Со времени женитьбы, он перестал быть скорым в своих решениях и сделался очень внимательным к её советам, как ему поступить в том или другом деле, потому-что она совершенно понимала его характер и смотрела на вещи его глазами, но обладала большим житейским благоразумием, нежели он. Вступив в брак с г-жою Кёниг, Лессинг совершенно успокоился и уже не думал более об изменениях к лучшему в своих обстоятельствах. Глубокая симпатия, существовавшая между ними, делала их совершенно счастливыми, и люди, посещавшие Лессинга в то время, не могли говорить без восторга о г-же Лессинг и о тихой жизни в их доме. Но счастливый период в жизни Лессинга был непродолжителен: ровно через год жена его умерла от родов после тяжолых страданий. Смерть жены сокрушила здоровье Лессинга. Он одряхлел и сделался задумчив до разсеянности. Последние три года жизни Лессинга, употреблённые им почти исключительно на борьбу против обеих враждовавших между собою и с католиками протестантских партий и обширную полемику с разными лицами, были ознаменованы созданием лучшого из его поэтических произведений, драмы "Натан Мудрый", выше которой в немецкой литературе по колоссальному значению стоит только "Фауст" Гёте. Последним произведением Лессинга было "Воспитание человеческого рода", изданное в 1780 году. Лессинг скончался 15-го февраля 1781 года, в Брауншвейге, на 52-году жизни. В 1853 году ему был воздвигнут, по национальной подписке, памятник в Брауншвейге.

Перечисляя заслуги Лессинга, Шерр говорить, что он "силою своей классической критики возвратил немецкую поэзию из заоблачных стран Клопштока и из "романтической земли" Виланда в её отечество и научил ее быть немецкой, говорить по-немецки и, вместе с тем, свободно... Наделённый превосходными знаниями, он изследовал всё и ничем не давал себя подкупить. Он уважл нравственное содержание христианства, выражение которого он находил в словах "Евангелия" Иоанна: "дети, любите друг друга", и не скрывал должного презрения к сухой формалистике. Он охотно признавал заслуги французов в уничтожении мрака средневекового невежества, но безпощадно осуждал их псевдоклассицизм и выразил пробуждающееся самосознание немецкой поэзии относительно галломании в следующих кратких, но сильных словах: "укажите мне хоть что-нибудь в великом Корнеле, чего бы я ни мог сделать лучше!" Влияние его распространялось всюду, возбуждая к деятельности и часто, вместе с тем, давая и образцы. Он посвящал одинаковое внимание и одинаковый труд как великому, так и вещам повидимому самым незначительным. Его "Лаокоон или границы живописи и поэзии" и "Гамбургская Драматургия" - безсмертные произведения этой критики. "Лаокоон", которого справедливо можно назвать первым документом новой эстетики, положил конец одностороннему господству принципа поэтической живописи и установил границу между пластическими искусствами, которых принцип есть спокойствие, и тоническими, принцип которых - движение. "Драматургия" уничтожила господство иностранных драм и открыла немецкую сцену для оригинальных произведфний. Наперекор всяким превратностям, злословию и ненависти, он неустанно стремился и в науке и в искусстве к освобождению немецкого духа, стремился всегда прилежно, основательно и вместе гуманно, давая всему новую жизнь м не отвергая доброго и в старине, если оно там было."

Тр. в 5 д. Пер. с нем. П. А. Спб. 1784. 2) Эмилия Галотти. Тр. в 5 д. Пер. с нем. Н. Карамзин. М. 1788. 3) Т. в 5 д. Перев. с нем. А. Яхонтова. ("Классические Иностранные Писатели в русском переводе", 1875, т. I.) 4) Кладь. Др. в 1 д. Пер. с нем. Спб. 1770. Изд. 2-е. М. 1788. 5) Др. в 5 д. Переложил с немецкого на русские нравы И. З. М. 1770. 7) Г. Э. Лессинга. Перевёл с нем. В. Папышев. Спб. 1816. 8) или о границах живописи и поэзии. Лессинга. Перевод Е. Эдельсона. М. 1859. 9) Драматическое стихотворение в пяти действиях Лессинга. Перевод В. Крылова. ("Вестник Европы", 1868, NoNo 10 и 11.)

                              I.

                    

"Конечно, я не без грехов!"
Лисе Волк говорил: "а, право, из волков
Едва ли где найдёшь другова,
Который бы, как я, великодушен был.
Не тронул я его, не молвил даже слова.
Об этом вот ни кто не скажет никогда.
A если б слышали, кума, как он бранился."
"Да, помню: это ведь случилося тогда,
"

                                                                      А. Измайлов.

                              II.

                    ОРЕЛ И СОВА.

Поссорились между собой.
"Ночное чучело!" сказал орёл. - "Потише!
Ты здесь сидишь ничуть меня не выше;
" - "Да! оба в небесах;
Но я взлетел сюда на собственных крылах,
"