Золотой телец.
Часть первая.
Глава XVIII. Некоторые деяния мистера Дрисколя.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Ливер Ч., год: 1859
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XVIII. 

Некоторыя деянiя мистера Дрисколя.

- Вотъ оно, Белла, - сказалъ Келлетъ, входя въ свой коттэджъ вечеромъ и бросая запечатанное письмо на столъ. Я не имею мужества распечатать его. Какой-то человекъ вошелъ въ нашу контору и спросилъ: "Здесь ли некто Келлетъ? Это письмо къ нему отъ мистера Дэвенпорта Дённа". - вотъ видишь - мистеръ, а я - некто Келлетъ. Не правда ли, что я человекъ очень незначительный, если не могъ ничего возразить на это? Не правда ли, что я очень низко поставленъ въ свете, если мне пришлось молча проглотить эту пилюлю?

- Не прочесть ли мне письмо для васъ? - тихо сказала она.

- Прочти, милочка; но прежде дай мне стаканъ водки съ водой, для смелости. Что-то говоритъ мне, Белла, что я буду нуждаться въ ней.

- Полно, полно, папа; это не похоже на васъ, не похоже на тотъ старый духъ временъ Альбуэры, которымъ вы такъ справедливо гордитесь.

- Тридцать пять летъ трудной борьбы со светомъ никогда не могутъ способствовать къ развитiю отваги въ человеке. А бывали времена, когда въ полку не было человека, который имелъ бы въ себе более жизни, чемъ Поль Келлетъ. Приказомъ было положено ни въ какомъ случае не продавать моихъ вещей, если после какого нибудь сраженiя я оказывался пропавшимъ; потому что, какъ говорилъ генералъ Паккъ, "Келлетъ наверно явится завтра или после завтра". И посмотри на меня теперь! вскричалъ онъ съ горечью. Что же касается до продажи моей собственности, то мне не оказано большой милости въ этомъ отношенiи; не правда ли, Белла?

Она не отвечала и молча распечатала письмо.

- Какъ ты спешишь читать дурныя вести, - вскричалъ онъ съ неудовольствiемъ; - разве ты не можешь подождать, пока я не кончу этого? - И онъ указалъ на стаканъ, изъ котораго онъ прихлебывалъ медленно, какъ будто желая сколько возможно продлить это занятiе.

Вместо всякаго ответа она довольно грустно улыбнулась.

Онъ продолжалъ:

- Я такъ уверенъ въ содержанiи письма, какъ будто я уже прочелъ его. Ну вотъ запомни мои слова; я разскажу сейчасъ что здесь написано. Келлетсъ-кортъ проданъ, первая продажа утверждена, и ответъ насчетъ долга твоей бедной матери неблагопрiятенъ.. Отъ стараго поместья у насъ не осталось ни кола, ни двора, и мы - не более, не менее какъ нищiе. Вотъ я сказалъ тебе все на чистомъ англiйскомъ языке.

- Ну такъ узнаемъ ужь все худшее разомъ, - сказала она решительно, открывая письмо.

- Кто сказалъ тебе, что въ письме заключается самое худшее? - возразилъ оне съ гневомъ. - Самое худшее еще не настало для преступника, когда судья прочелъ ему приговоръ; это только цветочки, а ягодки будутъ впереди.

- Батюшка, батюшка! вскричала она съ состраданiемъ, - ободритесь, будьте опять самимъ собою. Вспомните, вы говорила однажды, что если только бедный Джекъ возвратится, то вы не побоитесь попытать счастiя въ какой нибудь новой земле, за морями, и будете равнодушно переносить все тягости бедной доли, лишь бы только все мы были вместе.

- Я, должно быть, бредилъ, - угрюмо сказалъ Келлетъ.

- Нетъ, вы говорили отъ полноты вашей любви и привязанности; вы показывали мне какъ мало случайности судьбы нарушаютъ счастiе людей, которые решились помириться съ своею низкою долей, и что, разъ освободясь отъ этого безпокойнаго духа сетованiя, который безпрестанно напоминаетъ намъ о прошломъ, мы забудемъ горе, томившее насъ много летъ и съ облегченнымъ сердцемъ встретимъ жизнь, исполненную лишенiй.

- Не понимаю, что могло внушить мне подобныя мысли, - пробормоталъ Келлетъ унылымъ тономъ.

- Ваше собственное мужество. Вы вспомните, что говорилъ Конуэй о планахъ и предположенiяхъ беднаго Джека. По окончанiи войны Джекъ хотелъ выпросить у Султана клочокъ земли близъ Босфора, и построить тамъ кiоскъ для всехъ насъ. Мы сеяли бы хлебъ, и развели бы виноградники или фиговыя деревья, не ища никакихъ благъ, кроме техъ, которыя мы могли бы прiобрести нашими собственными трудами.

- Мечты, мечты! оказалъ онъ, мрачно вздыхая. Теперь ты можешь читать письмо. - И Белла начала:

"Сэръ, - по порученiю мистера Дэвенпорта Дённа, уведомляю васъ, что коммисары, опровергнувъ представленныя имъ возраженiя, въ следующiй вторникъ приступятъ къ продаже земель Келлетсъ-корта, Горстауна и Кильмэганни, свободныхъ засимъ отъ всехъ долговъ и повинностей, которые, вследствiе брачнаго контракта или же..."

- Я сказалъ тебе... это именно то, что я говорилъ, прервалъ Келлетъ; у насъ не осталось ни копейки!

Белла наскоро пробежала про себя все скучныя подробности, которыя затемъ следовали, пока не дошла до постскриптума, где говорилось:

"Такъ какъ ваше имя находится въ списке лицъ, имеющихъ остаться за штатомъ вследствiе недавняго приказа по казначейству относительно таможни, то мистеръ Дённъ надеется, что вы, не теряя времени, озаботитесь прiисканiемъ себе другого места, въ чемъ онъ охотно окажетъ вамъ всякую зависящую отъ него помощь".

Дикiй, истерическiй хохотъ вырвался изъ груди Келлета, когда Белла перестала читать.

- Нетъ ли тамъ еще какихъ-нибудь хорошихъ вестей, Была? Посмотри внимательней, милочка, и верно найдешь что нибудь.

Страшное выраженiе его лица испугало Беллу и она ничего не ответила.

- Я готовъ побиться объ закладъ, что если ты только поищешь хорошенько, то верно увидишь что нибудь насчетъ заключенiя меня въ тюрьму, или отсылки въ каторгу. - Кто это тамъ стучитъ въ дверь? вскричалъ онъ съ гневомъ.

- Тамъ какой-то джентльменъ хочетъ видеть барина, - оказала старая служанка, входя въ комнату.

- Я занятъ я не могу никого принять, - сурово возразить Келлетъ.

- Онъ говоритъ, что ему все равно, если онъ можетъ видеться съ миссъ Беллой, - сказала старуха.

- Она тоже занята.

Старуха все еще оставалась у двери, какъ будто надеясь, что отказъ будетъ отмененъ.

- Разве вы не слышите, или вы не понимаете моихъ словъ! съ сердцахъ вскричалъ Колдетъ.

- Скажите ему, что баринъ не могутъ принять его, - сказала Белла.

- Если это не слишкомъ смело съ моей стороны... Можетъ быть вы извините эту вольность, - сказалъ какой-то человекъ, держась за ручку прiотворенной двери, и просовывая свою круглую голову и очень красное лицо въ комнату.

- А, мистеръ Дрисколь, - вскричала Белла. Это - братъ мистриссъ Гокшо, папа, - прошептала она спокойно своему отцу, который, не смотря на эту рекомендацiю, не шевелился.

- Если капитанъ Келлетъ извинитъ мою настойчивость, сказалъ Дрисколь, входя съ покорнымъ видомъ, то онъ скоро убедится, что я по крайней мере съ хорошими намеренiями пришелъ сюда пешкомъ и притомъ въ такую скверную ночь... Мелкiй дождь, грязь... какая страшная грязь... И въ доказательство справедливости своихъ словъ онъ выставилъ впередъ ногу, которая своимъ объемомъ почти не уступала ноге слона.

- Прошу васъ садиться, мистеръ Дрисколь, - сказала Белла, подвигая къ нему стулъ. - Когда вы постучались, папа былъ занятъ делами... кое-какими важными письмами.

- Да, миссъ, конечно, и онъ не хотелъ, чтобы его безпокоили, - сказалъ Дрисколь садясь и отирая свой вспотевшiй лобъ. И со мною часто бываетъ тоже самое; но когда я дома и не хочу, чтобы кто нибудь безпокоилъ меня, то надеваю маленькiй колпакъ изъ коричневой бумаги: это у меня знакъ, что никто не долженъ говорить со мной.

При этихъ словакъ Келлеть разразился смехомъ, и Дрискодь такъ искусно поддержалъ его, что когда эта веселость поутихла, они были уже между собою въ короткихъ отношенiяхъ.

- Вы видите какой я странный человекъ, - сказалъ Дрисколь. - Помоги мне Боже, - прибавилъ онъ со вздохомъ. Я долженъ хитрить съ самимъ собою, какъ другiе хитрятъ со светомъ, потому что моя бедная голова вечно путается то въ одномъ, то въ другомъ, то въ третьемъ, и я никогда неуверенъ, что думаю о томъ, о чемъ следуетъ.

- Я былъ похожъ на всякаго другого, пока не схватилъ горячки, - продолжалъ Дрисколь конфидiенцальнымъ тономъ. - Это была горячка съ пятнами, - только не красуха, заметьте; и когда въ двадцать девятый день и она прошла, я сделался совершеннымъ ребенкомъ, - простымъ и невиннымъ ребенкомъ. Вы будете смеяться, если я скажу вамъ, что я сделалъ съ первою полкроной, которую досталъ. Я купилъ мешокъ каменныхъ шариковъ!

И Келлетъ действительно засмеялся отъ души, можетъ быть, не столько по поводу разсказаннаго обстоятельства, сколько потому, что манера и видъ разскащика были въ высшей степени забавны.

- Да, право, мешокъ шариковъ! пробормоталъ Дрисколь про себя; эту игру я очень люблю.

- Не угодно ли вамъ выпить немножко водки съ водой? Теплой или холодной? - вежливо спросилъ Келлетъ.

- Крошечку, чтобы только заглушить вкусъ воды, - сказалъ Дрисколь. Я принужденъ быть осторожнымъ, точно ступаю по яйцамъ. Докторъ Доддъ говорилъ мне: Терри, у васъ не много было мозгу и въ ваши лучшiе дни, но теперь вы чуть-чуть-что не идiотъ, и если вы будете придерживаться спиртуозныхъ напитковъ, то вы пропали.

- Это было откровенно сказано, - заметилъ Келлетъ улыбаясь

- Да, подтвердилъ Дрисколь, повидимому стараясь что-то припомнить; и затемъ, когда это ему удалось, сказалъ: "а, въ доме умалишенныхъ есть теперь двадцать пять человекъ съ обритыми головами и въ синихъ бумажныхъ халатахъ, которые умнее васъ". Но вотъ видите, на моей стороне есть одно преимущество, именно, что я безроденъ.

Сострадательное выраженiе лица, съ которымъ Келлетъ слушалъ это признанiе, показывало до какой степени говорившiй возбудилъ его участiе.

- Впрочемъ, - продолжалъ Дрисколь, - можетъ быть я теперь счастливее, чемъ когда либо! Теперь все добры и ласковы ко мне. Никто не обижается темъ, что я говорю или делаю; все хорошо знаютъ, что у меня нетъ на уме ничего худого.

- Разумеется, - подтвердила Белла; потому что она, въ порыве благодарности за множество добрыхъ словъ, которыя онъ сказалъ ей, встретившись съ нею утромъ, ухватилась за первый случай выразить ему свое сочувствiе.

- Моя дочь часто говорила мне, какъ вы всегда были ласковы къ ней.

- Да, бормоталъ Терри про себя, - я всегда говорю въ ноемъ сердце: "какъ долженъ ты гордиться сегодня, Терри Дрисколь, желая добраго утра миссъ Келлетъ изъ Келлетсъ-корта, этой девушке, въ жилахъ которой течетъ лучшая старая кровь нашей страны."

- Ваше здоровье, Дрисколь, ваше здоровье, - вскричалъ Келлетъ съ жаромъ. Где бы ни была ваша голова, но ваше сердце находится въ надлежащемъ месте.

- Неужели вы такъ думаете? спросилъ онъ со всею поспешностью человека, делающаго самый тревожный вопросъ.

- Да, и клянусь въ этомъ, - вскричалъ Келлетъ решительно.

- Люди ныньче сделались слишкомъ умны и тонки; по-моему гораздо лучше были те времена, когда существовало меньше учености, да побольше добраго чувства.

- Да... действительно это самое замечанiе сделалъ я сестре моей Мэри за прошлый вечеръ, - сказалъ Дрисколь. - Что тамъ есть такое, сказалъ я, чему бы миссъ Келлетъ не могла бы учить ихъ? Они знаютъ тройное правило и грамматику такъ же хорошо, какъ я знаю свои молитвы. Вамъ нетъ ведь надобности, чтобы они учились геометрiи и употребленiю глобусовъ? - "Я пошлю ихъ въ какую нибудь школу во Францiи, - отвечала она, - это единственное средство прiобрести благородныя манеры".

- Въ какую нибудь школу во Францiи? - вскричала Белла, и это въ самомъ деле уже решено?

- Да, миссъ; они отправляются очень скоро, и вы видите что я имелъ причину придти сюда въ этотъ вечеръ, не смотря на такой дождь. Я сказалъ самому себе: Терри, говорю, они не скажутъ объ этомъ ни слова миссъ Келлетъ, пока не кончатся три месяца; иди, говорю, и сейчасъ скажи ей объ этомъ.

- Вы такъ добры, вскричала Белла.

- Да, пробормоталъ Дрисколь, какъ будто въ меланхолическомъ забытьи, я только и годенъ теперь на то, чтобы стараться какъ нибудь принести пользу.

- Но, говорю я сестре, продолжалъ Дрисколь, ты должна позаботиться о томъ, чтобы рекомендовать миссъ Келлетъ своимъ знакомымъ...

Келлетъ стукнулъ своимъ стаканомъ по столу съ такою силой, что испугалъ Дрисколя, котораго речь была такимъ образомъ, внезапно прервана, и два собеседника сидели пристально гляди другъ на друга. Выраженiе безсмысленной физiономiи беднаго Терри, на которой нельзя было прочесть ничего кроме томительнаго усилiя успокоить этотъ гневъ, до такой степени укротило вспыльчивость Келлета, что онъ схватилъ руку Дрискола и сказалъ съ чувствомъ:

- Вы доброе созданiе и не можете вредить ни одной живой душе. Я не сержусь на васъ.

- Благодарю васъ, капитанъ Келлетъ, благодарю васъ, торопливо вскричалъ Дрисколь и отеръ свой лобъ, какъ человекъ, который напрасно старается следить за связною цепью размышленiй. - Кто это сказалъ мне, что у васъ есть другая дочь?

- Нетъ, возразилъ Келлетъ, у меня есть сынъ.

- Да, да, сынъ; говорятъ, бойкiй малый. Где онъ?

- Въ Крыму, съ своимъ полкомъ, онъ служитъ въ стрелкахъ.

- Боже мой, какъ это странно... сражается съ французами, точь въ точь какъ его отецъ.

- Нетъ, сказалъ Келлетъ, улыбаясь, онъ дерется съ русскими, а французы помогаютъ ему въ этомъ.

- Да оно и лучше, сказалъ Дрисколь: двоимъ противъ одного какъ-то веселее. Такъ онъ въ стрелкахъ? И при этихъ словахъ онъ подперъ голову рукою и повидимому предался задумчивости.

- Онъ капитанъ? спросилъ онъ после длинной паузы.

- Нетъ, нетъ еще, отвечале Келлетъ и его щеки покраснели при этомъ уклончивомъ ответе.

- Ну такъ можетъ быть его скоро произведутъ въ этотъ чинъ? сказалъ Дрисколь, опять погружаясь въ глубокую задумчивость. Тамъ былъ одинъ молодой человекъ, который присоединился къ нимъ въ Йорке, еще до отправленiя ихъ въ Крымъ. Я далъ ему въ займы тридцать шиллинговъ и онъ мне не заплатилъ этого долга.. Желалъ бы я знать - что съ нимъ сделалось. Можетъ, быть, онъ убитъ.

- Очень вероятно, небрежно сказалъ Келлетъ.

- Не можетъ, ли вашъ сынъ отыскать мне его? - не ради денегъ, объ этомъ не стоитъ, и толковать, а собственно ради его, потому что мне онъ понравился; это былъ отличный, красивый малый и смелый какъ левъ.

- Онъ можетъ быть не въ томъ, батальоне, где Джекъ, а если и въ томъ, то Джекъ можетъ не знать его. Какъ его фамилiя? - сказалъ Келдетъ въ некоторомъ смущенiи.

- Я вамъ скажу, если вы дадите мне слово не говорить ему ничего насчетъ денегъ; онъ, должно быть, забылъ о немъ, вотъ и все.

- Хорошо, не скажу ни слова.

- И вы осведомитесь о немъ подробно у вашего сына - нравится ли ему служба, или ему хотелось бы лучше быть дома?

- А его имя?

- Имя? - Я записалъ его на лоскутке бумаги только такъ, для памяти, потому что и забываю все; имя его - Конуэй... Чарльзъ Конуэй.

найдти ключъ къ ея мыслямъ, то его вероятно поразила бы напряженная проницательность во взгляде Дрисколя, обращенномъ теперь на Беллу. Однакоже она заметила это выраженiе, и оно такъ сильно на нее подействовало, что ею овладела смертельная слабость и она медленно опустилась на стулъ.

- Вы говорили, что это тотъ самый... сказалъ Дрисколь, повторяя слова Келлета и ожидая окончанiя фразы.

- Это то самое имя, которое мы прочли въ газете, сказала Белла, которая, смутно чувствуя необходимость скрыть истину, тотчасъ же дала следующiй уклончивый ответь:

- Онъ куда-то поступить волонтеромъ, или первый взбежалъ на батарею, словомъ сделалъ что-то очень храброе.

- Онъ не убитъ? - сказалъ Дрисколь своимъ обыкновеннымъ безпечнымъ тономъ.

- О, нетъ, вскричалъ Келлетъ, онъ целъ и невредимъ.

- Не странно ли это? Но мне хотелось бы узнать о немъ. Есть какiе-то Конуэи въ родстве моей матери, и я не могу выбить изъ своей головы, что онъ, должно быть, принадлежитъ къ ихъ числу. Это не совсемъ обыкновенное имя, не такое какъ напримеръ Дрисколь.

- Если вы скажете мне какого именно рода сведенiя вамъ нужно иметь, прибавила Белла, то я напишу брату чрезъ день или чрезъ два. Есть ли у васъ какiе нибудь особенные вопросы, на которые вы хотели бы получить ответъ?

Спокойный, но пытливый взглядъ Беллы, сопровождавшiй эти немногiя слова, мало по малу уступилъ место выраженiя жалости при виде безнадежнаго слабоумiя на лице беднаго Дрисколя, въ которомъ не осталось теперь ни одного проблеска мысли. Казалось, непродолжительная умственная борьба такъ его истощила, что онъ уже былъ неспособенъ ни къ какому дальнейшему усилiю разума и онъ сиделъ какъ будто ожидая, чтобы образный приливъ мысли прихлынулъ снова, и поднялъ на своихъ волнахъ выброшенный на мель разсудокъ.

- Не хотите ли вы узнать что нибудь объ этой фамилiи? сказала она, смотря на него съ участiемъ.

- Да, миссъ, - сказалъ онъ, какъ будто во сне; т. е. я не хотелъ бы, чтобы мое имя было упомянуто, я - такое жалкое созданiе! - но если вы можете какъ нибудь разузнать - не принадлежитъ ли онъ къ фамилiи Конуэевъ изъ Аберджедли - родственниковъ моей матери, то это будетъ для меня большимъ удовольствiемъ.

"Конуэй изъ Аберджедли."

- Но есть еще что-то.... если бы только моя бедная голова могла припомнить, сказалъ Дрисколь, котораго физiономiя представляла собою самое полное изображенiе отуманеннаго разсудка.

- Налейте себе другой стаканъ, и вы мало по малу припомните, вежливо сказалъ Келлетъ.

- Да, пробормоталъ Дрисколь, тотчасъ же принимая приглашенiе. Это было, кажется, что-то о горчичныхъ семенахъ, прибавилъ онъ после некоторой паузы; говорятъ, они не испортятся два года, если положить ихъ въ синюю бумажную коробку, лучше всего въ темно-синюю. Келлетъ и его дочь обменялась другъ съ другомъ взглядомъ истиннаго состраданiя, и Дрисколь продолжалъ: - Впрочемъ нетъ, это, кажется не то, что я хотелъ вспомнить. - И онъ снова предался на несколько минутъ глубокому размышленiю, по окончанiи котораго вдругъ вскочилъ, разомъ выпилъ свой стаканъ, и началъ застегивать платье, приготовляясь къ дороге.

- Не уходите, пока я не посмотрю какова ночь, вскричалъ Келлетъ, выходя изъ комнаты, чтобы узнать о состоянiи погоды.

Дрисколь пристально смотрелъ на нее секунду или две, и мало по малу выраженiе его лица приняло свой обыкновенный видъ безсмысленнаго слабоумiя, между темъ какъ онъ только бормоталъ про себя: "никакихъ доказательствъ... выбросьте счеты".

Она повторила свой вопросъ.

- Да! отвечалъ онъ безсмысленно осклабившись, - да! но они не со всякимъ соглашаются.

- Теперь немножко светитъ луна и дождь пересталъ, сказалъ Келлетъ входя; - и такъ было бы нехорошо удерживать васъ.

несвязными словами онъ поспешилъ вонъ, и скоро раздался его голосъ, напевавшiй веселую песню.

- Это самое большое горе изъ всехъ, - сказалъ Келлетъ сидя и прихлебывая изъ стакана. Ничто не можетъ сравниться съ ясными и непомраченными умственными способностями. Я не согласился бы походить на этого бедняка, если бы даже мне обещали за это богатство Креза.

- Это странное состоянiе, - сказала Белла задумчиво. Были минуты, когда глаза его озарялись какимъ-то особеннымъ смысломъ, какъ будто въ промежуткахъ его умъ прiобреталъ всю свою прежнюю силу. Заметили вы это?

- Нетъ, не заметилъ. Я не виделъ ничего подобнаго, - брюзгливо отвечалъ Келлетъ. Кстати, почему ты была такъ осторожна насчетъ Конуэя?

- Именно потому, что Конуэй просилъ не упоминать его имени. Онъ сказалъ, что на немъ лежатъ кое-какiе незначительные долги, оставшiеся отъ его прежняго мотовства; и хотя все они постепенно уплачиваются, но онъ боится навязчивыхъ требованiй кредиторовъ, которые тотчасъ нагрянутъ, когда узнаютъ, что онъ въ Дублине.

Теперь последуемъ за Дрисколемъ, который повернувъ за уголъ переулка, такъ что уже его не могли слышать изъ коттэджа, вдругъ пересталъ петь и скорыми шагами пошелъ къ городу. По какъ ни быстро онъ шелъ, его губы двигались еще быстрее. Онъ разговаривалъ самъ съ собою, разражаясь по временамъ смехомъ, когда какая нибудь мысль въ особенности забавляла его. "Да, родство съ материнской стороны, - сказалъ онъ. Всякiй имеетъ право спрашивать о своихъ собственныхъ родныхъ! И сколько я знаю, моя бабушка была урожденная Кенуэй. Старый дуракъ чуть-чуть не проговорился и показалъ, что хорошо знаетъ его. А она хитра, его дочь-то, и нечего сказать - ловко говорила со мной, когда мы остались одни. Это значило то же, что сказать, Терри, положи свои карты, я вижу твои шулерскiя штуки насквозь. - "Нетъ, миссъ, говорю, у меня есть еще одинъ способъ передергиванiя картъ, котораго вамъ никогда не удастся заметить. Ха, ха, ха! Но все-таки она хитра, и если бы только на нее можно было положиться, то я желалъ бы иметь ее участницей въ нашемъ заговоре. Да! но не опасно ли это, мистеръ Дрисколь? Скажите, положивъ руку на сердце, действительно ли вы думаете, что она не обратится противъ васъ? Она притомъ очень хорошенькая девушка, - прибавилъ онъ после некоторой паузы. Желалъ бы я знать ея душеньку, который верно у нея есть. Терри, Терри, ты долженъ пошевелитъся; тебе следуетъ вставать рано и ложиться поздно, мой мальчикъ. Ты теперь ужь не тотъ человекъ, какимъ болъ до этой "горячки"... Горячки съ пятнами! - И Дрисколь разразился громкимъ и продолжительнымъ хохотомъ. Какимъ жалкимъ созданiемъ сделала тебя эта горячка: ни памяти... ни разсудка! И при этой мысли онъ чуть не задохся отъ смеха.

- Бедный Терри Дрисколь, какъ ты жалокъ! прибавилъ онъ, отирая слезы, выступившiя на его глаза отъ такой веселости. Не грехъ ли, не стыдъ ли это, что некому присмотреть за тобою.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница