| Автор: | Май К. Ф., год: 1887 |
| Категории: | Роман, Приключения |
Глава шестая
У ШОШОНОВ
Тихо-тихо, как змеи, крались они в высокой траве, совершенно скрывавшей их от взоров шошонов.
Разящая Рука, который был впереди, ощупывал каждый вершок земли, прежде чем двинуться дальше. Индеец же все свое внимание обращал на то, чтобы ступать как раз в те следы, которые оставлял его спутник. Чем далее продвигались они, тем яснее различали отдельные подробности лагеря и даже черты лица часового, хладнокровно и беззаботно расхаживающего между палатками и неподозревающего, что неприятель так близко. Часовой был еще очень молод, за поясом у него торчал нож, а в руках он держал винтовку. По-видимому, он был больше занят тем, что происходило у костра, чем своими обязанностями. Именно поэтому нашим друзьям удалось приблизиться к нему на восемь шагов, не возбудив в нем подозрения.
-- Скорей! - прошептал Виннету.
Выждав момент, когда индеец, совершая свой обход, поравнялся с ним, Разящая Рука поднялся из травы и в два прыжка очутился подле индейца, который, услыхав шум, обернулся. Прежде чем индеец успел издать какой-нибудь звук, Разящая Рука ударом кулака в висок свалил его на землю и связал; тем временем Виннету поднял выпущенное индейцем из рук ружье и начал шагать по следам, оставленным шошоном, стараясь подражать последнему в походке и движениях так, чтобы издали его можно было принять за часового.
Между тем Разящая Рука успел добраться до палатки вождя; осмотревшись вокруг и не заметив ничего подозрительного, он попробовал приподнять полотно палатки, но оно оказалось столь туго натянутым, что Разящая Рука должен был предварительно разрезать веревки, которыми оно было привязано к шесту. Все это требовало крайней осторожности; прильнув к земле, Разящая Рука начал медленно приподнимать край палатки.
То, что он там увидел, привело его в крайнее изумление. Спиной к нему на бизоньей шкуре восседал предводитель шошонов, с наслаждением покуривая трубку и созерцая оживленную сцену, разыгравшуюся вокруг костра. Ни пленных, ни других шошонских воинов не было подле него. Разящая Рука тотчас же сообразил, что следовало предпринять. Но прежде он желал выслушать мнение Виннету.
Опустив край палатки, он сорвал травинку и воспроизвел звук, издаваемый кузнечиком. Звук этот должен был служить для Виннету знаком, что требуется его помощь. Не показав ничем, что он слышал сигнал, апач продолжал свою прогулку, пока не дошел до того места, куда достигала тень, отбрасываемая палаткой. Здесь он поспешно бросил на землю свое ружье, лег на траву и быстро подполз к Разящей Руке.
-- Пленников нет в палатке, там сидит только один Токви-Тэй, - прошептал ему на ухо Разящая Рука.
-- Тогда нам нет надобности искать пленников в других палатках. Если мы возьмем в плен Черного Оленя, то мы заставим шошонов выдать нам Джемми и Фрэнка.
-- Я тоже так думаю.
-- Но шошоны подумают, что он в глубине палатки.
Виннету без шума медленно приподнял край палатки, а Разящая Рука, прижимаясь всем телом к земле, пролез в палатку. Когда он продвинулся настолько, что мог рукой достать Черного Оленя, он протянул руку и схватил последнего за горло. Черный Олень выронил из рук трубку и, беспомощно барахтаясь, тщетно старался освободиться от рук врага, будто железным кольцом сдавивших ему горло; не успев произнести ни звука, он потерял сознание. Разящая Рука тем же путем вылез из палатки, увлекая за собой Черного Оленя.
-- Удалось! - сказал Виннету и, увидев вождя шошонов, спросил: - А что сделаем с часовым, которого мы связали?
-- Мы возьмем его с собой. Чем больше будет в нашей власти шошонов, тем скорее выдадут краснокожие наших пленных. Виннету понесет часового, а я Черного Оленя.
Разящая Рука уже взвалил себе на плечи вождя шошонов и приготовился бежать, как вдруг раздались громкие и резкие крики.
-- Враги, враги! - послышался чей-то голос.
-- Должно быть, часовой пришел в себя, - сказал Разящая Рука. - Скорей! Мы должны взять его с собой!
Между тем шошоны, сидевшие вокруг костра, услышав крик, повскакивали со своих мест и тщетно старались разобрать, с какой стороны последовала тревога. К тому же глаза их, привыкшие к яркому свету костра, сразу не могли освоиться с темнотой. Только благодаря этому Разящая Рука и Виннету благополучно совершили свое отступление. Когда Дэви узнал, что пленник, приведенный Разящей Рукой и Виннету, есть не кто иной, как сам Черный Олень, он не мог найти слов, чтобы выразить свое удивление могуществу и отваге своих знаменитых товарищей. Но Разящая Рука положил конец его излияниям, заметив:
-- Нам теперь не до этого. Мы должны поскорее вернуться к тому месту, где оставили лошадей.
-- Пусть брат мой не торопится, отсюда мы лучше, чем с вершины холма, увидим, что предпримут шошоны.
-- Да, Виннету прав, - согласился Разящая Рука. - Шошонам и в голову не придет, что мы здесь. Они не знают, с кем они имеют дело и сколько неприятелей. Без всякого сомнения, они пока ограничатся тем, что укрепят хорошенько свой лагерь и не раньше рассвета решатся выйти оттуда.
-- Виннету сделает им сейчас маленькое предостережение, которое отнимет у них охоту оставить свой лагерь.
С этими словами апач взял свой револьвер и дважды выстрелил, став так, чтобы шошоны не могли видеть огня.
Когда шошоны немного опомнились от испуга, в который их повергла внезапная тревога, их поразило прежде всего то, что на них никто не нападает. Если бы действительно вблизи были враги, то, конечно, они не замедлили бы воспользоваться тревогой, чтобы напасть на лагерь. Итак, тревога, очевидно, была фальшивая. Кто же произвел ее? Конечно, один из часовых. Следовало, разумеется, расспросить его. Но что же медлит их вождь, ведь он обязан разъяснить причину тревоги?
Несколько краснокожих шошонов подошли к палатке вождя и заглянули внутрь. Палатка была пуста.
-- Черный Олень уже ушел, чтобы разузнать, в чем дело, - сказал один из них.
-- Брат мой ошибается, - возразил другой, - вождь не мог выйти из палатки незамеченный нами.
-- Но его здесь нет!
-- В таком случае его похитил Вокан-Тонка, злой дух.
-- Злой дух может умертвить или принести какое-нибудь несчастье, но не может похитить воина, - заметил с неудовольствием подошедший в этот момент старый воин. Раздвинув толпу, он вошел в палатку.
-- Уфф! - воскликнул он, нагибаясь к земле и что-то рассматривая. - Вождь похищен!
Никто не ответил на это замечание. То, что сейчас сказал старик, было слишком невероятно, а с другой стороны никто не решался ему противоречить.
-- Братья мои не верят? - продолжал он. - Пусть они посмотрят сюда. Разве они не видят, что в этом месте развязаны веревки палатки, а вот здесь воткнуты в землю сучья? Я знаю этот знак. Это - знак Нон-Пай-Кламы, которого бледнолицые называют Разящей Рукой. Он был здесь и похитил нашего вождя.
В это время и раздались два выстрела, о которых упоминалось выше. Шошоны ответили на них пронзительным воем.
-- Скорей потушите огни, - приказал старик, - а не то неприятель воспользуется ими, чтобы перестрелять нас как собак!
Шошоны быстро исполнили его приказание, оттащив горячие поленья в сторону и затоптав огонь ногами. Затем каждый взял свое оружие и, по распоряжению старика, все образовали около палаток круг, чтобы встретить неприятеля, с какой бы стороны он не напал.
Охотники наши, внимательно наблюдавшие за всем происходящим в лагере шошонов, по топоту лошадей догадались, что индейцы отложили преследование неприятеля до утра.
-- Мы можем идти, - сказал Виннету.
-- Да, - согласился Разящая Рука.
-- Что касается нас, то мы не будем дожидаться утра. Черный Олень очень скоро узнает, чего мы от него требуем.
С большим трудом взобрались они в глубоком мраке на вершину холма, где Вокадэ стерег пленников.
Длинный Дэви уже снял свое лассо, чтобы, подобно первым двум пленным, привязать к деревьям и Черного Оленя с часовым, но его остановил Разящая Рука.
-- Нет, - сказал он, - мы оставим это место, так как я хочу переговорить с вождем. Для этого нужно будет вынуть платок у него изо рта, а если мы это сделаем здесь, Черный Олень, конечно, воспользуется этим, чтобы позвать своих на помощь.
-- Брат мой прав, - присоединился к нему апач. - Виннету знает место, где можно совершенно безопасно переговорить с пленными и даже развести костер.
Разящая Рука приказал привязать пленных на лошадей, и вся компания тронулась в путь по следам Виннету, шедшего впереди. Когда они достигли места, о котором говорил Виннету, Разящая Рука попросил спутников оставить его одного с пленным вождем.
С помощью пунка (так называется зажигательный снаряд, употребляемый охотниками прерий) он без труда развел костер из сухих сучьев, наломанных им с деревьев, окружавших со всех сторон поляну.
Шошон лежал на земле и мрачно наблюдал за движениями белого охотника.
Покончив с приготовлениями, Разящая Рука подтащил своего пленника к огню, посадил его и вынул платок у него изо рта. Ни одним взглядом, ни одним движением индеец не показал, что он принимает какое-нибудь участие в происходящем. Разящая Рука сел против него по другую сторону костра и занялся прежде всего рассматриванием своего врага. Последний был чрезвычайно плотного телосложения, одет он был в платье из кожи бизона, но без всяких украшений. Только швы были украшены волосами от скальпов убитых неприятелей. С неподвижным выражением лица он пристально смотрел на огонь, не удостаивая противника ни одним взглядом.
-- Токви-Тэй не носит цветов войны, - начал Разящая Рука. - Почему же он напал на мирных людей? - Он не получил на это никакого ответа, даже взгляда. Поэтому он продолжал: - Предводитель шошонов лишился со страху, должно быть, языка: он не отвечает ни одним словом на мой вопрос.
Охотник, по-видимому, хорошо знал, как нужно обращаться с индейцем, по крайней мере пленник бросил на него сердитый взгляд и ответил:
-- Токви-Тэй не знает, что такое страх. Он не боится врагов и смерти.
-- А между тем можно подумать, что он боится. Храбрый воин, прежде чем перейти к нападению, разрисовывает свое лицо цветами войны. Это честный образ действий, ибо противник тогда, по крайней мере, знает, что ему надо защищаться. Воины же шошонов не были раскрашены, у них были лица мира, а не войны. И тем не менее они напали на белых.
Индеец опустил глаза и угрюмо ответил:
-- Черный Олень не был с ними, когда они взяли в плен бледнолицых.
-- Это не оправдание. Если бы он был храбрым и честным воином, то он должен был немедленно отпустить пленников, когда их к нему привели.
-- Тогда ты тоже умрешь.
-- Черный Олень сказал уже тебе, что не боится смерти, он даже желает ее.
-- Почему?
-- Он попался в плен, он схвачен белым, он похищен из своего собственного вигвама бледнолицым. Он потерял свою честь, он не может жить.
Эти слова он произнес медленно и монотонно, не дрогнув ни одним мускулом, и тем не менее в каждом слове его слышалось горе, граничащее с отчаянием.
-- Токви-Тэй действительно заслужил свою участь, но я готов возвратить ему свободу, если он прикажет своим отпустить обоих бледнолицых.
-- Токви-Тэй не может жить. Он желает умереть.
-- Но ты умрешь без всякой пользы. Несмотря на твою смерть, я освобожу пленных из рук твоих воинов.
-- Попробуй! Если Токви-Тэй умрет, то жив еще Мог-Ав, его единственный сын, гордость его души, который отомстит за него.
Едва он произнес эти слова, как в кустах что-то зашелестело, и из-за деревьев вышел Мартин Бауман. Он нагнулся к Разящей Руке и прошептал ему на ухо:
-- Виннету прислал меня сказать вам, что пленный часовой не кто иной, как сын вождя.
Известие это оказалось чрезвычайно на руку охотнику. Он отвечал также тихо:
-- Пусть Длинный Дэви немедленно принесет его сюда.
Через несколько минут явился Длинный Дэви с пленником на плечах. По приказанию Разящей Руки он посадил его против Токви-Тэя, но даже и тут так велико было самообладание индейца, что у него не вырвалось ни одного звука, ни одного движения изумления. Несмотря на темный цвет кожи, можно было заметить, что при виде сына Токви-Тэй страшно побледнел. Что касается его сына, то он не мог удержаться от восклицания.
-- Уф! - воскликнул он. - Токви-Тэй также в плену. Вот будет стон в вигвамах шошонов. Великий Дух отвратил лицо от народа своего.
-- Молчи! --- закричал ему отец. - Ни одна женщина шошонов не будет оплакивать Токви-Тэя и Мог-Ава, когда они умрут. Где были их уши и глаза, что они дали себя поймать, как маленькие дети? Позор отцу и позор сыну! Но с кровью их прольется и кровь бледнолицых. В руках шошонов уже есть двое белых пленников, и два разведчика уже на пути, чтобы схватить их товарищей.
Тут Разящая Рука прошептал Дэви:
-- Приведи всех остальных. Только Виннету пусть пока не показывается. Я не хочу оскорблять вас, - продолжал затем он, обращаясь к Черному Оленю и его сыну, - вождь шошонов известен, как храбрый воин. Мог-Ав, сын его, пойдет по его следам и будет столь же славным воином. Я возвращаю вам свободу в обмен на свободу белых охотников.
В глазах Мог-Ава мелькнуло нечто вроде радостного изумления. Он так любил жизнь. Но отец его, бросив на него угрожающий взгляд, отвечал:
и белые, попавшие в плен, и те, которые еще попадут...
Он не успел кончить. Взор его испуганно остановился на разведчиках, которых в эту минуту привели Длинный Дэви, Боб и Мартин Бауман.
-- Почему Черный Олень замолчал?
Вождь опустил голову и долго безмолвно смотрел перед собой.
-- Теперь Токви-Тэй видит, что его надежда на новую победу тщетна, - продолжал Разящая Рука, - и тем не менее я повторяю свое предложение. Я немедленно отпущу вас, если вы дадите мне слово, что белые пленники будут освобождены.
-- Нет, мы умрем! - воскликнул вождь.
-- Так вы умрете напрасно, потому что мы, несмотря на вашу смерть, все-таки освободим пленников.
-- Да, может быть, это вам и удастся, ибо Маниту, по-видимому, оставил нас. Если бы он не поразил нас глухотой и слепотой, то бледнолицым, которые не имеют имен, не удалось бы схватить вождя шошонов. Если Токви-Тэй был бы побежден Нон-Пай-Кламой или другим каким-нибудь знаменитым охотником, то он мог бы еще утешиться. Но вы - собаки, у которых нет хозяина. Я не хочу милости из ваших рук.
-- А мы не хотим вашей крови, - отвечал Разящая Рука. - Мы отправились в поход не для того, чтобы истреблять храбрых воинов шошонов, но чтобы наказать собак оглала. Если вы не захотите возвратить свободу нашим товарищам, то мы не последуем вашему примеру. Мы позволяем вам возвратиться в ваши вигвамы.
Он встал, подошел к вождю и развязал ремень, которым тот был связан. Он знал, что затеял рискованную игру, но он был знатоком Запада и его обитателей и был убежден, что выиграет игру.
При виде такого великодушия, вождь потерял все свое самообладание. Образ действий этого белого казался ему совершенно непонятным и бессмысленным. Он возвращал своим врагам свободу, даже не получив взамен свободы своих друзей.
Разящая Рука подошел к Москиту и развязал его.
Черный Олень не мог опомниться от изумления. Рука его невольно потянулась к поясу, за которым торчал нож. Лицо его осветилось какой-то дикой радостью.
-- Токви-Тэй умрет, но прежде пошлет вперед душу своего сына.
Выхватив из-за пояса нож, он подскочил к сыну и занес руку, чтобы ударить его в сердце и затем убить себя. Москит не двинул ни одним членом. Он готов был принять смертоносный удар от руки своего отца.
-- Токви-Тэй! - раздался позади вождя чей-то голос.
С поднятой рукой Токви-Тэй обернулся. Перед ним стоял вождь апачей.
Рука шошона опустилась сама собой.
-- Виннету!.. - произнес он.
-- Разве вождь шошонов считает меня за безымянную собаку?
-- Разве он не назвал безымянными собаками тех, кто взял его в плен?
Нож выпал из рук шошона: истина начала понемногу открываться ему.
-- Так победитель Виннету?
-- Нет, не он, а его белый брат. Он показал на Разящую Руку.
-- Уф, уф, уф! - вырвалось у Черного Оленя. - У Виннету есть только один белый, которого он называет своим братом. Неужели глаза Черного Оленя имеют удовольствие видеть здесь Нон-Пай-Кламу, самого знаменитого из белых охотников?
-- Тот, кто одолел Черного Оленя, не мог быть безымянной собакой! Разве мой краснокожий брат - ночная сова, которую без всякого труда можно поймать в ее собственном гнезде? Брат мой - знаменитый охотник и воин, и тот, кто похитил его из собственного вигвама, должен быть героем, носящим громкое имя.
Шошон ударил себя по лбу и сказал:
-- У Токви-Тэя была голова, но в ней не было мыслей.
-- Теперь пусть мой брат скажет, должен ли он умереть, когда он знает, что его победитель - Разящая Рука.
-- Нет, - без колебаний ответил Черный Олень, - он может жить.
-- Да, потому что он доказал, что в груди его бьется не робкое сердце, ибо он не хотел пощады от руки врага. Разящая Рука повалил одним ударом кулака Мог-Ава. Разве это позор для молодого храброго воина?
-- Нет, он может жить.
-- Разве мой брат не знает, что Разящая Рука и Виннету - друзья всех храбрых краснокожих воинов?
-- Да, Токви-Тэй это знает.
-- Так пусть он выбирает, будет он нашим братом или врагом? Если он желает быть нашим братом, то его враги будут нашими врагами; если он этого не желает, то мы правда отпустим на свободу его, его сына и разведчиков, но прольется много крови из-за обоих белых пленников, и жены шошонов закроют свои лица и будут петь надгробные причитания в каждом вигваме и у каждого костра. Виннету кончил.
В продолжение нескольких минут царило молчание. Личность и речь апача произвели на индейцев сильное впечатление. Наконец Токви-Тэй наклонился, поднял нож, который у него выпал раньше, воткнул его лезвием в землю по самую рукоятку и сказал:
-- Как скрылось острие этого ножа, так пусть исчезнет всякая вражда между сыновьями шошонов и храбрыми воинами, среди которых они теперь находятся.
Затем, вытащив нож из земли и подняв его острием вверх, продолжал:
-- И пусть дружба шошонов и их братьев будет подобна этому ножу, и пусть поразит он всех, кто осмелится идти против них. Клянусь!
-- Брат мой не пожалеет о своем выборе, - сказал Разящая Рука, - здесь он видит перед собой Дэви-Хонскэ, знаменитого охотника. Известны ли ему имена бледнолицых пленников?
-- Нет.
-- Это Джемми-Петатше с Хромым Фрэнком, товарищем Мато-Пока, Грозы Медведей.
-- Мато-Пока! - воскликнул с изумлением шошон - Почему они не сказали об этом Черному Оленю? Разве Мато-Пока не брат шошонам? Разве он не спас ему жизнь, когда его преследовали оглала?
в лапы оглала и должен умереть.
Токви-Тэй бросил на землю нож, который держал в руке, наступил на него ногой и воскликнул:
-- Как, собаки оглала хотят замучить Мато-Пока? Сколько их?
-- Пятьдесять шесть.
-- Если бы их было даже тысяча, то все равно они погибнут. Где они?
-- Пусть братья мои следуют за мной в лагерь моих воинов. Там мы выкурим трубку мира и обсудим с воинами вокруг Костра Советов, каким образом скорее всего догнать собак оглала.
Затушив костер, все начали ощупью спускаться обратно, ведя за собой лошадей. Достигнув подножия холма, Токви-Тэй приложил обе руки ко рту и закричал во всю силу своих легких:
-- Куп, куп, куп-вака! {-- Огонь, огонь, зажгите огонь!}
Эхо подхватило этот крик и донесло до ушей шошонов, ибо в ответ послышались громкие голоса.
-- Мог-Ав, Мог-Ав! - отвечал сын вождя.
Шошоны отвечали радостными возгласами, а через минуту вспыхнуло пламя вновь разгоревшегося костра. Шошоны были крайне изумлены, когда увидели Черного Оленя в сопровождении группы белых, но ничем не показали своего удивления. Только старый воин, который заменял Токви-Тэя в его отсутствие, вышел ему навстречу и сказал:х
-- Токви-Тэй большой колдун, ибо он исчез невидимкой из своей палатки, как исчезает в воздухе слово, когда оно сказано.
-- Разве братья мои действительно думали, что Черный Олень исчез бесследно, как дым? - спросил вождь. - Где были их глаза, что они не видели, как это все произошло?
-- Мои братья угадали: они видят перед собой Нон-Пан-Кламу, белого охотника, который разит своих врагов одним ударом кулака. А возле него Виннету - великий предводитель апачей. Они пришли выкурить с нами трубку мира. Они хотели освободить белых пленников, которые лежат там, в палатке. Жизнь Черного Оленя была у них в руках, однако они не отняли ее у него. Поэтому пусть воины шошонов развяжут узы пленников. Взамен этого братья мои получат много скальпов сиу-оглала. С рассветом мы отправимся в погоню за ними. А пока пусть воины соберутся вокруг Костра Советов, чтобы обсудить план войны.
Ни один из шошонов не произнес ни слова, хотя известия, только что сообщенные Токви-Тэем, в сильнейшей степени возбудили их любопытство. Некоторые из них молча направились к палатке, где находились пленные, чтобы исполнить приказание вождя. Через несколько минут они вернулись в сопровождении пленных, приближавшихся к костру неверными шагами и прихрамывающих на ходу. Ремни, которыми они были связаны, так глубоко врезались им в тело, что произвели в некоторых местах застой крови и пройдет много времени, прежде чем восстановится правильное кровообращение.
-- Старая бочка, как угораздило тебя сделать такую оплошность? - приветствовал Длинный Дэви своего старого друга. - Только такая лягушка, как ты, может вскочить в пасть к журавлю.
-- Затвори свою пасть, - отвечал с досадой толстяк, потирая свои окоченевшие от долгой неподвижности члены. - Разящая Рука может засвидетельствовать, что тут не может быть и речи об оплошности. Мы сдались без сопротивления, потому что это была единственная возможность спасти нашу жизнь. Если бы мы вздумали защищаться, то наверняка погибли бы. Ты бы точно так же поступил на нашем месте, к тому же мы были уверены, что Разящая Рука выручит нас из беды.
-- Хорошо! Но своей свободой я обязан, конечно, не тебе. - И обращаясь к Разящей Руке, он продолжал: - Я ни капли не сомневаюсь, что заслуга эта принадлежит вам одному. Жизнь моя отныне принадлежит вам.
Весьма естественно, что Джемми и Фрэнк сгорали от любопытства: каким же это образом товарищам удалось так быстро и без пролития крови положить конец их страданиям? Так как шошоны начали уже собираться вокруг костра на военный совет, то Разящая Рука сообщил им только самое главное, отложив подробный рассказ до более благоприятного случая.