| Автор: | Майер Г., год: 1873 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
V. Западня
Когда все трое вошли в комнату, там находилось новое лицо странной, смешной наружности. Это был человек не выше трех футов, с огромной головой, почти квадратный, на коротеньких ножках. Нельзя было смотреть без смеха на эту живую карикатуру, но лицо карлика выражало столько доброты, что под безобразием заметна была душа, смелость и преданность. Еще мальчиком бедный Генрих много терпел насмешек и дурного обращения, особенно от хозяина своего, трактирщика, у которого служил на конюшне. Шафлер, увидев однажды, как мучили бедного уродца, сжалился над ним и взял его к себе. Генрих начал упрашивать его, чтобы он дал ему место конюшего.
-- Я знаю, мессир, - говорил он, - что такому красивому дворянину, как вы, не очень приятно взять в службу урода, но ваша красота выиграет еще более от моего безобразия, и притом вы знаете, что если оболочка моя дурна, то сердце доброе, готовое жертвовать вам всем, даже жизнью. Вы не раскаетесь в вашем добром поступке. Я буду следовать за вами везде, как собака, дома буду служить вам, на войне не отойду от вас и буду счастлив, если приму удар, назначенный для моего господина.
Шафлер исполнил желание карлика и, как докажет эта история, доброе дело принесло ему пользу.
При виде конюшего графа, оружейник не мог удержаться, чтобы не захохотать; но Генрих, привыкший производить такое впечатление, не обратил на это внимания и, кланяясь почтительно своему господину, сказал:
-- Простите, мессир, что я осмелился придти сюда без вашего позволения... но случилось важное дело...
И конюший осмотрелся кругом и заглянул даже в дверь, как бы боясь, не подслушивают ли его.
-- Что такое, Генрих, - спросил Шафлер, смеясь, - кто тебя потревожил?
-- Я не знаю, должен ли я говорить, мессир.
-- Здесь все мои друзья, говори.
Генрих низко поклонился всем присутствующим и продолжал:
-- Итак, мессир, эти собаки "удочки", - извините мессир оружейник, я говорю не про вас, потому что и между разбойниками бывают порядочные люди, - эти злодеи "удочки" хотят поймать вас в западню и поужинать сегодня "треской".
Вальтер не смеялся более, но с беспокойством смотрел на молодого дворянина, который, не придавая большого значения словам своего конюшего, спросил:
-- Как же ты узнал об этой западне, Генрих?
-- А вот послушайте, мой добрый господин. Я отвел наших лошадей в гостиницу "Белого коня", потому что она принадлежит прежнему моему хозяину, и я очень рад, что теперь могу приказывать ему и он обязан мне служить. Я сам смотрел, как этот негодяй задал овса нашим лошадям и, надобно признаться, что он угостил их на славу; верно боялся меня, мошенник. Когда я вышел из конюшни, то заметил, что мой прежний мучитель стоит у ворот и с жаром разговаривает с поселянином, которого назвал Фрокаром. Увидев меня, оба замолчали и начали смеяться над моей красотой. Настоящие разбойники!
-- Ты бы поменьше употреблял эпитетов, - заметил молодой граф, - тогда рассказ твой был бы яснее и короче.
-- Повинуюсь, и буду даже говорить учтиво об этом висельнике. Я не обратил внимания на смех бездельников и спокойно пошел прогуливаться к городским воротам. Там есть группа кустарников, в тени которых я расположился отдохнуть, как вдруг увидел, что к тому же месту подходят оба разбойника... извините, мессир, но я не могу назвать учтивее людей, которые составили против вас заговор.
-- Заговор! - вскричал Вальтер. - Говори скорее, в чем дело?
-- Я вам все расскажу по порядку... Они говорили: "Он не должен выйти из города;. мы получим два золотых, если поймаем "треску". Это сделать не трудно, и право будет на нашей стороне, если мы его удержим до четырех часов".
Машинально все глаза обратились к часам, которые показывали только три.
Генрих продолжал:
"Да как же нам удержать его? Он не будет так глуп, чтобы просрочить время".
-- Разумеется, нет! - вскричал Вальтер.
-- А крестьянин возразил: "Прежде всего ты не допустишь эту обезьяну конюшего... это он про меня говорил, разбойник... вывести лошадей из конюшни; потом мы уж уговорились с капитаном, охраняющим ворота, что число солдат его будет удвоено, решетка опущена и запрещено будет поднимать ее без позволения, а капитан придет только, когда пробьет четыре часа. Тогда треска попадется на удочку, а в наши карманы попадут деньги".
-- Недурно придумано, - сказал Шафлер.
-- Еще крестьянин прибавил, что надобно привлечь на их сторону начальника городской стражи, чтобы он не помешал этой измене. Тогда разбойники удалились, а я со всех ног побежал в гостиницу, оседлал наших лошадей, бросил деньги в ясли и пришел сюда, предупредить вас о заговоре.
Оружейник уже не находил карлика смешным и с чувством пожал ему руку.
-- Ты славный малый, - сказал он, - и может быть спасешь жизнь твоего господина. Ясно, мессир Жан, что против вас составлен заговор и вас хотят захватить.
-- И, вероятно, эту западню устроил ваш враг Перолио, - заметил Франк.
-- Больше некому, - отвечал граф. - Он один способен придумать такую неблагородную шутку. Но он может ошибиться. Чтобы поймать треску, надобно крепкую удочку, и не одну.
-- Однако, мессир, надо обдумать дело хорошенько, - сказал Вальтер спокойно, но решительно. - Во всяком случае, вы можете надеяться на меня и на Франка. Не правда ли, сын мой?
-- Да, хозяин, я обещал мессиру Шафлеру безграничную преданность.
-- Отправимся же, дети мои, - сказал Вальтер, - потому что время уходит. Ты, Франк, выбери четырех самых сильных работников и следуй за нами в ста шагах.
-- Хорошо, мастер.
-- Не вели им снимать рабочих передников, чтобы подумали, что они идут с работы.
-- Не взять ли им оружие?
-- Нет, довольно с них и палок со свинцовыми концами, да пусть под передниками спрячут ножи.
-- Все будет исполнено.
-- Скажи также, чтобы Маргарита дала каждому по кружке пива и по стакану вина.
Франк вышел, а Шафлер, надевший, с помощью Генриха, свой нагрудник, взял меч. Но Вальтер, находя, что будущий его зять недостаточно вооружен, подал ему секиру с костяной ручкой, которую вынул из шкафа, а сам взял короткий, но широкий меч.
На лицах Марии и ее матери выражалось сильное волнение. Бедная Марта хотела успокоить дочь, но когда увидела, что муж вооружается, произнесла:
-- Вальтер, ради Бога, что ты делаешь?
-- Успокойся. Ты знаешь, что я не забияка, но нельзя же не защищать себя. Правда, бывают минуты, когда кровь кипит во мне, как у молодого человека, но это ненадолго, и я опять делаюсь флегматиком. Будь уверена, что все устроится к лучшему. Я имею влияние на добрых граждан нашего города и надеюсь, что они меня послушаются. Но пора, любезный зять, отправимся в путь.
Вальтер и граф поспешно вышли. Генрих подвел своему господину лошадь, но он хотел дойти пешком до городских ворот, которые были недалеко, и потому велел вести лошадей. Подойдя к ним, Вальтер, осмотрев все, сказал:
-- Генрих не обманул нас. Решетка опущена, стража бурграфа удвоена, но и городская наша гвардия тут же. Прошу вас, мессир, позвольте мне поговорить с ними и не вмешивайтесь до времени. Все зависит от хладнокровия.
Входя под своды ворот, Вальтер оглянулся, заметил приближение Франка с товарищами и Генриха с лошадьми и проговорил:
-- Хорошо, все на своих местах, начнем атаку.
-- Ворота заперты, - закричал солдат бурграфа, стоявший на часах, - сегодня никого не выпускают из города.
-- Это что за новость? - отвечал оружейный мастер. - Обыкновенно решетку опускают в пять часов.
-- Может быть!
-- В таком случае, любезный, потрудись поднять решетку, потому что мне надобно идти за город.
-- Нельзя, - проговорил солдат грубо.
-- Разве ты командуешь этим постом? - спросил Вальтер строго.
-- Нет не я, но мне приказано никого не выпускать.
-- Где ваш начальник?
-- Капитан ушел.
-- Да мне и не надобно капитана. Охранение города поручено гражданам, и я хочу видеть начальника городском стражи, а не иностранца, наемника бурграфа.
Вальтер намеренно возвысил голос, потому что городские стражи вышли из караульни и с удовольствием слушали слова мастера, льстившие их самолюбию. Так как начальник их был тут же, то он выступил вперед и сказал:
-- Вы правы, мастер Вальтер. Здесь должен командовать начальник алебардщиков. Скажите, что вам угодно?
-- Вот это начальник, так начальник, - сказал мастер весело. - Это начальство я готов всегда признать. Здравствуйте, мастер ван Шток, здоровы ли ваши домашние? Как идет пивоварня? Наверное, хорошо. Очень рад.
И он дружески пожал руку товарищу.
-- Что это значит, любезный ван Шток, - продолжал он, - что сегодня решетка опущена так рано?
-- Право не знаю, это капитан воинов приказал ее опустить.
-- Разве боятся нападения монсиньора Давида?
-- А! Это вы, ван Брук, - сказал оружейник, обращаясь к подошедшему гражданину. - Сегодня ваша очередь стеречь ворота. Вы редкий гражданин, потому что при вашем слабом здоровье могли бы и отказаться от должности.
Ван Брук был высокий, толстый мужчина, у которого была страсть жаловаться на воображаемые болезни. Он только улыбнулся на слова Вальтера и тяжело вздохнул.
-- Что ж, товарищи, - продолжал хитрый оружейник, - прикажите поднять решетку; я хочу прогуляться за городом с моим гостем.
Алебардщики посмотрели в смущении друг на друга, не зная что делать, но часовой отвечал за них.
-- Для вас можно поднять решетку, потому что вас все знают, но ваш гость должен ждать возвращения капитана.
-- Позволь тебе заметить, любезный, - возразил Вальтер, - что ты напрасно отвечаешь, когда тебя не спрашивают. Я привык говорить с хозяевами, а не с их слугами. Вот почему я обращаюсь к гражданам Амерсфорта, которые одни имеют право здесь командовать. Неужели мы позволим распоряжаться у нас наемным солдатам бурграфа? ван Шток, ван Брук, неужели вы повинуетесь наемникам?
-- Нет, нет, мы здесь начальники! - вскричали граждане. - Никто не смеет командовать нами.
-- Я тоже думаю, что наши права должны быть уважаемы. Прикажите же выпустить нас, потому что нам надобно торопиться.
-- Да, - сказал ван Шток, - я прикажу поднять решетку.
-- И прекрасно! - кивнул Вальтер. - Да здравствует городская стража!
-- Только подождите немного, мастер, я пошлю за капитаном; он сейчас придет.
-- Зачем вам капитан?
-- Да ведь он запретил...
-- Так стало быть, он здесь старший? Так бы и сказали. Теперь я буду знать, что ваши алебарды ничего не значат и что город стерегут наемные солдаты. Граждане свободного города Амерсфорта не смеют выйти за город без позволения иностранного капитана! Клянусь св. Мартином, я и не подозревал, что у нас такие обширные права. Скажите, ван Брук, не надобно ли просить позволения капитана, если мы захотим обедать часом раньше. Ведь он назначает же часы наших прогулок?
Эти иронические слова произвели действие.
-- Он смеется над нами, - ворчали алебардщики. - Оружейник много себе позволяет!
-- Ну, да, смеюсь, - сказал Вальтер, к которому подошли его работники и его несколько молодцов. - Я говорю, что вам стыдно повиноваться солдатам бурграфа, подло унижаться перед иностранцами.
-- Оружейник прав! - вскричали многие голоса, подстрекаемые Франком и его товарищами. - Мы не хотим унижаться, не хотим слушаться наемников.
-- Так кто же смеет не выпускать нас из города? - произнес Вальтер. - Вы видите, что права наши нарушены.
-- Да вас никто и не задерживает, - заговорили солдаты, выстроившиеся перед решеткой, - вы можете идти за город, только мы не выпустим дворянина, который с вами.
-- По какому праву? - спросил Шафлер, которому надоело молчать.
-- Но вы служите бурграфу, вы должны ему повиноваться?
-- Без сомнения.
-- Так вот приказ бурграфа выпустить меня из города. Поднимите решетку.
И Шафлер показал офицеру свой пропуск, но то отвечал:
-- Я не умею читать.
Вальтер взял бумагу, и показав ее ван Штоку сказал:
-- Не мое дело, - возразил офицер. - Я знаю своего капитана. Подождите немного; он скоро придет и велит пропустить.
-- В самом деле, отчего вам не подождать? - проговорил начальник милиции. - Ведь вам говорят, что капитан придет через несколько минут.
-- Собаки, а не граждане! - проворчал оружейник сквозь зубы. - Ни рыба, ни мясо! Разве вы не видите, что эти бездельники составили заговор против храброго дворянина и дожидаются, чтобы прошел час, назначенный в пропуске, чтобы арестовать его?
-- Неужели? - сказал ван Шток так же хладнокровно. - Ведь это не совсем честно.
Между тем Франк, сговорившись со своими товарищами, подошел к Шафлеру и сказал ему:
-- Мессир, надобно решиться на отчаянный поступок, или все будет потеряно. Сейчас бьет четыре часа, и с первым звонком колокола явится капитан с другими солдатами, чтобы арестовать вас. Мастер Вальтер потерял много времени с разговорами; наемники не уступят, а граждане очень слабы. Садитесь на лошадь и обнажите меч, а мы ворвемся силой в караульню и, добравшись до цепи, поднимем решетку.
-- Хорошо, Франк, мое терпение уж истощилось. Вперед!
Подозвав Генриха знаком, он ловко вскочил на лошадь и, подъехав к самым воротам, закричал:
Удивившись этим приказаниям, солдаты не знали, что отвечать, но не двигались с места, никак не воображая, чтобы один человек осмелился напасть на двадцать четыре солдата. Но граф бросился в середину их, размахивая мечом на обе стороны, а за ним пробирался карлик на своей черной лошадке, размахивая секирой, данной Вальтером.
Произошла суматоха. Франк с товарищами и другими работниками бросился на солдата, крича: "Смерть наемникам!" Палки и ножи пошли в дело. Солдаты, со своей стороны, защищались отчаянно. Но так как они не ждали нападения и пищали их не были заряжены, притом же и гражданская стража, вероятно одумавшись, направила против них свои длинные алебарды, то солдаты хотели уже отступить, как вдруг офицер закричал им:
-- Ребята, держитесь еще одну минуту. Сейчас бьет четыре часа и капитан подходит. Прижмитесь к стене и не допускайте до цепи решетки.
Свалка возобновилась с большим ожесточением. Угрозы, проклятия слышались со всех сторон; одни порывались к цепи, прикрепленной машиной, другие оттесняли нападающих. Вдруг раздался первый удар колокола.
-- Нет еще, - вскричал Франк, который сделал последнее усилие, оттолкнул двух солдат, закрывавших собой машину, бросился на офицера, который держал ручку машины и ударил его так сильно палкой по голове, что тот упал.
В эту минуту раздался третий удар колокола.
-- Он погиб! - вскричал Вальтер с отчаянием.
-- Нет, он спасен! - раздался голос Франка. - В галоп, мессир, в галоп, решетка поднята!
В эту самую минуту у входа в караульную показался капитан с новым отрядом солдат.
-- Поздно! - вскричал переодетый крестьянин, которого называли Фрокаром, который смотрел из-за угла на битву, не принимая в ней участия.