Дочь оружейника.
Часть первая.
XVI. Клеймо

XVI. Клеймо

Пора вернуться в магазин "Золотого Шлема", где жена и дочь оружейника остались в опасном обществе.

Для добрых, честных и слабых людей недоверчивость невозможна, потому что тогда надобно бороться и ненавидеть, что несвойственно их натурам.

При первом появлении своего страшного жильца Марта пришла в ужас и молилась всем святым, но Перолио оказался таким ласковым, учтивым, выдавал себя за покровителя Вальтера, хлопотал о его освобождении, и добрая женщина уже упрекала себя, что смела подумать дурно о защитнике, которого им послала судьба. К тому же обе женщины не знали, что начальник Черной Шайки ненавидит ван Шафлера и сжег его родовой замок. Если бы Марта могла прочитать в сердце того, кого называла посланным от Бога, она ужаснулась бы; но Перолио действовал так умно и ловко, что и опытный человек не отгадал бы его тайных замыслов. Двум простым женщинам было немудрено довериться ему, тем более, что он не сказал ни одного слова, которое могло бы заставить покраснеть девушку или возбудить подозрение матери.

Первый работник, заступивший на место Франка, не мог быть опасным для Перолио, но он боялся другой особы, которая часто является в семействе оружейника. Это был почтенный приходский священник, духовник Марии, патер ван Эмс. Он приходил каждый день утешать двух женщин, что очень не нравилось Перолио, и он решил склонить священника на свою сторону. Это было не трудно для хитрого итальянца, который мог разыгрывать самые различные роли. Он начал смиренно слушать поучения матери, каялся в своих грехах, оплакивал нравственность века и сожалел, что обязанности рыцаря заставляют его проливать кровь невинных и не дают времени раскаяться и смыть свои невольные преступления.

Сверх того Перолио, заметив, что добрый ван Эмс чрезвычайно уважает все реликвии, показал ему много будто бы священных вещей, полученных от самого папы и подарил ему две древние камеи, выдавая их за изображения святых.

Добрый старик тоже доверился бандиту и начал хвалить его набожность и великодушие. Зная, что Перолио хлопотал о выкупе мастера Вальтера, ван Эмс тоже послал со своей стороны просьбу к викарию монсиньора Давида и скоро получил на нее ответ. Но этот ответ еще более опечалил семейство оружейника. Викарий писал, что епископ, зная искусство пленника, не отпустить его ни за какой выкуп, потому что он будет изготовлять оружие для неприятеля.

Мать и дочь пришли в отчаяние, и Перолио, бывший причиной такого ответа, казался тоже печальным. Потом он вскочил с места в сильном негодовании и, взяв руки плачущих женщин, вскричал:

-- Не отчаивайтесь, друзья мои, надежда еще не потеряна. Клянусь моим, мечом, что мастер Вальтер будет свободен. Я предложу в замен его двенадцать воинов епископа, взятых мной в плен. А если он и тогда откажет... Я нападу со всей Черной Шайкой на замок Дурстед, и хоть он почитается неприступным, но я, может быть, возьму его и кончу войну, избавив Фландрию от беспокойного бургундца.

-- Что вы, сын мой! - вскричал патер ван Эмс, крестясь. - Разве можно дерзнуть поднять руку на епископа!

-- Отец мой, - проговорил смиренно бандит, - все средства извинительны для достижения благой цели.

Знаменитое правило иезуитов было, кажется, известно и в пятнадцатом веке.

И поклонившись почтительно священнику и пожав с чувством руки женщин, Перолио тихо вышел из комнаты.

Придя к себе, он бросился в кресло мастера Вальтера, поставленное тут доброй Мартой, и засмеялся, думая о том, что ловко обманул всех.

Но отсутствие отца было недостаточно для замыслов бандита. Ему надобно было удалить и духовника, который мешал ему своими нравоучениями и влиянием на молодую девушку. Без него нетрудно погубить Марию.

Пока он приискивал средства осуществить свои планы, в комнату тихо вошли Вальсон и Фрокар.

Перолио послал их с поручением к бурграфу в Утрехт и они, исполнив его, явились к своему начальнику и рассказали, что чуть было не взяли в плен важную птицу.

-- В городе моего союзника бурграфа не могло быть важной добычи, - проговорил Перолио. - Вы ошиблись.

-- Нет, капитан, - сказал Фрокар, - мы почти поймали птицу, у которой сожгли клетку.

-- Ван Шафлер был в Утрехте! - вскричал итальянец. - Зачем?

-- Поручение было опасно, и если такой человек, как ван Шафлер, принял его...

-- Стало быть ему хорошо заплатили, - окончил Фрокар, ценивший деньги выше всего на свете.

-- Ему обещали свободу оружейника, - подумал Перолио, и отгадал.

Потом, посмотрев строго на Вальсона, он прибавил:

-- И ты прозевал такую славную добычу?

-- В этом виноват проклятый монах, - отвечал флегматичный англичанин. - Он выпустил из рук карлика, который надул его.

-- Что ж вы не поскакали за ним в погоню?

-- Их нельзя было догнать, капитан. У нас не были готовы лошади, и мы не знали, по какой дороге они поехали.

-- Вы ничего не умеете сделать. Если граф исполнил свое поручение в Утрехте, то выпросит свободу тому, кто не должен быть здесь.

-- Отцу красавицы Марии, - сказал Фрокар.

-- А разве у вас не все кончено с ней? - спросил Вальсон.

-- Еще и не начиналось, - угрюмо проговорил Перолио.

-- Это удивительно. Вы, капитан, всегда действовали быстро.

-- Здесь надобно быть осторожным.

-- Не понимаю... - промычал англичанин, знавший многие похождения своего начальника.

-- Я хотел раз двадцать покончить все это, - продолжал Перолио. - Фрокар подделал мне ключ к ее спальне, но и это понапрасну. Комната Марии пуста, потому что она спит теперь у матери. Что же мне делать? Поднять шум на весь город?

-- Немного больше шума или меньше... не все ли равно? - заметил хладнокровный лейтенант.

-- Не советую тебе шуметь здесь, - сказал Фрокар, - если не хочешь, чтобы стража города проглотила тебя живого.

-- Тебя можно проглотить, - отвечал Вальсон, - а мной подавятся.

-- Нет, они готовы будут съесть всю Черную Шайку, вместе с нашим знаменитым капитаном, - возразил монах. - Ты иностранец, Вальсон, и не знаешь здешних обычаев. Мещане кажутся смирными, добрыми и не вмешиваются в ссоры вельмож, в драки солдат, но чуть кто дотронется до их привилегий, до их семейств, они явятся разъяренными львами, так что ты их и не узнаешь. Они не очень жалуют начальника Черной Шайки, но если узнают, что он оскорбил дочь уважаемого гражданина, то удочки и трески забудут свою вражду, соединятся вместе и будут травить нас, как диких зверей.

-- Ты забыл здешние каналы и болота; нас загонят в какую-нибудь трущобу и утопят.

-- Он прав, - заметил Перолио. - Здесь не любят иностранцев, а меня ненавидят вельможи и друзья бурграфа. Я знаю, что при первом случае все восстанут на меня, и хоть я дорого продам свою жизнь, и мои храбрецы тоже, но все-таки надо быть безумным, чтобы дразнить этих фламандских медведей, которые, пожалуй, выгонят нас из своих болот, прежде чем мы обберем их хорошенько.

-- Именно, капитан! - вскричал Фрокар.

-- Притом, - прибавил англичанин, - здесь нет недостатка в веселых женщинах, и я удивляюсь, что вы привязались к этой белокурой плаксе. Стоит ли она южных красавиц! Вот каких женщин я люблю!

-- Ты любишь женщин, которые не сопротивляются, и совершенно прав; но я и в любви как на войне, люблю препятствия, которые усиливают мои страсти. Этот белокурый ребенок возбудил во мне совершенно новое чувство, какого я еще не испытывал, и за обладание ею я готов отдать тело и душу. Она будет моей, Вальсон, волей или неволей, силой или хитростью. Но прежде надобно употребить хитрость и терпение... потом прибегнем к силе.

-- Я вам предлагал еще одно средство, - сказал Фрокар, - помните, я говорил о таинственном напитке?

-- Если надо кого отравить, - заметил англичанин, - стоит обратиться к Фрокару.

-- Совсем не отравить, - отвечал монах, - а сделать девочку нежной и страстной. На это есть средства. Притом этот эликсир совсем не моей работы; его делает одна колдунья.

-- А где эта дочь сатаны, искусство которой ты мне хвалил?

-- Она исчезла, капитан.

-- Не свернул ли ей шею ее родитель?

-- Это было бы большое несчастье для вас, потому что она одна может помочь вам.

-- Но куда она девалась? - вскричал бандит с нетерпением, - где ты сам видел ее?

-- Извольте, я вам расскажу о свидании с колдуньей. Послушайте...

Вальсон, предвидя длинный рассказ, сел в кресло и стал слушать.

-- Мы были еще на службе бургундца, - начал Фрокар, - и стояли близ замка Одик. Дела было у нас мало, и я предложил Рокардо и Скакуну маленькую экспедицию к соседним крестьянам.

Мы пошли прямо в одну хижину, где жил старый земледелец с женой. Оба лежали больные и жаловались нам, что накануне их ограбили удочки, не оставив ни куска хлеба. Товарищи мои поверили этой сказке и даже пожалели стариков, но меня мудрено разжалобить и надуть, и я, подойдя к старику, начал его легонько щекотать ножом. Хитрец тотчас выздоровел и признался, что удочки не все у него унесли, и что на чердаке осталось еще немного провизии нам на ужин.

Мы пошли туда и под разным хламом нашли окорока, сало и много теплой одежды, что очень полезно в этой земле болот и лягушек.

Покуда мы хозяйничали, старик скрылся неизвестно куда, а старуха продолжала стонать на своей постели. Я заметил у нее на шее черную ленту, на которой висело что-то блестящее, что она крепко сжимала в руке.

"Верно какая-нибудь драгоценная вещь", - подумал я, а я очень люблю эти предметы, особенно если они из благородного металла. Я приблизился к постели и хотел пощупать у старухи пульс, но она все не разжимала руки, несмотря на все мои убеждения. Надобно признаться, что в подобных случаях женщины всегда настойчивее мужчин и что с ними надобно употреблять крайние средства. Увидев на огне котелок с кипятком, я взял его и опустил туда руку старухи.

-- Продолжай, Фрокар, - сказал спокойно Перолио, - меня занимает твой рассказ.

-- Старуха разжала кулак, - продолжал палач, - и оттуда выпал удивительный золотой крест. Когда мы вышли из хижины с добычей, было уже так темно, что мы сбились с пути и чуть не увязли в болоте. Притом начала разыгрываться буря, и мы проклинали нашу экспедицию, как вдруг увидели огонек и пришли к другой хижине, еще меньше и беднее первой. Обрадовавшись и этому убежищу от грозы, мы постучались, но так как нам не отворили, то мы выбили дверь и вошли.

-- Что вам надобно от цыганки, которая знает прошедшее, будущее и настоящее? - закричал визгливый голос из глубины комнаты.

-- Мы просим позволения укрыться от непогоды и отдохнуть, - отвечал я самым нежным голосом.

-- Кто вы? - спросил голос еще резче, так что покрывал шум бури.

-- Мы честные люди, сбились с дороги.

-- Честные люди! - повторила колдунья со страшным хохотом. - Хороши честные люди! Вы думаете обмануть меня... мне хозяин уже сказал, что вы принадлежите к Черной Шайке. Вы разбойники, грабители, а не честные люди. Я знаю, откуда вы пришли, слышу запах сала и ветчины... хозяин знает все ваши подвиги.

-- Признаюсь, капитан, я и товарищи немного струсили. В хижине было темно, как у сатаны; мы не видели колдуньи и, стало быть, она не могла нас разглядеть... Кто же, кроме дьявола, мог сказать ей, кто мы и откуда пришли?

-- А старик, которого вы ограбили и который ушел прежде вас! - сказал Перолио, смеясь.

-- Да, это возможно, синьор, - ответил Фрокар задумавшись, - это еще можно объяснить, но как объяснить дело с крестом?..

-- Что такое?

-- А вот послушайте. Колдунья зажгла старую лампу у очага и развела огонь. Когда хижина осветилась, Рокардо и Скакун уверяют, что когда запылал огонь, в одном углу увидели на минуту страшную форму с рогами, которая тотчас исчезла: я же заметил только два огненных глаза, которые пристально смотрели на меня.

-- Трус! - проговорил Перолио.

-- Наверно в хижине было зеркало, - заметил Вальсон, - и мессир Фрокар принял свою собственную фигуру за дьявола.

-- Смейся, - сказал Фрокар, - а если бы ты был на моем месте, и твои рыжие волосы стали бы дыбом от страха.

-- Кончай свою сказку, - перебил начальник с нетерпением. - А что, эта колдунья была молода или стара?

-- Кто ее знает, капитан. Эта дочь сатаны ни стара, ни молода, и лицо ее почти совсем закрыто космами седых волос. Рокардо, однако, узнал ее и говорит, что два месяца тому назад она была причиной смерти одного из наших солдат, убитого всадником Шафлера. Он уверяет также, что она совсем не стара и не отвратительна, но я боялся рассматривать ее. Колдунья придвинула к огню лавку и мы сели, потом вылила в котелок вина, согрела его и подала нам. Разумеется, мы не решались выпить эту подозрительную жидкость, несмотря на ее приятный запах, но колдунья опять засмеялась и сказала:

-- Вы думаете, что я хочу вас отравить... не бойтесь, ваш час еще не пришел, вам осталось еще совершить несколько злодеяний, и тогда сам хозяин придет за вашими душами. А теперь пейте и грейтесь...

-- Так как я не трус и чувствовал сильную жажду, то решился прежде всех попробовать дьявольского напитка. Мне показалось, что это хорошее вино, вскипяченное с разными пряностями, и я уверен, что оно понравилось бы и лейтенанту Вальсону. Товарищи последовали моему примеру. Скоро мы почувствовали приятную теплоту во всех членах и нас начала одолевать дремота. Колдунья взяла опять какую-то склянку и плеснула ею на огонь... В хижине разлился сильный, одуряющий запах. Голова у меня закружилась, и я хотел выйти на чистый воздух, но ноги не повиновались мне, предметы начали мешаться в глазах, я хотел закричать, позвать товарищей, но голос не выходил из горла. Глаза мои закрылись и я не помню, что потом было со мной... Я не спал, потому что это положение нельзя назвать сном, я был мертв и мои товарищи тоже.

-- Вы были просто пьяны, - заметил капитан.

Англичанин промычал какую-то угрозу и выпил залпом стакан вина.

-- Тем и кончились твои приключения с колдуньей? - спросил Перолио.

-- Нет еще, дьявол начертил свое клеймо на моей правой руке, воспользовавшись моим летаргическим сном.

Перолио вскочил с места, как будто невидимая сила приподняла его. Он покраснел и глаза его невольно устремились на собственную руку, покрытую черной перчаткой; но заметив, что Вальсон и Фрокар смотрят на него с удивлением, сел опять.

-- Твоя история похожа на легенду, - сказал он, - все эти глупости сердят меня и притом ты рассказываешь очень долго. Кончай скорее.

-- Извольте, синьор... Когда мы проснулись, был светлый день и колдунья исчезла со всей нашей добычей. Я стал шарить в карманах, надеясь найти крест, но не тут-то было. Крест исчез, но вы не поверите, капитан, изображение его осталось у нас на правой руке, и мы до смерти будем ходить с этим клеймом.

И приподняв немного рукав, Фрокар показал свою руку, на которой отпечатан был крест с буквой Ф. Татуировка синего цвета была сделана превосходно.

-- Вот вам и доказательство моей встречи с дьяволом или его дочерью. Колдунья позаботилась даже поставить начальную букву моего имени.

-- Это очень умно с ее стороны, - проговорил флегматичный Вальсон. - Когда ее папенька придет за тобой, то не сможет никак ошибиться.

Между тем, Перолио, хотя и неподвижный, был в волнении. Глаза его не отрывались от руки Фрокара. Наконец, не в состоянии пересилить себя, начал быстро ходить по комнате, кусая губы до крови.

Фрокар подозрительно следил за всеми движениями своего начальника, а Вальсон спокойно продолжал пить вино.

Вдруг Перолио остановился перед монахом.

-- Ты встречался еще с этой колдуньей? - спросил он.

-- Нет, капитан. Мы искали ее, ждали три дня, что она вернется в свою лачужку, но она не показывалась, и мы сожгли ее жилище.

-- Так вы не знаете, что с ней случилось, где она может быть?

-- Не знаем. Окрестные жители очень жалеют о ней, потому что она предсказывала им хорошую погоду и урожай, лечила их и умела делать напитки, способные возбудить любовь в самых бесчувственных людях. Говорят, что она погубила одну молодую девушку и за это превращена в сову, другие говорят, что она скрылась в окрестностях Никерка и живет в развалинах старого Падерборнского аббатства вместе с легионом дьяволов, которые служат ей.

-- Через пять дней ты должен узнать, где эта колдунья, - сказал Перолио мрачно. - Я хочу видеть ее.

-- Пять дней мало, синьор.

-- Три золотых флорина, если узнаешь, - продолжал капитан, - а в противном случае, в первом же сражении я поставлю тебя впереди Черной Шайки.

-- И я буду возле тебя, - прибавил Вальсон.

И бросив насмешливый взгляд лейтенанту, палач вышел из комнаты.

Через три дня после этой сцены Перолио сидел в общей комнате, где собиралось семейство оружейника. Мария работала возле матери, а итальянец пел романс, аккомпанируя себе на мандолине. У Перолио был хороший голос и молодая девушка слушала его с заметным волнением. Бандит радовался этому, воображая, что красавица поняла его любовь, но она думала о другом, слушая страстную историю молодого пастуха, который любит невесту своего друга.

Мария думала о Франке... думала о том, что она невеста ван Шафлера, а Франк готов для нее жертвовать жизнью, свободой.

В этот вечер патер ван Эмс почему-то не пришел, что очень беспокоило Марту. Перолио радовался этому случаю и ждал, когда мать выйдет из комнаты и оставит его одного с Марией. Вдруг дверь отворилась и почтенный священник вошел с веселым лицом.

-- Дети мои! - вскричал он. - Господь смиловался над нами, молитвы ваши услышаны... ваш муж, Марта, ваш отец, Мария...

-- Что такое? Говорите, батюшка!

-- Он свободен, он скоро будет с вами.

Обе женщины бросились со слезами к старику, повторяя счастливую весть и не смея ей верить. Перолио нахмурился.

-- Да, дети мои, - продолжал патер, - известие это верно. Вчера я пошел в монастырь св. Бригитты, где моя сестра настоятельницей; там я встретил секретаря викария - епископа, и он мне сказал, что сам викарий получил приказание отправиться в Дурстед, в тюрьму оружейника Вальтера и объявить ему, что он свободен без выкупа, и может возвратиться в Амерсфорт. Секретарь прибавил, что викарий уже исполнил это приказание и что дня через два мастер будет дома.

Как описать радость бедной женщины и ее дочери? Они плакали и смеялись, целовали руки священника и, упав на колени, благодарили Бога, что он смягчил сердце епископа.

-- Дети мои, - сказал почтенный духовник, - поблагодарите и того, кому вы, после Бога, обязаны избавлением Вальтера.

И он указал на Перолио, который напрасно старался скрыть смущение при известии, разрушавшем все его планы. Он не мог сомневаться в справедливости слов духовника и, подойдя к нему, крепко сжал ему руку.

-- Отец мой! - проговорил он. - Мы все исполнили наш долг. Поверьте мне, я счастлив, что монсиньор принял такое благое намерение, и думаю, что он исполнил небесное внушение, а не мою просьбу.

-- Разумеется, сын мой, - отвечал старик, - ничего не делается без Божьей помощи, но вы, синьор Перолио, тоже употребили все ваши усилия, все влияние на епископа.

-- Да! - вскричали мать и дочь. - Вы наш спаситель, мы должны благодарить вас.

И обе женщины с жаром схватили бандита за руки.

-- Что вы делаете, добрая Марта, милая Мария? - говорил он с заметным волнением. - Мне, право, совестно... и если я помог освобождению мастера, то слишком награжден за то вашими ласками, вашей дружбой.

И он обнял Марту с нежностью сына, потом, обратись к Марии, сказал тихо:

-- Позволите ли вы мне поцеловать вас, как сестру?

Молодая девушка покраснела; она не совсем доверяла этим братским ласкам.

Мария, молча и краснея, повернула свою прекрасную головку к Перолио и тот сорвал поцелуй с ее губ.

Молодая девушка побледнела и задрожала при этом жгучем прикосновении.

Перолио, взволнованный, думал в это время: "Эта красавица будет моей, и никакая сила не вырвет ее из моих объятий".

И скрывая свои преступные мысли под веселой наружностью, он вежливо поклонился хозяйкам и патеру, прибавив:

-- Я надеюсь, друзья мои, что завтра мы будем праздновать возвращение мастера Вальтера.

Но, выйдя из общей комнаты, Перолио в минуту изменился. Давно скрываемая злость исказила его черты, глаза заблестели; он вбежал к себе и, увидев Ризо, закричал ему:

-- Приведи ко мне Фрокара, торопись...

-- Где мне искать его, мессир граф? - спросил паж, дрожа от страха, потому что в гневе господин его бывал ужасен.

-- Ищи где-нибудь в кабаке, а если встретишь Видаля, Рокардо или Прыгуна, позови их, только скорее.

Ризо бросился к двери, но на самом пороге наткнулся на человека, который входил.

-- Тише, мальчуган, куда торопишься? - говорил, смеясь, Фрокар.

-- Тебя спрашивает капитан, - отвечал паж.

-- А, это ты! - сказал Перолио. - Мне надобно поговорить с тобой. Ризо, уйди.

-- Убирайся к черту с твоей колдуньей! Теперь не до нее, - закричал начальник.

-- Как не до нее? - возразил Фрокар, - а три флорина, которые вы мне обещали? Ведь пяти дней еще не прошло. Я заслужил награду.

-- Я не отказываюсь от обещанного и, вместо трех, дам тебе пять, восемь, десять флоринов, если ты поможешь выпутаться...

-- Говорите, капитан, я на все готов... за десять флоринов.

-- Папенька нашей красотки!.. Худо!

-- Черт!

-- Надобно найти средство задержать его в дороге.

-- Это нелегко, но возможно.

-- Возможно! - повторил Перолио радостно. - Я знаю, что ты способен на все. Двенадцать флоринов, если ты обработаешь это дело.

-- Эти деньги мои, капитан, я вас хорошо понял... Вы хотите, чтобы мастер Вальтер не вернулся сюда. Надобно задержать его... всеми средствами?

Последние слова он проговорил значительно, смотря прямо в глаза начальнику.

-- Хорошо... Будет исполнено.

-- Не забудь только, что бурграф очень привязан к этому оружейнику или к его искусству, стало быть делай так, чтобы не было никакого подозрения на Черную Шайку, а то за малейшую неловкость я велю тебя повесить или колесовать, в пример всем дуракам, которые не умеют обделывать дела так, чтобы не попадаться.

-- Не беспокойтесь, капитан; если с бедным оружейником случится какое-нибудь несчастье, в этом виновата будет судьба или солдаты епископа.

-- Хорошо. А сколько тебе надобно людей... играть роль судьбы?

-- Выбери их сам и скажи, чтобы они по одиночке вышли из города и переоделись.

-- Я все устрою, капитан.

-- Ступай же, не теряй времени.

Фрокар дошел до двери, но остановился и сказал:

-- Ах да, я и забыл! Где она живет?

-- В развалинах Падерборнского аббатства.

-- На берегу реки Лек, между Никерком и Пультеном, недалеко от Абденгофского монастыря, знаменитого по лекарствам от всех болезней, которые там приготовляют. Говорят, что лекарства эти приготовляет сама колдунья, а монахи только пользуются ее искусством.

-- Только в полночь, когда она готовит свои зелья и призывает демонов.

-- Кто меня проводит в развалины?

-- Прыгун знает дорогу.

-- Ступай же.

Бандит заметил это, вынул три монеты и бросив их своему сообщнику, прибавил:

-- Вот тебе, старайся заслужить остальное.

-- Приготовьте деньги, синьор, - сказал палач, поднимая золото. - Я скоро вернусь назад.