Дочь оружейника.
Часть первая.
XIX. Действие напитка

XIX. Действие напитка

После этой экспедиции Перолио отдыхал, лежа в постели, закутанный в бархатную мантию на меху. Он невольно думал о колдунье и не мог не ужаснуться, вспоминая ее слова. Давно ли он смеялся над легковерием Фрокара, а теперь сам не мог не верить чудной старухе.

"Да, - говорил он сам себе с сильным волнением. - Она должно быть дочь сатаны. Кто другой мог открыть ей тайну, которую я скрываю от всех? Кто сказал ей слово, которое жжет мне руку под перчаткой?.. А имя Марии... Поручение, данное Фрокару... Сам ад в этой женщине. А когда я хотел убить ее, чтобы посмотреть, какое это существо, один ее взгляд остановил меня. Да, я, Перолио, испугался этого взгляда... не смел поднять руки... а она смотрела на меня спокойно и насмешливо. Я не могу забыть выражения ее лица в эту минуту. Оно все предо мной, и мне кажется, что черты ее мне знакомы..."

И капитан погрузился в такую задумчивость, что не слышал, как вошел Ризо, доложивший о приходе Фрокара, не поднял головы, когда пред ним встал монах и посмотрел на него насмешливо. Только голос его пробудил Перолио из задумчивости.

-- Здравствуйте, синьор капитан! - сказал Фрокар.

-- А, это ты! Какие вести?

-- Моя экспедиция удалась.

-- Где оружейник?

-- Далеко, он теперь не помешает вам.

-- Где он?.. Говори.

-- На дне Лека.

-- Ты его убил?

-- А разве было другое средство задержать его? Я славно придумал план и исполнил его. Могу сказать, что я вполне заслужил обещанную награду.

И Фрокар, рассказав все происшествие, прибавил:

-- Теперь, синьор, пожалуйте пятнадцать флоринов.

-- Во-первых, любезный, я обещал тебе только двенадцать...

-- Может быть, у меня плоха память.

-- А во-вторых, я обещал тебя повесить, если кто узнает, что я участвовал в заговоре против мастера Вальтера.

-- О! Будьте покойны, капитан; мы действовали так ловко, что никто не может и подозревать нас.

-- И однако об этом знают...

-- Сегодня ночью мне рассказали о твоем плане и смерти оружейника.

-- Вы шутите, капитан? Кто мог сказать это?

-- Колдунья падерборнских развалин.

Фрокар побледнел и перекрестился.

-- Вы... вы... были у нее? - проговорил он, заикаясь.

-- Да, я видел ее, и она...

-- Знает все?

-- Да.

Зубы монаха застучали, но он оправился и сказал:

-- Теперь, синьор, вы сами удостоверились, что эта колдунья - дочь сатаны. Кроме ее папеньки, никто не мог узнать наших тайн... А вы не хотели мне верить.

-- Погоди... Уверен ли ты, что ключ, сделанный тобой...

-- Мой ключ - просто талисман... Я тоже колдун, капитан, и отвечаю за мою работу... Счастливой ночи, синьор...

И монах ушел, гордясь своими гнусными поступками.

В восемь часов вечера приготовлен был ужин к возвращению мастера Вальтера, и Перолио был, разумеется, приглашен. Он пришел с пажом и застал своих хозяек в сильном беспокойстве. Патер ван Эмс истощал все свое красноречие, чтобы успокоить их.

-- Как хотите, мой отец, - говорила Марта, - а Вальтер бы должен быть здесь. Наш работник часто ходит в Дурстед и обратно в Амерсфорт, и уверяет, что в это время можно быть давно здесь.

-- Да разве он знает, в который день и в котором часу Вальтер вышел из замка? - отвечал патер.

-- Во всяком случае, - прибавила Мария, - батюшка верно бы поторопился увидеться с нами.

-- Полно, дочь моя, - говорил старик, - будем надеяться на Бога. Да и как мы можем знать, что делается в Дурстеде? Может быть, граф Шафлер удержал Вальтера у себя.

Мария покраснела при имени своего жениха, а Перолио поспешил прибавить:

-- Мало ли какие препятствия могут встретиться на дороге.

-- Ну да, - подхватил ван Эмс. - Мессир Перолио прав. Вальтер мог опоздать к перевозу и принужден ждать целую ночь. Это случается каждый день; стало быть нечего беспокоиться, а лучше помолимся сегодня усерднее.

-- Помолимся, - повторил бандит, - и может быть сегодня же вечером Вальтер будет с нами.

Женщины немного успокоились; скоро подали ужинать. Хотя у мещан не было обыкновением пить вино в отсутствии хозяина дома, но для патера ван Эмса и для постояльца подан был кувшин рейнского вина.

Перолио был очень весел и любезен, занимал все общество рассказами о путешествиях и о разных приключениях. Все были очарованы ловким итальянцем и даже старая Маргарита повторяла по временам Марии:

-- Какой милый наш постоялец, просто прелесть мужчина.

Однако он не мог исполнить своего намерения, то есть бросить в стакан девушки волшебного зелья, потому что она пила только воду. За десертом Маргарита хотела, по обыкновению, уйти, но Перолио остановил ее словами:

-- Останьтесь еще на минуту, добрая Маргарита, вы должны выпить вместе с нами за здоровье и возвращение мастера Вальтера.

-- Аминь, - проговорил патер, - от этого тоста никто не откажется.

-- Ваша правда, - сказала Марта. - Только такое драгоценное здоровье не пьют ни пивом, ни водой. Мария, подай вина.

-- Нет, добрая хозяйка, - перебил Перолио, едва скрывая свою радость, - ваше вино очень крепко для женщины, и особенно для молодой девушки. Позвольте мне угостить вас сегодня редким вином.

И не дожидаясь ответа, он быстро вышел из комнаты, позвав с собой Ризо.

Скоро они вернулись; паж нес ящик черного дерева с инкрустациями, который поставил на стол, а Перолио держал в руке небольшую фляжку, тщательно закупоренную.

-- Ого! - вскричал патер. - Это верно испанское вино.

-- Нет, неаполитанское.

Перолио вынул из ящика пять золотых стаканчиков отличной отделки.

Потом он отошел к шкафу, служившему вместо буфета, приказал пажу держать стаканы и сам откупорив бутылку, начал осторожно наливать. Первый бокал был подан патеру ван Эмсу, и когда Ризо понес другой Марте, Перолио успел влить в бокал Марии напиток колдуньи. Потом, налив себе и Маргарите, он занял свое прежнее место и, глядя на молодую девушку, вскричал:

-- За здоровье мастера Вальтера и за счастливое его возвращение!

И он выпил разом, тогда как ван Эмс наслаждался маленькими глотками, приговаривая:

-- Чудо, какое вино! Оно десятью годами старше того, которое я пил у монсиньора Давида.

-- Кажется дамы не разделяют вашего мнения, - проговорил бандит с досадой, заметив, что Мария едва дотронулась до вина.

-- И я не оставила ни капельки, - сказала Маргарита, опрокидывая свой бокал.

-- Но отчего же Мария не хочет выпить? - заметил бандит.

-- Это нехорошо, дитя мое, - сказала служанка, - дно бокала - дно сердца. Когда пьешь за чье-нибудь здоровье, надо осушать до дна, чтобы не было несчастья с тем, за кого пьют.

-- Несчастья! - повторила молодая девушка.

-- Да, - сказал Перолио, - таково поверье, и притом такой отказ оскорбителен для меня; он означает ваше презрение ко мне.

-- О, не думайте этого, мессир! - вскричала Мария, с ангельской улыбкой. - Я не презираю никого.

И взяв бокал, она выпила его, но не могла удержаться от гримасы.

-- Не горько ли вино, дочь моя? - спросил патер, смеясь.

-- Да, горько, - отвечала Мария.

Все вскричали, что это невозможно, а Перолио поспешил предложить новый опыт. Ризо налил новые бокалы и Мария, попробовав из вновь налитого стакана, созналась, что вино сладко и не понятно, отчего первый бокал казался ей горьким.

После ужина Перолио простился ласково со всеми и предложил патеру в проводники своего пажа, потому что было уже поздно и улицы не совсем безопасны. Добрый ван Эмс очень был рад этому и все начали прощаться, но в это время план бандита готов был провалиться.

Читатели знают, что во время отсутствия оружейника Мария спала в комнате матери, и ключ, сделанный Фрокаром, не мог быть полезен для Перолио; но в последние два дня, когда ждали возвращения Вальтера, Мария перешла опять в свою комнату, о чем Перолио успел узнать; как вдруг Маргарита, убирая со стола, сказала Марии:

-- Послушай, дитя мое, хозяин уже не вернется ночью, так не лучше ли тебе остаться с маменькой, вам будет вместе не так скучно.

-- Я очень рада, - отвечала молодая девушка, обнимая мать, - только все мои вещи уже перенесены в мою комнату.

-- А разве трудно перейти через коридор и устроить тебе постельку? - возразила старая служанка.

Если бы взгляды могли убивать, адский взгляд Перолио убил бы старуху, которая уже пошла к дверям.

-- А если батюшка вернется? - вдруг вскричала Мария. - Ведь еще не поздно; он, может быть, в дороге.

-- Нет, сегодня его нечего ждать, - сказал патер.

-- Отчего же нет? - перебил Перолио. - Напротив, очень вероятно, что мастер, и без того запоздавший, будет торопиться, чтобы успокоить свою семью.

-- Положим, что так, - отвечал ван Эмс, - но все же городские ворота заперты и не отпираются ночью без особенного приказания бурграфа.

Хитрый итальянец не лгал: чтобы отклонить от себя подозрение, он хлопотал о позволении бурграфа отворить ворота оружейнику, и стражи действительно ждали его возвращения.

-- Вы думаете, мессир, что батюшка может вернуться сегодня? - спросил Мария.

-- Я почти уверен в этом.

-- Так не трогай ничего, Маргарита, - продолжала молодая девушка. - Я пойду в мою комнату.

Через два часа все в доме спали, и крепче всех Марта и Маргарита, не привыкшие пить вино. Не спали только Перолио и Мария.

Бандит с беспокойством считал минуты, прислушивался и, рассчитывая, что благодаря вину и волшебному напитку, Мария должна уже спать, тихо вышел из своей комнаты.

В старых голландских домах жили не тесно, и комната Марии, в первом этаже и окнами в сад, была отделена от комнаты Марты длинным коридором. Спальня молодой девушки была очень просторна, убрана просто, и в ней, кроме кровати, вделанной в стену, был дубовый шкаф, столик, и несколько стульев. В одном углу было изображение Святой Девы, распятие и аналой, в другом овальное зеркало. В этом состояло все убранство комнаты у богатых мещан пятнадцатого столетия.

Однако Мария не спала, хотя обольститель рассчитывал на это. Молодая девушка чувствовала странное волнение, как будто приняла возбудительное лекарство против сна; она сознавала в себе новые силы, и гораздо более смелости, чем в обыкновенное время. Она потеряла робость, сделалась решительной и храброй. Это было следствием волшебного напитка колдуньи.

Сев к своему столику, Мария распустила длинные волосы, расстегнула корсаж и начала думать о начальнике Черной Шайки, о его вежливости и предупредительности. Может быть, в первый раз девушке пришло на ум, что этот человек обманывает всех и носит маску, которую скоро снимет. Он ненавидит ван Шафлера; он говорят, сжег его замок, стало быть, он замышляет что-нибудь и против его невесты... "Невесты!" - прошептала девушка краснея, и вместо жениха, мысль ее перенеслась на Франка, который тоже чуть было не погиб от руки того же Перолио.

В эту минуту бандит стоял у двери спальни и тихонько вкладывал ключ в замок. Молодая девушка не слыхала легкого шума, но ее маленькая собачка, Том, выскочила из-под кровати и начала громко лаять. Мария нисколько не испугалась и не удивилась, думая, что собака услышала шаги Вальтера и, обрадованная этой мыслью, хотела броситься ему навстречу, но дверь быстро отворилась: перед ней стоял Перолио.

Мария вскрикнула и побледнела, а Том перестал лаять, потому что узнал постояльца, который часто угощал его лакомствами.

-- Мария, - сказал он, - чего вы испугались? Разве вы не узнали самого преданного друга вашего семейства, вашего друга... Мария!

И он подошел к ней, но она отскочила и схватив черную мантилью, закуталась в нее.

-- Послушайте меня, - продолжал итальянец.

-- Не подходите ко мне, мессир! - закричала Мария. - Или я стану звать на помощь.

"Проклятая колдунья! - подумал Перолио. - Я думал, что найду полусонную, нежную красавицу, а вместо того передо мной героиня".

И он продолжал еще вкрадчивее.

-- Зачем вам звать, прекрасная Мария? Разве вы полагаете, что я способен оскорбить вас, я, ваш друг, ваш гость?..

-- Зачем же вы здесь, мессир? - спросила молодая девушка, немного оправясь от страха. - Как вы вошли в такое время?

-- Увы, я пришел сказать вам, что с вашим батюшкой случилось несчастье.

-- Да, мой оружейник Видаль был сейчас у городских ворот и там пришло известие, что мастер Вальтер взят на дороге солдатами капитана Салазара и отведен в нарденскую тюрьму.

-- Это невероятно, мессир. Капитан Салазар служит у епископа и должен знать, что монсиньор Давид освободил моего отца.

-- Разумеется, только, может быть, епископ раскаялся в своем поступке и приказал тайно опять схватить пленника.

-- Неправда, мессир; епископ не сделает этого; или вы меня обманываете, или вас обманули.

-- Клянусь Мадонной...

-- Не клянитесь. Бог наказывает клятвопреступников.

Перолио не мог придти в себя от удивления. Та ли это робкая, стыдливая девушка, которая боялась поднять на него глаза? Неужели волшебный напиток придал ей столько твердости и смелости?

-- Во всяком случае, мессир, - продолжала она, - если Богу угодно продолжить наше испытание, мы не будем роптать, а покоримся его воле. Теперь же, мессир, прошу вас уйти.

И она повелительно указала ему на дверь. Итальянец не двигался с места и с восторгом смотрел на красавицу.

-- Вы приказываете мне уйти... я повинуюсь... позвольте только сказать вам... что я люблю вас как безумный, что вы прекрасны, как ангел.

-- Молчите, мессир! - вскричала Мария, краснея. - Ваша любовь оскорбляет меня. Вы знаете, что я невеста графа ван Шафлера.

-- Знаю... но любите ли вы его, Мария?

-- Что за вопрос, мессир?.. Уйдите, - проговорила девушка, смущаясь.

-- Любите ли вы его? Нет, вы не можете любить этого холодного человека, который ничего не чувствует, всегда спокоен и хладнокровен. Разве он может оценить вашу красоту, разве может любить вас этот человек, который предпочитает службу Давиду Бургундскому своей невесте? В его жилах не течет такая пламенная кровь, как у меня. Нет, Мария, только Перолио умеет любить страстно, нежно, Перолио отдаст свое отечество, жизнь, душу за один поцелуй.

И бросившись к своей жертве, злодей обвил рукой ее талию и прижал ее к груди.

-- Оставьте меня, мессир! - кричала девушка, стараясь вырваться из железных рук. - Умоляю вас всем, что для вас дорого.

-- Ты одна на свете дорога мне, - сказал Перолио и, выпустив ее, хотел попробовать действовать убеждениями, прежде чем прибегнуть к силе.

-- Вы видите, что я вам повинуюсь, - начал он почтительно, садясь. - Послушайте же и вы меня, Мария. Зачем пугаться моей любви, зачем сердиться? Я не виноват, что ваша красота поразила меня, и не одна красота, а ваше сердце, скромность, невинность. Увидев вас, я начал верить в Бога; полюбите меня, и я, может быть, исправлюсь, сделаюсь добрым, как вы. Ангелы должны заботиться о том, чтобы спасти заблудшие души. Спасите же меня, Мария, спасите вашей любовью, дайте мне ваше сердце взамен моего, и клянусь, вы будете самая любимая, самая счастливая женщина на свете.

Мария слушала с удивлением и страхом эти новые для нее речи. Перолио был хороший актер и мог обмануть не такую невинную девушку. Голос его дрожал, волнение было так заметно, что бедная девушка почувствовала невольную жалость; гнев ее прошел и она отвечала тихо:

-- Я жалею, мессир, что невольно возбудила вашу любовь... но что же мне делать? Вы не знаете наших обычаев и думаете, что можно забыть священное обещание. Меня не принуждали, я свободно отдала свою руку благородному ван Шафлеру, только смерть может разорвать нашу связь. Если же я забуду обещания, люди будут презирать меня, а Бог накажет.

-- Я вас не понимаю, - проговорила молодая девушка, для которой не могло быть смысла в этих словах.

-- Вы отдадите мужу вашу руку, а мне сердце, - продолжал злодей, смотря страстно в глаза Марии. - Вы будете носить его имя, но ваши ласки, ваша любовь будут принадлежать мне.

-- Молчите! - вскричала она, поняв, наконец, итальянца.

И оттолкнув его, она бросилась к двери, но Перолио был не такой человек, чтобы выпустить из рук добычу; он был у двери вместе с Марией и загородил ей выход.

-- Вон отсюда, - закричала Мария, - или я разбужу весь дом!

-- Напрасно, будете беспокоиться, моя красавица, все спят так крепко, что никто вас не услышит.

Бандит переменил тон; он понял, что колдунья обманула его и вместо любовного зелья, дала напиток, который подкрепляет силы. Это неожиданное сопротивление бесило его и еще более раздражало. Надеясь остаться победителем слабого создания, он продолжал:

-- Если вы даже разбудите вашу мать и служанку, это не поможет вам нисколько. Здесь одна дверь и только я могу отворить ее.

И он повернул два раза ключ и положил его в карман.

-- Матушка! Сюда, спасите меня! - кричала девушка, но голос ее уже ослабевал.

-- Полноте, успокойтесь, - говорил Перолио, глядя на нее пламенными глазами.

-- Сжальтесь, мессир, умоляю вас! - проговорила Мария, падая перед ним на колени.

-- Не бойся, меня, angelo mio, - сказал он, поднимая ее, - я тебя люблю... перестань плакать... хоть ты прекрасна и в слезах. Твои родные, жених, не будут ничего подозревать... Клянусь тебе, что никто не узнает о моем счастье.

-- И вы не боитесь Бога, который все знает и видит?

Итальянец захохотал.

-- Боже, спаси меня! - вскричала Мария и вырвавшись из рук бандита, подбежала к аналою и крепко обхватила его.

Мантилья ее осталась в руках Перолио, который, несмотря на мольбы и рыдания девушки, бросился к ней, чтобы оттащить ее от последнего убежища. Эта ужасная борьба была слишком неравна, чтобы продолжаться. Мария теряла силы и чувства, голос ее замирал... Только чудо могло спасти бедного ребенка.

-- Наконец-то, - проговорил злодей, чувствуя, что Мария лишилась сил. Но в эту самую минуту раздался сильный удар в дверь и громкий голос закричал:

-- Отпирай, или я выломаю дверь.

Перолио выпрямился над бесчувственной девушкой и окаменел от удивления; но в ту же минуту раздался другой удар и, после третьего дверь сорвалась с петель и с грохотом упала.

-- Вальтер жив!

-- Да, палач, я жив! - кричал оружейник. - И это тебя удивляет, потому что ты поставил убийц на моем пути, но Бог спас меня, чтобы я мог спасти дочь или отомстить за нее... Где она? Говори, разбойник!

Вальтер не мог видеть дочери, потому что при первом ударе в дверь, Перолио схватил Марию на руки и, бросив на кровать, задернул занавес. Видя, что отец бросается на него с топором, бандит вынул кинжал и отдернув занавес, приставил его к груди Марии.

-- Вот твоя дочь... она без чувств, но если ты сделаешь еще шаг - я убью ее. Брось свой топор и дай мне уйти.

-- Подлец! - проговорил оружейник.

В эту минуту вошли Марта и служанка, и, видя жест Перолио, упали на колени.

-- Брось топор! - повторил бандит, совершенно оправившийся от удивления. - Теперь борьба между нами не равна, но мы еще увидимся с тобой.

-- Вальтер! Умоляю тебя! - шептала Марта.

Оружейник бросил топор, Перолио спрятал кинжал и пошел к двери. В эту минуту Мария открыла глаза, увидела мать и, забыв Перолио, с жаром обняла ее... Отец боялся взглянуть на дочь.

-- Обними свою дочь, - сказала Марта, - и благодари Бога, что она осталась чиста и невинна.

С криком радости отец бросился к Марии.

Перолио, бывший у двери, обернулся посмотреть на эту счастливую группу и проговорил злобно:

-- Радуйтесь сегодня, потому что вам не долго радоваться. Клянусь, что рано или поздно, а дочь ваша будет моей.

И он скрылся, как злой дух.

Теперь надобно объяснить, как спасся оружейник и как мог поспеть домой вовремя.

Вальтер был поражен двумя ударами кинжала и брошен в воду Фрокаром и другими бандитами, но в темноте злодеи не могли поразить верно и второпях не заметили, что жертва их дышала. Один удар попал в руку и, к счастью, не перерезал артерии, другой направлен был в грудь, но попал вскользь, не задев ни одного важного органа. Однако потеря крови лишила его чувства, и только в воде он очнулся, освободился от веревки и, так как плавал отлично, то, несмотря на слабость, мог держаться на воде и плыл по течению.

Выйдя на берег далеко от того места, где стоял кабак, Вальтер побежал по берегу, чтобы согреться и скоро нашел дорогу в абденгофское аббатство. Тут же на камне сидела женщина, разбирая какие-то травы, и Вальтер спросил ее:

-- Это дорога в абденгофское аббатство?

-- Есть и другая, - отвечала женщина, не глядя на оружейника, - только та дальше. Вам надобно в монастырь?

-- Да, я тороплюсь.

-- Отчего не отворят? Я не бродяга.

-- Не знаю, только вы не похожи на порядочного человека, вы покрыты кровью.

-- Эта кровь моя; разбойники схватили меня ночью с постели, ранили и бросили в Лек.

-- Где это было? - спросила женщина с живостью.

-- На той стороне реки, в кабаке, возле перевоза.

-- И вы знаете этих бандитов?

-- Нет.

-- Так я знаю их и знаю вас... Вы амерсфортский оружейник, под вывеской "Золотого Шлема".

-- Кто вам сказал это?

-- Разбойники Черной Шайки, которым начальник приказал убить вас.

-- Перолио! Возможно ли?

-- Вчера я собирала травы в лесу и остановилась у перевоза отдохнуть. Несколько человек ждали в лесу и разговаривали на языке, которого никто не понимал, кроме меня. Я узнала в них разбойников Черной Шайки и услышала, что они сговариваются убить оружейника, чтобы он не вернулся домой.

-- Но что за причина этого умысла? Перолио служит теперь моему господину, бурграфу.

-- Кто может знать мысли этого человека? - проговорила женщина и хотела спросить Вальтера, нет ли у него красавицы жены или дочери, но обернувшись к нему, увидела, что он, бледный, прислонился к дереву и готов был упасть от слабости.

-- Дайте мне руку, - сказала она, - и пойдемте ко мне. Я живу здесь близко и перевяжу ваши раны не хуже монастырского лекаря.

Читатель понял уже, что это была колдунья, которая на следующую ночь удивила Перолио и Видаля своими открытиями.

Она заботливо поддерживала раненого, провожая его в свое подземелье, и по дороге расспрашивала его о семействе.

Узнав, что дочь Вальтера невеста ван Шафлера, она вскричала:

-- Ваша дочь будет счастлива с этим добрым, благородным человеком.

-- Разве вы знаете и его? - спросил удивленный мастер.

-- Я помню это происшествие; Шафлер рассказывал мне, что избавил от смерти цыганку.

-- Да, меня зовут здесь и цыганкой и колдуньей; говорят также, что я дочь сатаны, - прибавила она.

-- Надеюсь, что это неправда, и что вы не имеете сношений с адом? - спросил Вальтер, который, как и все его современники, верили в колдовство.

-- Сохрани меня Боже! - проговорила она, крестясь.

-- Очень рад, - сказал оружейник, - но кто вы и откуда?

Она вздохнула, задумалась и потом отвечала взволнованным голосом:

-- Я родилась далеко отсюда и преследую цель, которой, может быть, никогда не достигну... Но надежда поддерживает меня и помогает переносить все страдания.

-- Чем же вы живете? - спросил Вальтер с участием.

-- Моей наукой, - отвечала она.

-- То есть, шарлатанством и обманами?

-- А разве без шарлатанства мне бы поверили? Люди так созданы, что верят только в обманы.

-- Стало быть, ваши лекарства не действительны?

-- А вы не согласились бы выпить моего зелья?

-- Ни за что на свете.

-- Однако вы принимаете лекарства лекаря-монаха, а кто их приготовляет? - я. Я начала сама лечить крестьян, но монахи восстали на меня, распускали слухи, что дьявол помогает мне приготовлять снадобья и что тот, кого я вылечу, непременно пойдет в ад. Меня преследовали, обижали, сожгли мою хижину, назвали дочерью сатаны. Я скрывалась в падерборнских развалинах, сошлась с монахом-лекарем, которому приготовляю лекарство, и теперь меня не трогают, потому что боятся. Монахи даже уважают меня... Но вот мое убежище, войдемте, мой гость.

И она ввела Вальтера в подземелье, зажгла лампу, обмыла раны оружейника, которые были не опасны и, приложив к ним компрессы, перевязала, но потеря крови до того ослабила раненого, что он не мог держаться. Оставаться у колдуньи не было возможности, а до монастыря было добрых полмили. Услышав, что мимо развалин проезжает телега, колдунья выбежала, остановила крестьянина, который вез сено в монастырь, и приказала ему взять раненого с собой. Крестьянин тихонько перекрестился, помог Вальтеру расположиться на сене и не смел взглянуть на колдунью, которая, подав раненому склянку с лекарством, приказала ему беречься и не говорить никому, что она помогла ему.

Потом она приказала крестьянину ехать, а сама оставалась на возвышении перед развалинами, и ее фантастическая фигура вырисовывалась, освещенная луной. Крестьянин гнал лошадь, чтобы избавиться от страшного видения, и через несколько минут был у монастыря.

В это время звонили к заутрени, и монахи крепко спали. Вальтер долго стучал, наконец ему отворили, и то только при имени ван Эмса, родственника настоятеля, которому пошли о нем докладывать. Через полчаса Вальтер был введен к настоятелю монастыря, тучному, красному монаху, который, зевая, сидел в кресле.

-- Что вам надобно, сын мой? Вы присланы патером ван Эмсом? - спросил он, ласково.

Надобно знать, что добрый амерсфортский священник часто присылал своему родственнику дичь и другие лакомства, и только поэтому настоятель решился оставить свою постель, воображая, что получит вкусный подарок; но узнав, что Вальтер не принес ни каплуна, ни варенья и что его преследует начальник Черной Шайки, монах рассердился и, боясь преследований грозного Перолио, вскричал с досадой:

-- Что вы говорите, отец мой? - спросил удивленный оружейник.

-- Я говорю, что дело ваше очень неприятно и нисколько до меня не касается. Я обязан прежде всего заботиться о своем монастыре, а не мешаться в политические ссоры. Я треска в душе, но не могу быть врагом и епископа Давида, а с начальником Черной Шайки не намерен ссориться из-за вас.

-- Я вас прошу, - возразил Вальтер, - только о гостеприимстве на сутки, чтобы я мог отдохнуть и поправиться от моих ран. Я не в состоянии идти дальше.

Но толстый настоятель не соглашался принять опасного гостя, и Вальтер со вздохом хотел уже выйти, как на пороге показался высокий старик в одежде пастуха, который, казалось, слышал конец разговора настоятеля с оружейником и сказал тихо, но с достоинством:

Услышав этот голос, настоятель вскочил так скоро, как этого нельзя было ожидать от его громадной фигуры и, поклонившись старику, хотел ему сказать что-то, вероятно в свое извинение, но пастух дал ему знак замолчать, а сам продолжал, обращаясь к Вальтеру:

-- Я не знал, что вы получили свободу, мастер, что вас выпустили из Дурстеда. Но почему же на вас напали солдаты Черной Шайки, когда начальник их в союзе с монфортским бурграфом?

Вальтер не знал, можно ли доверить свою тайну незнакомцу, но тот, поняв его нерешительность, сказал:

-- Я спрашиваю вас из участия, а не из пустого любопытства. Притом, вы верно слышали обо мне: я пастух Ральф.

-- Да, ребенок был поручен мне, но вы сделали из него искусного работника, честного человека.

-- Он не только простой работник, но и мастер своего дела. Подобного ему оружейника трудно найти; но он принужден был оставить это ремесло и причиной этого был все тот же разбойник Перолио.

И Вальтер рассказал все, что с ним случилось и все свои опасения.

В это время настоятель опять поместился в своем кресле, начал читать молитвы, но потом задремал и уснул. Скоро храпенье его раздалось по всей комнате, и Ральф, будто не нарочно, уронил на пол свою палку. Этот стук разбудил приора.

-- Слушаю, - проговорил настоятель, кланяясь. - Мы так обязаны вам... ваши благодеяния...

Ральф прервал приора, и тот поспешно вышел.

Благодаря лекарству колдуньи и крепкому сну, силы Вальтера вернулись, и он потребовал пищи, а Ральф, успокоенный на счет его здоровья, вышел из монастыря и в Путтене встретил своего служителя Гаспара, который рассказал ему о приключении с начальником Черной Шайки.

Боясь, чтобы Перолио не заехал в монастырь и не встретил там Вальтера, Ральф поспешил вернуться туда, чтобы предупредить несчастье, а потом прошел другой дорогой к падерборнским развалинам и, стоя за занавесью, был свидетелем сцены между Перолио и колдуньей. Когда разбойник скрылся со своим пажом, старик вышел и, схватив колдунью за руку, вскричал:

вы предупредите отца, чтобы он не терял времени, если хочет спасти дочь.

Ральф побежал обратно в монастырь и, разбудив Вальтера, сказал ему:

-- Скорее в дорогу... ты теперь здоров... беги домой... Перолио хотел убить тебя, чтобы обесчестить твою дочь.

-- Мою дочь! - вскричал отец с отчаянием.

и заплакал от отчаяния, но, к удивлению его, солдаты, дежурившие у ворот, сами окликнули его и пропустили, потому что Перолио, уверенный в смерти отца Марии, дал приказание отворить для него ворота во всякое время.

Вальтер побежал домой, схватил топор и успел спасти свою дочь.