Из поэмы "Фингал"

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Из поэмы "Фингал" (старая орфография)

АНГЛИЙСКИЕ ПОЭТЫ
В БИОГРАФИЯХ И ОБРАЗЦАХ

Из поэмы "Фингал":

1. Осгар. - А. Пушкина

2. Эвлега. - А. Пушкина

3. Песнь Кольмы. - Д. Веневитинова

4. Морни и тень Кормала. - А. Полежаева

5. Последняя песнь Оссиана. - Н. Гнедича

Джемс Макферсон, автор "Песень Оссиана", родился в 1738 году в Кингюси, в Шотландии. Его готовили в священники, вследствие чего он и получил соответствующее образование в Абенрине. Макферсон начал своё литературное поприще на 21-м году изданием героической поэмы в шести песнях, под названием "Горец", которая оказалась крайне плохой и не имела успеха. Пробыв несколько времени школьным учителем в своей родной деревне, он с радостью принял предложенное ему место домашняго учителя в доме Грегама. В этом доме познакомился он со многими учоными людьми того времени, в тон числе с Карлейлем и Фергюсоном, с одобрения которых и издал, в 1760 году, отрывки древних стихотворений, собранных, по его словам, в горах Шотландии и переведённых им с гальского языка. Издание это обратило на себя общее внимание, так-что тотчас сделана была подписка, с целью доставить поэту средства на поездку в Шотландию для продолжения собирания старинных песен. Поездка оказалась удачной - и Макферсон издал, в 1762 году. "Фингала", эпическую поэму в шести песнях, а в 1767 - "Тенору", эпическую же поэму в 8 книгах. Успех поэм был громадный и послужил основанием благосостояния поэта; но, вместе с тем, он обрушил на его голову и не мало неприятностей, так-как многие учоные стали обвинять его в подлоге, вследствие чего он сделался вскоре предметом самых грубых нападок. Друзья с жаром вступились за него - и начался ожесточённый спор, длившийся весьма долго, по не приведший ни к какому положительному результату. Хотя, впоследствии, трудами Шотландского Учоного Общества и было доказано, что остатки тех древних народных лесом, которые были изданы Макферсоном под именем Оссиановых, безспорно существуют как в Шотландии, так и в Ирландии, тем не менее ничего цельного и схожого с поэмами Макферсона не было найдено. Из всего этого нельзя не вывести заключения, что Макферсон воспользовался действительно. существовавшими остатками древней поэзии, во дополнил пробелы своими собственными вставками. Предпринятый Маркферсоном, вскоре после того, перевод "Иллиады" не имел успеха и подал новый повод к нападкам критики. Более посчастливилось ему при издании его "Введения в историю Великобритании и Ирландии" и "Истории Великобритании". Этими двумя сочинениями он обратил на себя внимание правительства, которое поручило ему написать возражения на некоторые памфлеты, явившиеся, около того времени, в Англии и касавшиеся американских колоний, что и было исполнено им с блистательным успехом.

Он заседал в Нижней Палате в 1780, 1784 и 1790 годах, но хранил молчание, что следует приписать слабости его здоровья. В 1789 году поэт, составив себе хорошее состояние, купил поместье в своём родном приходе и построил там великолепное жилище, в котором надеялся провести остаток жизни в довольстве и почёте, что и осуществил, хотя и не на долго. Макферсон скончался 17-го февраля 1796 года. Умирая, он завещал похоронить себя в Вестминстерском аббатстве и поставить себе памятник в каком-нибудь видном месте своего поместья, для чего и оставил 300 фунтов стерлингов. Как то, так и другое было исполнено.

1.

ОСГАР.

По камням гробовым, в туманах полуночи,

Ступая трепетно усталою ногой,

По Лоре путник шол. Напрасно очи

Пещеры нет пред ним на береге угрюмом;

Не видит хижины, наследья рыбаря;

В дали дремучий бор качают ветры с шумом;

Лупа за тучами, и в море спит заря.

Идёт, и на скале, обросшей влажным мохом,

Зрит барда старого - веселье прошлых лет:

Склонясь седым челом над воющим потоком,

В безмолвии, времён он созерцал полет.

Зубчатый меч висел на ветви мрачной ивы.

Задумчивый певец взор тихий обратил

На сына чуждых стран, и путник боязливый

Содрогся в ужасе и мимо поспешил.

"Стой, путник, стон!" вещал певец веков минувших:

"Здесь пали храбрые; почти их бранный прах,

Почти геройство чад, могилти спом уснувших!"

Пришлец главой поник - и, мнилось, на холмах

Возставший ряд теней главы окровавленны

С улыбкой гордою на странника склонял.

"Чей гроб я вижу там?" вещал иноплеменный,

Колчан, шлем стальной, к у тёсу пригвожденный,

Бросали тусклый луч, лупою озлатясь.

"Увы, здесь пол Осгар!" рек старец вдохновенный.

"О, рано юноше настал последний час!

Но он искал его: я зрел, как в ратном строе

Он первые стрелы с весельем ожидал,

И рвался из рядов, и пал в кипящем бое.

Покойся! юноша! ты в брани славной пал!

"Во цвете нежных лет любил Осгар Мальвину:

Не раз он в радости с подругою встречал

Вечерний свет луны, скользящий на долину,

И тень упадшую с приморских грозных скал.

Казалось, их сердца друг к другу пламенели;

Одной, одной Осгар Мальвиною дышал...

Но быстро дни любви и счастья пролетели -

И вечер горести для юноши настал.

"Однажды, в тёмну ночь зимы порой унылой,

Осгар стучится в дверь красавицы младой

И шепчет:"юный друг, немедли! здесь твой милой!"

Стучит и слушает: лишь ветры с свистом веют.

"Уже-ли спишь теперь Мальвина?" Мгла вокруг;

Валится снег; власы в тумане леденеют.

"Услышь, услышь меня, Мальвипа, милый друг!"

"Он в третий раз стучит. Со скрипом дверь шатнулась;

Он входит с трепетом: несчастный что-жь узрел?

Темнеет взор его; Мальвина содрогнулась:

Он зрит - в объятиях изменницы Звигнел!

И ярость дикая во взорах закипела;

Немеет и дрожит любовник молодой;

Он грозный меч извлёк - и нет уже Звигнела,

И бледный дух его сокрылся в тьме ночной!

"Мальвина обняла несчастного колена;

Но взоры отвратив: "живи!" вещал Осгар:

"Живи! ужь я по твой: презрена мной измена;

Забуду, потушу к неверной страсти жар."

И тихо за порог выходят он в молчанье,

Окован мрачною, безмолвною тоской:

Исчезло сладкое на век очарованье...

"Я видел юношу. Поникнув головою,

Мальвины имя он в отчаянии шептал;

Как сумрак, дремлющий над бездною морскою,

На сердце горестном унынья мрак лежал.

На друга детских лет взглянул он торопливо:

Уже подвижный взор друзей но узнавал.

От пиршеств удалён, в пустыне молчаливой

Он одиночеством печаль свою питал.

"И длинный год провёл Осгар среди мучений.

Вдруг грянул трубный глас. Оденов сын, Фингал.

Вёл грозных на мечи в кровавый пыл сражений

Осгар послышал весть и бранью воспылал.

Здесь меч его сверкнул, и смерть пред ним бежала:

Покрытый ранами, здесь пал на груду тел;

Он пал; ещё рука меча кругом искала,

И крепкий сон веков на сильного слетел.

"Побегли вспять враги - и тихий мир герою!

И тихо ней вокруг могильного холма!

Лишь в осень хладную, безмесячной порою,

В багровом облаке, одеянна туманом,

На камне гробовом уныла тень сидит,

И стрелы дребезжат, стучит броня с колчаном

И клён, зашевелись, таинственно шумит."

А. Пушкин.

2.

ЭВЛЕГА.

Вдали ты зришь утёс уединённый?

Пещеры в ном изрылась глубина;

Темнеет вход, кустами окружонный;

Вблизи шумит и пенится волна.

Вечор, когда туманилась луна,

Здесь милого Эвлега призывала;

Здесь тихий глас горам передавала

Во тьме ночной, печальна и одна:

"Прийди, Одульф! Ужь роща побледнела;

На дикий мох Одульфа ждать я села,

Пылает грудь, за вздохом вздох летит.

О, сладко жить, мой друг, душа с душою!

Прийди, Одульф! забудусь я с тобою -

"Беги, Осгар! Твои мне страшны взоры,

Твой грозен вид и хладны разговоры.

Оставь меня, не мною торжествуй!

Уже другой в ночи со мною дремлет,

Ужь на заре другой меня объемлет -

И сладостен его мне поцелуй!

"Что-жь медлит он свершить мои надежды?

Для милого я сбросила одежды;

Завистливый покров у ног лежит.

Но, чу! идут - так, это друг надежный!

Ужь начались восторги страсти нежной

И поцелуй любовью возгорит."

Идёт Одульф: во взорах упоенье,

В груди любовь и прочь бежит печаль;

Но близь него во тьме сверкнула сталь -

И вздрогнул он: родилось подозренье.

"Кто ты?" спросил: "почто ты здесь, вещай!

Ответствуй мне, о шум угрюмой ночи!"

- "Безсильный враг, Осгара убегай!

Страшись меня: я страстью воспалён;

В пещере здесь Эвлега ждёт Осгара."

Булатный меч в минуту обнажен,

Огонь летит струями от удара.

Услышала Эвлега стук мечей -

И бросила со страхом хлад пещерной.

"Прииди узреть предмет любви твоей!"

Вскричал Одульф подруге нежной, верной:

"Изменница! Ты здесь его зовёшь?

Во тьме ночной вас услаждает нега:

Но дерзкого в Валгале ты найдёшь."

Он поднял меч, и с трепетом Эвлега

Падёт на дёрн, как клок летучий снега,

Мятелицей отторженный со скал.

Друг на друга соперники стремятся;

Кровавый ток по камням побежал;

В кустарники с отчаяньем катятся.

Последний глас Эвлегу призывал -

И смерти хлад их ярость оковал.

3.

ПЕСНЬ КОЛЬМЫ.

Ужасна ночь, а я одна

Здесь на вершине одинокой.

Вокруг меня стихий война.

В ущелиях горы высокой

Я слышу ветра свист глухой.

Здесь по скалам с горы крутой

Стремится вниз ноток ревучий;

Ужасно под моей главой

Гремит перун, несутся тучи.

Куда бежать? где милый мой?

Увы, под бурею ночною

Я без убежища, одна!

Блесни на высоте, луна,

Возстань, явися над горою!

Быть-может, благодатный свет

Меня к Сальгару приведет.

Он верно, ловлей изнурённый,

Своими псами окружонный,

Сложивши с плечь свой лук могучий

С опущенною тетивой

И, презирая гром и тучи,

Ему знакомый бури вой,

Лежит на мураве сырой;

Иль ждёт он на горе пустынной,

Доколе не наступит день

И не разсеет ночи длинной.

Ужасней гром; ужасней тень;

Сильнее ветра завыванье;

Сильнее волн седых плесканье; -

И гласа друга не слыхать.

О, верный друг! Сальгар мой милый!

Где та? ах, долго-ль мне унылой

Среди пустыни сей страдать?

Вот дуб, поток, о брег дробимый,

Где ты клялся до ночи быть -

И для тебя мой кров родимый

И брат любезный мной забыт.

Оне враги между собой:

Мы не враги, Сальгар, с тобой.

Умолкни, ветр, хоть на мгновенье!

Остановись, поток седой!

Быть-может, что любовник мой

Услышит голос, им любимый!

Сальгар! тебя здесь Кольма ждет!

Здесь дуб, поток о брег дробимый;

Здесь ней, лишь милого здесь нет.

Д. Веневитинов.

4.

МОРНИ И ТЕНЬ КОРМАЛА.

МОРНИ.

Владыко щитов,

Мечей сокрушитель

И сильных громов

-И бурь повелитель!

Война и пожар

В Морвене пылают,

Морвену Дунскар

Реки мне, о тень

Обители хладной:

Падёт ли в сей день

Дунскар кровожадный?

Твой сын тебя ждёт,

Надеждою полный.

И море ревёт,

И ценятся волны;

Испуганный враг

Летит из стремнины;

Простёрся туман

На лес и долины;

Эфир задрожал,

Спираются тучи...

Не ты ли, Кормал,

Несёшся могучий?

ТЕНЬ.

Чей глас роковой

Тревожить дерзает

Мой хладный покой?

Твой сын вопрошает,

Царь молний, тебя!

Неистовый воин

Напал на меня.

Он казни достоин.

ТЕНЬ.

Ты просишь...

МОРНИ

Меча!

Меча твоей длани,

От молний луча!

Как бурю во брани,

Узришь меня с ним;

Он страшно заблещет

На пагубу злым;

Сын гор затрепещет,

Сражонный падет -

И Морни воздвигнет

Трофеи побед...

ТЕНЬ.

Прими - да погибнет!

А. Полежаев.

5.

О, источник ты лазоревый,

Со скалы крутой спадающий

С белой пеною жемчужною!

О, источник, извивайся ты.

Разливайся влагой светлою

По долине чистой Лутау!

О, дубрава кудреватая,

Наклонись густой вершиною,

Чтобы солнца лучь полуденный

Не палил долины Лутау!

Есть в долине голубой цветок,

Ветр качает на стебле его,

И, свевая росу утренню,

Не даёт цветку поблёкшему

Освежиться чистой влагою.

Скоро, скоро голубой цветок

Головою неразцветшею

На горячу землю склонится

Прах его развеет по полю.

Звероловец, утром видевший

Цвет долины украшением,

К вечеру придёт пленяться им;

Он придёт - и не найдёт его!

Так-то некогда придёт сюда,

Оссиана песни слышавший!

Так-то некогда приблизится

Звероловец к моему окну,

Чтоб ещё услышать голос мой.

Но пришлец, стоя в безмолвии

Пред жилищем Оссиановым,

Не услышит звуков пения,

Не дождётся при окне моём

Голоса ему знакомого;

В дверь войдёт он растворённую,

И, очами изумлёнными

Озирая сень безлюдную,

Узрит арфу Оссианову,

Где, вися, осиротелая,

Будет весть беседы тихия

Только с ветрами пустынными.

О, герои и сподвижники

Тех времён, когда рука моя

Раздробляла щит трелиственный!

Вы сокрылись, вы оставили

Одного меня, печального!

Ни меча извлечь не в силах л,

В битвах молнией сверкавшого.

Ни щита я не могу поднять:

И на нём напечатленные

Язвы битв, единоборств моих,

Я считаю осязанием.

Ах! мой голос, бывший некогда

Гласом грома поднебесного,

Ныне тих, как ветер вечера.

Шепчущий с листами тополя.

Оссиана престарелого,

Одинокого, ослепшого!

Но не долго я остануся

Безполезным Сельмы бременем;

Без друзей и в одиночестве!

Вижу, вижу я то облако,

В коем тень моя сокроется;

Те туманы вижу тонкие,

Одеяние прозрачное.

О, Мальвина, ты ль приблизилась?

Узнаю тебя по шествию.

Как пустынной лани тихому.

Как цветок, благоуханному.

О, Мальвина, дай ты арфу мне!

Чувства сердца я хочу излить:

Я хочу - да песнь унылая

В сень отцов моих воздушную!

Внемля песнь мою последнюю,

Тени их взыграют радостью

В светлых облачных обителях;

Сонмом склонятся на облаки,

На края их разноцветные,

И прострут ко мне десницы их,

Чтоб принять меня к отцам моим...

Чувства сердца я хочу излить.

Ночь холодная спускается

На крылах с тенями чорными;

Волны озера качаются,

Мхом покрытый, дуб возвышенный

Над источником склоняется;

Ветер стонет меж листов его

И, срывая, с шумом сыплет их

Скоро, скоро, как листы его

Пожелтели и разсыпались,

Так и я увяну, скроюся!

Скоро в Сельме и следов моих

Ветр, свистящий в волосах моих,

Не разбудит ото сна меня,

Не разбудит от глубокого!

Но почто сие уныние?

Осеняет душу бардову?

Где герои прежде-бывшие?

Рино, младостью блистающий?

Где Осгар мой - честь безтрепетных?

Где Фингал, меча которого

Трепетал ты. Царь вселенные?

И Фингал, от взора коего

Вы, стран дальних рати сильные,

Пал и он, сражонный смертию:

Тесный гроб сокрыл великого,

И в чертогах праотцов его

Позабыт и след могучого;

ов его

Ветр свистит в окно разбитое;

Пред широкими вратами их

Водворилось запустение;

Под высокими их сводами,

Воцарилося безмолвие.

Тишина их возмущается

Завываньем зверя дикого,

Жителя их стен разрушенных.

Позабыт и след великого!

И мои следы забудутся?

Нет, пока светила ясные

Будут блеском их и жизнию

Голос песней Оссиановых

Будет жить над прахом тлении,

И над холмами пустынными,

Над развалинами Сельмскими,

Разливаяся гармонией,

Призовёт потомка поздняго

К сладостным воспоминаниям.

Н. Гнедич.