Без семьи.
Глава 2. Приемыш.

ГЛАВА 2.
Приемыш.

Я бросился к нему, но он с недоумением посмотрел на меня и спросил:

- А это кто?

- Это Рене.

- Но ведь ты мне писала...

- Да, писала, только... это была неправда, потому что...

- А, неправда!

Он недружелюбно посмотрел на меня, а затем, оглянувшись вокруг, добавил:

- Я вижу, что вы справляете масленицу. Это очень кстати, потому что я страшно голоден. Что у тебя на ужин?

Он поднял глаза к потолку, где когда-то висели окорока; но крюки давно уже были пусты, и только кое-где торчали пучки лука и чеснока.

- Вот лук, - сказал он, сбивая палкой пучок. - Четыре или пять луковиц, кусок масла, - и выйдет отличная похлебка. Сними свою сковороду и поджарь луковицы на масле.

Матушка Барберен ничего не возразила. Она поспешила исполнить приказание своего мужа, а он уселся на лавке у очага.

Я не смел тронуться с места и смотрел на него, облокотившись на стол. Это был человек лет пятидесяти, с суровым и строгим лицом. Голова его, вследствие ушиба, была наклонена к правому плечу.

Матушка Барберен поставила сковороду на огонь.

Он взял тарелку с маслом и опрокинул весь кусок на сковороду.

"Нет больше масла, не будет блинов!" подумал я,

В другое время меня очень огорчило бы такое лишение, но теперь я не думал больше ни об оладьях, ни о блинах.

Меня занимала мысль, что этот строгий человек - мой отец.

- Что же ты стоишь, точно примерз к полу, - сказала мне матушка Барберен, - расставь тарелки на стол.

Я поспешил повиноваться. Похлебка была готова. Матушка Барберен поставила ее на стол.

Тогда отец вышел из своего угла, сел за стол и начал есть. Матушка Барберен ходила взад и вперед вокруг стола, внимательно прислуживая своему мужу.

- Нет!

- Ну, так иди спать и постарайся заснуть сейчас же, или я рассержусь!

Матушка Барберен посмотрела на меня, как бы приказывая повиноваться без возражения.

Наша кухня была одновременно и спальней. Около печки стояли стол, квашня, шкап для посуды, а на другом конце комнаты - кровати. Я быстро разделся и лег. Но заснуть я не мог. Меня мучили всевозможные мысли.

Через некоторое время кто-то тихо подошел к моей кровати.

- Ты спишь? - спросил сдержанный голос отца.

Я не смел ответить ему, потому что помнил его слова: "я рассержусь".

- Он спит, - сказала матушка Барберен. - Говори, не бойся, он не услышит.

Мне следовало бы сказать, что я не сплю, но я не посмел из боязни.

- Чем кончилось твое дело в суде? - спросила матушка.

- Проиграно. Судьи решили, что я сам виноват в несчастьи. Вознаграждения мне и не удалось получить.

Он ударил кулаком по столу и продолжал:

- Дело проиграно, деньги пропали, я искалечен, остался нищим! И ко всей нашей нищете я нахожу здесь ребенка! Отчего ты не сделала так, как я тебе приказал?

- Потому что я не могла!

- Ты не могла отдать его на воспитание в приют?

- Жаль отдавать ребенка, ведь я сама его выкормила.

- Но ведь это не твой ребенок.

- Так что-ж? Я люблю его, как родного.

- Сколько ему лет?

- Восемь.

- Так он в восемь лет попадет туда, куда попал бы раньше. Только и всего.

- Но, Жером, ты этого не сделаешь!

От волнения у меня сжималось горло, я чуть не задыхался. Вскоре матушка Барберен сказала:

- Как ты изменился в Париже! Прежде ты рассуждал иначе.

- Может быть. Но Париж меня искалечил. Как мы теперь будем жить? Денег нет! Корова продана! Самим есть нечего, где же нам прокормить еще чужого ребенка?

- Он - мой!

- Не твой и не мой. Это не крестьянский ребенок. Я смотрел на него во время ужина. Он нежен и слаб, ручки и ножки жидкие. Какой же он работник с такими плечами! Он вполне городской ребенок, а городские дети нам не нужны.

- Но он такой славный и умный мальчик. И сердце у него доброе. Он будет работать на нас.

- А до тех пор нам придется работать на него, а я не могу работать!

- Но если найдутся его родители, что ты им скажешь?

- Его родители! Да где его родители? Давно бы нашли они его в течение восьми лет. Правда, он был завернут в прекрасные пеленки с кружевами, но из этого не следует, что родители станут его разыскивать. Они, вероятно, умерли.

- А если они живы? Если они спросят нас о нем? Я уверена, что они отыщутся!

- Ну, что-ж, мы пошлем их в приют. Но полно болтать! Надоели мне эти разговоры. Завтра же я отведу его к мэру. Сейчас я пойду проведать соседа Франсуа и через час вернусь.

Дверь открылась и снова заперлась. Он ушел. Тогда я быстро вскочил с кровати и стал звать матушку.

- Матушка!

Она подбежала ко мне.

- Неужели ты отдашь меня в приют?

- Нет, милый Рене, нет!

Она нежно обняла меня и приласкала. Эта ласка успокоила меня, и я перестал плакать.

- Ты, верно, не спал? - спросила она меня ласково.

- Я не виноват.

- Но я тебя и не браню. Ты слышал все, что говорил Жером?

- Да, слышал.

ничего не знает. Однажды утром, в Париже, когда Жером шел на работу и проходил по широкой, усаженной деревьями улице, он услыхал детский плач. Плач раздавался у ворот сада. Жером подошел к воротам и увидел на земле ребенка. Жером был в большом затруднении, потому что ребенок кричал изо всех сил. Подоспели другие рабочие и посоветовали снести найденыша в полицейский участок. Ребенок не переставал плакать. Рабочие решили, что он плачет от голода и позвали соседку, чтобы та дала ему грудь. Он сосал с жадностью. Потом его раздели. Это был мальчик шести месяцев, здоровый и крупный. Полицейский объяснил, что это, вероятно, украденный и брошенный ребенок. Стали толковать, что с ним делать. Полицейский сказал, что придется отправить его в какой-нибудь приют-ясли, если никто из присутствующих не согласится взять его к себе на воспитание. Тогда Жером сказал, что он берет найденыша. У меня как раз в это время был мальчик такого же возраста, так что мне нетрудно было кормить обоих. И вот я стала твоей матерью. Через три месяца я потеряла своего сына и привязалась к тебе еще сильнее. Я совсем забыла, что ты не мой сын. И только теперь, когда нас постигла нищета, пришлось вспомнить о том, что ты приемыш.

- О, только не отдавай меня в приют! - воскликнул я, уцепившись за нее.

- Нет, дитя мое, я тебя туда не отдам. Я устрою это. Жером не злой человек. Но обещай мне заснуть сейчас же. Ты должен спать, когда он вернется.

Она обняла меня и повернула к стене.

Я хотел заснуть, но был слишком встревожен, чтобы найти покой и сон. Кто моя мать? Где она? Что такое приют? Должно быть, нечто ужасное, потому что при одной мысли о нем у меня стучали зубы.