В доме Шиллинга.
Глава 36.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В доме Шиллинга. Глава 36. (старая орфография)

36.

Во всех городских кружках господствовало неописанное волнение. Ведь несчастие в копях уже давно предвиделось, но благодаря алчному упрямству владельца копей и легкомыслию его рабочих случилось то, что в несколько часов много здоровых работников, отцов и сыновей, погибло ужасной смертью, - очень немногие спаслись. Многим в их безграничной печали и горести служило истинным утешением и как бы удовлетворением то, что советник Вольфрам понесет всю тяжесть ответственности и должен будет искупить свою вину...

И вдруг он умер - сделался сам жертвой катастрофы в ту самую ночь, когда умер его единственный сын. Многие считали это неизбежным искуплением его несправедливости, очевидным наказанием Божиим, другие напротив предполагали, что здесь не обошлось без его собственного желания.

В обществе ничего не было известно о том, как и отчего умер Вит. Тем сильнее было впечатление в доме Шиллинга. Анхен тотчас же побежала в мастерскую и доложила хозяину дома о случившемся, а мадемуазель Биркнер не имела никакого основания умалчивать в людской о блестящем оправдании Адама.

Это известие мигом собрало вместе всю прислугу дома... Как? это не душа бедного служителя бродила за деревянной стеной салона. Настоящия руки, и ноги, из плоти и крови, двигались там и ощупывали стену, а мнимый призрак гордо и высокомерно расхаживал по городским улицам, заставлял титуловать себя "господином советником", был самым богатым из всех богачей в окрестности и никогда не находил нужным отвечать на почтительные поклоны шиллинговых слуг! Этот шпион, этот подслушиватель, этот негодяй, укравший у старого барона целое состояние!

Никогда еще слуги не суетились так в сенях и в коридоре, как в этот день, когда они надеялись заглянуть как нибудь через отворенную дверь в интересный салон и увидеть крушение, причененное прыжком "храброго" Пирата.

Но Як мрачно стоял у двери как черная мраморная статуя, и гордая обитательница комнаты, которая обыкновенно в эти часы уходила в сад, сегодня не покидала своих аппартаментов.

К тому же внезапно пожаловал барон Шиллинг и, хотя он, после того как Як доложил о нем, пробыл в салоне лишь несколько минут, чтобы, как хозяину дома, убедиться в произведенном повреждении, но мог каждую минуту придти опять, а он таким строгим и мрачным взором смерил любопытных, толпившихся в сенях, что у них мороз пробежал по коже.

На следующее утро вся прислуга опять собралась у железной решетки передняго сада; они шопотом разговаривали между собой и с прохожими, которые останавливались толпами - мальчик из булочной принес известие о смерти советника. Прислуга также была не мало удивлена, когда мимо них быстро и молча прошла служанка из монастырского поместья с заплаканными глазами в дом с колоннами и сейчас же вышла оттуда вместе с донной Мерседес. Она держалась на почтительном разстоянии от прекрасной стройной женщины, которая накинула себе на голову и плечи черный кружевной платок и вела за руку маленькую Паулу.

Все робко разступились перед легкой величественной фигурой, которая еще впервые ступила своей изящно обутой ножкой на тротуар за железной решеткой, чтобы в следующую же минуту исчезнуть за калиткой монастырского поместья.

Маиорше не удалось, как она надеялась и желала, постучаться в дверь дома Шиллинга и просить там приюта, чтобы утешиться и успокоиться среди внучат, единственных близких ей существ. Как только появился первый свет зари, птицы зашевелились в кустах и петухи запели на заднем дворе, в доме поднялась странная суета и движение. Она слышала, как служанки звали ее и, вероятно, разыскивали по всему дому. Но она не хотела, чтобы ее нашли; для нея не было больше дороги в братнин дом.

Она встала со скамьи и быстро выбежала в калитку, выходившую на пустынную улицу, но их старый работник rома, разыскивая ее, высунул голову в калитку и прокричал ей ужасную весть...

Bсe, все было кончено! На носилках, стоявших посреди сеней, лежал конец более чем трехсотлетней деятельности, лежал самовластный деспот, который в последнее время связался с злым демоном и в своем безумии хотел превзойти всех своих предков.

С сухими глазами, но едва держась на ногах, пошла она в бывшую трапезную, растворила настежь двери и молча сделала знак людям нести посдедняго владельца монастырского поместья в лучшую комнату в доме, бывшую его гордостью. Она собственноручно уложила рядом с ним его маленького сына и зажгла на стенах массивные серебряные канделябры, которые зажигались последний раз во время крестин Вита. Еще раз должны были гореть в них восковые свечи и потом уж никогда более не светить ни одному Вольфраму.

Она ходила, как лунатик; виски её бились и кровь лихорадочно волновалась; но все, что следовало, было сделано с необычайным самообладанием, и уже потом, когда все стихло в запертом доме, она послала сказать донне Мерседес, что не может сегодня придти, потому что должна остаться при покойниках.

И вот, казалось, прелестная Психея появилась над разверзшимися в роковую ночь могилами - маленькая белокурая девочка в белом платье, держась за руку донны Мерседес, вошла в мрачные сени монастырского поместья, но осматривалась кругом большими испуганными глазами и спрятала свое маленькое личико в складках тетиного платья, как это сделал некогда бедный мальчик в голубой бархатной куртке.

И женщина, которая тогда сильно побранила за это мальчика, так как, по её мнению, не было дома, более прекрасного, почтенного и привлекательного, чем её родной дом в монастырском поместье, теперь невольно окинула взором стены и потемневший потолок и все это показалось ей перекосившимся и покривившимся, точно постаревшим за ночь, как будто бы со сломанной волей лежавшого на носилках и старое "соколиное гнездо" Вольфрамов так одряхлело, что кривые балки не выдержат тяжести обрушившихся на них обломков стен, когда разрушится мрачное монастырское строение.

- Я не останусь здесь долее, чем требует долг, - как бы безсознательно сказала маиорша дрожащими губами и, подняв девочку с полу, прижала ее к своей груди. Донна Мерседес, как бы движимая каким-то непреодолимым побуждением, с живостью протянула ей руку. Эта молодая величественная женщина, в жилах которой текла гордая кровь, пришла, как верная дочь, утешить и поддержать ее, не обращая внимания на то, что официально вступила в дом, обезчещенный преступлением... И хотя она была доч его и ненавистной "второй" жены, вместе с тем она была сестра Феликса, которая нежно любила брата и ухаживала за ним до самой смерти, которая одна оставалась при его детях, - все прочие лежали в земле, недоступные для мщения. И маиорша обратила бы оружие против себя, еслибы распространила мщение на невинную, на единственную особу, с которой она могла говорить о прошлом, когда она любила и действительно жила... He пора ли было снова поискать солнечного тепла любви, когда так близко надвигался холод старости.

В то время как бури судьбы бушевали над монастырским поместьем, очищая его, в бел-этаже соседняго дома Шиллингов чувствовалась душная тяжелая атмосфера.

Хозяйка дома была все еще больна, и прислуга, вращавшаяся около нея находила, что фрейлейн фон Ридт, которая за ней ухаживала, занимала в высшей степени тяжелый пост. Она никогда не теряла терпения и так спокойно выслушивала обращенные к ней сердитые слова и брань, как будто и не слыхала их. Иногда, впрочем, выпадали и там тихие спокойные дни, и тогда баронесса не знала, как и чем отблагодарить фрейлейн фон Ридт за её любовь и доброту, - недоставало только того, чтобы она становилась перед ней на колени. Такая перемена происходила всегда по получении письма с известным почтовым штемпелем.

пока ни пришла за ней фрейлейн фон Ридт и ни увела ее в дом после горячого разговора, во время которого баронесса гневно топала ногами.

Больше всего ее видали на террасе. И там она также безпокойно ходила между апельсинными деревьями и всегда около балюстрады, окружавшей террасу с восточной стороны. Оттуда ей видно было всю платановую аллею, и сквозь чащу деревьев проглядывал верхний этаж мастерской, где помещался барон Шиллинг. Там же она и обедала с фрейлейн фон Ридт и сидела с книгой или вышиваньем в руках, но главным образом терраса служила ей обсервационным [40] пунктом, с которого она наблюдала за сношениями между домом и мастерской. Ни одна порция кушанья, ни одна бутылка вина, снесенные в мастерскую, не ускользали от её зорких глаз, a тем более ни одно живое существо, ступившее на убитую гравием дорожку аллеи.

Таким образом она однажды увидала своего мужа, в первый раз по его возвращении, идущим под платанами. В первую минуту радостного испуга - ей и в голову не пришло, что нижний этаж также был обитаем, - ей овладело невыразимо приятное чувство победы - он уступил, он подчинился наконец и идет к ней!... Она посмотрела долгим насмешливым торжествующим взглядом на слегка побледневшее склоненное над работой лицо канониссы, но осталась на террасе и гордо выпрямилась, - таким образом она ждала его, по внешности холодная, как статуя, и строгая, на самом же деле сгорая от нетерпения; но знакомые шаги не раздались в бель-этаже, "кающийся" не появлялся в стеклянной двери, на которую был устремлен её взор, только камердинер Роберт вошел с кушаньем и сообщил о происшествии в нижнем этаже и о том, что "господин барон сейчас отправился туда".

После этого она несколько раз звала к себе мужа письменно, чтобы переговорить с ним о поправках в салоне, необходимых после этого скандального происшествия, так как при этом затронуты её интересы, на что получила короткий и решительный ответ, что приличия требуют не поднимать шума до похорон в соседнем доме.

Барон Шиллинг не приходил больше в дом с колоннами, но посетил монастырское поместье.

от монастырского поместья.

Баронесса, сильно раздраженная, смотрела на это с террасы; она законная владетельница шиллингова дома, без её ведома не может быть пересажен никакой куст, изменена никакая грядка. И вдруг он распоряжается там как полновластный хозяин... это невыносимо!... Он самовольно уничтожает благодетельную преграду, отделявшую "мужицкий элемент" от знатного рода, и, кажется, хочет завести интимные сношения с соседями и именно в ту минуту, когда открылось, что "эти люди" безчестно похитили у Шиллингов тайну и приобрели участок земли, обогативший их.

- Он с ума сошел! - сказала она с гневом и схватила шляпу и перчатки, чтобы отправиться туда и по праву собственницы наложить запрещение; но канонисса не пустила ее. Она встала в дверях и с непоколебимым спокойствием объявила, что не допустит, чтобы "личность, порученная её попечению, подвергла себя оскорблению перед прислугой, а что она получила бы резкий отказ, было несомненно после его недавняго безпощадного поступка и обращения с ней в мастерской".

Итак примирение, очевидно, совершилось; цель была достигнута, несмотря на то, что баронесса отказалась от всякого участия и злобно старалась помешать выполнению плана своим отъездом. В ней не нуждались и ей ни разу не написали, прося вернуться, как она думала из упрямства, теперь же она убедилась, что о ней и не думали. Она готова была плакать от злости и досады.

[40] наблюдательным.