Желтые розы
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Желтые розы

Желтыя розы

Они находились въ той опасной поре любовныхъ связей, когда, для того, чтобы верить своему собственному счастiю, людямъ необходино, чтобы постороннiе говорили о немъ. Быть вдвоемъ для нихъ недостаточно; надо, чтобы кто, нибудь сказалъ: "ихъ двое". Въ эту пору добрымъ людямъ нуженъ другъ; злымъ - завистникъ. Первымъ признакомъ пресыщенiя является желанiе чаще глядеться въ зеркало. Зачемъ? Потому что человеку нуженъ свидетель; его собственный образъ - это почти третье лице. Дуэтъ стремится перейти въ трiо. Иногда онъ вырождается въ квартетъ - въ итальянской музыке и въ легкозавязывающихся связяхъ.

Конечно, Клементина и Роберъ не скучали. Скучать, разве это возможно? Ему было двадцать летъ, ей тридцать и книга была очень увлекательна, хотя не онъ разрезалъ ея страницы.

У ней была непреодолимая прелесть - стыдливость. Девственность, эта глупость - увы! - есть принадлежность каждаго юнаго и неиспорченнаго существа; но стыдливость прiобретается. Маленькая девочка, поднимающая юбку выше живота, девственна; а стыдливость - эта шутовка едва показываетъ кончикъ своей ботинки. Стыдливость наука, искусство. Она является своевременнымъ препятствiемъ, отрицанiемъ, которое согласится. Она знаетъ, что надо дать, какъ и до какой степени. Стыдливость есть сдержанность страсти. Женщины начинаютъ делаться стыдливыми къ тридцати годамъ. Девы непорочны.

Значитъ у Робера не было никакихъ причинъ скучать. Прибавьте къ увлекательнымъ прелестямъ его любовницы кустарники въ цвеху, потому что дело было весною, журчанiе маленькой речки, поддразнивающей берега подъ плакучими ивами, водяную мельницу съ ея глухимъ шумомъ и въ особенности милый, одинокiй, белый домикъ съ аспидной крышей, флюгеръ которой визжалъ и не давалъ спать по ночамъ, уютную столовую, где прiятно было покушать сливокъ и овощей после более существенныхъ блюдъ, японскiй будуаръ съ бамбуковыми цыновками, покрытыми темными медвежьими шкурами, со стенами, украшенными пейзажами, и передъ окномъ этого будуара представьте себе длинную террасу, возвышающуюся надъ равниной, на которой цвели отдельными кустами, похожими на золотыя улыбки, миллiоны желтыхъ розъ, этихъ розъ не столько девственныхъ, сколько упоительныхъ, какъ будто бы и имъ было тоже тридцать летъ. Прибавьте ко всемъ этимъ перечисленнымъ нами прелестямъ сотни местечекъ, где можно было спрятаться за лиственницами въ кустахъ, прибавьте ровъ, въ которомъ журчалъ ручеекъ, и гроты, потому что тутъ были гроты, устроенные парижскимъ садовникомъ, а вы удивитесь, что Роберъ, проживъ только три месяца въ этомъ очаровательномъ уголке, уже написалъ своему другу Лорiяву и звалъ его прiехать на берега Адура и посмотреть, какъ цвететъ дикая яблоня.

Странно одно, что Лорiянъ действительно прiехалъ. Мы не станемъ утверждать, что онъ прiехалъ собственно для того, чтобы видеть, какъ белеютъ эти маленькiе цветочки, о которыхъ говорилъ его другъ; но - что делать! - зима была очень длинна, ночи проходили скорее медленно, нежели радостно и у самаго завзятаго парижанина пробуждаются счастливыя мечты о южной весне, когда апрель проходитъ на ципочкахъ по грязи нашихъ улицъ и бульваровъ. Окунуться въ глупую свежесть провинцiи не лишено некоторой пикантности и Лорiянъ поехалъ на экстренномъ поезде къ своему другу Риберу.

Они очень обрадовались его прiезду. Это понятно: эти люди въ теченiи трехъ месяцевъ не видали никого кроме своей прислуги и стрелочника железной дороги, размахивающаго краснымъ флагомъ. Да и къ тому же Роберъ и Лорiянъ были старые друзья; детьми они играли въ кегли въ одной и той же коллегiи, юношами они дрались изъ-за женщины, которую они оба любили, и после дуэли, когда тотъ, который уцелелъ, ухаживалъ за раненымъ, они, смеясь, обменялись воспоминаньями. Роберъ, въ особенности, кроткiй, какъ овечка, обожалъ своего товарища. Ужь, конечно, онъ написалъ Лорiяну не для того, чтобы прервать однообразiе долгаго и сладкаго одиночества вдвоемъ, не для того, чтобы заставить его полюбоваться той, которая была такъ хороша, такъ добра, такъ любила его; честному малому было необходимо присутствiе его друга для полнаго счастья, и после поцелуя Клементины ему нужно было пожатiе руки Лорiяна.

Лорiянъ былъ ослепителенъ. Весь Парижъ, первые ярусы съ ихъ ложами, въ которыхъ сiяютъ слишкомъ белокурые волосы, съ ихъ бенуарами, въ которыхъ смягчаются скандалы, съ ихъ креслами въ оркестре, прославленными Банвиллемъ; последнiя отельскiя скачки, где мадемуазель Первеншъ прискакала первая, бульвары скучающiе и движущiеся, итальянская опера, которая закрывается, и выставка картинъ, которая открывается, - онъ принесъ съ собой все, зналъ все, говорилъ обо всемъ и явился чемъ то въ роде фейерверка среди тумана ихъ провинцiяльной любви.

Но въ сущности Роберъ былъ недоволенъ. Разве въ этотъ день Клементина была не такъ хороша? Каждому хочется, чтобы его любовница была прелестна въ день прiезда друга. Она была очаровательна, какъ всегда, и, можетъ быть, даже прелестнее, нежели когда-нибудь. Ея волосы, растрепанные и почти короткiе, такъ густы и курчавы они были, падали на ея глаза каpiя, какъ глаза Кассандры, спускались съ ея носу съ почти жирными ноздрями, и даже съ самому преступному рту, у угловъ котораго было слишкомъ много складокъ, но который былъ такой розовый! Ея платье было чудомъ искусства. Конечно, оно было белое, но облака отличаются той особенной белизною, которую самыя искусныя прачки не умеютъ придать кисее и прозрачная, несколько тугая матерiя, потому что прямые углы эффектны, въ которую облеклась для прiезда Лорiяна возлюбленная Робера, отличалась именно этой идеальной белизной. Швея сказала бы намъ просто, что на Клементине было надето платье изъ органдина, матерiи простой, но эффектной. Да и къ тому же полныя плечи и прекрасныя пухленькiя руки какъ то розово-просвечивали сквозь прозрачныя волосы матерiи и иногда Клементина поднимала эти руки, зевая и улыбаясь. И такъ Роберъ былъ все менее и менее доволенъ. Ему казалось, что Клементина могла бы выбрать для прiезда Лорiяна менее прозрачное платье. Она слишкомъ много смеялась, слишкомъ часто показывала свои зубки, такiе белые и столь любимые имъ и, конечно, могла бы не поднимать рукъ во время ребяческой зевоты и держать ихъ скрещенными на коленяхъ, какъ это принято въ порядочномъ обществе.

Они сели за фортепiяно. Кто же? Клементина и Роберъ? ничуть не бывало: Лорiянъ и Клементина. О немъ, о счастливце, о возлюбленномъ, о хозяине никто и не вспомнилъ и онъ сиделъ въ своемъ углу; слушая романсы, находя въ этомъ мало удовольствiя, разсерженный.

Клементина шепнула ему на ухо:

- Твой другъ очень милъ.

Лорiянъ сказалъ ему:

- Твоя возлюбленная очаровательна.

Но это неудовлетворяло его. Интимная жизнь втроемъ, о которой онъ мечталъ, складывалась совсемъ не такъ. Онъ предпочелъ бы, - конечно, онъ былъ несправедливъ, - чтобы они занимались, имъ немножко больше и немножко меньше занимались самими собой. Ему показалось, что между ними съ самаго начала было слишкомъ много фамилiярности, слишкомъ много условленнаго въ обмене улыбокъ и, наконецъ, онъ никакъ не могъ понять, зачемъ онъ самъ торчитъ въ своемъ углу на стуле, тогда какъ онъ и она тамъ, у фортепiяно - и зачемъ? я васъ спрашиваю, - чтобы спеть глупый, смешной, нелепый романсъ, который онъ, Роберъ, сто разъ пелъ съ нею и гораздо лучше, потому что у Лорiяна былъ ужасно фальшивый голосъ.

- О! ревнивецъ! разразился смехомъ Лорiянъ.

Нужно сознаться, что у Робера была очень жалкая физiономiя. Онъ принудилъ себя улыбнуться какъ можно приветливее и его лицо приняло такое глупое выраженiе, что Клементина, обернувшись, тоже расхохоталась.

- Онъ ужъ такимъ уродился, сказала она, - не следуетъ обращать на него вниманiя. Вы увидите, что онъ разсердится на насъ за то, что мы смеемся. Фи! малютка; какъ это нехорошо! Будете ли вы умникомъ? Потомъ я прощу вамъ. Пойдите наберите мне большой букетъ розъ.

Что было делать Роберу? Онъ отправился набирать розы. Понятно, что онъ и не думалъ серьезно сомневаться ни въ верности своей любовницы, ни въ честности своего друга. Онъ былъ не дуракъ. Онъ угадывалъ очень хорошо, что ихъ фамильярность была просто игрой, измышленной ими, чтобы возбудить въ немъ ревность. Они шутили и онъ не хотелъ ни за что на свете показаться менее остроумнымъ, нежели они.

"Хорошо! хорошо! Они меня не подденутъ. Последнiй всегда смеется лучше всехъ. Я очень хитеръ. Сегодня вечеромъ за обедомъ, я докажу имъ, что имъ не удалось меня одурачить".

въ немъ ревность и послали его на террасу, откуда можно было видеть все, что делается въ японскомъ будуаре. Если бы онъ былъ на ихъ месте и изобрелъ эту шутку, то онъ придумалъ бы что нибудь поостроумнее. Было очевидно, что его хотели проучить; но ему могли бы дать более искусный урокъ. Между темъ, онъ расхаживалъ взадъ и впередъ, собирая розы и бросая отъ времени до времени взглядъ въ окна будуара.

Онъ виделъ ихъ. Они были у фортепiяно и пели. Все обстояло благополучно. Однако, онъ уже пересталъ понимать, въ чемъ дело. Теперь эффектъ былъ произведенъ. Онъ не ревновалъ, онъ выигралъ пари, его можно было воротить, потому что онъ уже начиналъ скучать одинъ на террасе.

Вдругъ Клементина появилась у окна и спустила японскую стору, которая была очень плотна.

- Наконецъ-то! сказалъ онъ про себя; по крайней мере, это похоже на фарсъ. Теперь это становится смешно. Но я не вернусь въ домъ и сегодня вечеромъ после обеда они останутся съ длиннымъ носомъ, когда я имъ разскажу, какъ я посмеялся надъ ними.

Онъ продолжалъ расхаживать, по террасе и рвать желтыя розы.

образомъ. Она оба должны были быть достаточно уверены въ немъ и такой опытъ былъ совершенно излишнимъ!.. Да и съ тому же время шло своимъ чередомъ и эта шутка становились слишкомъ продолжительной. Онъ уже целый часъ былъ на террасе среди желтыхъ ризъ и, расхаживая взадъ и впередъ, ожидалъ, что его позовутъ. Одна подробность: фортепiяно смолкло.

Напрасно онъ боролся съ самымъ собой, въ немъ зародились подозренiя, настоящiя, сильныя подозренiя. Они сговорилась сделать его смешнымъ! Ну, это удалось имъ. Онъ ревновалъ. Что вы хотите? Онъ действительно ревновалъ. Напрасно подыскивалъ онъ всевозможныя причины, ему страшно хотелось узнать, что делается за японской сторой. Ему надоело расхаживать два часа по террасе среди желтыхъ ризъ. Надо положить конецъ всему этому. Съ его стороны было очень глупо, что онъ не решался войти въ домъ и сказать имъ:

- Ну, довольно шутить, будемъ опять болтать вместе.

Когда пришло два съ половиною часа - букетъ желтыхъ розъ сталъ гримаднымъ, - онъ не выдержалъ. Онъ взбежалъ на крыльцо, пробежалъ черезъ переднюю, черезъ столовую, прошелъ въ три прыжка всю залу и остановился передъ дверью будуара съ своимъ большимъ букетомъ въ руке.

- Нетъ, право, я просто болванъ! Вотъ то они посмеются! Подозревать Клементину! Клементину, которая оставила ради меня свою мать, своего мужа! Клементину, которая втеченiи трехъ месяцевъ мыслитъ одной мыслью со мной и не имеетъ другого горизонта, кроме моего взгляда, - которая еще сегодня утромъ обмокнула кусочекъ хлебца въ то яйцо въ смятку, которое я елъ! Заподозрить честность Лорiяна, Лорiяна, который учился въ одной школе со мной, которыя вечно кралъ у меня все мои кегли, когда мы играли вместе, которыхъ отбилъ у меня всехъ моихъ любовницъ, Лорiяна, друга, брата, моего Пилада, Лорiяна, человека серьезнаго, человека съ состоянiемъ, съ весомъ! Я просто глупецъ. Однако, мне все-таки лучше войти.

разговаривающими о первомъ представленiй Аиды и o "Revue" въ театре Фоли Мариньи; увидя его, остроумнымъ, дружески приветливымъ, ее, доброй, сочувствующей и такой хорошенькой въ ея органдиновомъ платье, прямыя складки котораго смялись бы отъ малейшей неосторожности...

- Ахъ! чортъ побери!

Она переоделась.