Дачный сосед

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дачный сосед (старая орфография)

ДАЧНЫЙ СОСЕД.

В окрестностях Парижа, летом, когда солнце склоняется за холмы, - нежная тень разливается по полянам и придает очаровательный вид фермам, тропинкам, решоткам парков, берегам рек, крышам замков, подернутым как бы зеленою плесенью, мирному горизонту, перерезанному рядом тополей, неподвижность которых свидетельствует о спокойствии, ясности воздуха. Ничего не может-быть прелестнее вида живой картины, одушевляющей, так сказать, эту натуру, когда с лестниц станции железной дороги сбегает целый караван молодых женщин и мужчин, спешащих стряхнуть парижскую пыль на соседних лугах и населяющих, до следующого дня, маленький городок из беленьких домиков, разбросанных по равнине, точно длинная улица, изменившая прямой линии, чтобы украситься холмиками и садами.

Июня 1-го, 1814 года, в то самое время, когда версальский поезд остановился у станции Виль д'Овре, молодая женщина вышла из вагона и произвела сильное движение восторга в толпе, находившейся в зале пассажиров.

Молодая женщина выдержала движение изумления очень ловко и спокойно, она не уделила восхищавшимся даже признательность, выражающейся одною из улыбок, бросаемых мраморными богинями на поклонников, толпящих у их пьедестала. Она сошла с лестницы в проездь, где стоят рядом плебейский омнибус и аристократическая коляска, общее назначение которых, - развозка пассажиров по дачам Виль-д'Овре, удаленным от станции железной дороги.

Около дюжины молодых людей бросились к омнибусу, в приятной надежде проехаться хоть пять минут, на одной скамье, с очаровательною женщиною, за которою следовала горничная; одета она была в чорном, что заставляло предполагать в ней вдову.

Молодая женщина остановилась на минуту, в десяти шагах от деревенского омнибуса; маленькие агатовые пальцы её, оттененные шолковыми полу-перчатками, более грациозными чем глупые, завистливые перчатки, открыли зонтик и она стала любоваться видом, с выражением, изобличавшим сильную внутреннею радость.

Один мыслитель сказал:

При виде прекрасного местоположения, мы невольно ищем вокруг-себя кого-нибудь, кому могли бы сказать:

- Какое прекрасное местоположение!

Молодая женщина опустила зонтик на правое плечо, и слегка коснувшись китайским веером руки горничной, сказала ей с выражением удовольствия и счастия:

- Делия, как хорош этот вид!

- Да, небрежно отвечала Делия, смотря на поезд, быстро летевший к Парижу, - вид очень не дурень, но я предпочитаю ему улицу Сент-Оноре.

Печальная улыбка мелькнула на лице молодой женщины.

- Делия, сказала она, мне кажется, что кучер мой еще не приехал.

- Вот он едет, сударыня. Старый Антон не знает еще дороги. Ведь он в первый раз приезжает за вами на станцию.

Кондуктор омнибуса очень фальшиво протрубил какую-то арию, надеясь склонить тем молодую женщину сесть к нему; но, увидев красивую коляску, скоро приближавшуюся, он подал сигнал к отъезду.

Коляска скоро удалилась с молодою женщиною и её спутницею, и остановилась у решотки одного сада; молодая женщина. выскочила и вступила на порог своего дома или, лучше, на крыльцо храма цветов.

женщин французскою мужскою любезностью; а потому, новое намерение, принятое ею, и созревшее под трауром, внушало ей радость, составлявшую счастие её будущности. Она решилась жить пустынницей, вдали от мирских козней, от обольщений Парижа. План её был прекрасен и соответствовал чистой простоте её наклонностей: она любила цветы, музыку, живопись, вышиванье, чтение; этого было достаточно, чтобы бороться со скукою дня; что-же касается до часов ночи, то их сокращал здоровый сон.

С какою прелестью детской радости осмотрела она все подробности своего благоухающого жилища! Сколько улыбок расточила она прекрасным цветам, распускавшимся со всех сторон! Сколько ласкательных взглядов подарила она фонтанам, лужайкам, киоскам и мирному горизонту, обрамливавшему жизнь её рамкой счастия!...

Вечером этого первого дня она уснула, вслушиваясь в музыку, превосходившую музыку Россини.... в природную мелодию летних ночей.

Проснувшись, Клотильда де Фонтальб позвонила, Делия пошла с тем пасмурным видом, которым обыкновенно отличаются горничные, когда их будят в шесть часов утра.

- Позвольте спросить вас, сударыня.... сказала Делия, одевая свою госпожу.

- Спрашивай, отвечала Клотильда улыбаясь.

- Неужели вы не находите, сударыня, что на даче, просто невозможно жить, и что в Париже гораздо лучше?

- Я этого не нахожу, Делия.... Подыми шторы, я хочу видеть восход солнца; лучи его должны бросать дивные отливы на вершины деревьев.

Делия хотела исполнить приказание своей госпожи, но вдруг вскрикнула.

- Невозможно поднять, сударыня! вот неприятно-то!... Мы вчера вечером этого и не заметили.... Стоило уезжать из Парижа, чтобы иметь соседей и за-городом.... Куда не повернешься везде соседи!... Точно, как и дворники....

Молодая женщина посмотрела по направлению пальца Делии и, действительно, увидела соседа в саду, находившемся но другую сторону дороги.

Сосед был молодой человек лет двадцати четырех или двадцати шести и хотя он сидел, но все-таки можно было заметить его высокий и стройный рост; на всем на нем лежал какой-то особенный отпечаток благородства и хорошого общества. Несмотря на то, что было только шесть часов утра, одежда его годилась-бы в полдень и казалось, что то был какой-нибудь бальный посетитель, отдыхавший на заре от усталости вальса, чтобы снова возвратиться на бал; каменная его неподвижность пугала взгляды; он сохранял положение человека восторженного, задумавшагося и погруженного в глубокия размышления. С балкона Клотильды, можно было разсмотреть только часть его лица, но и этого было достаточно, чтобы составить выгодное мнение о целой его физиономии. Волосы его были чорны и волнисты, рука, совершенно женская, прекрасная и бледная. Торс его напоминал торс Антиноя, только в черном фраке.

Это случайное соседство, как оно странно не было, первоначально очень мало заняло госпожу де Фонтальб. Она даже не высказала ни каких предположений пред своею горничною., молодою ловкою девушкою, лукавою и предприимчивою во всех отношениях, истинною субреткою старинной комедии.

Госпожа де Фонтальб ушла с балкона, произнеся несколько безсвязных слов, которые поясняли, что эта внешняя картина не стоила труда, чтобы терять для нее более времени, и продолжала заниматься своим тоалетом, к великому сожалению Делии. Молодая девушка, кажется, готова была вечно продолжать наблюдения и чтобы заставить свою госпожу подойти снова к окну, очень ловко оборвала два снурка. Это обстоятельство положило конец одеванью и обе женщины подошли к окну, близь которого Делия старалась поправить спою оплошность и как-нибудь зашнуровать корсет.

- Очень неприятно, начала она, связывая свои гордиевы узлы, быть в темноте по милости соседей.... Он все еще там, на своей земной табуретке, без всякого движения!... Я готова спорить, что это какая-нибудь статуя, одетая в мужское платье... О, я не хочу скрывать, что он меня очень занимает и если вы позволите, заведу такой шум, который наверно оживит эту модную статую.

- Не смей даже думать об этом, отвечала Клотильда, не должно никогда подавать соседям случай к мысли, что ими занимаются и особливо тогда, когда о них совершенно не думают.

- Но и буду чистосердечна, сказала Делия и признаюсь, что мне всегда нужны для забавы, какие-нибудь соседи, с-тех-пор, как я одета. Вы не поверите, как приятно видеть, что делают другие, не будучи сама ни кем замечена. Вчера я с большою неохотой приехала в деревню, полагая, что кроме деревьев мы не будем иметь иных соседей; а нынче я уже чувствую себя гораздо веселее. Это соседство обещает много. Всякий гонит скуку но своему.

Госпожа де Фонтальб ответила на болтовню хорошенькой горничной самою одобрительною улыбкою и села перед балконом, скрываемая сторою. Делия расплела прекрасные волосы своей госпожи и начав убирать их, с искусством и ловкостию ученика Маристона или Рюттера, не теряла из виду ни чего, что происходило вокруг. Каждый локон упадал из под её руки чорною змейкой, с каким-нибудь новым замечанием.

- Молодой сосед все в том же положении.... он по прежнему смотрит на то же дерево; можно подумать, что он считает листья. Это будет очень продолжительно. Нет сомнения, что он не сидел-бы так спокойно, еслиб знал, что у него соседкою самая хорошенькая женщина. Вот еще новость.... вышел слуга, прекрасно одетый.... он положил книгу.... молодой человек берет ее.... оказывается, что он не статуя.... Он открыл ее и читает.... Сосед наш должен быть очень порядочным молодым человеком: я узнаю это по прекрасному жилету его слуги.... Сударыня, довольны-ли вы вашей прической?

- Какая-бы она не была, отвечала госпожа до Фонтальб, улыбнувшись самодовольно пред зеркалом, она всегда будет хороша для деревни, где всякий одевается только для себя самого.

станут наблюдать за вами.

- Мне это совершенно равно, сказала Клотильда, призадумываясь пред множеством платьев, какое-бы из них ей надеть; мне все равно, я умерла для света... Я здесь заключилась как в могилу и мало забочусь, будут-ли пренебрегать мною или удивляться в Вилль-д'Овре.

- Я вижу, что вы затрудняетесь в выборе платья, заметила Делия с легким признаком насмешливости; правда, что все они отличны, особливо это.... Еслиб я имела честь быть модной женщиной, я бы предпочла для деревни белый цвет. Как белое платье хорошо и бросается в глаза, между зеленью дерев! К этому я надела бы черную кружевную мантилью и легкую шляпку.... Я уверена, что вы со мной согласитесь....

Клотильда равнодушно пожала плечами и указала на белое платье.

- Первое, какое попадется под руку, отвечала она; мне, право, все ровно.

Кончив убор госпожи де-Фонтальб, Делия сложила на груди руки и с видом удивления окинула Клотильду с головы до ног.

- Боже мой! вскричала она, как счастливы мужчины, которые имеют случай встречать подобных женщин.

- Бедная Делия, отвечала Клотильда, какое ты дитя!

- Я буду всем, чем вам угодно, сударыня.... теперь я не нижу никакого препятствия поднять стору....

Вероятно вам будет приятно подышать на балконе утренним воздухом?...

- Нет Делия, я сойду в сад.

- Молодой человек все на том же месте, продолжала Делия, подымая рукою стору; он продолжает читать.... Он должен быть какой-нибудь сочинитель.... впрочем нет, еслиб он быль сочинитель, он не читал-бы, а писал...

Делия обернулась; она была одна и только один шум от платья госпожи де Фонтальб, сходящей с лестницы, долетал до её слуха; минута была благоприятна. Она с шумом отворила окно и вышла на балкон, освещаемая полными лучами утренняго солнца, хорошенькая как грация, после окончания убранство Венеры.

Делия разсчитывала на сценический ефект, но обманулась в ожидании. Несмотря на произведенный ею страшный шум, сосед остался в том же положении. Он продолжал читать и даже слуга не мелькнул пред ней.

Тогда она начала петь один из самых живых, водевильных куплетов, полила два горшка герани, уронила на севрскую дорогу лейку, била по стеклам, как по клавишам, но все эти маленькия хитрости пропадали без всякой пользы. Сосед сохранял свое равнодушие, свое спокойствие и неподвижность.

В эту минуту во всем Виль д'Оноре произошло всеобщее движение; его живописные домики оживились, киоски и беседки наполнились хорошенькими женщинами; садовые решотки заскрипели на своих петлях; дети взобрались на деревья и все стены покрылись, как большими плодами, головами любопытных. Делия, видевшая это движение и полагавшая, что она уже слишком много успела в своем желании, хотела уже из скромности удалиться с балкона, когда топот лошадей, шум карет, и всадники в блестящих одеждах, показавшиеся на севрской дороге, приковали се к месту. Проезжали придворные. Но Делия мало обратила на них внимания, её глаза не отрывались от её таинственного и раздражавшого её любопытство соседа. Читавший не переставал читать, слуга непоказывался. Вскоре шум блестящого поезда смолк в отдалении, и только слышался лай деревенских собак, встревоженных незнакомыми им лошадьми.

Внезапный приход разносчика отвлек Делию от места наблюдений и доставил ей случай иметь предлог сойдти на севрскую дорогу в надежде, что может-быть неподвижный молодой сосед сам выйдет за принесенными к деревню газетами и журналами.

Она с легкостию серны сбежала по лестнице.

- Есть-ли у тебя что для нас? спросила служанка разносчика, останавливая его у дверей их дома; что-нибудь для графини де-Фонтальб? Наш слуга оставил вчера в Париже наш новый адресс.

Лицо разносчика просветлело пред молодою и полненькою служанкою, её розовыми щеками, зеленоватыми глазами и белокурыми кудрями. Он сняло шляпу, отер лоб и отвечал как отголосок:

- А писем нет? спросила Делия.

- Нет, сударыня.

- Поищи получше, любезный.

- О, я уже все переискал, сударыня.

- Покажи мне, пожалуйста, твою сумку и дай я поищу сама. Я люблю читать имена, написанные на адресах. Это все нашим соседам. Каково! стало-быть около нас живут все самые порядочные люди; все лучшее общество... я полагаю, что у тебя есть или письма, или журналы всем жителям?

- Да, почти ко всем.

- Нет ли у тебя чего в 21-й помер.... вот, который напротив меня. Но, кажется, что этот номер ни кем ненанят.

- Нет, он нанят одним....

- Одним?...

- Одним медведем, сударыня.

- Ах, Боже мой, что это ты говоришь?

- Да, и еще я льщу, называя того, кто нанял 21 номер, этим именем. Медведи, которые находятся в ботаническом саду, гораздо образованнее и ласковее его.

- А что он молод или стар, этот медведь? спросила Делия с притворным равнодушием.

- Ему лет двадцать пять или тридцать, и хотя он всегда одет как герцог, только в отношении к вежливости совсем иной.

- Что же он такое сделал тебе?

- Да вот что.... Во первых он не получает ни писем, ни журналов, что заставляет меня предполагать, что он неумеет читать. Согласитесь сами, всякий да получает хоть от кого нибудь письмо на свете.... Медведь 21 номера ни от кого. Да вот что случилось еще недавно. Кто-то сделал ошибку на адрессе; это не новость; бывает столько разсеянных! Письмо было написано в 21 номер; повинуясь своей обязанности, я прихожу, звоню, мне отворяют, и я вижу пред собою молодого человека, лежащого на скамье, как самый ужасный лентяй. Я готовился вручить ему письмо, как явился слуга, прекрасно одетый, который сказал мне очень грубо:

- Это не сюда.

- Но, возразил я, вот ваш номер.

- Я тебе говорю, что барин мой не получает ни каких писем, накричал он мне указывая на дверь. Иди в 31 номер.

- Так иди куда хочешь!

В эту минуту раздался звонок, которым госпожа де-Фонтальб звала Делию и горничная, простившись с разносчиком, заперла дверь и побежала к своей госпоже, передать новости о 21 номере.

Клотильда развернула журналы, казалось выслушала с терпеливою благосклонностию расказ Делии, и потом сказала ей строгим голосом:

- Право, Делия, я вижу, что ты не тратишь даром времени, живучи в деревне, но этот род занятий мне не нравится, и может меня компрометировать. Ты молода, ветрена и неопытна, я тебе прощаю много проступков, потому что они неразлучны с твоими летами, но советую на будущее время быть предусмотрительнее.

После этих деликатных наставлений, Делия поспешила почтительно поклониться, благодаря этим за добрый совет.

Госпожа де Фонтальб поселилась в Вилль д'Овре без всякого намерения и тем менее, чтобы взойти в тесные сношения с первыми попавшимися ей соседями; напротив, она упорно желала отдалиться от всех, но очень свойственное человечеству любопытство занимало её с самого утра, и хотя она наружно и старалась показать Делии, что слушает ее только из снисхождения, а между тем слушала с настроенным вниманием все, что только пересказывала ей соседка о молодом соседе.

Когда молодая и прекрасная вдова окончила перелистывать журналы, записки и фельетоны, когда она осмотрела все свои цветы, клетки, свои ноты и книги она столкнулась лицо с лицом с тем ужасным врагом, который издавна тревожит все человечество - со скукою, и вдруг усомнилась в принятом намерении оставаться затворницею.

Грусть мрачит не только людей, но и цвет неба, и зелень дерев. Так-то сталось и с Клотильдою. Она безсознательно сорвала цветок, и бросила его на землю, уныло прошептав следующие стихи какого то неизвестного поэта:

"Пожалейте о смертном, который, одинокий с своею скукою, идет за цветком и хранит его для одного себя."

Потом мысли её невольно перенеслись к таинственному молодому человеку, которого случай даровал ей соседом и который с таким упорством и твердостию переносил одиночество и его томительную скуку.

Проходя аллею, в которой мечтала Клотильда, Делия остановилась и как бы ни чего не замечая сказала:

- Если у вас нет для меня особых приказании, я стану продолжать мое вышиванье.

- Да, отвечала Клотильда ласковым голосом и с нежною улыбкою, как бы желая ими загладить строгость недавняго выговора, да, Делия, иди работать и не теряй напрасно времени с соседями и разносчиками.

- Ах, сказала вздыхая Делия, по отвращению, которое я чувствую к работе, мне кажется, что мне суждено было родиться не иначе как для-того, чтоб быть светскою женщиной.

- Хорошо, по-крайней-мере, что ты откровенна, Делия, заметила госпожа де Фонтальб.

- О нет, отвечала Делия, но если бы я не призналась в этом, вы бы угадали.

- А что.... не видишь ничего нового.... там... напротив? спросила Клотильда голосом, который отзывался сколько угрозою, столько и каким-то поощрением к болтовне.

- У соседа, сударыня?... О, ничего, или почти ничего.... то есть, если позволите признаться, то убирая кое что, сейчас, в верхней комнате и совсем не желая, я видела, как наш сосед завтракал с книгою в одной руке и с вилкою в другой - он, кажется читает постоянно и завтракал не более пяти минут... потом он начал гулять, не покидая книги... наконец, я могла разсмотреть его лицо. Оно совсем не замечательно. Он бледен, с большими чорными блестящими глазами, с тонкими усиками. Судя но выражению, он должен принадлежать к хорошей фамилии.

- И ты разсмотрела все это, совсем того не желая? спросила улыбаясь Клотильда.

- Хорошо, хорошо, Делия; иди, и принимайся за работу.

- Ах, я забыла сказать вам еще про одну странность, которую также не желала видеть. Слуга принес бледному нашему соседу новую книгу, вероятно потому-что первая, не смотря на свою непомерную толщину, была уже прочитана Это заставляет полагать, что чтение продолжится до вечера. Я пойду работать, сударыня.

- Но неисправимая, прервала Клотильда с строгим выражением, которое никак не согласовалась с удерживаемою улыбкою; еще раз какая мне нужда во всем этом?

- Это справедливо, отвечала Делия, я забыла, что вам совершенно не нужны такия подробности. Вперед этого со мною не случится.

Госпожа де Фонтальб хотела посвятить все остальное время вечера испытанию, может ли она перенесть совершенное уединение и занялась положительными и глубокими думами. Она повторила в памяти печальную потерю своего прошедшого, как превосходное средство, чтобы защитить себя от опасностей и потерь, которые могли ее ожидать в будущем. Она отпустила Делию, и желая освежить комнату, открыла окно. Сон всегда ослушивается тех, кто его ищет. Не имея сил заснуть, Клотильда прислушивалась к всякому шуму, ко всякому шороху, раздававшемуся в окрестности среди летней ночи, когда звук фортепиано заглушил все прочие звуки. Прелюдия раздалась, торжественно, величественно как звук храмового органа. То не был какой-нибудь наивный романс или каватина, готовая вылететь из губ артиста. То было самое чудное гармоническое вдохновение, которое когда либо-разве может слышать человек, и то если ему будут доступны гимны небесные....

Молодая женщина тихонько сошла с постели и, скользя по ковру, подошла к окну.

Комнаты соседняго дома, ярко освещенные, допускали видеть все, что находилось в них. Молодой человек, таинственный сосед, сидел за фортепиано и пел самым чистым контральто анданте из квинтета celeste non piacere, высокую мелодию Россини, которой выражение заключает в себе радости, какие только может таить в себе человеческое сердце.

Голос певца имел невыразимую прелесть. Клотильда слушала с какою то восторженностию этот гимн, который казалось подымался над вершинами дерев мелодическим снопом и потом падал золотою росой, при блеске звезд на землю, усыпанную цветами.

После анданте, музыка прекратилась, комнаты потемнели и окна затворились. Госпожа де Фонтальб не слыхала ни чего более. Она окинула еще раз маленький городок с его домиками, разбросанными но долине и села у окна, опустив голову, все еще прислушиваясь к умолкшему голосу соседа.

Странная жизнь соседа госпожи де Фонтальб ни сколько не изменилась и на другой день. Казалось, что таинственный молодой человек решился постоянно заниматься. Следующие за этим дни не представляли ни какой значительной перемены и только была изменена программа ночного концерта, который молодой сосед давал самому себе перед сном грядущим.

Такое соседство сделалось наконец невыносимо и раздражительно. Нежные нервы госпожи де Фонтальб и Делии поминутно волновались, при мысли об этой живой загадке, которая мелькала перед ними, в полном свете, от утренной зари до поздней ночи. Однажды даже нетерпеливая Делия, выведенная из себя молодым незнакомцем в пятнадцатый раз открывавшим одну и туже книгу каждодневно, в пять часов вечера, решилась разбить стекло, которое с треском разсыпалось на каменной мостовой.

Головы всех соседей, ожидающия только какого-нибудь случая, чтобы показаться наружу, толпою высунулись из окон и с балконов, и только одна голова молодого соседа осталась наклоненною и неподвижною над книгою.

Клотильда решилась принять самые действительные меры, какие принимают только в крайних случаях. Она приказала затворить все ставни в верхнем этаже с самым симетрическим шумом, который мог дать время всякому увидать отъезд их. Она заключилась с Делиею в низу, закрыла фортепиано и прекратила всякия сношения извне.

Такая новая система существования продолжалась три дня и все соседи, в продолжении трех недель делавшие в свою очередь, разные заключения о госпоже де Фонтальб и наблюдавшие за нею, не менее как она за своим соседом, наконец не стали более сомневаться в отъезде их красивой дачницы и начали толковать её отсутствие не слишком благоприятно для репутации молодой женщины.

На четвертый день вечером Клотильда и Делия решились покинуть свой притон, и переселившись в верхний этаж, сделать рекогносцировку в землях соседа. Молодой человек сидел на том же месте с тою же книгою; это конечное обстоятельство убедило обеих женщин, что их непостижимый сосед не переменял своего образа жизни даже в то время, когда он не мог подозревать, чтобы за ним наблюдали.

- Это уже слишком! сказала Делия, сжимая над головою руки; есть от чего сойти с ума! Соседям не позволительно так вести себя; нам нужно будет на него жаловаться.... Он ведет себя очень странно и даже, можно сказать, сумасбродно, графиня....

делать что хочет.

- Да, сударыня, если только то, что он хочет, не безпокоит соседей. На это есть постановления. В Батиньоле рядом с моей прежней госпожой, жил сосед, пускавший каждый вечер фейрверк на заднем дворе. Она пожаловалась меру и тот запретил такое увеселение.

- Ты говоришь нелепости, Делия; между нашим соседом и вашим прежним нет ничего общого.

- Но, графиня, прервала Делия, я бы предпочла в этот раз, чтобы он пускал два раза в день фейрверк, играл на трубе, читал вовсе горло провинциальную газету, чем такие поступки. Тогда бы мы имели по-крайней-мере удовольствие и право жаловаться на эту язву, знать его имя и осыпать его упреками из наших окон; между-тем как теперь, в продолжении трех недель, мы тратим лишь напрасно воображение, разгадывая тайну, которая мешает нам веселиться днем и спать ночью, не имея никакого права нарушить с своей стороны спокойствия нашего соседа.

- Право, Делия, ты кажется принимаешь все это уже слишком близко к сердцу, заметила Клотильда, с принужденною улыбкою, худо скрывавшею сильную озабоченность; не желая, чтобы это соседство свело тебя совершенно с ума я, чтобы сохранить тебе последний разсудок, намерена уехать от сюда на две недели и поселиться в Сеи-Клу, в какой-нибудь гостиннице.

- А после двух недель, сударыня?

- Мы вернемся опять сюда, и будем жить также, как жили до-сих-пор.

- И увидим опять тоже самое, я готова прозакладывать голову. Если бы кто захотел со мною спорить, я готова жертвовать всем своим имуществом, сохраняющимся в сберегательной кассе, и утверждать что даже в последний летний вечер, этот противный молодой человек будет читать туже самую книгу. Нет, графиня, как вы не старайтесь казаться хладнокровною, вы тоже женщина, и такой случай должен наконец истощить ваше терпение!

- Совсем напротив, Делия; правда, что мое любопытство очень сильно, но между-тем я отнюдь не раздражена и это соседство только занимает меня. До-этих-пор мне случалось видеть только ветреных, праздных, себялюбивых людей, и вот я встречаю случайно под моим окном, исключение - молодого человека совершению противуположного, всегда прекрасно одетого, только для собственного достоинства, который разсуждает, учится, между-тем как другие в его лета стараются позабыть даже то, чему когда либо учились. Подобное открытие редко и достойно моего внимания, и я бы желала узнать только имя нашего соседа, чтобы включить его в мои записки как особенное чудо.

- Если это так, сказала Делия с улыбкою, смешанною со вздохом, то дело важнее, нежели я предполагала.

- Берегись за свои слова, Делия, заметила графиня с кроткою строгостию; моя снисходительность придает тебе уже слишком много смелости.

Делия посмотрела на потолок, повертела руками и закусила губы, как бы опасаясь высказать что нибудь более.

Два дипломата могут иногда обмануть один другого, две женщины никогда. Живое участие, которое возбуждал в графине таинственный сосед, не ускользнуло от Делии. Клотильда также отгадала быстрое молчание Делии, и не желая продолжать далее разговора с своею служанкою, отнустила се, сделав несколько незначительных вопросов.

Мы уже сказали, что молодой сосед разнообразил пение и вместо высоких торжественных гимнов, певал арии из разных опер. Твердо уверенная в самой себе, графиня между-тем, несколько дней сряду, отказывала себе в удовольствии слушать страстные напевы, которые каждый вечер звучали в ушах её. Быть может, несмотря на всю свою твердость, Клотильда, видела какую нибудь опасность и страшилась пленяться голосом, имевшим для нея тем большую прелесть, что он всегда раздавался только в те часы, когда душа бывает особенно настроена, молчаливостию ночи, ко всему, что ускользает от нее в шуме дня.

Когда в этот вечер сосед начал прелюдировать, графиня отошла от окна с твердым намерением не слушать певца. Одно самое естественное разсуждение остановило ее на средине комнаты:

- Бежать, значит сознаваться в своей слабости, предполагать опасность, подумала она. Нет сомнения, что еслиб я не случилась здесь, я бы не пришла его слушать; но так как я случилась в этой комнате, останусь и послушаю.

Музыка, поразившая в этот вечер слух её, не принадлежала к репертуару оперы и гостиных; то были мелодические звуки, полные страсти и нежности, слова, в которых каждый слог составляет слово любви, говорит о тоске одиночества, манит счастием обоюдности чувства.

Графиня ждала что певец повторит свой романс, но никто в окружности не требовал повторения концерта. Фортепиано издало несколько финальных нот и умолкло. Темнота скрыла жилище певца.

Солнце давно уже ходило по небу, когда графиня закрыла глаза. Деревенский разносчик уже стоял пред дверьми её дома и отдавал Делии последнее, оставшееся у него письмо.

- Ну, поработал таки я сегодня, сказал он горничной, отирая лоб. Кроме обычных писем и пакетов, я должен был разнести тридцать циркуляров, по-крайней-мере верст на шесть в окружности. Я измучился как вол и только потому не похож на него, что не впряжен в телегу.

- Вот и вам, сударыня; это последний.

- Я знаю эти циркуляры. Это должно быть просьба участвовать в каком нибудь базаре для благотворительной цели.

- Не могу вам сказать; я уважаю тайну писем; это моя обязанность.

- А скажи мне пожалуста... сосед, который живет здесь, этот медведь, по прежнему не получил ни одного письма?

- О нет, нынче я имел удовольствие принесть первое письмо в его номер. Он также получил циркуляр.

- Вот неожиданная новость. Как же принял тебя нынче его слуга? раскажи пожалуста.

- Нынче меня приняли с тем уважением, которого заслуживает моя должность. Я позвонил; слуга отпер мне дверь. - Письмо к господину Мишелю де Розану, сказал я.

- Сколько следует заплатить, спросил меня слуга этого медведя.

- Заплачено вперед, отвечал я. Вот все, что я могу сообщить вам нового.

- Мишель де Розан, вскрикнула Делия, стараясь сколько возможно скрыть свою радость. По-крайней-мере, добавила она шопотом, нам известно его имя; и этого достаточно для начала.

Проститься с разносчиком, прыгнуть на лестницу, запереть дверь, подняться на верх и разбудить графиню, было для Делии мгновенным подвигом.

Первый взор госпожи де Фонтальб, кинутый на горничную, был грозен, потом он немного смягчился.

- Мне показалось, графиня, что вы звонили, сказала Делия, подавая почтительно журналы и письмо.

- Делия, прервала графиня, ты очень хорошо знаешь, что я не звонила; не извиняйся вперед этим, когда будешь приносить ко мне письма, добавила она с упреком, происходившим быть может от сладкого прерванного сновидения.

- Простите, графиня, отвечала Делия, складывая руки так кротко и так значительно что невольно должна была укротить негодование всякого разбуженного не впопад; но вы не будете иметь нужды читать это письмо. И знаю его содержание. Это приглашение участвовать в базаре для благотворительной цели. Его получили все соседи, даже господин Мишель де Розан.

- Кто это Мишель де Розан, которого имя ты объявляешь мне чуть не задыхаясь? спросила Делию госпожа де Фонтальб. Что это за лицо?...

- Это наш сосед.... тайна, загадка, все это один и тот же Мишель де Розан; как объяснил мне разносчик, принесший сюда все циркуляры.

- Послушай, Делия, сказала графиня строгим голосом, которого служанка старалась показать вид, будто испугалась; ты ужасно легкомысленна и безразсудна; ты готова меня компрометировать каждую минуту.

- Графиня, отвечала почтительно Делия, вы напрасно упрекаете меня, я ничего не спрашивала сама у разносчика, но вы знаете, как эти люди болтливы. Они готовы первые отвечать на все, даже на то, о чем никак не думают их спрашивать. Это не моя вина, как вы видите.

Делия взяла пакет, прочла несколько строк и вскрикнула.

Потом она передала циркуляр графине. Она пробежала его в минуту и передала Делии.

- Что же тут такого особенного? спросила она. Отчего ты закричала?

- Я никак не могла скрыть своего удивления, графиня, отвечала скромно Делия.

- Удивления? удивления о том, что мер Вилль д'Овре приглашает меня на бал? Что тут чрезвычайного?

- Если бы, графния, вам было угодно понять лучше слова мои, то может-быть....

- Не смотря на все мое желание, это мне невозможно, отвечала госпожа де Фонтальб.

- В-самом-деле, вы правы сударыня, я очень ветрена, и позабыла сказать, что разносчик принес также приглашение и нашему несносному соседу Мишелю де-Розану.

- Ну, что же из этого?

- То, что вырвавшийся у меня крик означал: вот наконец, неожиданный, благоприятный случай узнать кое-что положительное о нашем соседе. Его отрывают от уединения, размышлений и таинственности. Он будет разговаривать с женщинами, приглашать их на танцы, играть на фортепиапо, разсуждать с мером. Читая приглашение на бал, я поняла все это в одну минуту и крик мой был очень естествен.

- Как ты все хорошо устроиваешь в своей голове, сказала графиня, с такою невнимательностию, которая ни сколько не показывала внутренняго волнения. Одно слово разрушит все твои воздушные замки.

- Я бы желала услышать его, сударыня.

- Я не поеду на этот бал!

- Ах! вскрикнула Делия, с насмешливым сомнением. Я никак неожидала этого слова.

- Разве я для того приехала в эту глушь, чтобы показываться в толпе? ты, кажется, знаешь это.

- Но деревенский бал не может считаться светом, графиня, заметила Делия.

- Да, если бы во время лета, эта деревня не обращалась в шумный Париж.

- Вы раздражите и огорчите мера, вы рискуете поссориться с ним, сударыня....

- Я лучше соглашусь поссориться с мером, чем с своею совестию. Притом же мое отсутствие не будет ни кем замечено,

- Замолчи, Делия, я совершенно неизвестна в этой деревне я желаю исполнить обязанности, которые сама на себя наложила.

- Вы неизвестны в деревне, вскрикнула Делия; ах, графиня, если бы вы хоть один день побыли на моем месте, вы бы усомнились в вашей неизвестности. Вы только три раза выходили в церковь, а между-тем уже все кричат о вашем имени, о вашей красоте о прекрасных приемах; и поверьте, не-смотря на простоту вашей одежды, всякий узнает в вас женщину большого света. Видящие вас издали, угадывая вашу красоту ускоряют шаги, чтобы хоть минуту взглянуть на вас вблизи и потом проходят мимо нашего балкона с выражением восторга и удивления. Существует только здесь один дом, в котором не говорят о ваших прелестях и в котором вы до-сих-пор неизвестны, этот дом перед вами....

- Делия, сказала графиня, прерывая служанку, откуда ты знаешь все.... Каково, продолжала госпожа де Фонтальб, она успела открыть даже, что человек, о котором я совсем не желаю думать, называется Мишелем де-Розаном.

Графиня произнесла эти слова в полголоса, будто про себя, как бы желая этим поощрить Делию к дальнейшим рассказам, не роняя между-тем своего достоинства.

- О, я бы узнала его имя в первый день, продолжала Делия, еслибы хотела, но я знаю, сколько должна дорожить вашим именем. И только нечаянно воспользовалась таким открытием, от болтуна, который ни сколько не может вас компрометировать.

- Это значит, сказала графиня, развертывая обертку журналов, что ты и еще узнаешь что нибудь случайно.

- Да, отвечала Делия, я уверена, что узнаю что нибудь больше, чем одно имя.

- Вот как, сказала госпожа де-Фонтальб, читая заглавие журнала.

- Этот молодой человек влюблен, продолжала Делия, с уверенностию, и я открою предмет его страсти.

- Как ты еще молода, Делия, заметила графиня, принимаясь смотреть на другое заглавие; нашла же ты влюбленного, должно быть, самого нового рода.

- Вы правы, графиня, это влюбленный совершенно нового рода. Вероятно этот молодой человек готовится жениться и приготовляется к супружеской жизни уединением. Дома он занимается серьезными предметами, а ночью воспевает свою любовь и, должно признаться, таким голосом, который долетает не до одного слуха, но и до сердца. Если он не влюблен, то никто не любил и не будет любить. И как должна быть счастлива любимая им женщина!... Вот я полагаю в чем состоит его тайна, но мы скоро узнаем все, я посомневаюсь.... Если сосед наш примет приглашение мера, это будет значить, что он будет не один; их будет двое; я заранее почитаю себя счастливою, что буду издали смотреть на этот бал и подмечать тайну его сердца.

- Делия, сказала графиня, взяв журнал в руки, скажи кучеру, чтобы он закладывал тотчас коляску, и приходи поскорее одевать меня. Я еду на несколько дней в Париж.

- В Париж, сударыня?

- Право, Делия, мне кажется ты поминутно готова теперь вскрикивать от удивления. Что же ты находишь чрезвычайного в этом отъезде?...

- Право, ничего! вы вероятно не все ваши дела окончили в Париже.... Поеду ли я с вами, графиня?...

- Нет, я пробуду в Париже только несколько дней.... и посмотрю, могу ли там обойдтись без горничной хоть одне сутки.... Делия, я кажется, что-то тебе приказывала?

Делия почтительно кивнула головою и вышла.

Чрез несколько часов вся садовая улица, на которой жила госпожа де-Фонтальб была в сильном движении от любопытства. Две красивые лошади и богатая коляска заставили высунуться из окон всех соседей. Графиня скоро показалась на пороге и вспрыгнула в екипаж.

Кучер наклонился к Делии, стоявшей у подножки коляски.

- Нет, по севрской дороге, в Париж, отвечала она.

Делия проводила глазами графиню и побранив сквозь зубы Мишеля ле-Розана, который один из всех живущих, не занялся отъездом госпожи её, заперла дверь и пошла в сад ломать себе голову и отгадывать таинственную причину, которая, вдруг, повлекла графиню в Париж, куда прекрасная, добровольная отшельница не хотела никогда возвращаться.

Делия думала два дня, строила разные предположения и ничего не отгадала.

В то самое время, когда графиня спешила в Париж, около девяти часов вечера, в одной из многолюдных улиц этого города собралось у молодого Вильфрида Грацио несколько молодых людей. Когда общество составило довольно значительный кружок, Вильфрид Грацио, считавшийся в модном свете за богача, артиста и литератора, сел в кресло и развернув рукопись, связанную зелеными лентами, просил позволения сказать несколько слов. Потом, окинув внимательным взглядом собравшихся, начал так:

- Господа, драматическое произведение, которое я буду иметь честь вам читать, носит заглавие "Нур-Иеган". Содержание его заимствовано из истории королевства Лагорского или Пенджабского. Действие происходит в правление Короля Иеганджира.

Все вы знаете, господа, храбрую супругу Иеганджира, Нур-Иеган, амазонку, которая переплыла на слоне реку Иеллис, дала огромное сражение Емиру Мохабету, чтобы возвести на престол своего сына и сама растреляла стрелы из пяти колчанов. Вы все знаете эту епопею борьбы бронзовых гигантов, согретую солнцем тропиков, которая, в продолжении многих веков, разоряла самую цветущую страну света и наполняла развалинами и воплями.

Из этой-то плодовитой земли, этой огромной книги былого, извлек я мое драматическое произведение Нур-Иеган. Я поручаю себя вашему вниманию, не требуя от вас снисходительности.

В глубине сцены, река Иеллис, окруженная пятью кирпичными пирамидами, воздвигнутыми воинами Александра. Налево, на первом плане, палатка Нур-Иегана. На право пальмовый лес. При поднятии занавесы, начинает заниматься заря. Два воина играют в шахматы перед палаткою. Камни заменяют им шахматы.

- Это очень хорошо, сказал один из присутствующих, я люблю поднятие занавесы.

- И тем более правдоподобно, прибавил другой, свесив голову на спинку кресел, что все Сипаи и носильщики паланкинов играют в шахматы на протяжении четырех-сот льё от Калкуты до Лагора.

Грацио поблагодарил наклонением головы, взглянул в окно, выходившее на двор, выказал какое-то безпокойство и продолжал:

Старик Факир, играющий всегда с бонзой Тоблием,

И всякий раз из дюжины игор одну ему дающий,

Мне говорил однажды: Слушай сын

Слова всегда ты ставь пред Королевой

мат. То мудрый был совет:

Нур-Иеган его применит к делу

И Лагора врата откроет Королеве

И юный сын её на утро будет царь.

В эту минуту дверь отворилась и какой-то молодой человек, очень хорошо одетый, скорыми шагами вошел в комнату. Чтение тотчас прекратилось.

- Как, это ты! вскричал читавший, положа рукопись на стол; вот уж я никак неожидал тебя.

- Я поехал в девять часов с половиною, отвечал прибывший и ночую в Париже, а с восходом солнца опять уеду завтра в свою Вилль-д'Оврескую пустыню.

- Ну, а как наши дела? спросил тихо хозяин.

- До-сих-пор, отвечал прибывший, я ничего еще немогу сказать, кроме того, что ужасно скучаю.

- Бедный де-Розан, сказал Грацио.

- Не произноси так громко моего имени, заметил де-Розан, таинственный сосед, госпожи де Фонтальб, и, как тебе известно, сохраняю здесь инкогнито и не желаю добровольно потерять то, что имею право купить за месячное отчуждение от вас и от всех удовольствий.

- Да, да, подтвердил Грацио, бедный де-Розан; но раскажи нам, почему пришла тебе охота преследовать графиню так странно! Надеяться успеть тогда, когда ты не обращаешь на нее никакого внимания - вот новый род Дои-Жуанства!

- От этого-то поведения я и жду верного успеха, отвечал де-Розан; вы знаете, как графиня была избалована. Все мужчины начали казаться ей ветреными, не стоющими внимания. Она в отчаянии удалилась из Парижа и кажется поклялась, что Гимен никогда не будет иметь на нее права. Это мне стало досадно за весь, мужский пол вообще и за себя в особенности, тем более, что госпожа де-Фонтальб премилая женщина, хотя и оригинальна до крайности. Я встречал ее иногда в свете и не будучи примечен ею, замечал, любил прислушиваться к её разсуждениям. Остальное вам известно; я поселился в Виль-д'Овре и с тех пор неизменяю своей тактике. Мое упорное одиночество, странность моих поступков раздражали любопытство графини; воображение докончит остальное. Нынче я узнал, что госпожа де-Фонтальб ухала в Париж от бала, на котором могла быть лучшим украшением. Это меня испугало и разстроило, но к счастию, сведения, собранные мною, оказались благоприятными и я спешу возвратиться в свое уединение. Прощайте, теперь уже поздно; я вам буду писать о всем, что случится, из Виль-д'Овре, а в замен прошу только одного - не пишите мне сами ни строчки. Это необходимо. графиня кажется поклялась полюбить только нелюдима и чудака. До свидания.

Молодые друзья разстались...

На колокольне Виль-д'Овре пробило десять часов вечера. Опершись рукою на балкон, Делия, с слезами на глазах, слушала отдаленные звуки бала и от чистого сердца бранила графиню, которая так неожиданно уехала в Париж, без сомнения из страха не пасть пред искушениями такого веселого праздника

В то время, когда молодая горничная предавалась отчаянию, видя, что ей не удастся полюбоваться живописною картиною Виль-д'Овреского бала, пред домом графини остановилась знакомая уже коляска и слуга почтительно высаживал из нея госпожу де-Фонтальб.

Делия едва удержалась, чтобы не вскрикнуть от радости; как безумная бросилась она стремглав с лестницы на встречу графине, которая перебегала с ступени на ступень в одежде, не представлявшей никаких сомнений о том, как она желала провести вечер.

- Ступай и одевайся скорее, Делия, сказала графиня, входя в комнату.

- Она права, прошептала графиня, осматривая горничную с удивлением, смешанным с каким-то страхом... Разве ты угадала, Делия?...

- Я ничего не угадала, отвечала Делия, я только предполагала. О, сударыня, позвольте еще раз осмотреть вас.... Боже, как вы хороши, и по всей справедливости только в Париже умеют убирать молодых лам, как следует.... Прекрасная мысль мелькнула у вас... Вас просят на деревенский бал; ничего не готово... вы едете в Париж и возвращаетесь от туда, как следует, в самый час начала праздника!

- Делия, ты можешь болтать что хочешь. Нынче в полдень, я еще не думала быть на балу.... но потом переменила намерение. Так как я поселилась в этой деревне, то имею ли право быть невежливою против мира, который не позабыл о моем уединении. Эта мысль решила меня согласиться на его обязательное приглашение.

- Я тоже думала, что вы покончите так, а не иначе, подтвердила Делия... как можно, чтобы вы решились огорчить кого-нибудь, особливо мера, человека почтенного и гостеприимного.... Быть-может и кто-нибудь другой, по этому же случаю, будет на бале....

- Кто же, этот другой?... что за странное слово, Делия, лучше поспешим на бал и, пожалуйста, не болтай ничего лишняго с горничными.... слышишь?

- Мало того, что слышу, - понимаю.

Когда слуга доложил о приезде графини де-Фонтальб, мер сам поспешил к ней на встречу и ввел ее в залу, при звуках Штраусова вальса. В кружении его вихря никто незаметил вновь прибывшей, но графиня одним быстрым взглядом окинула всех посетителей и уверившись, что все были ей незнакомы, не остановила внимания ни на одном лице.

За то всеобщее внимание сосредоточилось на Клотильде после вальса, и толпа молодых людей спешила составить вокруг нее тесную рамку. Каждый спрашивал своего соседа и получал в ответ только жест молчаливого удивления. Двадцать танцовщиков устремились приглашать госпожу де Фонтальбь, но ни один из них не отважился подойти первым. Так величественна и недоступна была она в красоте своей. Между-тем как состязатели переглядывались и ожидали в кругу своем смельчака, какой-то молодой человек, стоявший в отдалении от всех, приблизился к креслу госпожи де Фонтальб и почтительно произнес обычное приглашение на танцы.

Молодая женщина легким наклонением головы изъявила свое согласие, не видя между-тем лицо того, кто приглашал ее, потому что он стоял за спинкою её кресел. Оркестр заиграл; в эту минуту только графиня взглянула на своего кавалера и невольный трепет пробежал по ней. То был её таинственный сосед, отшельникь Видь д'Овре, денди-трапист, которого странная жизнь давно занимала любопытное воображение обеих женщин.

С какою ловкостию, с какими изящными приемами, какими гармоническими словами начал он разговор, которым каждый кавалер, волею или неволею обязан занимать свою даму.

Мишель де Розан приехал на этот бал с решительным намерением.

- Если я встречу госпожу де Фонтальб, думал он: - если только я встречу эту женщину, которая месяц тому назад прощалась со всем светом, то она приедет на бал для одного меня. Мои невинные тенёта, поставленные против нее в саду, под её балконом, стало-быть не пропали даром, и тогда я могу решиться на нее, не переходя черту приличий и те условия, которые требуются от почтительной и робкой любви.

Воспользовавшись несколькими минутами отдыха в антракте кадриля, Мишель де Розан начал разговаривать с госпожою де Фонтальб.

- На бал приезжают всегда с такою радостию, сказал он, и оставляют залу вечно с грустью. Этот опыт должен бы кажется всякого удерживать дома и тем избавлять от таких воспоминаний, которые сглаживают приятные впечатления.

- По чему же это? спросила графиня, подняв глаза на люстру: - может ли кто это доказать, и на всех ли равно действует так бал?

- О, я не говорю про всех, возразил де Розан: - я включаю в это число не много избранных.

- То-есть таких, заметила графиня: - которые понимают поэзию удовольствий.

- Такие-то люди и суть мои избранные, графиня; они с восторгом наслаждаются своею жизнию. Несмотря на то, что разсудок должен удалять нас от таких роковых случаев, которые доставляют нам счастие страдать, мы все-таки бежим за ними.

- Стало-быть вы и себя причисляете к этим немногим? спросила графиня с притворною разсеянностию и невнимательностию, играя своим китайским опахалом.

- И приехали на бал искать благоприятного случая быть завтра несчастливым?

- Да, завтра, а может быть и всегда!

- Всегда! Вот как вы честолюбивы и постоянны в ваших удовольствиях. Впрочем я понимаю вас, и кажется, могу истолковать нашу мысль. Бал сильно раздражает и кружит голову: все носится в вихре движения, все в нем веселье и радость, потом следует безмолвие, скука и уединение. Это еще более испытываем мы, женщины, между-тем как мужчины всегда имеют возможность разсеяться, даже после бального шума и вы, также как и прочие молодые люди наших лет забудете кружение этого кадрили среди кружений и шума Парижа.

- О, никогда никогда, сударыня.... для этого бала я покинул свое уединенное убежище, которое мне всегда было драгоценно, а завтра быть-может будет почтенно и славно. То, что происходит со мною нынче вечером, не имеет ничего общого с обыкновенною жизнью. Я, оставив Париж, бежал не от толпы, но от одной преследовавшей меня мысли. Я похоронил себя в цветочную могилу, но далеко от сюда, не имея, в течении двух месяцев других товарищей, кроме науки и искуства; мой ум быль спокоен и я быть-может позабыл бы....

Но случай имеет всегда роковую предусмотрительность.... Я прибыл сюда на бал из одного приличия и что-же.... встречаю здесь женщину, точь в точь живой призрак той, которую я должен забыть навсегда по долгу и обязанности.

- Но мне кажется, что вы мне высказываете сердечную исповедь, заметила графиня, стараясь скрыть улыбкою и опахалом, внутренное волнение.

- Простите, если я как-нибудь оскорбил ваше внимание, сударыня, отвечал Мишель де Розан; я готов стать пред вами на колена....

- Признание не может никого оскорбить, сказала молодая женщина, ободрительным голосом. Балы кажется изобретены только для признаний, и их по неволе принимают точь в точь, как будто они вырываются как какие-нибудь невольные вздохи. Итак вы нашли здесь чрезвычайно сходную женщину, с....

- Да, сударыня, я люблю одну благородную даму и люблю ее безнадежно, почтительно, молча, так что она и не подозревает моего чувства. То, что я узнал об этой женщине, заставило меня покинуть Париж. Она прекратила все связи, соединяющия се с обществом, сказала вечное прости свету и её вдовство не будет иметь окончания.

- О, сударь, прервала графиня, возвышая голос, молодая женщина, часто дает такия обещания, но после некоторого времени....

Тут графиня замолчала.

- Но, сударыня, продолжал де Розан с жаром, она кажется намерена сдержать свое слово.

- Теперь для этой исповеди недостает только имени, заметила своему кавалеру госпожа де Фонтальб.

- Имя это я должен вырывать из сердца, сударыня....

- Какое же оно?

- О, я не могу произнести его; на языке человеческом нет таких гармонических звуков....

- Однакоже?

- Это, - графиня Клодильда де Фонтальб, а её живой двойник.... вы....

Последний звук смычка прервал разговор и госпожа де Фонтальб не имела случая выказать свое удивление.

Отдых не был продолжителен, танцы следовали за танцами и графиня получила столько приглашений, что потеряла надежду возобновить разговор с своим первым кавалером. Между-тем Мишель ле Розан выбрал себе приличное место, чтобы незаметно наблюдать за молодою грифинею и угадывать, по выражению её лица, что происходит, после их разговора, в её сердце.

Это наблюдение требовало опытного взора, потому-что всякая женщина умеет искусно скрывать перед толпою самые сильные ощущения. Де Розан проник эту маску и под видом равнодушия и безпечной веселости заметил большую озабоченность. Он стал в свою очередь ждать случая снова сойдтись с графинею и поместился как бы нечаянно на порожнее кресло, стоявшее рядом с тем, на котором должна была сесть Клотильда.

В-самом-деле, она скоро очутилась рядом с ним.

- Сударыня, начал опять де Розан, я покину этот бал, с глубокою грустью в сердце; я чувствую, что в глазах ваших, я ничто иное как преступник, незаслуживающий прощения, а между-тем.... Ваше милое имя звучит во всех устах, следовательно оно не может быть здесь тайною. Я делал вам не признание в любви к другой, я желал высказать свою страсть вам, и прошу у вас как милости забыть, что я имел несчастие совершить такое огромное преступление.

- Какое же преступление? отвечала графиня, я уверена вы так воспитаны, что не захотите с намерением оскорбить женщину; впрочем, я вам прощаю от всего сердца воображаемое зло. Я отнюдь не желаю быть причиною нашей завтрашней грусти.

- Ваше равнодушие, графиня, причиняет мне больше грусти, чем ваш гнев. Вы поступаете со мною как с ветреным ребенком и смотрите на меня с состраданием, с высоты вашего величия. О, еслиб вы знали, что нет ничего убийственнее женского сострадания! Ненависть может еще породить в нас надежду; сострадание никогда.

- Это кажется мне очень странным, заметила госпожа де Фонтальб. Что же вы желаете? чтобы я обиделась о разсердилась на вас?...

- Да, я бы предпочел это. Вы незнаете меня, вы первый раз меня видите и поступаете так великодушно, как не поступили бы с самым искренним своим другом. Тут скрывается для меня такая задача, которой я не понимаю.... Ваша доброта заставляет меня трепетать. Она убийственнее самого сильного равнодушия....

Мишель де Розан придал лицу своему выражение глубокого отчаяния. Графиня старалась показаться хладнокровною и искала случая покончить как нибудь этот разговор, который приводил ее в смущение.

- Скажите откровенно, спросила она; когда видели вы меня в первый раз?

- Три года тому назад, отвечал де Розан утвердительно: 12 апреля, на балу у герцогини де Клозан, в улице Анжу-Сент-Оноре, No 39.

- Да, это правда, я была на этом балу.... тем более, что на нем был почти весь Париж.

- Я видел там только вас, графиня, и с той минуты вы сделалось единственною мечтою моей жизни. Я вас увидел в полном сиянии вашей красоты, потом я встретил вас в одежде вдовы и с грустию узнал о вашем намерении удалиться от света и заключиться в глушь провинции. Тогда я сам обрек себя также на уединение и поклялся жить одною мыслию о вас и о моей безнадежности.

На лице графини мелькнула самодовольная улыбка; в эту минуту раздались звуки фортепиано и какая-то молодая, шестнадцати летняя девушка запела романс.

Мишель до Розан встал, показывая вид, что хочет раскланяться с графинею; но она остановила его благосклонною улыбкою.

- Мне кажется, сказала она, что вы не слишком большой любитель музыки и пения?

- Подле вас, графиня, отвечал де Розан, можно полюбить самого злого врага. Впрочем, чтобы подтвердить ваши догадки, признаюсь вам, что в музыке и в пении я люблю только серьозные вещи.

- В таком случае, сказала графиня с таким взглядом, который заставил вспыхнуть де Розана: - я уверена, что вы мне не откажете в том, о чем я намерена просить вас.

Де Розан почтительно поклонился.

- И так, продолжала госпожа де Фонтальб: - вы видите, бал превратился в концерт. Я вас прошу сесть за фортепиано и спеть нам какую-нибудь мелодию.

- Какую-же, графиня?

- О, первую, какая придет вам в голову, Например, хоть эту:

Я слушала его прекрасный голос,

Когда луна сребрила даль полей.

Де Розан поднял голову и на лице его выразилось притворное удивление. Он всплеснул руками:

- Как, вскричал он: - вы знаете эту мелодию, графиня? Но эта мелодия сочинена мной, как музыка, так и слова! Я сочинил ее для себя собственно, и никогда, ни в каком случае, не делался с публикою. Вы приводите меня в удивление!

- А я прошу спеть эту мелодию, повторила графиня, с очаровательною улыбкой. Вы мне сказали, что мое слово для вас закон. Вспомните это и повинуйтесь.

Де Розан поклонился.

- Ваша воля - и мое желание и мой обет, отвечал он подойдя к фортепиано.

Он ударил по клавишам и начал петь мелодию, которую требовала от него графиня.

Успех его превзошел все ожидания; общее браво огласило комнаты бала, но де Розан желал только одного - улыбки госпожи де Фонтальб. Но напрасно искал он ее глазами; она уехала, не дождавшись окончания последняго куплета. Графиня даже позабыла поблагодарить певца.

- Нужды нет, думал де Розан, уезжая с бала, во всяком случае она прекрасная и прелюбезная женщина. Она ясно показала мне, что не только ничего между нами не кончено, но что все еще остается на будущее время, как окончание журнального фельетона на следующий день.

И он радостно отправился на свою дачу и целую ночь ему грезилась госпожа де Фонтальб и её богатое состояние.

На другой день он не выходил из комнаты; напрасно и графиня и Делия ждали его в саду.

* * *

Несколько дней графиня была задумчива. Привыкнув видеть пред собой де Розана, ей становилось как-то не ловко. Она начала справляться. Сосед её переехал в Париж.

- Вот вам и музыка, твердила Делия, раздевая вечером госпожу де Фонтальб; не правдали: несмотря на всю странность нашего соседа, присутствие его все-таки оживляло немного?

Графиня задумчиво перелистывала книгу и не отвечала ни слова.

- Делия, сказала она однажды утром своей служанке: - я намерена нынче же переехать в Париж.

Делия вспрыгнула от радости.

- Ах, вскричала она: - вы оживили меня! Парижския развлечения, быть может, принесут вам пользу. С некоторого времени я стала бояться за вас. Вы сделались бледны, задумчивы.

- Свет томить меня, Делия; бывают минуты, когда я право желаю поскорее умереть.

Госпожа де-Фонтальб печально покачала своего красивою головкою.

- Ничто, ничто, отвечала она.

- Ни одно воспоминание?

Графиня призадумалась.

- Постарайтесь найдти в существенности что-нибудь, что-бы вас заняло.

- А где искать этой существенности?

- Да, вот, например, наш сосед, заметила лукаво Делия: ведь он занимал же вас несколько времени, своею странностию. Постараемся отыскать его в Париже, познакомтесь с ним для смеху и вы увидите, что среди невинных шуток над ним, ваше отвращение к жизни мало по малу затихнет.

- Да где же мы отыщем в Париже нашего соседа? спросила вдруг живо г-жа де-Фонтальб.

- О, если за этим только дело, то надейтесь на меня, отвечала Делия: я познакомилась с слугою господина де-Розана и знаю его городскую квартиру...

- Какая ты плутовка, Делия!... Но к чему послужит все это?

- Будто нужно иметь всегда какую-нибудь цель, графиня?

- Я полагаю.

- Право? спросила г-жа де-Фонтальб с каким-то странным выражением: ты ошибаешься, Делия... но довольно об этом, пора заняться нашим переездом.

Делия ушла, бросив на графиню пытливый взгляд. Она угадала её сердце.

Шум и вечная деятельность не развлекли госпожу де-Фонтальб; она по прежнему жила уединенно, не желала по видимому ни с кем сблизиться, а между-тем призрак её вечерняго певца поминутно мелькал в её воображении.

- Что, в-самом-деле, сказала она однажды своей горничной, отчего нам несправиться о... о нашем медведе, так ли странно он ведет себя, как и прежде?

- Ну, что он?

- По словам его слуги, он сделался еще страннее, чем был.

- Право, что же он делает; зачитался?

- О нет, графиня, отвечала вздохнув Делия. Он бросил все, ни с кем не говорит ни слова, задумывается и чуть не также, как вы, ждет смерти, как подарка.

нам своим пением.

- О, непременно, сударыня, я уверена, что это оживит его.

- Почему ты это думаешь?

- Эта моя тайна, заметила лукаво Делия, потупив глаза.

Графиня самодовольно улыбнулась.

Дня два госпожа де-Фонтальб не упоминала ни слова о де-Розане; наступило время оперных маскерадов, про которые все говорят, что там очень скучно, а между-тем, в которые все сбираются с самою живейшею радостию.

- Графиня, сказала ей однажды Делия.

- Что тебе нужно?

- Прежде скажите, что вы меня прощаете.

- Дайте сперва ваше слово; преступление не большое, и сделано мной из одного человеколюбия.

- Ну говори, отвечала госпожа де-Фонтальб.

- Я обманула господина де-Розана.

- Как это?... и почему это мнимое преступление касается до меня?

- Ах, Делия! вскрикнула графиня: опять какая-нибудь новая необдуманность, которая может повредить моей репутации.

- О, напротив, ни сколько, сударыня; желая, чтобы г-н де-Розан сколько-нибудь развлекся, я сказала его слуге, как-бы за тайну, что вы будете в маскараде.

- Только-то, произнесла графиня с притворным смехом; я тебе прощаю это преступление, но ты жестоко подшутила над ним.

- Почему ж это?

- Что вы ему, графиня! покричала Делия: да вы жизнь его...

- Это кто сказал тебе такую смешную новость?

- Если хотите знать кто - так он сам. Он поминутно бродит под вашими окнами; желает вас видеть, и все напрасно. Неужели у нас такое каменное сердце, что вы не хотите подарить человеку хоть одной отрадной минуты?

- Перестань болтать пустяки, Делия, поди прочь.

Делия ушла; госпожа де-Фонтальб задумалась; до поздняго вечера просидела она одна, не имея охоты ни чем заняться.

Час оперного маскарада наступал.

Прошло более часу, как Мишель де-Розан был уже в маскараде Оперы; он совсем не был похож на человека предавшагося отчаянию, напротив: лицо его было свежо и румяно, а улыбка выказывала самоуверенность. Вдруг кто-то легонько дотронулся до его плеча.

- Ты никого не ждешь? спросила маска.

- Никого, отвечал де-Розан.

- Хочешь дать мне руку?

- С удовольствием, если тебе не скучно со иною, сказал де-Розан, подавая руку домино.

- Видеть мечту мою.

- Мечту?

- Да, и голос твой напоминает мне ее, и потому я забываю грусть мою.

- А ты часто бываешь грустен?

- Но ты незнаешь меня, чтобы говорить это, произнесло домино.

- Я знаю только мечту мою, отвечал де-Розан, потому-что оригинал мне недоступен. Но впрочем, лучше нам поговорить о чем нибудь другом. Спеши, если можешь развеселить меня, потому-что близка минута, когда я уеду.

- Отчего это?

- Оттого, что в этой толпе нет той, которую я люблю.

- Завтра я уезжаю в Алжир, сделаюсь Спагом, и, вероятно, не увижу более Парижа.

- Почему это?

- Потому-что меня убьют; это верно.

Несколько минут домино молчало, опершись на руку де-Розана и наконец вскрикнуло:

- Ха, ха, ха, засмеялся де-Розан.

- Это верно, добавила маска, если ты говоришь правду и любишь мечту свою. Господин де-Розан, разве вы забыли свою соседку в Виль-д'Овре, добавила госпожа де-Фонтальб своим голосом.

- Графиня, вскрикнул де-Розан: вы ли это?

И он закрыл лицо платком.

- Отчего же? Что может сделать вас веселым?

- Я должен хоть минуту вас видеть.

- Хорошо, вы меня уведите.

- Когда и где?

- А после завтра?

- Может-быть; а теперь прощайте или, лучше сказать, до свидания.

- Вы едете, графиня; неужели вы не можете пробыть еще хотя минуту....

- Нет, я чувствую себя нездоровою.

- Дитя, прошептала госпожа де-Фонтальб.

- От чего графиня?

- Оттого, что это невозможно.

- От чего, позвольте повторить вопрос?

Де-Розан крепко сжал руку графини, и все сомнения его изчезли.

На другой день лукавая Делия принесла ему записку, он распечатал ее.

"Имеющий уши слышит, имеющий глаза видит, писала графиня. Что же вы не являетесь, просить извинения в ваших дерзостях. Объявляю вам, что я очень сердита на вас; постарайтесь оправдаться".

И де-Розан постарался оправдаться. Чрез несколько недель он женился на богатой отшельнице.