Школьная королева.
Глава IX. Передышка

Глава IX 

Передышка

Елизавета Решлей действительно поверила Китти О'Донован. И, покинув ее, она, как и обещала, направилась к миссис Шервуд.

- Могу я поговорить с вами, миссис Шервуд?

- Конечно, Елизавета.

- Я была сейчас у бедной Китти О'Донован.

- Ты была у нее, Елизавета? - с чувством облегчения повторила миссис Шервуд. - Я так рада, что ты была у нее. Ну что же, Елизавета, удалось тебе... как-нибудь повлиять на Китти - заставить ее сознаться? Она, конечно, рассказала тебе всю эту печальную историю?

- Она рассказала мне все с начала до конца, миссис Шервуд. Она была в полном отчаянии. Мне удалось разговорить ее, и она призналась мне в своем горе. Скажу вам, миссис Шервуд, что я посоветовала Китти.

- Да благословит тебя Бог, милая Елизавета! Ты, конечно, посоветовала бедняжке сказать мне правду - что она написала письмо и боялась сознаться в этом.

- Нет. Я посоветовала ей твердо стоять на своем. Она говорит, что не писала письма. Миссис Шервуд, я верю ей.

- Елизавета! И после этой телеграммы? Ведь мальчик получил письмо; он так и ответил в телеграмме. Вот она, взгляни сама, милая.

Елизавета взглянула и положила лист бумаги на стол.

- Надо сохранить телеграмму, - сказала Елизавета. - Нет сомнения, что Джек О'Донован получил какое-то другое письмо, не от своей кузины Китти; в этом я уверена так же, как в том, что стою здесь.

- Тогда в каком ужасном поступке ты обвиняешь Мэри Купп, милая Елизавета?

- Я никого не обвиняю. Я не вижу пока ни проблеска в этой темной истории. Но хочу основательно разобраться в ней. Хочу во что бы то ни стало добиться правды. Что бы ни выяснилось, я убеждена, что Китти О'Донован не виновата.

- Ты забываешь, Елизавета, что если Китти будет продолжать отрицать свою вину, то мне придется обо всем рассказать девочкам, и они станут ее судьями, в том числе и ты. Знаешь, что бывает, когда королеву мая приходится развенчивать вследствие ее проступка? Это делается публично. Не могу выразить, какое ужасное испытание предстоит этой несчастной девочке.

- Это верно, - согласилась Елизавета. - Но хуже всего в данном случае должно быть той девочке, которая написала Джеку письмо.

- Твои симпатии к Китти заставляют тебя несправедливо судить о других девочках, - сказала миссис Шервуд. - Однако, милая, дело очень простое: Китти была вне себя от гордости и восторга, вот и написала двоюродному брату. А когда ее обвинили, она испугалась и не созналась в своем проступке. Такое более вероятно, чем то, что какая-то девочка захотела сделать ей зло. Да и кто смог, если принять во внимание твою версию, так подражать почерку Китти, что у Джека письмо не вызвало никаких подозрений?

- Все это так, - сказала Елизавета, - и Китти могла бы поступить, как вы говорите. Но она не предложила бы вам телеграфировать ее двоюродному брату, если бы написала это письмо.

- Сознаюсь, что сильно поколебалась, когда она предложила мне послать телеграмму, - ответила миссис Шервуд. - Я была так рада за Китти и думала, что все объяснится. А теперь я подозреваю: она просила меня телеграфировать в расчете, что двоюродный брат поддержит ее и ответит, что не получал письма.

- О, Боже мой! - воскликнула Елизавета. - Даже если мне придется быть одной против многих, я не остановлюсь, пока не доберусь до истины в этом отвратительном деле.

- Миссис Шервуд, не можете ли вы отложить обсуждение этого дела на неделю, - попросила Елизавета. - Мне нужно время, чтобы узнать, виновна Китти или нет.

- Но это будет нехорошо в отношении других. Королева мая ответственна перед своими подданными. Что если Китти станет пользоваться своей королевской властью, тогда как она этого недостойна?

Елизавета молча вышла из директорского кабинета.

Миссис Шервуд сказала правду: в ее замечательной школе королева мая играла такую же роль, какую исполняет старшина в мужской общественной школе. Все празднества в году обычно устраивала именно королева. Она давала свое согласие на задуманные девочками развлечения. Да, она не носила корону, зато было другое - любовь подданных. И вот что удивительно: ни одна из королев мая не пользовалась в свое время такой популярностью, как теперь - Китти О'Донован. В ней было что-то особенное: свежее, яркое. Она была так весела, так добродушна, так остроумна, так проста в общении, что невозможно было не любить ее. Во всех людях Китти видела только хорошее. Став королевой мая, она нисколько не возгордилась, а напротив, относилась к своему избранию с трогательным смирением. Со стороны девочек, думала Китти, было так мило, что они выбрали ее. Сможет ли она когда-нибудь доказать им, как глубоко любит их за это?

Между тем Мэри Купп жила в постоянной тревоге. Положение ее было незавидное. В характере Мэри было столько же неприятных черт, сколько приятных содержалось в характере Китти. Мэри могла завидовать и, как оказалось, обманывать. Но душа ее тоже была полна любви - она обожала брата Поля. Чтобы спасти его, Мэри поступила очень дурно. Теперь она уже не должна отступать, иначе с позором будет изгнана из школы.

Миссис Шервуд провела без сна почти всю ночь. Елизавета Решлей переговорила с мисс Хонебен и мисс Хиз. Милая, добрая мисс Хонебен расплакалась, но не могла не признать факта: без сомнения, Китти написала письмо.

- Не во сне ли она написала? - вдруг проговорила она. - Я слышала, что это бывает. Вот тогда и разгадка.

- Да нет же, - сказала мисс Хиз. - Все совершенно ясно. Китти написала письмо наяву, но под влиянием временного возбуждения. Она была очень взволнована выпавшими на ее долю почестями. Действительно, Китти несколько молода для королевы мая. Когда девочки обсуждали этот вопрос, я пожалела, что они не выбрали Клотильду Фокстил или Генриетту Вермонт. А кандидатуру Китти перенесли бы на будущий год. Однако она была избрана единогласно. Девочка была очень рада; она встала рано, написала письмо и отправила его, а теперь боится сознаться. Вот и все.

Елизавета еле сдерживалась, чтобы не сказать что-то резкое.

- Боже мой! Мне жаль, что вы так смотрите на это дело, мисс Хиз.

- Это единственно верный взгляд, моя милая.

- Да, я разделяю этот взгляд, хотя сердце у меня разрывается, - призналась мисс Хонебен.

- А каково мнение других учительниц? - спросила Елизавета.

- У нас состоялось собрание сегодня вечером после чая. Мисс Уэринг была поражена, но согласилась с нами. Бедная мадемуазель де Курси плакала. Так было жаль ее. Она сказала в своей милой французской манере: "Не наказывайте ее. Только простите. Сжальтесь над ней!" И фрейлейн Крумп также согласилась, что Китти виновата. Итак, завтра утром это дело будет разбираться перед всеми, если не случится чего-нибудь нового.

Елизавета сидела неподвижно, погруженная в раздумье. Было около семи часов. Старшие воспитанницы ложились спать в девять. У нее было еще немало времени для размышлений. Она подозревала Генриетту Вермонт и Мэри Купп. Пока Китти не вступила в свои права королевы, Елизавета была главой школы, и никто не имел такого влияния в Мертон-Геблсе, как она.

От напряжения у Елизаветы разболелась голова. Она вышла в сад. Там показались две девочки, шедшие под руку. Они разговаривали шепотом. И вдруг одна из них заплакала. Тогда Елизавета подошла к ним. Это были Джен и Матильда Купп.

- Что у вас случилось? - спросила Елизавета. - Не могу ли я чем-нибудь помочь?

- Никто не может помочь нам, - ответила Матильда. - Мэри в страшном горе, и мы тоже. Ведь Поль так дорог нам!

Джен продолжала всхлипывать, а Матильда, с трудом сдерживая душившие ее рыдания, принялась рассказывать:

- От мамы пришло письмо, оно было к Мэри. Поля возили в Лондон к доктору - знаменитому доктору, и доктор сказал, что Поль очень, очень болен и... я, право, не знаю, что это значит, но Мэри просто сходит с ума.

Елизавета постаралась быть как можно нежнее с опечаленными сестрами Купп.

- Ах, дорогая Бетти, - сквозь слезы улыбнулась малютка Джени, - ты так добра к нам! Знаешь, Бетти, у нас в семье много девочек, и никто особенно не восхищается нами. Я случайно слышала, как соседки говорили, что мы "обыкновенные создания".

Матильду немного смутила непосредственность, с какой откровенничала сестренка. Наблюдательная Елизавета не могла не заметить этого. "Они обе славные", - подумала она. А Джен понемногу успокаивалась и, приободренная тем, что сама Елизавета Решлей уделила им внимание, продолжала щебетать:

- Бетти, милая, ведь совсем иначе обстоит с нашим братом Полем! Папа и мама любят его. Он же не похож на нас, Бетти. Он так красив! А мы не такие, и ничего тут не поделать. Бог создал Поля красивым. И мы обожаем его. И все соседи тоже. Бетти, душечка, ты бы видела, как хорош наш любимый Поль! У него есть что-то общее с Китти. Вот почему я так люблю Китти. Конечно, она напоминает мне Поля.

Расчувствовавшись, Елизавета обняла маленькую Джен.

- Я поговорю о вас с миссис Шервуд, - пообещала она. - Кажется, наша дорогая начальница собирается в Лондон, чтобы встретиться с вашей мамой. Попрошу ее взять вас с собой. Миссис Купп, несомненно, будет рада увидеть трех своих дочерей, а у вас появится возможность повидаться с Полем. Вы согласны?

- О, ты просто ангел, Бетти! - воскликнула Джен.

- Думаешь, миссис Шервуд возьмет нас? - выразила сомнение старшая из сестер Купп, Матильда.

- В самом деле, думаешь? - снова защебетала Джен. - Бетти, если бы тебе удалось уговорить миссис Шервуд взять нас! Ведь из Мертон-Геблса не так далеко до Лондона.

- Я сейчас пойду и поговорю с ней.

- О, Бетти! А потом скажешь нам - скажешь, есть ли надежда?

Девочки вошли в дом. После вечерней прохлады оказавшись в теплой прихожей, Джен поежилась.

- Подождите здесь, - сказала Елизавета, - время до сна еще есть. Я видела свет в кабинете миссис Шервуд. Вернусь и сообщу вам, что она ответит.

Елизавета постучалась к миссис Шервуд и вошла к ней в кабинет.

- Моя милая Елизавета! У тебя есть какие-нибудь новости? - спросила миссис Шервуд. Лицо ее побледнело от горя и тревоги.

- Новости есть, но они не касаются Китти.

- Мне очень жаль, моя милая, но сейчас ничто другое, пожалуй, не интересует меня. Если твои новости не особенно важны, то нельзя ли отложить их до завтра? А лучше до послезавтра. Боюсь, что предстоящий день будет очень тяжелым для школы.

- Миссис Шервуд, я пришла к вам с просьбой. Прежде я просила вас отложить разбор дела Китти на неделю. Теперь же я прошу вас, дорогая миссис Шервуд, отложить на сутки наказание Китти. Вы хотели объявить эту ужасную вещь завтра перед переменой, не правда ли?

- Да, таково мое намерение, милая.

- Я узнала, что у Мэри Купп и ее сестер большое горе.

- Получили они какое-нибудь известие о Поле?

- Получили. Я гуляла в саду, думая о Китти, и увидела Матильду и Джени. Сдерживая рыдания, бедняжки сказали мне, что Мэри пришло письмо с очень дурными вестями о Поле.

- Вы говорили, что собираетесь в Лондон, чтобы повидаться с миссис Купп, не так ли?

- Да. Конечно, поеду. Я увижу миссис Купп и узнаю подробности. Боюсь, не чахотка ли у бедного мальчика. Вероятно, нужны деньги и перемена климата.

- И время имеет значение, - заметила Елизавета. - Дело Китти, на ваш взгляд, решенное: она виновна. Но с наказанием можно и подождать хотя бы день. А не опасно ли откладывать вашу встречу с миссис Купп? Ведь Поль, возможно, уже между жизнью и смертью.

Миссис Шервуд поразили и эти слова, и то, что их высказала ее ученица - такая разумная.

- И верно, дорогая, неприятности с Китти совсем сбили меня, и мне не пришло в голову, что нельзя откладывать поездку в Лондон. Нужно собираться, и побыстрее.

- Тогда не возьмете ли вы с собой сестер Купп, чтобы они повидались с родителями и братом?

Миссис Шервуд провела рукой по лбу и, прикрыв глаза, обдумала просьбу Елизаветы.

- Твое желание будет исполнено, - сказала она. - Ты верно говоришь: в вопросе о Поле время играет важную роль, а с наказанием Китти можно подождать.

- Благодарю вас, - сдержанно улыбнулась Елизавета. Она поклонилась и вышла из комнаты. В прихожей к ней подскочили Джен и Матильда.

- Все хорошо, - объявила Елизавета. - Завтра миссис Шервуд возьмет вас с собой в Лондон.

- Бетти, Бетти! Как я люблю тебя! - воскликнула маленькая Джени.

Матильда не смогла сдержать слез. Она произнесла слова благодарности, а потом, смущенная и растроганная, схватила Джени за руку и убежала с ней наверх. Елизавета тоже поднялась по лестнице. Она постучалась к Генриетте.

- Войдите! - раздался голос Генриетты.

В комнате вместе с ней была Мэри Купп. Лицо Мэри было мертвенно-бледным и только в некоторых местах покрыто красными пятнами. Очевидно, она долго и горько плакала.

- У Мэри большое горе, - сказала Генриетта.

Мэри встала и направилась к двери.

- Елизавете это неинтересно. Генриетта, я прощусь с тобой: пойду к себе в комнату.

Елизавета сделала шаг в глубину комнаты.

- Какое?

- Миссис Шервуд желает видеть тебя. Она хочет завтра взять тебя, Матильду и Джени в Лондон, чтобы вы повидались с вашими родителями и братом.

Оставшись наедине с Генриеттой, Елизавета пристально посмотрела на нее.

- Конечно, - ответила Генриетта. - Бедная Мэри обожает брата.

- Они все любят его, и очень сильно, - добавила Елизавета.

- Да, но он особенно дружен с Мэри.

В разговоре возникла недолгая пауза. Генриетта нарушила молчание:

Елизавета кивнула.

- Я рада вдвойне.

- Вдвойне? Что ты хочешь сказать?

- Вот что. У нас с тобой, Генриетта, будут лишь сутки, чтобы поломать голову и доказать, что Китти не виновна в том, в чем ее обвиняют.

Елизавета повторила твердым голосом:

- У нас будут целые сутки, которые мы, конечно, употребим на то, чтобы снять с Китти подозрение. Наша обязанность - спасти нашу королеву.

Генриетта нахмурилась. Елизавета, пристально смотря на нее, продолжала:

- А поскольку только мы две во всей школе знаем о том, кто виновен, то мы и должны приложить все усилия для оправдания Китти.

- Если мы не сделаем этого, будут последствия, - многозначительно заявила Елизавета.

- Что ты хочешь сказать?

- В следующем году, когда мы будем избирать королеву мая, это обстоятельство может сильно повлиять на избрание, - холодно произнесла Елизавета.

- Я всегда знала, что ты имеешь что-то против меня, Елизавета Решлей, - повысила голос Генриетта. - Ну так я выскажусь вполне определенно. Я верю в виновность Китти О'Донован. Моя подруга видела, как она совершила этот проступок. Я не стану помогать тебе. Можешь одна делать что угодно.

Сердце у Генриетты забилось очень сильно.

- Если так... - очень тихо начала она.

Но Елизавета уже не слышала ее, или не хотела услышать. Она вышла из комнаты.