Скупой

Год:	1875
Примечание:	Автор неизвестен
Категория:	Критическая статья
Связанные авторы:	Мольер Ж. (О ком идёт речь)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Скупой (старая орфография)

ЕВРОПЕЙСКИЕ КЛАССИКИ
Ъ РУССКОМ ПЕРЕВОДЕ
ПОД РЕДАКЦИЕЮ
ПЕТРА ВЕЙНБЕРГА
МОЛЬЕР.
СКУПОЙ.

Комедия "Скупой" была написана и представлена с 1668 г. Подобно тому, как в других своих пьесах и, скажем кстати, подобно тому, как это часто делал Шекспир, - Мольер заимствовал сюжет и, как увидим ниже, даже некоторые подробности, из пьесы римского драматурга Плавта: "Auluaria" (aulula уменьшительное от aula - котел; auluaria - как-бы "комедия с котелком"), У Плавта действие заключается в следующем: Старый и бедный афинянин, Энклион, нашел у себя в саду котелок, полный золотом; скупость, бывшая и без того у него в характере, еще более усилилась этим обстоятельствам: на котелке сосредоточилось все его мысли и чувства; он только об одном и думает, только одного и боится, - как-бы не украли у него эту драгоценность; он то и дело переносит ее с места на место, заканчивая и пряча то тут, то там; он подозрителен до последней степени, вида во всяком человеке, говорящем с ним, подходящем к нему, посягателя на его собственность. У Энклиона есть дочь Федра, которую любит и на которой хочет жениться молодой человек Ликонид; но он медлить объяснением с отцем её, а между тем его-же дядя, богатый старик Могадор, просит у Энклиона руки его дочери. Энклион сначала колеблется, думая, что Могадору нужны только его деньги, но потом соглашается. Между тем Стробил, лакей Ликонида, подслушал один из мопологов Энкилона и узнал, таким образом как о существования заветного котелка, так и о том, что старый скряга, перенося, как мы выше заметили, эту посудину с места на место, спрятал ее, наконец, в храме Верности, находящемся к нескольких шагах от его дома. Воспользовавшись минутным отсутствием Энклиона, Стробил крадет котелок. Отчаяние Энклиона не имеет границ, а тут еще Ликонид, видя, что свадьба Федры с Могадором готова совершиться, спешит открыться отцу девушки, объявляя, что и Федра его любит и хочет, во что бы то ни стало, сделаться его женою. "Все несчастья разом обрушились ни меня!" восклицает Энклион, - и на этом, после начала сцену между Стробилом и Ликонидом, в которой первый рассказывает второму о похищении котелка, - обрывается текст, дошедший до нас от Плавта. Остальное потеряно, и конец приделан уже в начале XVI ст. итальянским ученым Кодром Урцеем. Это окончание - самого обыденного, дюжинного свойства: Стробил соглашается отдать котелок своему барину только на том условии, чтобы получить свободу, сделаться вольноотпущенником. Ликонид, после энергического противодействия принимает это условие и сделавшись обладателем украденного сокровища, передает его Энклиову, и тот, в награду за такой великодушный поступок, отдает ему руку дочери и, в добавок, весь котелок с золотом в виде приданого... Зрители! - так заканчивает пьесу Стробил - скряга Эвклион изменил свою натуру, он вдруг сделался щедрым".

Из этого краткого изложения читатели уже могут ясно видеть, в чем заключается сходство и, в тоже время, различие, между латинскою и французскою комедиею. Мы еще вернемся к этому предмету, а теперь укажем на те частности, которые, как сказано выше, Мольер заимствовал в латинском подлиннике, (заметим тут-же, что заимствования эти французский комик делал только у Плавта; - у Кодра Урцея он не взял ничего, кроме имени главного действующого лица. "Наш век, - говорит Урцеевский Стробил - представляет нам примеры многих скупых господ, которых и называю Гарпагонами, Гарпиями, Танталами...").

Эвклион Плавта также возится с своим котелком, как Мольеровский Гарпагон - с своей шкатулкой; заставляя Гарпагона делать неоднократные визиты своей шкатулке, Мольер подрижаст латинскому комику. Точно также им почти буквально держится его, когда в 3-м явления И-го действия представляют нам Гарпагона обыскивающим Лафлеша; у Плавта эта сцена представляется в следующем виде.

Эвклион встречает у себя в доме Стробила, раба Ликонида; между ними происходит следующий разговор:

Эвклион. Вон отсюда, мерзкий червяк, выползший из своей норы... Погоди, погоди, вот я тебя отделаю по своему.

Стробил. Чего вы беситесь? Что у меня общого с вами, старик? Из-за чего вы меня толкаете, из-за чего теребите, из-за чего бьете?

Эвклион. И ты еще спрашиваешь, висельник, вор и трижды вор?

Эвклион. Довольно шутить: мне не до шуток.. Клади сюда...

Эвклион. Если ты не сознаешься, пойдешь на виселицу.

Стробил. (в сторону) и если не хотел тронуть.

Стробил. "Скупого", отсылая к ним читателя настоящей книги.}.

Точно также, Гарпагон выгоняет Лафлеша почти в таких-же выражениях, в каких Эвклион прогоняет свою служанку Стафилу. "Вон отсюда! - кричит он ей вон отсюда! Проваливай скорее, проклятая шпионка! - За что вы меня выгоняете? спрашивает Стафила. - Ты еще смеешь спрашивать о причине, мерзавка? - кричит скряга; - вон, говорят тебе!"

"Я погиб! Умер! Убит! Куда бежать? Куда не бежать? Остановите, остановите! Кого? Я не знаю, я ничего не вижу, я ослеп; не могу сообразить, где я, кто я. Умоляю, заклинаю - сжальтесь, помогите мне, укажите человека, который обокрал меня... Послушайте, вы, сидящие здесь в ваших белых одеждах, - скажите! Ведь вы с виду честные люди... Что ты говоришь? Я готов тебе поверить, ты, кажется, честный человек... А? Что? Вы смеетесь... О, я знаю вас всех, я знаю, что здесь много воров. Что вы говорите? Не знаете? Вы убиваете меня!.. Ну, говорите-же, кто взял?.. Ни кто?.. Ах, я несчастный, несчастный! Меня зарезали, погубили безвозвратно. Страшный день, принесший мне слезы, черную печаль, голод, нищету!.. Есть-ли на свете существо несчастнее меня?.. Что остается мне делать на свете после потери золота, которое я хранил так старательно? Я лишал себя необходимого, и отказывал себе в малейшем удовольствии - и вот теперь другие наслаждаются моим разорением и моею погибелью!.."

Между Эвклионом и Ликонидом происходить, после покражи котелка, такая-же сцена недоразумения, какую мы видим между Гарпагоном и Валером. Ликонид говорит Эвклиону о дочери этого последняго, старик думает, что речь идет о котелке. Вот эта сцена:

Что-же я вам сделал дурного, молодой человек? За что вы губите меня и моих детей?

Ликонид. Видите в этом одного из богов, увлекшого меня

Ликонид. Сознаюсь, что я виноват, и знаю, что заслужил наказание. Потому-то и умоляю вас простить меня.

Эвклион. Как же вы осмелились, посягнуть на то что не принадлежит вам?

Что же делать? Проступок совершен. Того, что сделано, не уничтожишь. Вероятно, так хотели боги. Без их воли, этого не случилось-бы.

Эвклион. Кто вам позволил тронуть мою собственность без моего позволения?

"Скупому" читатели познакомятся с заимствованиями, сделанными Мольеров к этой пьесе, и из некоторых других пьес.

Таким образом, самую мысль своей комедия Мольер заимствовал у Плавта. Но дело не столько в самой мысли, сколько в разработке её. У Плавта скупой обрисован только самыми беглыми чертами Мольер изобразил скупость во всех её проявлениях - в отношении к детям, знакомым, девушке на которой им хочет жениться, прислуге; усложнением положений, в которых находится главное действующее лице, французский драматург придал тоже действию драматизм - свойство, которого совершенно лишено произведение драматурга латинского. "С какой силою, - говорить один французский критик, - с какою верностью кисть Мольера рисует этого скупого, чуждающагося своего семейства, видящого врагов в своих детях, которых он боится, и которые не менее боятся его, - сосредоточивающого все свои привязанности в шкатулке, - между тем как его сын разоряется и лихвенными процентами, а дочь сводит интригу, в его же доме и тайком от него, с человеком, которого она любит! Скупой решительно не знает, что происходит в его семействе, что делают его дети: он с точностью знает только счет своим червонцам; это единственная вещь, интересующая его, это единственный предмет его забот, деньги заменяют ему детей, родственников и друзей. Такова мораль, извлекаемая из удивительной комедии Мольера; и если есть картина, способная возбудить ненависть и презрение к скупости, то это, конечно, та, которую рисует нам он..."

Большое преимущество скупого Мольеровского перед скупым Плавтовским состоит еще в том, что первый - человек богатый, второй - бедный, у которого этот найденный котелок составляет, действительно нее состояние; по поводу этого обстоятельства, известный критик, Ла-Гарп, делает следующее справедливое замечание: "У Плавта Эвклион безпрестанно повторяет, что он беден, - и это очень хорошо; но Гарпагон говорить тоже самое, - и это выходит еще лучше, потому что мы знаем, что он говорить неправду. Эвклион - человек бедный и находятся почти в таком-же положении, как известный сапожник в басне, которому сто червонцев совсем вскружили голову: он нашел горшок с золотом, зарытый его дедом в саду. В "Скупом" Мольера, богатство не найдено, а собрано самим обладателем его, что гораздо важнее; притом, Гарпагон богат и известен за богача, что делает его скупость более ненавистною и менее извинительною."

Гарпагоном Мольер создал безсмертный тип, который после него разработывался уже многими писателями: имя Гарпагона сделалось нарицательным именем, и мы готовы не считать вымышленным рассказ о том скупом, который, увидев пьесу Мольера, будто-бы сказал, что "из этого произведения можно извлечь большую пользу и что в нем можно научиться отличным правилам экономии": - лучше охарактеризовать с которою изображен этот тип, (не смотря на некоторые карикатурные подробности), невозможно.

Закончил эти замечания указанием на то, что, придавая своему созданию значение общечеловеческое, автор снабдил его и характером современности, снабдил чертами, присущими Франции той эпохи. Скупость была одним из наиболее распространенных пороков эпохи Людовика XIV. "Знатные - говорит тот самый критик, характеристику которого мы приводили выше - одни только имели в то время привилегию разоряться, тратя безумные деньги. Средний и низший классы утешались тем, что обкрадывали государство и знатных и, чтобы скрывать свое воровство, старались запрятывать свои богатства как можно подальше и как можно старательнее?" Кроме этой общей современной черты, находим другия и более частные, каковы, например к 7-м явлении 1-го действия и 5-м явлении 5-го действия, выходки против самозванцев-аристократов, наполнявших тогдашнее общество.