Сицилиец, или Амур-живописец

Автор:	Мольер Ж.
Категория:	Комедия
Связанные авторы:	Венгерова З. А. (Переводчик текста)

французский дворянин, влюбленный в Изидору.

Али (обращаясь к певцам, которые находятся за кулисами). Тсс!.. Стойте здесь и ждите, пока я вас не позову! Там темно, что хоть глаз выколи! Небо сегодня нарядилось в черное, точно скоморох, и ни одна звезда не кажет носа. Как глупо положение раба! Он не живет для себя, всецело принадлежит страстям господина, подчинен его прихотям, должен считать своим личным делом все, что его тревожит. Так вот и мой - взвалил на меня свои заботы, да к тому же еще он влюблен, и у меня нет покоя ни днем, ни ночью… Но я вижу факелы, - конечно, это он.

Али. А кто же еще? В такой поздний час, кроме вас и меня, никто, я полагаю, не бегает по улицам.

Адраст. И никто, я думаю, так не страдает, как я. Когда приходится бороться только против равнодушия и строгости той, которую любишь, это еще ничего; тогда остается хоть отрада слез, свобода вздохов. Но не иметь возможности говорить с той, которую обожаешь, не иметь возможности узнать от красавицы, угодна или не угодна ей любовь, вызванная ее очами, - это, по-моему, самое большое горе. И на него обрекает меня несносный ревнивец - он так заботливо оберегает мою очаровательную гречанку и всюду таскает ее за собой!

Али. У влюбленных много способов вести между собой беседу. Мне кажется, ваши и ее глаза за эти два месяца довольно наговорили друг другу.

Адраст. Правда, мы часто говорили друг с другом глазами, но как знать, верно ли каждый из нас истолковывал язык взглядов? И как знать, в конце концов, понимает ли она все, что ей говорят мои взгляды, и говорят ли ее взгляды то, что мне иногда в них чудится?

Али. Значит, нужно найти какой-нибудь другой способ.

Адраст. Позови их сюда. Я велю им петь до утра и посмотрю, не появится ли красавица в окне.

Али. Пусть пропоют трио, которое они мне недавно пели.

Али. Я сторонник бекара. А вам известно, что я в этом кое-что смыслю. Бекар меня восхищает, без бекара нет смысла в гармонии. Вот послушайте это трио!

Адраст. Нет, я предпочитаю что-нибудь нежное и страстное, что-нибудь такое, что погрузит меня в томные мечты.

Али. Я вижу, что вы - за бемоль. Впрочем, есть возможность удовлетворить вас обоих. Пусть они пропоют сценку из комедии, которую репетировали при мне. В ней два влюбленных пастуха приходят порознь в лес изливать жалобы в бемоле, а потом рассказывают друг другу о жестокости своих возлюбленных. А затем приходит веселый пастух и с очаровательным бекаром смеется над их слабостью.

Али. Это место может служить сценой, а вот и два факела, чтобы осветить представление.

Адраст. Стань у этого дома и при малейшем шуме внутри подай мне знак - я велю потушить факелы.

Если мрачный мой рассказ

Вдруг лишит покоя вас,

Скалы, вы не будьте гневны!

Жребий мой - увы, плачевный! -

Тронет сердце даже скал.

Я от мук и бед устал.

С приближением денницы

Птицы весело поют,

Но страданий вереницы

У меня в душе встают.

Я попал к невзгодам в плен,

Милый мой Филен!

О Тирсис, любимый друг!

Тяжки мне мученья плена!

Ко всему глуха Климена…

И Хлориса так строга…

Не сломить судьбу-врага!

Если ты, Амур, не в силах

В них зажечь любовный жар,

Почему у женщин милых

Не отнимешь властных чар?

Жалко тех влюбленных, право,

Что сердцами льнут к бездушным.

Кто способен мыслить здраво,

Остается равнодушным.

Ласка любящим нужна,

Их скреплять, как цепь, должна.

Знаете вы все прекрасно,

Их люблю я пылко, страстно,

Отдаваясь чувству весь,

Но красавице тигрице,

Тигром став, отмщу сторицей!

Вот и всем бы так любиться!

Адраст. Надо скорей уходить и тушить факелы.

Дон Педро (в ночном колпаке и халате, со шпагой под мышкой, выходит из дома). Я слышу пение у моих дверей. Это неспроста. Хоть и темно, а все-таки постараюсь узнать, что за люди.

Адраст. Неужели же, несмотря на все наши старания, я так и не поговорю с прелестной гречанкой? Неужели этот проклятый ревнивец, этот негодяй сицилиец навсегда преградит мне доступ к ней?

Али. Черт бы его побрал за те неприятности, которые нам причиняет этот изверг, этот палач! Ах, если бы он нам теперь попался, с какой радостью я бы выместил на его спине все тщетные усилия, которые нам приходится делать из-за его ревности!

Адраст. Нужно, однако, найти средство, что-нибудь изобрести, придумать какую-нибудь хитрость, чтобы провести злодея. Я слишком далеко зашел и теперь уже не отступлю. Если бы даже мне пришлось пустить в ход…

Али. Сударь! Я не знаю, что это означает, но только дверь открыта! Если желаете, я тихонько войду и узнаю, в чем дело.

Адраст. Хорошо, войди. Но только бесшумно. И буду стоять здесь. Дай бог, чтоб это была очаровательная Изидора!

Дон Педро. Эй, Франциск, Доминик, Симон, Мартин, Пьер, Тома, Жорж, Шарль, Бартоломе! Живо - шпагу, меч, алебарду, пистолеты, мушкеты, ружья! А ну, поворачивайтесь! Бейте его без всякой пощады! (Уходит к себе в дом.)

Али (выходит). Пусть попробуют, я им бока намну.

Адраст. Неужели же все наши старания останутся тщетны? Неужели проклятый ревнивец насмеется надо мной?

Али. Нет, этому не бывать! Во мне возмущено чувство чести. Никому еще не удавалось превзойти меня в ловкости. Препятствия только раззадоривают меня. Я жажду проявить плутовские способности, которыми меня одарило небо.

Адраст. Мне бы хотелось известить ее запиской или через чье-нибудь посредство о чувствах, которые я к ней питаю, и узнать ее отношение к ним. А потом мы легко найдем средство…

Али. Предоставьте все мне. Я пущу в ход столько ухищрений, что хоть что-нибудь, да нам удастся… Однако уже светает. Я схожу за моими людьми и буду караулить здесь ревнивца.

Не понимаю, что вам за удовольствие будить меня так рано. По-моему, это совсем не вяжется с тем, что, по вашему желанию, сегодня придут писать мой портрет: пробуждение на заре не способствует свежести лица и блеску глаз.

Дон Педро. У меня есть дело, мне нужно выйти из дому как раз сейчас.

Изидора. Думаю, что это дело могло бы обойтись без моего присутствия, вы вполне могли бы дать мне насладиться прелестью утреннего сна.

Дон Педро. Да, но я желаю, чтобы вы были всегда со мной. Оградить себя от происков соглядатаев небесполезно. Не далее как нынче ночью кто-то пел под нашими окнами.

Дон Педро. Вы знаете, кто давал эту серенаду?

Изидора. Не знаю, но, кто бы он ни был, я ему благодарна.

Дон Педро. По-вашему, значит, это хорошо, когда вас любят?

Изидора. Очень хорошо. Во всяком случае, это чрезвычайно любезно.

Дон Педро. И вы одобряете всех, кто оказывает эту любезность?

Дон Педро. Однако вы довольно ясно выражаете ваши мысли!

Изидора. А зачем их скрывать? Как бы женщины ни держали себя в таких случаях, все они рады, когда их любят. Признание силы наших чар не может не радовать нас. Что бы ни говорили, поверьте мне: честолюбие женщин заключается в том, чтобы внушать к себе любовь. Все их заботы только к этому и направлены, даже самая надменная из нас в душе радуется победам своих очей.

Дон Педро. Вам приятно внушать любовь, но я вас люблю, и мне это совсем не приятно, можете вы себе это представить?

Изидора. Мне это непонятно. Если бы я кого-нибудь любила, то мне было бы так отрадно сознавать, что все его любят! Ведь это же явное доказательство красоты избранника или избранницы. Как можно не радоваться, что предмет нашей любви всем нравится?

Дон Педро. Каждый любит по-своему, моя любовь иная. Я был бы счастлив, если бы вас не находили красивой; вы заслужили бы мою признательность, если бы не старались казаться красивой другим.

Дон Педро. Да, я ревнив, ревнив, как тигр или, если хотите, как дьявол. Моя любовь хочет, чтоб вы всецело принадлежали мне. Моя любовь так нежна, что ее оскорбляет улыбка, взгляд, похищенный у вас. Все мои старания направлены к тому, чтобы преградить доступ любовникам и чтобы владеть вашим сердцем, не давая никому похитить ни малейшей его частицы.

Изидора. Знаете, что я вам скажу? Вы избрали ложный путь. Когда пытаешься удержать чье-нибудь сердце силой, это значит, что оно ненадежно. Признаюсь, будь я поклонником женщины, которая находится в чьей-либо власти, я бы приложила все старания, чтобы возбудить ревность этого человека и заставить его следить днем и ночью за предметом моих мечтаний. Это верное средство добиться успеха, ведь так легко воспользоваться тоской и гневом, которые вызывают в женщине насилие и неволя!

Дон Педро. Значит, если б кто-нибудь вздумал за вами ухаживать, вы бы ответили ему взаимностью?

Изидора. Я этого не говорю. Но женщины не любят, чтобы их стесняли, вот почему чрезвычайно рискованно оскорблять их подозрениями и держать взаперти.

Дон Педро. Где же ваша благодарность? Рабыня, которой даровали свободу и которую хотят сделать своей женой, должна бы, мне кажется…

Изидора. За что я должна быть вам признательной? Вы заменили одно рабство другим, еще более тягостным, вы не даете мне пользоваться свободой и досаждаете постоянным надзором.

Дон Педро. Но ведь причиной этому безмерная любовь.

Изидора. Если в этом выражается ваша любовь, то я прошу вас меня ненавидеть.

Дон Педро. Вы сегодня в дурном расположении духа. Я вас прощаю, потому что вы не выспались.

Али несколько раз подряд кланяется дон Педро.

Али (поворачивается к Изидоре при каждом слове, которое он говорит дон Педро, и делает ей знаки, чтобы объяснить намерения своего господина). Синьор (с позволения синьоры)! Я хочу вам сказать (с позволения синьоры), что явился я к вам (с позволения синьоры), чтобы попросить вас (с позволения синьоры) соблаговолить (с позволения синьоры)…

Дон Педро. С позволения синьоры, станьте, пожалуйста, вот здесь. (Становится между Али и Изидорой.)

Али. Я вас прошу не об этом. Я кое-что понимаю в музыке и танцах и обучил рабов, которые хотели бы найти господина, любящего эти искусства. А так как мне известно, что вы особа влиятельная, то я и хотел попросить вас поглядеть на них и послушать, с тем чтобы вы их купили, если они вам понравятся, или указали кого-нибудь из своих приятелей.

Изидора. Любопытно! Это может нас позабавить. Приведите их сюда!

Али. «Шала-бала»… Новая модная песенка. Слушайте внимательно. «Шала-бала»…

Готов любить хоть целый день,

Но ах! Назойливый ревнивец

Ее преследует как тень.

В надежде сладкой на победу

Влюбленный пытке обречен:

Вести с красавицей беседу

Глазами только может он.

Ширибирида уш алла!^[80]

Добрый турка я,

Деньги не имайт моя -

Хочышь покупайт меня?

Моя твой служайт,

Твоя покупайт,

Кухна мы твоя,

Встаным рано я,

Кипятым вода.

Твоя скажит: да.

Покупайт тогда?

Влюбленный мучится ужасно,

Судьбу жестокую кляня,

Пока в очах своей прекрасной

Не встретит нежности огня.

Тогда ликующий счастливец

При всех любезничать с ней рад,

Смеясь над тем, что муж-ревнивец

Напрасно ставил тьму преград.

Ширибирида уш алла!

Добрый турка я,

Деньги не имайт моя -

Хочышь покупайт меня?

Моя твой служайт,

Твоя покупайт,

Кухна мы твоя,

Встаным рано я,

Кипятым вода.

Покупайт тогда?

Усердно буду вам служить:

Вставать, едва блеснет рассвет.

Согрев котел, варить обед.

Скорее дайте мне ответ:

Купить хотите или нет?

Шуты! Вы спели мне недаром.

Я вижу, очень вы умны,

Вам не спасти своей спины:

Она скучает по ударам…

Ширибирида уш алла!

Я твоя не покупайт,

Палкою я отдувайт,

Если ты не убыгайт.

Убыгайт! Убыгайт!

Ишь проказники! (Изидоре.) Идем домой! Я раздумал. К тому же и погода портится.

Али. Да что ж там ждать! Мой господин ее обожает. Он мечтает объясниться ей в любви, и, если она ответит согласием, он на ней женится.

Дон Педро. Конечно, конечно, я ее приберегаю для него!

Али. Она будет нашей, говорят вам, несмотря на все ваши ухищрения.

Али. Как бы вы ее ни стерегли, она будет нашей! Я поклялся.

Али. Наоборот, это мы вас поймаем. Она будет нашей женой. Это дело решенное! Я добьюсь этого или погибну!

Адраст. Не трудись. Мне повезло, скоро я буду наслаждаться счастьем видеть красавицу у нее в доме. Я встретил живописца Дамона; он сказал мне, что идет сегодня писать портрет очаровательной красавицы. Дамон - мой старый и близкий друг, он согласился содействовать мне и посылает меня к ней вместо себя с рекомендательным письмецом. Ты знаешь, я всегда любил живопись и даже иногда рисую наперекор французскому обычаю, требующему, чтобы дворянин ничего не умел делать. Таким образом, я буду иметь возможность подолгу видеться с моей красавицей. Но я не сомневаюсь, что назойливый ревнивец будет постоянно присутствовать при наших свиданиях и мешать нам говорить друг с другом. Я тебе скажу всю правду: я задумал одну хитрость - при посредстве молодой рабыни я вырву красавицу гречанку из власти ревнивца, если только она на это пойдет.

Али. Предоставьте все мне. Я постараюсь объяснить вам, как с ней надо говорить. Не могу же я не принять участия в этом деле!.. Когда вы к ней пойдете?

Адраст. Прямо сейчас. Я уже все подготовил.

Али. Ну, тогда я тоже пойду и все подготовлю.

Адраст. Я не хочу терять время: мне хочется как можно скорее увидеться с ней.

Так пусть он соблаговолит прочесть это письмо.

Дон Педро (читает). «Я посылаю вместо себя на предмет писания портрета известной Вам особы французского дворянина, который, желая сделать приятное людям из хорошего общества, любезно взялся за это дело и принял мое предложение. Более подходящего человека трудно найти, и я решил, что не мог бы оказать Вам большей услуги, чем направить его к Вам, поскольку Вы изъявили желание иметь совершенное изображение любимой Вами особы. Только, пожалуйста, ничего не говорите ему о вознаграждении, иначе он обидится: он трудится только ради славы и известности». Синьор француз! Вы оказываете мне истинное благодеяние, я вам крайне признателен!..

Адраст. Честолюбие мое только в том и состоит, чтобы оказывать услуги людям, заслужившим почет и уважение.

Дон Педро уходит и возвращается с Изидорой.

Дон Педро (Изидоре). Вот дворянин, которого направил к нам Дамон; он берет на себя труд написать ваш портрет.

Эй, синьор француз! У нас не принято так здороваться!

Изидора. Вы меня осчастливили! Я просто поражена… По правде сказать, я не ожидала, что мой портрет будет писать знаменитый художник.

Адраст. Каждый художник почел бы для себя честью взяться за такой труд. Я не большой мастер в своем деле, но тут сама натура говорит за себя. Имея перед собой такой оригинал, не трудно создать нечто прекрасное.

Изидора. Оригинал ничтожен, но мастерство живописца сумеет загладить его недостатки.

Адраст. Живописец не видит ни одного недостатка. Единственное его желание - это явить миру прелесть оригинала такой, какой он сам ее видит.

Изидора. Если ваша кисть так же льстива, как ваш язык, вы напишете портрет, который совсем не будет похож на меня.

Адраст. Небо, которое создало такой оригинал, отняло у нас возможность написать льстивый портрет.

Дон Педро. Оставьте, пожалуйста! Перестаньте говорить комплименты, беритесь скорее за дело!

Адраст (лакеям). Принесите все, что нужно для писания портрета.

Адраст. Вот здесь. Это самое удобное место, оно лучше всего освещено.

Адраст. Да. Только, пожалуйста, повыше. Немножко больше в эту сторону; корпус поверните сюда… Поднимите голову, чтобы видна была красота шеи. Тут нужно немного больше открыть. (Указывает на ее грудь.) Хорошо! Еще немножко… Чуть-чуть…

Дон Педро (Изидоре). Как вас трудно усадить! Неужели вы не можете сесть как следует?

Изидора. Все это для меня ново, художник должен сам усадить меня как ему нужно.

Адраст (садится). Ну вот и отлично! Вы прекрасно держитесь! Вот так, пожалуйста! Все зависит от того, какую позу придать модели.

Адраст. Немного больше в эту сторону. Прошу вас, устремляйте ваши взоры все время на меня. Ваш взгляд должен быть прикован ко мне.

Изидора. Я не из тех женщин, которые хотят, чтобы они были на портрете совсем другими, чем в действительности, которые выражают неудовольствие, если художник не приукрасил их. Чтобы их удовлетворить, следовало бы написать один портрет для всех, потому что все они требуют одного и того же: чтобы щеки у них были цвета лилии и розы, нос хорошо очерчен, ротик маленький, глаза большие, живые, а главное, чтобы лицо было не больше, чем с кулак, хотя бы на самом деле оно было у них шириной в фут. А мне хочется, чтобы это была я, чтобы не надо было спрашивать, кто изображен на портрете.

Адраст. В данном случае подобный вопрос был бы неуместен - на вас мало кто похож. Сколько в ваших чертах нежности, очарования и как трудно их писать!

Дон Педро. Нос, по-моему, выходит толстоват.

Адраст. Я где-то читал, что Апеллес некогда писал портрет возлюбленной Александра,^[81] изумительной красавицы, и безумно в нее влюбился, так что чуть не умер от любви; Александр по своему великодушию уступил Апеллесу предмет его желаний. (Обращаясь к дон Педро.) Со мной могло бы случиться то же, что случилось с Апеллесом, но вы, пожалуй, поступили бы не так, как Александр.

Изидора (к дон Педро). Как в нем чувствуется национальность! У французов такой запас галантности, что они проявляют ее на каждом шагу.

Тут ошибиться трудно. Вы слишком умны, чтобы не догадаться, из какого источника проистекает все, что вы слышите. Да, если бы здесь был Александр и если бы он был вашим возлюбленным, я бы не постеснялся сказать, что никогда не видел ничего прекраснее той, которая сейчас предо мною, и что…

Дон Педро. Синьор француз! По-моему, вы слишком много говорите, это отвлекает вас от дела.

Адраст. Нисколько! Я всегда много говорю - беседа возбуждает дух живописца и придает веселое выражение лицу, которое он пишет.

Дон Педро. Что этому человеку нужно? Кто посмел впустить его без доклада?

Али. Я вошел без позволения, это правда, но у дворян так принято. Вы меня знаете, синьор?

Али. Я дон Хиль де Авалос. История Испании, верно, поведала вам о моих доблестях.

Али. Да, мне нужен совет в вопросе чести. Я знаю, что в этих делах трудно найти более осведомленного человека, чем вы. Но только умоляю вас, отойдем в сторонку.

Али. Синьор! Я получил пощечину. Вы знаете, что такое пощечина, когда вам ее влепляют со всего размаху. Это меня просто удручает, и я не могу решить, как лучше отомстить за оскорбление: драться с моим противником или послать людей убить его?

Дон Педро. Убить - это дело будет вернее. Кто ваш враг?

Адраст (становится перед Изидорой на колени). Да, прелестная Изидора, мои взгляды говорят вам об этом более двух месяцев, и наконец вы их услышали. Я люблю вас больше всего на свете, у меня нет другой мысли, другой цели, другого желания, кроме как принадлежать вам всю жизнь!

Изидора. Не знаю, правда ли это, но я вам верю.

Адраст. Сумел ли я внушить вам хотя бы некоторое расположение ко мне?

Изидора. Боюсь, что я слишком к вам расположена.

Адраст. Но достаточно ли, прекрасная Изидора, чтобы дать свое согласие?

Адраст. А согласны ли вы, чтобы это совершилось сейчас же?

Изидора. Если решение принято, то какое значение может иметь срок?

Дон Педро (к Али). Таково мое мнение. Честь имею кланяться.

Али. Синьор! Когда вы получите пощечину, я тоже сумею подать вам совет и отплатить за вашу любезность.

Дон Педро. Я вас не провожаю, но дворянам простительна эта вольность.

Адраст (Изидоре). … (К дон Педро, заметившему, что он наклонился к Изидоре.) Я разглядывал ямочку, которая у нее на подбородке. Сперва мне показалось, что это пятнышко… На сегодня довольно, закончим в другой раз.

Смотреть еще рано. Пожалуйста, велите все это спрятать! (Изидоре.) А вас я прошу не падать духом и не терять жизнерадостности, - она так нужна для осуществления замысла, увенчающего наш труд!

Изидора. Нет, жизнерадостности я не утрачу!

Изидора. Как он вам понравился? По-моему, на редкость любезный человек. Нельзя не согласиться, что французы - самый учтивый, самый галантный народ на свете.

Дон Педро. Да, но они слишком вольно ведут себя, в голове у них ветер, они готовы ухаживать за первой встречной.

Изидора. Они знают, что дамам это нравится.

Дон Педро. Дамам-то это нравится, а мужчинам очень даже не нравится. Что хорошего, когда у тебя перед носом волочатся за твоей женой или возлюбленной?

Климена (под вуалью). Ах, благородный синьор, спасите меня от преследований разъяренного мужа! Он невероятно ревнив и в своих действиях преступает всякие границы! Он доходит до того, что требует, чтоб я всегда ходила под покрывалом! Увидав, что я слегка открыла лицо, он выхватил шпагу и довел меня до того, что я бросилась к вам молить о защите!.. Вот он идет… Умоляю вас, благородный синьор, оградите меня от его гнева!

Дон Педро. Войдите в мой дом вместе с ней и не бойтесь!

Дон Педро. Как, синьор, это вы? Француз - и такой ревнивый! Я думал, что только мы на это способны.

Адраст. мое негодование. Позвольте мне воздать ей по заслугам.

Дон Педро. Ни шагу далее! Вина ее так мала, что не может возбуждать столь великий гнев.

Адраст. Дело не в важности проступка, а в нарушении приказаний; всякая мелочь становится преступной, если она запрещена.

Судя по ее словам, у нее не было дурного умысла, и я очень прошу вас помириться с ней.

Адраст. Как! Вы становитесь на ее сторону? Вы, столь щепетильный в таких вещах?

Адраст. При таких условиях я не могу вам ни в чем отказать. Я сделаю все, как вы хотите. (Прячется.)

Дон Педро Идите за мной! Я помирил вас. Хорошо, что вы на меня напали.

Климена. Я вам бесконечно признательна. Пойду только надену покрывало! Без покрывала я боюсь ему показаться. (Уходит.)

(Адрасту). Она сейчас придет. Уверяю вас, что душа ее возликовала, когда я ей сказал, что все улажено.

Дон Педро, Изидора под покрывалом Климены, Адраст.

(Адрасту). Вы были так любезны, что утишили свой гнев, позвольте же мне соединить ваши руки. Прошу вас обоих ради меня жить в полном согласии.

Адраст. Даю слово, что из любви к вам буду жить с нею душа в душу.

Вы меня очень обяжете, я вам этого не забуду.

Адраст. Обещаю, синьор дон Педро, из уважения к вам обращаться с нею как можно мягче.

Климена. Что это значит? Это значит, что ревнивец - всем ненавистное чудовище, все рады причинить ему неприятность, даже не получая от этого никакой выгоды для себя. Это значит, что никакие запреты никого не могут удержать и что овладеть сердцем можно лишь добротой и лаской. И это значит, что Изидора в руках того, кого она любит, а вы попали впросак. (Уходит.)

Сенатор. Здравствуйте, синьор дон Педро! Вот вовремя!

Я пришел жаловаться на нанесенную мне обиду.

Сенатор. У меня сегодня прекрасный маскарад.^[82]

Сенатор. Вы за всю свою жизнь не видели ничего прекраснее!

Дон Педро. Он похитил у меня отпущенную на волю рабыню.

. Это будут люди, переодетые маврами, они великолепно танцуют!

Дон Педро. Вы сами понимаете, что такое оскорбление нельзя снести!

Дон Педро. Я обращаюсь за содействием к правосудию.

Сенатор. Я хочу, чтобы вы полюбовались. Репетировать будут здесь, чтобы повеселить народ.

Сенатор. Сегодня я знать не желаю никаких дел, я думаю только об удовольствии… Пожалуйте, господа!.. Посмотрим, как это у них получится.

Дон Педро. Черт бы побрал и этого сумасброда и его маскарад!

Мавры танцуют, и на этом кончается комедия.

. - В первоначальном варианте пьесы, входящей в состав празднества «Балет муз», Климена фигурирует под именем «невольницы Заиды». При издании пьесы в 1667 г. Мольер меняет имя героини на Климену и называет ее сестрой Адраста. Но при этом не вводит мотивов их родственных отношений и не исправляет даже выражение, в котором Климена именуется «молодой рабыней».

…там прекрасный бекар! - Бекар и бемоль - музыкальные термины. Бемоль означает понижение звука на полтона, бекар - возврат к основному тону.

- Набор звуков «на манер» турецкого языка. Дальнейший текст песен - ломаный итальянский язык с примесью испанских слов, так называемый «сабир», на котором изъясняется с европейцами арабское и турецкое население южного и восточного побережья Средиземного моря.

…Апеллес некогда писал портрет возлюбленной Александра… - Речь идет о красавице Компаспе, рабыне Александра Македонского.

. - Сенатор выступает в роли персонажа, соединяющего действие комедии с дальнейшим ходом «Балета муз». На премьере эту роль исполнял президент де Периньи, один из руководителей дворцового увеселения.