Владетель Мессиака.
Часть вторая. Замок.
Глава X

X

В Клермоне вечером после описанной нами ночной сцены в мессиакском замке, в собственном доме, барон де Кансллак сидел в удобном кресле и в раздумье перебирал собственные пальцы. Он был не в духе. Происходило это оттого, что скверная погода с самого утра не позволяла даже приставам суда выглянуть на улицу, не только дворянину, как выражался барон. Буря усиливалась. Дождь, вихрь, снег и град обещали не переставать ни на минуту во всю ночь.

Ставни стучали под ветром, стекла дрожали в рамах, все говорило о приближении зимы, и все было печально и стонало, точно живое.

Перебирая пальцы, Канеллак проклинал погоду, из-за которой он вынужден сидеть дома. Вдруг ему показалось, что кто-то тихонько отворил входную дверь. Подняв глаза, он увидел перед собой высокого человека в плаще, с которого лилась потоками дождевая вода. Сбросив плащ на близ стоявшее кресло, незнакомец оказался в одежде из звериных кож, совершенно изношенных от долгого употребления.

Де Канеллак онемел от удивления: перед ним стоял Эвлогий. За поясом дикого торчали пистолеты и охотничий нож, а в руках была палица внушительных размеров.

-- Мир этому дому! - произнес он, обращаясь к старому барону.

Пораженный и даже испуганный, Канеллак продолжал молча глядеть на своего врага.

-- Что это! - воскликнул он наконец, задыхаясь от гнева. - Неужели в мой дом может входить всякий, кто захочет?

-- Я вхожу туда, куда захочу, - ответил Эвлогий.

-- Войдешь и в собственный гроб, подожди только минут пять.

И барон хотел броситься к двери, но дикий положил руку на его плечо, и Канеллак не мог двинуться, точно его кто приковал к месту.

-- Выслушай меня, - начал Эвлогий, - тебе не следует сердиться: твои волосы уже поседели и смерть заглядывает в твои глаза. Я убил одного из твоих людей. Но он напал первый, и счет окончен. Пожелай я только вспомнить кое-что из давно прошедшего, пришлось бы и с тобой сводить страшные счеты. Но я лучше о прошлом забуду. Убийство мне противно. Ты меня хотел повесить, я тебя прощаю.

Де Канеллак схватился за палаш и кинулся на Эвлогия.

Дикий только улыбнулся.

-- Я такой же дворянин, как и ты, но силой равен десяти таких, как ты.

И, взмахнув своей дубинкой, он выбил палаш из рук Канеллака.

-- Спрашиваю в последний раз, желаешь ли ты меня выслушать, бешеный старик?

-- Говори! - ответил барон, скрипя зубами и сжимая кулаки. - Говори поскорее.

-- Прежде всего, прикажи твоим разбойникам, пусть они меня не беспокоят. От рождения я привык летом и зимой жить в лесу и не хочу лишиться этого удовольствия теперь.

-- Неужели не хочешь? - насмешливо произнес старик, дрожа от бешенства.

-- Напрасно сердишься. Я тебе не уступлю. Как мне нравится, так и будет. Перед тобой, толкуют люди, все привыкли дрожать, но я не задрожу. Ты и твои разбойники для меня смешны. Ты и теперь в моих руках, у моих ног. Но я уже сказал, что прощаю тебя! Даже более: ты не должен посылать, когда я выйду отсюда, своих сбиров беспокоить меня, в противном случае они умрут, и моя месть настигнет тебя. Через пятнадцать дней я снова буду в этом доме, подам тебе руку, если ты исполнишь, что я требую, или убью тебя, если ты начнешь войну.

Старый де Канеллак разрывал себе грудь ногтями, чтобы скрыть бешенство.

Эвлогий сделал вид, будто не замечает бешенства своего врага, и произнес:

-- Через пятнадцать дней, клянусь, я снова приду сюда!

-- Если проживешь эти пятнадцать дней.

-- Проживу и приду.

-- О! Этот оборванец просто с ума сошел! - воскликнул барон.

Эвлогий вынул из кармана анонимное письмо и, показывая его, спросил:

-- Умеешь ты читать?

-- Немного, - ответил старый барон и прочел адрес письма: "Господину графу Каспару д'Эспиншалю".

-- Кто писал это письмо?

-- Какой черт может помочь мне узнать это?

-- Ты называешься дворянином?

-- Да! Я дворянин, и лучшей крови, чем ты.

-- В таком случае присягни мне словом дворянина, что письмо это и его содержание тебе неизвестно.

Бешенство Канеллака сменилось искренним любопытством. У него такой уж был склад характера.

-- Пусть меня гром убьет, если я тут что-нибудь понимаю! - воскликнул он.

-- Письмо это я нашел вчера в том самом лесу, в котором ты и твои люди искали меня.

-- Гм! Очень может быть, - прошептал барон, - что письмо это выпало из кармана плута, которого мы били палками.

-- Какого плута?

-- Бигона. Лакея этого оборванного кавалера Телемака де Сент-Беата, которого, разве один черт знает, за что принц де Булльон сделал капитаном.

Буря ревела, усиливаясь каждую минуту, на улицах не было живой души. Только снег падал хлопьями. Эвлогий шел торопливо ко двору принца де Булльона тесными и мрачными переулками.

-- Куда вы идете, друг мой? - спросил его часовой, перекрещивая алебардой вход.

-- Мне надо видеть Телемака де Сент-Беата.

Часовой показал ему отдельный павильон, занимаемый кавалером. При виде Эвлогия лица Телемака де Сент-Беата и Бигона оживились. Дикий и им также показал анонимное письмо, говоря:

-- Знаете вы эту записку?

-- Это мое письмо! - воскликнул Бигон. - Благодарю, честный лесной человек.

Опираясь на свою палицу, Эвлогий мрачно посмотрел на Телемака де Сент-Беата и его слугу.

-- Ты писал это письмо?

-- Я?! - ответил Бигон. - Кем же вы меня считаете? Написавший это - подлец и лгун. Я очень охотно пробил бы его грудь моей толедской шпагой, если бы она у меня была и если бы я знал, кто такой писавший.

Лицо дикаря сделалось светлее.

-- А ты не читал письма? - спросил Эвлогия кавалер.

-- Я не читал. Но прочел тот, кому оно адресовано - граф Каспар д'Эспиншаль.

Известие это ужаснуло Телемака де Сент-Беата.

-- Ужасное несчастье! - воскликнул он. - Я хорошо знаю Каспара д'Эспиншаля; малейшего подозрения достаточно, чтобы он поверил клевете и - горе, горе тогда обоим несчастливцам. Необходимо сейчас же что-нибудь предпринять, если только теперь уже не поздно.

-- Еще не поздно! - был серьезный ответ Эвлогия.

-- Вы говорите, не поздно! Очевидно, вам известны все тайны деятельности графа Каспара д'Эспиншаля. Видя записку в ваших руках, думаю, что граф совершенно вам доверяет.

Дикий кивнул головой в знак подтверждения.

-- Я вас не знаю, - продолжал Телемак де Сент-Беат, - и меньше всего имею желания допытываться, кто вы такой. Но если вы признаете что-либо святым, если память о вашем отце и матери еще живут в вашем сердце, заклинаю: употребите всевозможные средства и не допустите графа Каспара д'Эспиншаля, опутанного подлой интригой, сделаться убийцей невинных. Скажите ему, что я ищу гнусного автора пасквиля и, когда найду, накажу его достаточно.

Эвлогий, опустив голову, выслушал все это, потом проницательно поглядел в глаза кавалеру и произнес, пожав ему Руку:

-- Верю. Оставляю вам роковую записку и возвращаюсь в Мессиак. Прощайте пока что.

Дикий человек исчез. Телемак де Сент-Беат, не обращая внимания на позднюю пору, завернулся в плащ и пошел к сестре.

Телемак повелительным жестом удалил Инезиллу из комнаты.

-- Зачем ты меня пугаешь своим серьезным видом? - поспешила спросить Эрминия.

-- Тебе нечего бояться! Но прежде всего, одолжи мне какой-нибудь плащ. Видишь, я промок до костей.

-- К твоим услугам весь гардероб моего покойного мужа.

В отворенном шкафу был полный мужской костюм. Кавалер внимательно осмотрел плащ, но не надел его на себя, а бросил на спинку кресла.

-- Нет, благодарю! Я предпочитаю обогреться у огня.

Усевшись возле камина, кавалер продолжал:

-- Третьего дня, во втором часу утра, я прогуливался по улицам и мечтал о звездах. Ты знаешь, как я склонен к мечтательности!

Чувствуя приближающуюся опасность, Эрминия затаила дыхание и ждала взрыва. В горле у нее пересохло, как это обыкновенно бывает в минуты больших душевных волнений.

Телемак де Сент-Беат рассказывал далее:

-- Попавшийся навстречу стрелок подал мне письмо, адресованное на имя графа Каспара д'Эспиншаля. Плут Бигон (ты знаешь его неделикатность!) выхватил письмо и прочел его не колеблясь. Оно со мной. Не желаешь ли пробежаться по этим строкам?

-- Покажи, - ответила Эрминия. И, чувствуя на себе устремленные проницательные взоры брата, она превратилась в мраморную статую и не выдала ни малейшего смущения. Посмотрев на поданную записку, тихо возвратила ее брату со словами:

-- Черная и гнусная клевета.

-- Меня очень радуют эти слова. И знаешь ли, сестра, почему радуют: я не считал автором подлой записки никого другого, кроме тебя.

Глаза Эрминии бросили ужасный взгляд. Если бы могли они действовать, как пистолетный выстрел, то убили бы кавалера.

-- Ты очень дурно думаешь о своей сестре.

И слезы увлажнили прекрасный взор хитрой женщины.

-- Эрминия! - грозно произнес Телемак. - Я не обвиняю тебя, хотя у меня есть основание к обвинению. Прежде всего, твое состояние подозрительно: оставленного тебе мужем не может хватать на твою роскошную жизнь. У тебя существуют какие-то тайные источники доходов. Потом, в тот самый вечер, когда стрелок отдал мне письмо, Каспар д'Эспиншаль посетил тебя. Осмелишься ли отрицать? Я подслушал твои низкие речи с ним. Ты сказала: "Выйду за вас, когда вы сделаетесь вдовцом"...

Говоря это, Телемак вдруг увидел на бюро несколько перьев и, взяв их в руки, нашел, что кончик одного обрезан очень тупо. В уме его это ничтожное, по-видимому, обстоятельство превратило сомнение в твердую уверенность.

-- Вот и доказательства! - воскликнул он громовым голосом. - Ну, рискнешь ли еще отказываться?

-- О, Боже мой! - могла только воскликнуть баронесса и упала в кресло.

Эрминия упала на колени.

-- Встаньте, сударыня! Встаньте! Надо прежде всего исправить сделанное вами зло, а потом уже поговорим об огорчениях...

Эрминия поднялась на ноги, только затем, чтобы упасть на диван в обморок.