Владетель Мессиака.
Часть вторая. Замок.
Глава XVII

XVII

Дон Клавдий-Гобелет жил в комнате, смежной с часовней. Вверху было отдельное помещение, именно в нем-то и слышал иногда достойный капеллан стук цепей и лязг железа.

Слух его не обманывал. Над его комнатой была старая тюрьма - место пыток. Подобные же места пыток находились в ту эпоху почти в каждом замке.

Тюрьму эту никогда не отворяли. Давно уже ни один из сеньоров мессиакских не пользовался своим правом терзать в этой комнате своих ближних.

На этот раз Рауля отвели в залу пыток.

При виде страшных орудий, расставленных здесь, освещенных лампой, которую держал один из вооруженных стражей, бедный паж почел себя погибшим. Блуждающими глазами он смотрел за страшными орудиями мук и смерти. С правой стороны была вбита в стену металлическая цепь, оканчивавшаяся железным ошейником. На полу прикованы были огромные клещи, жаровня; лежали остроконечные молотки, согнутые железные полосы, маленькие пилы, на зубцах которых еще висели, завязшие недавно, какие-то сухие полоски, похожие на лоскутки человеческой кожи.

Дрожь ужаса сжала сердце Рауля.

Его принудили сесть на кожаное кресло посреди залы. И в ту же минуту четыре широких стальных обруча обхватили его руки и ноги. Локти и коленки при этом согнулись внутрь, а ребра, напротив, выдвинулись вперед, голова бедняка упала на ручку ужасного кресла. Он не вскрикнул, только глаза его устремились к потолку.

Там блестело отверстие, как звездочка. Он подумал:

"Если бы это был глаз Господа, смог бы он равнодушно глядеть на мучения невинной жертвы людского варварства".

Рауль угадал подозрения Каспара д'Эспиншаля; знал, за что его выслали. Уехать из замка, не передав своих открытий Одилии, он не хотел. Он возвратился с этой целью; его поймали - и он не ждал ни малейшего снисхождения. Но ни страх потерять жизнь в таких молодых летах, ни ужасные, ожидавшие, очевидно, его мучения не могли в нем поколебать решимости не произносить ни одного слова, могущего скомпрометировать его родственницу. Мало того, он решил высказать в глаза Каспару д'Эспиншалю истину, о которой никто доселе не рисковал даже намекнуть грозному феодалу.

По знаку графа стража и Мальсен оставили залу пыток.

Мучитель остался наедине со своей жертвой. Скрестив руки на груди Каспар д'Эспиншаль спросил:

-- Давно ли ты любовник моей жены?

-- Граф Каспар д'Эспиншаль! - ответил юноша. - Я буду искренним не для того, чтобы смягчить тебя. О, нет! Я смеюсь над всеми этими цепями и клещами, я буду искренен для того, чтобы объяснить тебе истину, если только это возможно. Да, я люблю графиню д'Эспиншаль уже четыре года и напрасно стараюсь победить свое чувство. Но, клянусь честью дворянина и христианина, никто не знает о моей любви. Одилия даже не подозревает о ней. И я лучше сто раз готов умереть, чем намекнуть графине одним словом о своем чувстве.

В ответ на эту речь Каспар д'Эспиншаль позвал Мальсена и приказал крепче завернуть винты железных скоб.

Взяв орудие, похожее на ключ, Мальсен повернул им под креслом гайку, и несчастный Рауль застонал. Ему показалось, что его руки и ноги переломлены.

Мальсен дал ему понюхать губку, пропитанную уксусом.

-- Скажешь правду? - спросил Каспар д'Эспиншаль.

С трудом выговаривая слова, Рауль произнес:

-- Жбан воды! - приказал Мальсену Каспар д'Эспиншаль, зловеще улыбаясь.

С потолка спускалась веревка, к нижнему концу которой была прикреплена стальная пружина, похожая на ошейник. В этот ошейник Мальсен и Каспар д'Эспиншаль всунули голову Рауля, чтобы она оставалась неподвижной. Затем Мальсен взял лейку с двумя рыльцами и всадил ее в рот страдальца.

-- Наливай! - крикнул граф.

Целый жбан воды прошел через лейку в горло посиневшего от страдания юноши.

-- Ну, теперь скажешь правду, с какого времени состоишь любовником графини?

-- Нет! Нет! - шептал пытаемый.

Каспар д'Эспиншаль был бледен, как мертвец. В ярости он положил руки на плечи Рауля и потряс его. Это уже был не человек, а тигр. Пытки пажа, по его мнению, тянулись очень долго и без пользы.

Схватив железную полосу, он начал колотить ею по голове Рауля. Веревка со стальной пружиной разорвалась: потрясение было таким сильным, что несчастный закрыл в беспамятстве глаза.

-- Открой ему глаза! - заревел граф.

Мальсен раздул уголья, раскалил железный прут и прижег лопатку Рауля. Несчастный привскочил; благодаря своей необычайной силе ему удалось сломать один из обручей.

Мальсен в первую минуту думал, что он бросится на них. Но три стальных обруча держали крепко. Обессиленный, он упал с пеной бешенства на губах и закричал:

-- Да, разбойник! Да, подлец! Я люблю Одилию! А тебя она ненавидит, презирает тебя...

Сцена была поистине ужасная.

Каспар д'Эспиншаль, рыча, как дикий зверь, ринулся на свою жертву, чтобы собственноручно удавить ее. Но с отчаянным усилием Раулю удалось опрокинуться на своего врага вместе с креслом.

Оттолкнутый Каспаром д'Эспиншалем, он покатился к стене. Несколько людей вбежало в комнату. Они снова поставили кресло на место, прикрепили его железными цепями так, что никакое отчаянное усилие не могло уже его сдвинуть. По знаку господина, несчастному снова вставили в рот лейку, и второй жбан воды был влит в горло страдальца. Рауль упал в обморок.

-- Сколько надо времени, чтобы он пришел в себя? - спросил граф.

В эту минуту послышался крик. Но это не был крик Рауля.

-- Кто там? - крикнул громовым голосом Каспар д'Эспиншаль, невольно вздрогнув.

Дверь отворилась, и на пороге появилась Одилия.

меня до необходимости сказать, что я, ваша жена, презираю вас. Но довольно этих мерзостей. А вы, негодные слуги! Если в груди кого-нибудь из вас еще таится искра человеческого чувства - сейчас же освободите этого юношу и следуйте за мной. Под кровлей моего отца для него найдется приют и защита. Кто желает мне повиноваться? Ну же, я жду!

Все опустили головы.

Возмущенная этим низким равнодушием, Одилия схватила за руку Ветре, предводителя гарнизона в замке, бретанца родом, и спросила:

-- Вы родом из страны, где люди могучи и благородны, неужели и вы откажете мне?

Ветре ничего не ответил. Одилия обратилась к Мальсену:

-- Ты стар. Последний час твой недалеко. Пожалей свою душу и спаси от мук этого юношу.

Угрюмый и полудикий Мальсен в ответ протянул руку и, указывая на графа Каспара д'Эспиншаля, произнес:

-- Вот мой господин!

Приведенная в ярость и отчаяние, Одилия, с раздувшимися от гнева ноздрями, схватила кинжал и перерезала веревки, связывавшие руки Рауля.

Каспар д'Эспиншаль заревел, как тигр.

-- Вы умрете оба! - завопил он. И, бросившись к Одилии, вырвал у нее кинжал и отбросил ее прочь.

-- Унесите эту женщину в комнату, находящуюся под залой пыток, - приказал он.

Рауль был снова привязан к креслу, и зала пыток заперта на ключ, а Каспар д'Эспиншаль отправился в комнату своей жены.

Бледная и серьезная, Одилия ожидала своего мужа.

-- Я вам сказал, что вы умрете! Готовы вы к смерти?

-- Я на все готова, - ответила она решительно.

-- Помолитесь за свои грехи в последний раз! - крикнул ей граф, выбегая из комнаты. Мальсену и вооруженным людям велено было стеречь двери. Через несколько минут он возвратился, держа в одной руке испанский кинжал, а в другой маленькую бутылочку с зеленоватой жидкостью.

-- Можете выбирать: яд или кинжал? - обратился он к Одилии.

Бедная женщина грустно поглядела на него.

-- Благодарю! Это первое дело, за которое я вам искренне благодарна за эти последние два года.

-- Я беру яд. Смерть придет спокойнее, я могу думать, умирая, о моей любви, которой ты пренебрег; о моей чести, которую ты попрал, и о твоем диком и невероятном ослеплении. И если Бог даст мне силы, я даже прощу тебя. Будучи невинной, предаюсь милосердию Божию. Я верю. Бог слышит молитвы невинно страдающих.

Слезы потекли из ее глаз.

-- Настанет день, - продолжала Одилия, - и ты пожалеешь о своих поступках. Но я не жалею и не виню тебя. Отца я покинула ради тебя, и не ты, а Бог меня за это наказывает...

И выхватив яд из рук мужа, она в одно мгновение выпила всю бутылочку.

Это мужество и присутствие духа тронули Каспара д'Эспиншаля. Потрясенный и смягченный, он хотел броситься к ногам Одилии, прося прощения и стараясь вырвать у нее яд. Но она остановила его словами:

-- Скажи Раулю: если бы я осталась жива, я полюбила бы его.

Вырывая волосы и ломая в отчаянии руки, граф выбежал из комнаты и наткнулся в коридоре на Мальсена.

-- Что делать с Раулем? - спросил интендант.

-- Похоронить его в погребе замка, когда умрет, - ответил варвар и побежал прямо в комнату Эрминии.

-- Я уже вдовец! - с дьявольской улыбкой объявил он прекрасной госпоже Эрминии де Сент-Жермен.

Баронесса испугалась.

-- Вы ее убили?

-- Я ее наказал.

-- И требуешь, чтобы я исполнила мое обещание.

-- Да.

-- В эту ужасную минуту?

-- Не хочу больше ждать.

В глазах Каспара д'Эспиншаля блеснул грозный огонь, и Эрминия едва смела вымолвить:

-- По крайней мере, вы дозволите мне утром вернуться в Клермон?

-- Приготовиться.

-- К чему приготовиться?

-- Но... ведь обычай требует...

-- Я презираю обычаи.

-- Но это ужасно. Вы меня пугаете. Это тиранство!

-- Ошибаетесь! Это - любовь.

-- Сумасшествие, а не любовь.

-- Пусть и сумасшествие! Эрминия, три года я схожу с ума по тебе. Не хочу ждать больше. Ты должна быть моей.

Эрминия попробовала отдалить опасность.

-- Вели позвать духовника.

-- Здесь нет духовника.

-- Ну, какого-нибудь священника. А тем временем поди вымой руки, на них видна кровь.

-- А разве на твоих руках нет крови? - раздался чей-то грозный и суровый голос.

Каспар д'Эспиншаль и Эрминия быстро обернулись.

стоявшего позади. Канеллак издали наблюдал за ними.

-- Что это значит? Зачем ты явился сюда? - грозно спросил граф, удивленный появлением дикаря.

Эвлогий показал ему на Канеллака и произнес.

-- Женщина, стоящая здесь, - чудовище. Анонимное письмо написано ею с целью оклеветать невинных Рауля и Одилию. Своего брата, спешившего открыть тебе глаза, она велела убить.

-- Какое мне до этого дело! - ответил Каспар д'Эспиншаль, почти обезумевший от страсти, подходя к Эрминии. - Я для нее оставил все: жену и честь, она для меня пожертвовала братом. Я люблю ее, она будет моей.

-- Бедный! Эта женщина жаждет не тебя, а твоего богатства.

-- Ложь! Клевета! - воскликнула Эрминия.

-- Молчи, чудовище! - крикнул Эвлогий. - А ты, брат, выслушай меня.

Обессиленный волнением Каспар д'Эспиншаль упал в кресло.