Чревовещатель.
Глава XLII

XLII

Существовала огромная разница между Жоржем Праделем, представленным нами читателям на станции Лионской железной дороги в сентябре 1874 года, и Жоржем Праделем, переступившим порог кофейни "Аполлон" в ноябре 1873 года. Лицо лейтенанта не имело в то время задумчивого и печального выражения, о котором мы говорили, а, напротив, дышало веселостью и беззаботностью. Он обожал военную службу. Его живой ум, ровный характер, неоспоримая храбрость, которую он доказывал уже не раз, приобрели ему уважение начальников, сочувствие равных, привязанность низших. Капитанские эполеты и красная ленточка не заставили долго себя ждать.

Недостаток состояния, столь тягостный для большинства офицеров, был по милости дяди не важен для Праделя. Щедрость Домера делала жизнь его племянника легкой и приятной. У него была верховая лошадь для загородных поездок, и он мог позволить себе завести любовницу. Один из его товарищей сказал, и не без оснований, что в связи Праделя с Ревеккой самолюбия было больше, чем любви. Красота жидовки льстила тщеславию Жоржа, но эта девушка без образования, без ума и без души оставляла его сердце совершенно спокойным. Это не мешало ему делать глупости для своей любовницы, которую оспаривали у него многие соперники. Все деньги, что он получал от Домера, переходили в руки Ревекки. Он часто упрекал себя в слабости, но не расходился с ней единственно из опасения услышать, как будут шептать: "Ее отняли у него!"

Когда Жорж поздоровался со всеми, Поль де Менар вскрикнул:

-- Если пословица справедлива, у вас сейчас, должно быть, звенело в ушах, любезный Жорж!

-- Почему? - спросил Прадель.

-- Потому что о вас много говорили. Речь шла о даме, которая вас интересует.

-- Какой даме?

-- Несравненной Ревекке.

-- А что говорили о Ревекке? Я очень желаю это знать.

-- Не говорили ничего дурного, успокойтесь. Я объявил, что у нее нет соперниц среди других женщин в городе.

-- Благодарю.

-- Все эти господа согласились со мной, - продолжал Поль де Менар, - но барон де Турнад низвергнул вашу королеву.

-- Извините, любезнейший! - порывисто воскликнул барон. - Этот дьявол Менар очень дурно передал мою мысль. Надо быть слепым, чтобы отвергать красоту вашей приятельницы, а по милости Божьей я еще не ослеп. Я просто надел на голову другой диадему, которую присудили ей. Ее провозглашали первой красавицей, а я утверждал, что она вторая, и утверждаю опять - в этом нет ничего оскорбительного для нее.

Жорж Прадель хотел ответить, но Поль де Менар, разгоряченный пуншем, перебил его.

-- У Турнада, - закричал он, - голова не в порядке! Бедный барон влюбился в женщину, которую он не знает, которую никто никогда не видел, и этой неизвестной присуждает первенство!

Молодой человек вкратце рассказал уже известную нам историю встречи в дилижансе, и рассказал так комично, что его слушатели не могли сохранять серьезный вид. Жорж Прадель и барон де Турнад разделили общую веселость.

-- Ну, барон, - сказал лейтенант, все еще смеясь, - несогласия между нами быть не может. Что говорили о первенстве? Здесь нужны два скипетра и две короны. Барон, желаю вам успеха. Отыщите поскорее свою таинственную красавицу. Я буду рукоплескать вашему счастью, не завидуя ему. Мне нравятся только брюнетки. Это не мешает мне, однако, провозгласить тост за незнакомую блондинку!

Легкое недопонимание, которое вследствие неосторожной болтовни Менара могло возбудить ссору между двумя молодыми людьми, было сведено на нет, и Жорж Прадель подошел к офицеру, с которым был очень дружен, и отвел его в сторону. Этого офицера, сына богатого руанского торговца, звали Ахилл Даркур. Жорж был одних лет с ним. Они учились вместе в сен-сирском училище, и случай свел их в Африке, но в разных полках.

-- Ахилл, - сказал племянник Домера, - я хочу попросить тебя оказать мне услугу. Мне нужны деньги. И нужны сейчас, то есть через два дня.

-- Могу отдать тебе свои шесть луидоров. Они у меня в кармане. Хочешь?

Жорж покачал головой:

-- Говори прямо - ростовщика.

-- Название ничего не значит. Сейчас конец декабря. Через шесть недель смогу возвратить капитал с процентами.

-- Так зачем тебе занимать? Живи в долг эти шесть недель.

-- Невозможно. Ты не знаешь, в чем дело. Мне нужна вещь, за которую надо заплатить наличными. Понимаешь?

-- Вещь для Ревекки?

-- Да.

-- Ну, пообещай ей эту вещь. Она может, я думаю, подождать.

-- Если я не подарю ей эту вещь послезавтра, я знаю человека, который подарит ей ее через три дня. Это Ришар Эллио, банкир. Он влюбился в Ревекку и хочет отнять ее у меня. Если это удастся ему, я публично дам ему пощечину, потом стану с ним драться, и один из нас убьет другого. Видишь, какой произойдет скандал.

-- И ты не побоишься подвергнуться такому скандалу из-за женщины, которую уже разлюбил. Если предположить, что ты любил ее когда-нибудь, что сомнительно...

-- Я не отступлю. Задето мое самолюбие. Офицер не должен позволять банкиру одержать над ним верх.

-- Честное слово, это безумие. Жорж, ты огорчаешь меня.

-- Я прошу у тебя не нравоучений, в которых не имею надобности, но имя ростовщика.

Ахилл Даркур вынул из кармана крошечный бумажник и посмотрел на одну страницу.

-- Мне говорили, - сказал он, - о пруссаке, недавно приехавшем, который дает взаймы. Впрочем, я его не знаю. Говорят, что он очень опасен.

-- Опасен или нет, мне что за нужда! Как зовут твоего пруссака?

-- Даниель Метцер.

Жорж Прадель в свою очередь вынул из кармана бумажник и записал имя.

-- Теперь мне нужен адрес. Где живет этот Даниель Метцер?

-- На улице Баб-Азун, номер семь.

-- Благодарю за сведения, завтра же пойду к нему.

На другой день Жорж Прадель отправился на улицу Баб-Азун, одну из самых старинных в Алжире. Когда он подошел к указанному дому, дверь отворилась, и из него вышла мулатка.

-- Это мой хозяин, - ответила служанка на ломаном французском. - Он не выходил.

-- Могу я его видеть?

-- Входите, а я доложу.

Офицер шагнул за порог и очутился в квадратном дворе, с трех сторон окруженном галереей в мавританском стиле. Струя воды с приятным журчанием лилась из гранитной колонны в бассейн. "Ну, - подумал племянник Домера, направляясь к зданию, - этот пруссак выбрал себе недурное жилище".

Мулатка провела молодого человека через три залы нижнего этажа и оставила его в узкой комнате, в которой не было никакой мебели, кроме маленького дивана.

-- Садитесь, - сказала она, - хозяин сейчас придет, и ушла.

Жорж, оставшись один, сел на диван и стал обдумывать, как лучше обратиться с просьбой о займе, когда ростовщик его примет. От размышлений его отвлекли звуки двух голосов: из соседней комнаты доносились обрывки разговора. Смысла уловить было невозможно, но тон молодой офицер различал. Первый голос, очевидно женский, был дрожащий, взволнованный и даже молящий, в нем явственно слышались слезы. Другой голос, бесспорно мужской, грубый и хриплый, походил на рев дикого зверя. С каждой минутой спор разгорался все больше.

"Должно быть, пруссак женат, - думал Жорж Прадель, - и в этом супружестве нет согласия". В эту минуту лейтенант внятно услышал следующие фразы, которые, очевидно, завершали разговор:

-- В последний раз спрашиваю вас, сделаете вы то, чего я хочу?

-- Умоляю вас не настаивать. Я уже ответила.

-- Отказом, не так ли?!

-- Я должна!

-- Что вы говорите о долге? Первый и единственный долг женщины - повиноваться! Я муж, я властелин. Когда я приказываю, склоняйте голову и, не рассуждая, покоряйтесь.

-- Никакая женщина на свете не была послушнее меня. Но сейчас я не могу! Речь идет о моей чести.

-- Ваша честь - моя честь! Если я не нахожу, что она в опасности, чего вам еще нужно? Будете ли вы повиноваться? Пойдете ли туда, куда я приказываю вам идти?

-- Не пойду.

-- Я потащу вас!

-- Мне стоит только позвать на помощь первого прохожего, и вы знаете, что общественное мнение тотчас возмутится и накажет вас за эту низость.

-- А, презренная!

-- Убейте меня! Кто вам мешает? Уж не воображаете ли вы, что я боюсь смерти?

После этих слов раздался болезненный стон, а за ним слова:

Послышалось ворчание, и мужчина с неописуемым бешенством крикнул:

-- Вон отсюда! Я вас раздавлю!

Положение, в котором оказался лейтенант, делалось нестерпимым. Наверно, ни господин, ни госпожа Метцер не подозревали о присутствии свидетеля. У Жоржа Праделя была только одна мысль - бежать, пока его не обнаружили. Ему это не удалось. Дверь в комнату, в которой он находился, вдруг отворилась, и на ее пороге появилась госпожа Метцер.

Жгучие слезы катились из глаз. Ее красота была поразительна. Жорж Прадель, изумленный и ослепленный этим явлением, будто окаменел, ему с трудом достало присутствия духа поклониться. Госпожа Метцер, очутившись неожиданно лицом к лицу с незнакомцем, который, возможно, все слышал, закрыла руками лицо, прошла через комнату и исчезла.