| Автор: | Монтепен К., год: 1878 |
| Категории: | Роман, Приключения |
XVI. Пробуждение
Муж Глодины скоро воротился с женой, которую оставил с Жанной. Обе женщины провели остаток ночи в молитвах, возле усопшей.
Утром на следующий день люсьенский пастор отдал последний долг останкам Мадлены, а Жанна убежала в самую отдаленную часть дома, чтобы не присутствовать при раздирающем зрелище погребения, чтобы не слышать зловещего стука молотка, заколачивавшего гроб ее матери. Скоро смиренная похоронная процессия, в сопровождении священника и нескольких крестьян, медленно тянулась к кладбищу.
Узнав от мужа, что в доме был больной, Глодина, движимая чувством сострадания, заставившего ее не оставлять несчастного, о котором забыли все, без труда отыскала комнату кавалера де ла Транблэ.
Рауль наконец проснулся и прислушивался к звуку удалявшихся голосов, напевавших De profundis. Действие опиума почти рассеялось, только как будто какое-то нравственное опьянение затмевало его рассудок и отнимало у мыслей их обычную ясность. Ему казалось, что он долго спал тяжелым сном, от которого на минуту был пробужден каким-то непонятным видением. Действительно, сквозь сон он чувствовал, но не понимал, что с ним делали, когда крестьяне хотели стащить его с постели.
-- Как вы себя чувствуете? - спросила Глодина, подходя к Раулю.
-- Кажется, мне лучше, - отвечал молодой человек. - Но скажите, пожалуйста, что происходит здесь?.. Сейчас я слышал шаги в коридоре, голоса, певшие молитву, и теперь еще эти самые голоса замирают вдали, напевая погребальный гимн...
-- Ах! - отвечала Глодина. - В эту ночь сюда вошла смерть!
-- Смерть? - повторил Рауль. - Вы хотите сказать, что кто-нибудь умер здесь?
-- Увы!
-- Не она, не правда ли? - вскричал кавалер с глубоким беспокойством. - О! Скажите мне, что не она!
-- Она? - спросила Глодина с невольным любопытством. - Кто это "она"?
-- Та прелестная молодая девушка, которая ухаживала за мной с состраданием и преданностью ангела и которая удивительным образом похожа на эту царицу... Вот посмотрите против вас...
Глодина обернулась к обоям. Она была поражена и удивлена не меньше, чем Рауль, сходством Жанны с царицей Савской. Помолчав с минуту, она отвечала:
-- Нет! Умерла не она, а ее мать...
Рауль вздохнул свободно.
-- Слава Богу! - сказал он. Потом добавил: - При одной мысли о подобном несчастье, кровь охладела в моих жилах! Скажите мне, - продолжал он, подумав с минуту, - каким образом умерла мать этой молодой девушки?.. Я знал, что она больна, но не думал, чтобы так опасно...
-- Она умерла не от болезни, - отвечала Глодина.
-- Великий Боже! Неужели было совершено преступление?
-- Еще неизвестно, преступление или только случай.
-- Объяснитесь, умоляю вас!
Глодина рассказала Раулю все, что знала о происшествиях прошлой ночи, и прибавила к рассказу свои собственные рассуждения, которые немало запутали факты. Во все продолжение этого рассказа Рауль подавал знаки очевидного волнения.
-- Где теперь эта несчастная девушка? - спросил он, когда Глодина кончила.
-- Она спряталась, чтобы не видеть похорон матери...
-- Сделайте милость, отыщите ее и скажите ей, что незнакомец, которому она оказала такое великодушное гостеприимство, на коленях умоляет ее прийти к нему на минуту...
-- Охотно! - вскричала Глодина. - И если вы знаете, чем утешить эту бедную барышню, то сделаете доброе дело!..
-- Ступайте, - повторил Рауль, - ступайте скорее!..
-- Бегу, - отвечала крестьянка и поспешно вышла.
-- Я всюду приношу несчастье! - прошептал кавалер, оставшись один. - Будто навлекаю громовый удар на дома, в которых приклоняю свою голову!.. Решительно, надо верить, что есть промысел Божий!..
"Кто может сказать, что я сделал, - думал он, - доброе дело или гнусное преступление?.. Кто может осудить меня или оправдать?.. Кто может понять чувство, которому я повинуюсь, и которого сам не могу определить хорошенько?.. Мне кажется, что мое сердце бьется сильнее... Я не думал, чтобы это было еще возможно!.."
Рауль приложил руку к сердцу, как будто считая его удары. Улыбка скользнула по губам его, и он продолжал думать, с ироническим выражением на лице:
"Да, оно бьется!.. бьется, как у ребенка!.. бьется, как у женщины!.. Филипп Орлеанский этому не поверит... да и другие тоже!.. Как они будут насмехаться надо мной, если узнают об этом, и правильно сделают!.. Неужели я люблю эту молодую девушку?.."
Рауль снова спросил у сердца и отвечал себе:
"Жребий брошен! Да я люблю ее!"
Едва молодой человек окончил эти бессвязные размышления, в которых, казалось, не было ни смысла, ни логики, дверь комнаты растворилась и вошла Жанна. Бедная девушка очень изменилась со вчерашнего дня. Лицо ее, обыкновенно сиявшее румянцем, было покрыто бледностью, которую слезы испестрили синими пятнами; большие глаза, окруженные черными кругами, сверкали лихорадочным блеском; длинные белокурые волосы, не собранные в косу и развевавшиеся, как будто рыдали вокруг ее лица. Она была в черном платье. Наружность ее в ту минуту, когда она вошла в комнату Рауля, выражала смущение. Она помнила неблагодарное и ужасное обвинение, которое сделала против Рауля в прошлую ночь, и трепетала от упреков совести при мысли о последствиях, которые чуть было не повлекло это обвинение. Мы знаем притом, что чувства ее к Раулю были далеко от равнодушия, и она упрекала себя в живости этих чувств в такое время, когда ей, по-видимому, следовало бы полностью погрузиться в благоговейную печаль. Она старалась, но напрасно, скрывать свои ощущения и сказала голосом дрожащим и едва внятным:
-- Вы желали говорить со мной? Я пришла.
Жанна отвечала только слезами.
"О! если бы он знал, - думала Жанна, - если бы он знал, что сохранил жизнь только потому, что умерла моя мать..."