| Автор: | Монтепен К., год: 1878 |
| Категории: | Роман, Приключения |
LIV. Мадемуазель
Нельзя вообразить ничего грациознее и обольстительнее лица и фигуры этой молодой девушки. Ей невозможно было дать более восемнадцати, самое большее двадцать лет. Она имела кроткое и восхитительное личико, бело-розовое, как пастель Латура, волосы светло-каштановые, удивительно шелковистые и густые. Глаза, синие и глубокие, то бросали взгляды быстрые, как острые стрелы, то покрывались облаком меланхолической задумчивости. Выражение этих глаз и взглядов было непреодолимо. Губки, очень маленькие и красные, как гранатовый цвет, выказывали, открываясь для улыбки, маленькие правильные зубы, белые как жемчуг. Изящное благородство лица этой хорошенькой девушки согласовывалось с аристократически-маленькими руками, с узкой и длинной ножкой. Стан, стройный и гибкий выше всякого описания, походил (употребляя выражение, бывшее тогда в моде) на "стан нимфы".
Очаровательница, которую мы описали, была одета в тафтяное платье, бледно-серое с малиновым отливом, отличавшееся необыкновенной простотой и вкусом.
Военный человек в ливрее и дворянин были люди молодые, капуцин, комиссионер, управитель и мещанин перешли за сорок лет, а двое первых казались даже гораздо старше.
Каким образом молодая и прелестная девушка, которая, по-видимому, была хорошего происхождения и хорошо воспитана, оказалась одна посреди семи мужчин различного возраста и звания, смеялась и пила с ними без всякого замешательства? Каким образом, наконец, это собрание оказалось в роскошной комнате и вокруг стола, уставленного деликатнейшими кушаньями, в старом, грязном доме страшной улицы Жендре? Все это, без сомнения, мы скоро узнаем.
Восьмой собеседник, вошедший в залу пиршества, был принят радостными и громкими восклицаниями.
-- Здравствуй, виконт!..
-- Как твое здоровье, виконт?..
-- Виконт, как поздно ты пришел сегодня!..
-- Я пью за твое здоровье, виконт!.. - кричали пирующие, все в один голос.
-- Здравствуйте, мои милые, здравствуй, моя хорошенькая Эмрода, - весело отвечал пришедший.
Он взял стул, остававшийся пустым, сел возле хорошенькой девушки, которую назвал Эмродой, и без церемонии поцеловал ее в обе щеки. Потом, наполнив свою тарелку и стакан, он сказал:
-- Я опоздал, это правда, но будьте спокойны, я вас догоню.
И действительно, судя потому, как пришедший принялся уписывать кушанья и опоражнивать стакан за стаканом, он, казалось, хотел не только догнать, но даже и обогнать своих товарищей. Собеседники глядели с минуту на подвиги этого страшного аппетита молча и с восторгом. Потом прерванный разговор возобновился, сделался общим и составил шумное целое, прерываемое громкими восклицаниями и песнями. Капуцин не подавал примера трезвости, и даже молодая девушка не уступала самым отчаянным пьяницам и переходила в словах последние границы скромности и благопристойности. Ужин продолжался до полуночи, потом виконт встал, прислонился к камину и сказал:
-- Теперь, мои любезные, займемся серьезными делами.
-- Да, да, - единогласно отвечали собеседники.
-- Хорош был день? - спросил виконт. - Посмотрим, что вы сделали?
Никто не отвечал ни слова.
-- Начнем по порядку, - продолжал виконт. - Я начинаю с нашей Эмроды.
-- Все-таки есть что-нибудь?
-- Вот и все, - сказала Эмрода, вынимая из кармана красный сафьянный футляр, который она открыла.
В футляре лежал золотой браслет, не очень дорогой.
-- Откуда это? - спросил виконт.
-- От ювелира на улице Бак; но на этот магазин нельзя более рассчитывать. В мои последние визиты, ювелир сделался ужасно подозрительным, не теряет меня из виду ни на минуту и глаз не спускает с рук...
Виконт взвесил браслет на руке и рассмотрел его внимательно.
-- В самом деле, - сказал он, - вещь неважная!.. Я не дам за эту безделушку и шести луидоров... Завтра, милое дитя, надо постараться быть счастливее.
-- Постараюсь, - отвечала Эмрода.
-- Твоя очередь, Оленья Нога! - вскричал виконт, обращаясь к мнимому комиссионеру.
-- Моя пожива еще хуже, - отвечал тот. - Я стал возле Пале-Рояля, ожидая какого-нибудь случая. За мной пришли из соседнего дома, чтобы отнести чемодан. Он был довольно тяжел, и я вывел из этого благоприятное заключение...
-- Где же этот чемодан?
-- Разумеется, в магазине.
-- Ну?
-- Ну! В нем оказались только старые платья и дрянное белье. Меня совершенно обокрали!..
Виконт расхохотался, другие последовали его примеру.
-- И в самом деле, - продолжал он, - день не был хорош для вас. Твоя очередь, брат Бонифаций.
Мнимый капуцин положил на стол золотые четки, кошелек с мелкими деньгами, часы и медальон, осыпанный небольшими бриллиантами.
-- Я собрал все это у благочестивых душ, - сказал он. - Я знаю, что эти вещицы дрянные! Но, увы, мои возлюбленные братья, благочестие исчезает!.. Почти везде меня принимают в передней! Надо будет переменить мою специальность, отпустить волосы, обрезать бороду и представиться турком!
Продолжительный и громкий хохот встретил эти слова.
-- Вы меня обяжете, - отвечал Подсолнечник.
-- Есть у тебя что-нибудь в виду?
-- Есть.
-- Что же?
-- Без сомнения, но, черт побери, к чему все это клонится?..
-- А вот к чему: я желаю сделаться забиякой.
-- Печальное ремесло! - вскричал виконт с значительной гримасой.
-- Напротив, превосходное! - с живостью возразил Подсолнечник. - Всегда имеешь множество средств извернуться: не удастся одно, тотчас готово другое.
-- Охотно. Во-первых, по милости воинственной физиономии, длинных закрученных усов и гигантской рапиры бываешь предметом ужаса для мещан и любимцем мещанок. Следовательно, ничего нет легче, как собирать подать с мужей посредством страха, а с жен посредством любви! Но это еще не все: посещаешь все гулянья, все веселые места и затеваешь ссоры с людьми добродушной наружности и с наивными провинциалами, которым малейший удар шпаги внушает ужас. Они предпочитают добровольно отдать несколько пистолей, лишь бы избежать поединка, одна мысль о котором заставляет их дрожать с головы до ног. Присоедините к этому, что часто можно найти случай предложить свою шпагу к услугам трусливых ревнивцев и всех тех, которые хотят отомстить врагу, не подвергаясь опасности, и вы увидите, что весьма значительную прибыль может и должно приносить почетное звание забияки. Как вы думаете, виконт?
-- Может статься, ты и прав, Подсолнечник, - согласился человек, называемый виконтом. - Действуй как хочешь, брось рясу в крапиву и облачись в доспехи воина, если тебе так хочется.
-- Спасибо, - сказал Подсолнечник, выпрямляя свой высокий стан и задорно приподнимая голову. - Завтра же вы увидите меня в деле, и ручаюсь вам, что я не буду бесполезным членом нашего общества.
Виконт продолжал допрос, на который честные люди, выведенные нами на сцену, отвечали так категорически. Он расспросил майора, управителя и лакея в ливрее. Каждый внес в общую кассу плоды своего дневного воровства. Когда дошла очередь до мещанина со скромной физиономией, он сказал:
-- Как? - вскричали два или три голоса.
-- Вот это дурно, Бенуа! - прошептал виконт.
-- Любезные друзья, - отвечал Бенуа, - вы произносите приговор слишком поспешно, как мне кажется, и потому слишком легкомысленно! Разве охотник заслуживает упреков, когда возвращается домой с пустыми руками, но напав на следы дичи, которую может принести на другой день?..
-- К чему это предисловие? - спросил виконт.
-- Ждем, - пробормотали сообщники.
-- Случай, этот великий властелин мира, привел сегодня ноги мои к заставе Сен-Дени. Вдруг я был остановлен множеством повозок, телег и карет; одна тележка, колесо которой сломалось, устроила эту пробку. Толпа собиралась, кучера ругались, лошади нетерпеливо топали в грязи. Так как я не хотел быть забрызганным посреди этой суматохи, я встал около одного дома, как можно ближе к стене, и ждал. Через пять минут тележку подняли и ряд экипажей двинулся вперед. Я хотел следовать за толпой, которая начала мало-помалу расходиться, как вдруг ко мне подъехал всадник на прекрасной лошади, тоже попавший в эту сумятицу. Без сомнения, лицо мое внушило ему доверие, которого я вполне достоин. Всадник этот был молодым человеком лет восемнадцати, весь в черном. Грязь, покрывавшая его лошадь и плащ, ясно показывала, что он проделал длинный путь. За ним следовал маленький лакей на дрянной клячонке и в ливрее, сшитой очевидно не для него. Подъехав ко мне, молодой человек приподнял шляпу, окруженную широким черным крепом, и сказал:
-- Позвольте мне задать вам вопрос?..
Я в свою очередь поклонился ему чрезвычайно вежливо, вызвал на лицо улыбку, запечатленную самым доброжелательным добродушием, и отвечал, что я готов к его услугам и почту за истинное удовольствие отвечать не только на один вопрос, но на сто, если он сочтет нужным задать мне их.