| Автор: | Монтепен К., год: 1878 |
| Категории: | Роман, Приключения |
CXCIX. Матьяс Обер и Жан Каррэ
Просим наших читателей не усмотреть в фразах, оканчивающих предыдущую главу, нападок на религию или на ее представителей. Нужно ли нам напомнить, что кровавая насмешка Матьяса Обера над красным платьем кардинала более чем оправдывалась гнусными нравами той эпохи, когда поведение духовенства оскорбляло даже двор; когда, и это хуже всего, Дюбуа, который не был даже священником, был посвящен в архиепископы камбрейские, найдя, подобно Рогану, своего Трессана и своего Масильона... Какие ужасные вещи ни писал бы романист об этом гнусном времени, они все-таки будут слабее истины. Сделав это необходимое объяснение, вернемся к нашему рассказу.
-- Все это прекрасно, - сказал Матьяс Обер, - мы очень остроумны, но время проходит! Ты мне сказал, Жан Каррэ, что хочешь поговорить со мною о серьезном деле. Я готов, будем говорить...
-- Будем говорить, - повторил лакей. - Но прежде необходимо, чтобы я напомнил тебе недавние происшествия, касающиеся до нас обоих.
-- Уши мои открыты, и я слушаю тебя со вниманием.
-- Назад тому две или три недели, в одно прекрасное утро, выходя из гостиницы "Лион", где мы тогда жили, я увидал тебя у ворот... Ты как будто поджидал кого-то или подстерегал...
-- Ты меня узнал и подошел ко мне...
-- Именно... я обрадовался, что встретил старого приятеля, и спросил тебя, что ты тут делаешь. На этот вопрос ты отвечал тоже вопросом: "Уж не живешь ли ты в этой гостинице?" На мой утвердительный ответ ты продолжал: "Не знаешь ли ты даму, выдающую себя за итальянку и называющуюся Антония Верди?"
-- А ты отвечал, что хорошо знаешь эту даму, потому что находишься у ней в услужении и прочее, и прочее. Ты видишь, что память у меня верна...
-- Я никогда в этом не сомневался!
-- Тогда я закидал тебя вопросами...
-- На которые я не хотел отвечать, сознайся в этом...
-- Это правда, твое сопротивление было геройским до той минуты, пока я не сунул тебе в руку луидор...
-- Что же делать?.. В то время мы не были еще в милости... Мы еще, так сказать, не катались по золоту... Притом я чрезвычайно слаб, когда дело идет о том, чтобы оказать услугу моим друзьям...
-- Ты употребляешь слова не так, как следует... - перебил Обер, смеясь, - ты говоришь "оказать услугу", а хочешь сказать "продать ее"...
-- Ах, Боже мой! - возразил Жан Каррэ, - не будем придираться к словам!.. Как бы то ни было, я рассказал тебе все, что только знал сам...
-- За это я тебе чрезвычайно благодарен...
-- Я всегда думал, что признательность - одна из твоих главных добродетелей!
-- И ты не ошибался.
-- Еще бы!
-- Какой-то дворянин дорого заплатил тебе за те сведения, которые я сообщил тебе, право, за дешевую цену...
-- Очень может быть!
-- Скажи мне, как зовут этого дворянина.
-- Нет, этого не скажу!
-- Ты отказываешь мне?
-- Отказываю.
-- Почему?
-- Потому что этот дворянин, как ты действительно угадал с помощью твоего воображения и всегдашней проницательности, купил и мои сведения, и мою скромность. Я честный человек, я дал слово и уже не могу отдать тебе то, что продал другому.
Жан Каррэ пожал плечами и сказал:
-- Вот три луидора, скажи мне его имя.
-- Полно! - вскричал Матьяс Обер. - Неужели ты воображаешь, что я продам свою совесть за такую ничтожную цену...
-- Сколько ты требуешь?
-- Десять луидоров.
-- Это слишком дорого.
-- Ну так не будем более говорить об этом...
-- Послушай! Ты отказываешься от хорошего барыша, тем более что мы знаем имя, которое ты не хочешь нам назвать.
-- А! Вы его знаете... так не спрашивайте меня.
-- В доказательство того, что мы его знаем, я тебе скажу.
-- Этого дворянина зовут кавалером Раулем де ла Транблэ.
Произнося эту последнюю фразу, Жан Каррэ с величайшим вниманием наблюдал за Матьясом Обером. Но хотя тот чрезвычайно удивился, лицо его осталось бесстрастно: ни один мускул в нем не пошевелился.
-- Ты видишь... - сказал Жан Каррэ, обманувшись в ожидании.
-- Я вижу, - отвечал Матьяс, - что если вы так уверены в этом, то я вам не нужен...
-- Что же, разве мы ошибаемся?
-- Вы должны знать это лучше меня.
-- Ну, скажи мне, ошибаемся мы или нет, и я дам тебе пять луидоров.
-- Десять или ничего.
-- Этакий упрямый осел.
-- На, возьми твои десять луидоров. Говори же имя...
-- Вы не ошибаетесь, - отвечал Матьяс Обер, спрятав деньги в карман, - я осведомлялся об Антонии Верди для кавалера Рауля де ла Транблэ.
-- Поздравляю! - вскричал Жан Каррэ, смеясь. - Смышлен ты! Подцепил у нас даром десять луидоров!
-- Совсем нет! Я поступил откровенно! Я не принуждал вас покупать мой товар, который был вашим... Но каким чертом узнали вы, что кавалер де ла Транблэ нанял меня?
-- Как это?.. инстинктом? Без указаний?
-- Нет, госпожа моя имела указание...
-- Какое?
-- Дней через пять после нашей встречи у дверей квартиры, которую мы занимали, кто-то позвонил... Я отворил и увидел молодую даму, белокурую и бледную, которая казалась очень встревожена и, несмотря на то, прелестна, как ангел... Она хотела видеть мою госпожу. Я отвечал ей, что синьора не принимает никого в этот вечер. Прошу вас, скажите вашей госпоже, вскричала незнакомка, что мадам де ла Транблэ желает говорить с ней. Я отвечал, что не могу этого сделать, потому что госпожа заперлась, а когда она запрется, то гори хоть весь дом, до нее не доберешься... Это была истинная правда.
-- Она ушла с очень печальным видом. Она уже прошла несколько ступеней, когда я спросил се: надо ли сказать ваше имя и доложить, что вы придете опять? Ома отвечала: не нужно, я не приду.
-- Как все это странно! - сказал Матьяс Обер.
-- Подожди, еще не все. На другой день, подавая завтракать, я сказал барыне о вчерашней гостье... Услышав имя мадам де ла Транблэ, Антония Верди вскрикнула и лицо ее вдруг помертвело. Но, несчастный, - сказала она мне с гневом, как будто бы я не исполнил в точности ее собственных приказаний, - надо было тотчас доложить мне! Надо было тотчас выломать двери, но добраться до меня!! Надо было не отпускать этой мадам де ла Транблэ!!. Но, по крайней мере, вернется ли она? Я был принужден отвечать, что это чрезвычайно сомнительно. Госпожа на меня очень сердилась, называла меня олухом, дубиной и засыпала меня множеством вопросов насчет лет и лица гостьи. Когда я сказал ей, что мадам де ла Транблэ молода и удивительно хороша, с ней сделалась истерика. Она не выезжала целый день, все надеясь, что мадам де ла Транблэ придет еще раз.