| Автор: | Монтепен К., год: 1882 |
| Категории: | Роман, Приключения |
ГЛАВА 5
Берта быстро пришла в себя и, хотя была еще слаба, могла уже отправиться домой.
В первый раз со смерти матери в ее сердце мелькнула если не радость, то, по крайней мере, надежда. Она увидела возможность оправдания памяти отца, а с этим оправданием для нее был связан громадный интерес. Конечно, она думала о прошлом, но еще больше - о будущем. Она не могла запретить своему сердцу любить, и Этьен Лорио был ей дороже, чем когда-либо, и она начинала понимать, что бессильна против этого чувства.
Если невиновность Поля Леруа докажут, его дочь не будет иметь повода скрывать причину своего посещения дома на Королевской площади, и ничто не помешает ей стать женой любимого человека. Все это становилось возможным и, может быть, даже близким.
Вечером или на другой день Рене должен прийти. Тогда, наконец, Берта узнает, что заключалось в сожженном письме.
Рене, конечно, был рад своему оправданию, но не спешил воспользоваться свободой. К тому же еще надо было выполнить некоторые формальности.
"Я пойду на улицу Нотр-Дам вечером, теперь я должен увидеться с Жаном Жеди и вырвать у него его тайну", - подумал он.
В ожидании Жана Рене стал думать о Берте, которую видел и которая, по его мнению, должна была спешить к матери рассказать об исходе процесса.
Вероятно, Анжела очень больна, но как могла она послать девушку, ничего не знавшую о прошлом? Это очень интересовало Рене.
Прошло полчаса. Жан Жеди явился в сопровождении двух солдат. У него был очень печальный вид. Механик поспешно подошел к нему.
-- Отчего у вас такой погребальный вид? - спросил он. - Вас обвинили?
-- Да, старина... Они имели глупость приговорить...
-- К чему?
-- К семи дням тюрьмы.
Рене улыбнулся.
-- А! - прошептал Жан. - Это тебя забавляет!
-- Конечно, нет. Но семь дней скоро пройдут.
-- Но это досадно, когда человек невиновен. Ну, а ты?
-- Оправдан.
-- Мы увидимся через неделю!
-- Конечно!... Но неделя... Это так долго...
-- Это даст вам время подумать о вашем наследстве, - с нажимом сказал Рене.
Жан Жеди вздохнул.
-- Я уже двадцать лет думаю о нем, - прошептал он, - и терпеть не могу, когда дела затягиваются...
Он замолчал.
-- Послушай, - продолжал он немного погодя, - перед заседанием ты хотел угостить меня, тогда я был не голоден и отказался... но теперь я не отказался бы от куска чего-нибудь и от пары стаканов жидкости, чтобы промочить горло.
-- Я только что хотел предложить вам это, - возразил механик. - Обвинительный акт, речи, все это заставило меня проголодаться, и я с удовольствием составлю вам компанию.
Рене постучался у решетки и потребовал вино и закуску.
Пять минут спустя приятели уже сидели за столом перед блюдом сосисок с кислой капустой и двумя бутылками вина.
Жан Жеди был так возбужден, что немного было надо, чтобы заставить его болтать, поэтому Рене усердно подливал ему, сам почти не прикасаясь к вину.
В конце первой бутылки старый мошенник стал весел и разговорчив.
-- Ты был прав, - говорил он, - неделя - пустяки. Она скоро пройдет, особенно если ты будешь иметь щедрость немножко пополнить мой тощий кошелек.
Рене дал ему золотой.
-- Вот двадцать франков, - сказал он, - но я вам их не дарю, а даю в долг. Вы мне их отдадите после дела.
Жан Жеди глупо поглядел на своего собеседника.
-- Дело... - повторил он. - Это глупость!... Но ведь ты сам примешь в нем участие. Ведь я тебе говорил, что мне нужен такой молодец, как ты. Дайте делу выгореть! Мы поделимся по-братски. Когда я найду барыню и ее друга, нам стоит сказать: дай!... и нам дадут... Это будет курица с золотыми яйцами.
Рене понял, что критическая минута приближается.
-- А! Так есть еще и друг? - равнодушно спросил он.
-- Вы говорили мне только о женщине.
Жан Жеди залпом выпил стакан.
-- Говорил и говорю... Нельзя все разом... Ты понимаешь... Даму-то я нашел... Тогда была красавица, да и теперь в грязь лицом не ударит. Так хорошо сохранилась, что я временами думаю, она ли это. Все надо прояснить. Также, как и про него. Кстати, ты знаешь нотариуса?
-- Нет.
-- А Гусиное перо?
-- Тоже.
-- Если бы ты знал одного, то знал бы и другого, это одно и то же... Ну! Мне кажется, он дал промах насчет мужчины... Много имен начинается одними буквами... Но, увидим... Я это разузнаю... Я должен был с ним встретиться, когда меня схватили по доносу этого подлеца Клода... Он мне еще заплатит!
Жан Жеди, хотя и был пьян, но еще мог хорошо соображать.
-- А! Так тут, значит, действительно большая тайна? - спросил Рене вполголоса.
-- Шш!... Не так громко!... Да, громадная тайна, и хотя через двадцать лет их нельзя судить, но все-таки они побоятся скандала, так как это важные господа, и мы ими попользуемся. Ты увидишь, как они у нас запляшут!
-- Через двадцать лет, - вздрогнув, повторил Рене. - Дело идет о преступлении, совершенном двадцать лет назад?
-- Да, - глухо прошептал Жан, тогда как лицо его омрачилось. - Преступление...
-- И вы знаете преступников?
-- Да.
-- И надеетесь их найти?
-- Я долго надеялся... Теперь я уверен.
-- И вам стоит сказать слово, чтобы сделать из них послушных рабов?
-- Слово... одно слово... Ты увидишь! Они будут ползать перед нами... Есть вещи, которых не любят слышать. Негодяи, которых не любят видеть... Особенно когда считают их мертвыми, подлив им в питье яд... Ты понимаешь?
-- Понимаю... Надо узнать только, не ошибаетесь ли вы и не потеряло ли ваше слово своего могущества.
-- Будь спокоен... И налей мне еще. Выпьем за наше будущее богатство!...
-- Хорошо, но скажите мне слово, которое вас обогатит...
Жан Жеди недоверчиво поглядел на своего собеседника и, казалось, немного пришел в себя.
-- Послушай, не хочешь ли ты отнять у меня дело? Узнать историю и самому воспользоваться ею?
-- Если вы сомневаетесь во мне, - возразил механик, - то не говорите ничего. Я не хочу ничего слышать! Но я никогда не ожидал от вас таких подозрений! Разве я вам не друг? Разве я не делаю для вас все, что могу?
-- Это правда... - прошептал Жан Жеди, - но Клод Ландри был также моим приятелем, а он изменил мне... Оклеветал меня...
-- Да, Ландри сделал это, а я предоставил вам адвоката, без которого вас приговорили бы не на семь дней, а на полгода... даже на год... Я не думаю обогатиться, разорив вас. Я вас спрашиваю лишь потому, что сам знаю таинственное преступление, совершенное двадцать лет назад, и почти готов поклясться, что это то же, о котором вы говорите. Мне кажется, что они связаны, и я также ищу виновных...
-- Ты... Ты ищешь?
-- Да.
-- Чтобы их осудили?
-- Нет, адвокат сказал мне, что на их преступление уже распространяется срок давности.
-- Ты не шутишь?
-- Нет, клянусь честью!
-- Хорошо, мы увидим!... Скажи, где совершилось преступление?
-- На мосту Нельи.
Ужас отразился на лице Жана Жеди.
-- На мосту Нельи, - повторил он.
-- Да.
-- Когда?
-- 24 сентября 1837 года, - прошептал злодей. - Площадь Согласия...
Эти слова заставили подскочить Рене.
"Нет сомнения, - подумал он, - я не ошибся... Площадь Согласия... Мост Нельи... Это то, что написано в письме... Он знает негодяев, которых я ищу".
Затем он прибавил вслух:
-- Жан, слушай и отвечай...
Но Жан дошел в это время до последней стадии опьянения и без сознания опустился на каменную скамью.
Рене встряхнул его. Пьяный глухо заворчал.
"Он мертвецки пьян и не может меня слышать, - с досадой подумал механик. - Сегодня я ничего не узнаю, но через неделю он будет свободен. Тогда я узнаю все, и он даст мне оружие для борьбы".
Жан Жеди заснул и громко захрапел.
Сторож заметил, в каком он состоянии, и с беспокойством подошел, посылая ко всем чертям маркитанта, вино которого чересчур ударяло в голову.
Заседание суда закончилось, и солдаты явились отвезти в тюрьмы приговоренных.
Жана Жеди вынесли на руках, а Рене Мулена в сопровождении агента отправили в Сент-Пелажи для освобождения.
Из тюрьмы он пошел на улицу Нотр-Дам, убежденный, что его ждут с нетерпением.
Отсутствие госпожи Леруа заставляло его опасаться катастрофы, поэтому, прежде чем войти, он решил навести справки.
С первых слов он узнал ужасную истину.
Берта осиротела!
Известие о смерти Анжелы заставило сжаться сердце Рене. Она переворачивала вверх дном все его планы, так, по крайней мере, он думал.
Он не знал, открыла ли Анжела, умирая, свою кровавую тайну. Если нет, то, очевидно, она желала, чтобы тайна умерла вместе с нею. В этом случае следовало повиноваться ее воле и отказаться от очищения памяти Поля Леруа.
Поднявшись по лестнице, он позвонил.
Увидев печальное лицо Рене, она прошептала:
-- Вы все знаете, не правда ли, сударь? Моя бедная мать умерла...
-- Мужайтесь, - сказал Рене. - Я знаю, что это нелегко... Бог послал вам тяжелое испытание.
-- О! Да, очень жестокое!
-- Но если настоящее печально, то, может быть, в будущем вас ждет утешение.
-- Будущее будет мрачно, пока не сотрется кровавое пятно, омрачающее прошлое.
Механик удивился.
-- Мои слова вас удивляют? - спросила Берта. - Вы не знали, что роковая тайна мне известна, но перед смертью мама сказала мне все... Я вместо нее ходила за хранившимся у вас черновиком письма.
-- Слава Богу, письмо у вас! Оно поможет нам если не отомстить, так как закон тут бессилен, то, по крайней мере, очистить имя вашего отца и предать позору имена преступников.
-- Да, - печально ответила Берта, - может быть, мы могли бы это сделать, если бы у нас было письмо...
-- Его у вас нет? Что же с ним сталось, где оно?
-- Его сожгли...
-- Сожгли!... Кто?
-- Два негодяя, которые проникли в вашу квартиру после меня с очевидной целью найти и уничтожить письмо.
-- Значит, они знали о его существовании?
-- Конечно, так как они прямо пошли к тому ящику, где оно лежало.
-- Боже, что это значит? - прошептал Рене. - Я ровно ничего не понимаю... Объяснитесь... Говорите, умоляю вас.
И Берта прерывающимся голосом рассказала все.
-- Двое мужчин... - прошептал Рене, - вошли и взяли письмо.
-- Вы их не знаете?
-- Нет.
-- И никогда не видели?
-- Никогда.
-- Но могли бы их узнать?
-- О! Да я узнаю их через десять лет... В особенности я запомнила того, который сжег письмо... Это, вероятно, сообщник писавшей.
-- Вы думаете?
-- Уверена... Слова, сказанные им, когда он сжег письмо, убеждают в этом. Он был бледен, взволнован и говорил: "Она! Она в Париже! И этот человек владел письмом... Если бы не случай, я бы погиб!"
-- Да, - сказал Рене, немного подумав, - негодяй, должно быть, сообщник, но как он узнал, что письмо у меня?...
-- Может быть, вы поймете, прочтя бумагу, которую он положил в конверт вместо сожженного письма.
-- Бумагу?
-- Да, которая, если бы я ее не взяла, сделала бы ваше осуждение неминуемым.
-- Где она?
-- Вот... Читайте!
Рене прочел и побледнел.
-- Вы правы, меня судили бы не в исправительной полиции, а в высшей инстанции суда, как сообщника Орсини. Негодяи нуждались в моем осуждении, чтобы сделать меня бессильным и удалить от вашей матери. Они будут безжалостны, так как знают, что я владею их тайной, но где их искать? Они скрываются... И теперь у меня нет ничего, чтобы бороться с ними. Да!... Если только Жан Жеди...
-- Жан Жеди?
-- Я объясню вам после... Но прежде всего эта бумага может со временем превратиться в ужасное орудие против них... Я беру на себя спрятать ее в безопасном месте... Теперь мы предупреждены и будем благоразумны и осторожны.
Прежде всего надо заняться женщиной, о которой вы говорили. Как вы думаете, была она сообщницей?
-- Сумасшедшая?
-- Или похожа...
-- Скажите, она блондинка уже не первой молодости, но еще очень красивая?
-- Да... вы не ошиблись.
-- Что она сказала?
-- Я не могу точно повторить ее слова. Видя, что ваш стол обыскивают, она вскрикнула... Говорила какие-то бессвязные слова, постоянно повторялись слова "убийца" и "Брюнуа"...
-- Брюнуа! Она говорила о Брюнуа! Это она... Название поразило меня, когда я видел ее в первый раз.
-- Значит, вы ее знаете?
-- Я знаю, что это сумасшедшая, живущая в одном доме со мной, со старухой, которая ее приютила. Теперь я уверен, что она попала в мою квартиру совершенно случайно...
-- Не догадываетесь ли вы, почему один из тех людей так явно испугался ее появления?
-- Он, без сомнения, узнал ее...
-- И я так думаю... Он был перепуган не меньше меня, когда эта женщина крикнула ему: "Убийца!... Убийца!" Он тоже что-то говорил, но я не расслышала его слов.
-- И вы говорите, что сумасшедшая подняла полусожженное письмо?
-- Она унесла его.
-- Это надо запомнить... Очень вероятно, что тот клочок бумаги не имеет уже теперь никакого значения, но мы не должны ничем пренебрегать... Во всяком случае, я должен узнать, кто эта женщина и почему она постоянно говорит о Брюнуа.
-- Письмо было очень важное?
-- Да, мадемуазель, чрезвычайно важное; оно было написано какой-то Клодией, которая обращалась в нем к своему сообщнику.
-- Вы помните его содержание?
-- Почти слово в слово... Я много раз читал его и перечитывал.
-- К несчастью, одно только имя, а не фамилия, иначе мы знали бы уже обоих злодеев. Клодия угрожала ему. Между прочим, она писала: "Я скоро буду в Париже и рассчитываю вас там видеть. Забыли ли вы договор, который нас связывает?... Я этого не думаю, но все возможно. Если память вам изменяет, мне довольно этих слов, чтобы, напомнить вам прошлое: площадь Согласия, мост Нельи, ночь 24 сентября 1837 года... Не правда ли, ведь мне не придется вызывать таких воспоминаний, и Клодия, ваша бывшая любовница, будет принята вами как старый друг". Я все отлично помню. Эти фразы слишком ясны, чтобы возможно было какое-нибудь сомнение. Тут говорится о преступлении, жертвой которого был доктор Леруа, дядя вашего отца.
Берта печально вздохнула.
-- И мы лишились такого доказательства! - прошептала она. - Ах, судьба жестоко преследует наше семейство...
-- Мужайтесь и надейтесь, мадемуазель, - возразил Рене. - Письмо уничтожено, но его заменит Жан Жеди!
-- Но кто этот Жан Жеди?
-- Я познакомился с ним в одном кабаке в Батиньоле, который пользуется недоброй славой; потом опять встретился в тюрьме.
-- И вы воспользуетесь помощью такого человека?
-- Почему же нет? Он будет простым орудием в моих руках, и для этого нет нужды в уважении.
-- Чего же вы от него ожидаете?
-- Многого! Некоторые фразы, хоть и очень неопределенные, дали мне понять, что у Жана Жеди есть какая-то тайна и что между этой тайной и нашей существует тесная связь. Я постарался завоевать его доверие, делая вид, что я такого же полета птица, как и он сам, и достиг своей цели.
-- Он открылся вам?
-- Он сказал достаточно, чтобы обратить мои подозрения в уверенность. Еще сегодня он произнес передо мной слова письма, которые я сейчас вам говорил: "Площадь Согласия... Мост Нельи... Ночь, 24 сентября 1837 года". Он должен знать убийц доктора.
-- Пусть он назовет вам их!
-- Он не знает их имен, но он ищет так же, как и я, и уже незадолго до ареста, кажется, узнал женщину. Сообщницу... Без сомнения, ту самую Клодию.
-- Надолго в тюрьме Жан Жеди?
-- На семь дней.
-- Когда он освободится, не ускользнет ли он от вас?
-- Этого нечего опасаться: он считает, что ему необходима моя помощь, чтобы добыть большое богатство... часть которого он мне обещал, - заключил с улыбкой Рене.
-- Откуда же возьмется это богатство?
-- Так он считает вас негодяем? - сказала Берта с отвращением.
-- Нисколько! Напротив, он уважает меня, как себе подобного. Я должен играть эту роль и одобрять все его планы, иначе я возбужу его подозрительность и никогда, по крайней мере через него, не узнаю настоящих преступников. Одобряете вы мою мысль, мадемуазель?
-- Я одобряю и восхищаюсь всем, что ведет к оправданию моего несчастного отца.
-- Нам предстоит борьба.
-- Борьба меня не пугает... У меня хватит мужества... Но одно меня беспокоит...
-- Что же?
-- Для борьбы, может быть, нужны будут деньги... А я бедна, очень бедна.
-- Как? - воскликнул с испугом Рене. - Разве деньги и бумаги, которые были в моем столе, украдены?
-- Нет, господин Рене, я спасла ваше состояние... Оно здесь в целости, и я сейчас отдам вам его.
-- Мои? На каком основании?
-- Во-первых, я ваш друг... Во-вторых, без вашего отца, который сделал из меня то, что я есть, работника и честного человека, у меня не было бы теперь ничего. Примите, мадемуазель, примите без отговорок!
Берта покачала головой.
-- Взять эти деньги, которые вам достались трудом... - возразила она. - Нет, это невозможно...
помощь нужна мне для нашего общего дела, а как вы будете помогать мне, если станете целые дни просиживать за работой? Ведь это очевидно, не правда ли? Итак, деньги останутся здесь до того дня, когда я смою, наконец, пятно позора с памяти моего благодетеля. Я говорю, что так будет, и знайте, что я упрямее мула. Берите же их... Это необходимо для успеха нашего плана. Что ж, я еще молод и успею заработать снова все, что мы теперь потратим. Так вы согласны? Да?
Берта со слезами на глазах протянула руку и сказала растроганным голосом:
-- Ах! Моя бедная матушка говорила правду... Вы так добры!...
-- Я не лучше всякого другого... Я помню только старое, вот и все. Значит, вы согласны?
-- Да, если вы этого требуете...
-- О! Да, брат и сестра! - воскликнула Берта. - И как любил бы вас мой другой брат, мой бедный Абель!
-- Не заставляйте меня плакать, мадемуазель, - прошептал Рене, вытирая глаза. - Время слез прошло, приближается время действия. Скоро нам нужна будет железная воля и стальные нервы. Мадемуазель, у меня есть к вам просьба... Нам нужно видеться очень часто.
-- О! Каждый день...
-- Да, почти каждый день... Поэтому вы сделали бы мне большое удовольствие, если бы согласились на мою просьбу...
-- Позвольте мне обедать с вами и у вас.
-- С удовольствием!
-- Это было бы очень для меня удобно... и потом, какая экономия! Так я могу начать с завтрашнего утра. Вы согласны?
-- В одиннадцать часов я буду вас ждать.
-- И помолимся на могилах моей бедной матери и брата... и вы меня сведете на ту таинственную могилу, которой я никогда не видела... на могилу мученика, моего отца.
-- Я сведу вас туда, мадемуазель, - сказал Рене, утирая слезы, - я сведу вас туда, сестра моя.