Сыщик-убийца.
Часть вторая. Сирота.
Глава 6

ГЛАВА 6

В тот день, когда Рене Мулен был оправдан, Тефер получил письмо за подписью Фредерика Берара, в котором его приглашали явиться на улицу По-де-Фер-Сен-Марсель.

Он не заставил себя ждать и был поражен переменой, которая произошла в герцоге за последние два дня.

Искаженное лицо, мертвенная бледность, запавшие глаза - все говорило, что заботы и опасения мучили бывшего любовника Клодии Варни.

"Однако он что-то нос повесил!" - подумал очень непочтительно Тефер.

-- Господин герцог желал меня видеть, - сказал он вслух.

-- Вы знаете, чем закончилось дело Рене Мулена? - спросил герцог.

-- Увы, да!... Но мне кажется, что это не может иметь для вас большого значения...

-- Почему вы так думаете?

-- Мы успели уничтожить компрометирующую вас бумагу... так что же значит теперь освобождение этого человека?

-- Очень много значит!

-- Рене Мулен на свободе и после смерти госпожи Леруа представляет опасность?

-- Более серьезную, чем когда-либо!

Полицейский изумился.

-- Господин герцог позволит мне задать вопрос?

-- Конечно!

-- Значит, я ошибался, думая, что с уничтожением письма и смертью вдовы Поля Леруа исчезает всякая опасность?

-- Опасность уменьшилась, это правда... Письмо было письменным доказательством преступления... в котором я невиновен, но за которое я мог, я должен был нести ответственность...

-- Теперь доказательства не существует, стало быть, вам нечего бояться преследований.

-- В таком случае, я не понимаю, почему все это так беспокоит вас.

Сенатор пожал плечами:

-- Поймите же, что я хочу спокойствия во что бы то ни стало! А разве могу я быть спокоен, ожидая каждую минуту скандала, который опозорит мое имя и уничтожит мою карьеру?

-- Я вижу, к сожалению, что господин герцог не доверяет мне... - прошептал Тефер.

-- Что вы хотите сказать?

-- Господин герцог пользуется моим усердием, моей преданностью, как слепым орудием. Я действую ощупью, иду, сам не зная куда и зачем... Не зная тайны господина герцога, я не могу составить себе мнения и дать вовремя полезный совет. Несколько дней назад единственным врагом вашим была Клодия Варни. Теперь же, кажется, ваши опасения и заботы гораздо более обширны... Почему?

Герцог встал и начал ходить по комнате.

-- Почему? - повторил он. - Потому что я обдумал и теперь яснее вижу все... Клодия Варни, предоставленная самой себе, будет действовать не из мщения, а из корысти. Дав ей денег, я заставлю ее замолчать, так как она сама скомпрометирована не меньше меня, даже больше... Но если, к несчастью, она объединится с Рене Муленом и Эстер, с дочерью Анжелы Леруа, тогда мне надо всего бояться...

-- Клодия Варни была... как бы сказать?... ваша соучастница в деле, о котором идет речь?

-- Скажите - сообщница... - прервал Жорж.

-- А дочь госпожи Леруа - дочь казненного?

-- Вы это сами знаете!

-- Господин герцог, страх - дурной советчик, он мешает соображать. Как можно предположить, что виновная объединится с дочерью жертвы?... Я отказываюсь этому верить! Клодия действует только из корысти, и очень вероятно, что она даже и не подозревает об угрозах с другой стороны.

-- Хорошо! Но вы можете, я думаю, предположить, что Рене Мулен, чувства которого нам хорошо известны, объединится с Бертой Леруа и Эстер.

-- Герцог, успокойтесь! Я убедился, что Эстер совершенно случайно попала в квартиру Рене Мулена.

-- Они живут в одном доме, очень вероятно, что они встретятся когда-нибудь... а из этой встречи может родиться катастрофа.

-- Эстер безумна, стало быть, очень легко убрать ее.

-- Каким образом?

-- Можно заставить старуху Амадис поместить ее в сумасшедший дом.

-- Вполне... Закон 1838 года чрезвычайно эластичен... Настоящее седло на всякую лошадь! Им можно пользоваться в интересах семьи, в интересах общественной безопасности, а также и для личных видов, когда у человека есть влияние и связи. Если эта безумная вас беспокоит, я в три дня упрячу ее в больницу.

-- Тефер, не слишком ли вы много берете на себя?

-- Нет, господин герцог, я уверен в успехе... Прикажите действовать - и все будет сделано... Приказываете?

-- Да!

-- Тогда считайте, что через двое суток Эстер будет для вас совершенно безвредна.

-- Я рассчитываю на ваши усердие и ловкость. Но остается Рене Мулен и Берта Леруа.

-- Что могут они сделать без Эстер?

Герцог продолжал ходить по комнате. Он готовил ответ, что было далеко не легким делом.

Ему надо было объяснить, не выдавая себя, что опасного для него в союзе Берты Леруа и Рене Мулена.

Тефер угадывал тайные мысли сенатора.

-- Господин герцог, - сказал он, - я, кажется, могу ответить на вопрос, который сейчас имел честь задать вам.

Жорж остановился и пристально посмотрел на Тефера.

-- Против вас существовала улика... это письмо, написанное единственной особой, которая могла бы если не погубить вас, то устроить скандал, чего она не сделает, так как, конечно, захочет лучше воспользоваться частью огромного состояния герцогов де Латур-Водье, чем мстить за какую-нибудь старую обиду. Рене Мулен, обладая этим письмом, был опасен... но теперь он ничего не может сделать.

-- Он должен помнить каждое слово, - заметил герцог.

-- Так что же из этого? Какую цену имеют уверения, ни на чем не основанные? Никакую, и Рене Мулен знает это, конечно, не хуже меня. Он, стало быть, не скажет и не сделает ничего, разве попробует сблизиться с Эстер, если считать, что от нее можно что-нибудь узнать... Если она будет в больнице, он ничего не добьется. Его не допустят к ней: будут даны сообразные инструкции кому следует... Да и кто, наконец, поверит сумасшедшей?...

-- Она может выздороветь...

-- Это правда. Поэтому ее надо как можно скорее запереть в надежное место. Никакая предосторожность не бесполезна.

-- Но старуха Амадис, у которой она теперь живет, конечно, захочет навещать ее... Можете вы помешать этому?

-- Я устрою, что она не будет знать, где Эстер. Говорят, что почтенная дама далеко не широкого ума. Стоит ее припугнуть, она и не будет пытаться узнать, что стало с Эстер.

-- Что же касается Рене Мулена, то, предполагая, что он не оставит своего плана, который уже не может удасться, надо предоставить ему действовать, не предпринимая ничего против него лично и только расстраивая все его замыслы.

-- Это, мне кажется, хорошо, но Клодия Варни?

-- Ее нет в Париже, я в этом уверен... Мои агенты ищут повсюду, но до сих пор не смогли найти и следа, стало быть, ее здесь нет. Я буду, конечно, продолжать поиски, и, когда мы узнаем, что эта особа здесь, некоторая сумма денег избавит вас от нее.

-- Так теперь вы займетесь Эстер Дерие... Не забывайте, что надо действовать скорее.

-- Я начну завтра же... или сегодня.

-- И особенно, - сказал сенатор с нажимом, - особенно нельзя допустить расследования о прошлом!

Тефер пристально взглянул на герцога.

-- А! А!... Разве это было бы опасно?

Жорж ответил утвердительно, но скорее жестом, чем голосом.

Полицейский продолжал:

-- Значит, между господином герцогом и этой несчастной есть какая-нибудь тайная связь? Мой вопрос, конечно, нескромен, но мне нужно знать все.

Герцог прошептал чуть слышно:

-- Да, между нами есть связь, она никому не известна и должна оставаться тайной... Брак in extremis сделал Эстер Дерие законной женой моего покойного брата герцога Сигизмунда де Латур-Водье.

Полицейский вздрогнул. Он, конечно, не ожидал ничего подобного и теперь начинал понимать, почему старший брат сенатора был убит на дуэли.

"Я помню, как сейчас, - подумал он, - что в деле об убийстве доктора Леруа на мосту Нельи упоминалось о каком-то ребенке, который исчез тогда без следа".

-- Я понимаю, - сказал он вслух, - почему господину герцогу неприятны розыски о прошлом. Их не будет...

На лице сенатора отразилось удовольствие.

-- Мадам Амадис знает об этом браке? - спросил Тефер.

-- Знает.

-- Я не думаю... Зачем она станет говорить теперь, после того, как молчала двадцать лет?

-- Вы знаете причину ее непонятного молчания?

-- Нет, но я предполагаю, что таково было требование покойного брата.

-- Отлично! Если это так, то нечего опасаться болтовни. Как вы думаете, есть у помешанной или, скорее, у мадам Амадис копия брачного свидетельства?

-- Не знаю, но вполне возможно и очень даже вероятно.

-- Это опасно! Ну, да посмотрим... Что касается мадам Амадис, то ее стоит немного припугнуть, чтобы предупредить всякое сопротивление с ее стороны. Теперь - Имею честь кланяться господину герцогу и надеюсь, что скоро принесу приятные вести.

Тефер вышел, оставив герцога де Латур-Водье немного успокоенным.

Полицейский был очень ловкий негодяй. Когда он злоупотреблял почти неограниченной властью, которую его положение предоставляло ему в известных случаях, он не только не компрометировал себя, но ему удавалось обратить внимание начальства на свой ум и усердие. За темные дела он получал похвалы, награды, повышения.

Тефер тотчас же отправился на Королевскую площадь, изменив внешность с помощью фальшивых бакенбардов и синих очков в стальной оправе.

Он вошел в дом номер 24 и остановился на пороге комнаты привратницы.

Мадам Бижю не узнала в нем одного из агентов, приходивших для обыска у Рене Мулена, и поэтому встретила его любезно.

-- Что вам угодно? - спросила она.

-- Немного поговорить...

-- Вы хотите снять квартиру?

-- Нет, я пришел по делу... Я - представитель административной власти.

Эти слова, произнесенные торжественным тоном, повергли привратницу в сильное волнение.

-- Войдите, пожалуйста, - сказала она дрожащим голосом, предлагая свое единственное кресло.

-- Я послан императорским прокурором, - начал Тефер, - и буду допрашивать вас его именем.

-- Боже мой! - воскликнула в испуге мадам Бижю. - Разве меня в чем-нибудь обвиняют?

-- Вы меня пугаете!

-- Успокойтесь! От вас зависит ничего не бояться.

-- Клянусь, я скажу вам чистую правду и потом буду нема...

-- Так и следует... В вашем доме живет госпожа Амадис?

-- Да, это наша лучшая жилица. Она живет на первом этаже уже давно, почтенная дама, очень богатая... О ней нельзя сказать ничего, кроме хорошего.

-- Мы знаем... Но с мадам Амадис живет еще другая женщина по имени Эстер Дерие. Вы знаете, что она безумна?

-- Увы! Как же этого не знать?

-- У нее опасное помешательство?

-- Нет, совсем нет, - начала было привратница, - уверяю вас...

-- Я повторяю вам, что опасное! - прервал ее повелительным тоном Тефер.

-- Вы думаете?

-- По крайней мере, так можно заключить из различных жалоб, поданных комиссару этого квартала, которые тот передал в суд.

-- Я не знала... Но уверяю вас... Наконец, если есть жалобы...

-- Людей, достойных всякого доверия. В них говорится о происшествиях, которые могли бы нарушить общественное спокойствие.

-- Я не знаю, о каких это происшествиях в них говорится... Мадам Эстер всегда казалась мне тихой и безобидной. Правда, два дня назад она едва не подожгла дом, но огонь тотчас же погасили. При ней горничная, которая никогда от нее не отходит.

Полицейский вынул из кармана записную книжку и делал в ней отметки.

-- Часто она выходит?

-- Довольно часто, но с ней всегда бывают провожатые.

-- Конечно, она пугает детей?

-- Говорили вы хозяину дома, что сумасшедшая едва не сожгла дом?

-- Нет.

-- Почему же?

-- Я боялась, что он заставит выехать мадам Амадис.

-- Вы не исполнили своего долга! Хозяина надо было предупредить, что его дому грозит опасность.

-- Дом застрахован.

-- Да, но пожар угрожает жизни жильцов. Чей это дом?

-- Господина Леона Жиро.

-- Где он живет?

-- На улице Бондо, 14. Неужели вы расскажете ему об. этом? Ведь я могу потерять место...

-- Я не хочу вредить вам и не скажу ничего с условием, что вы сегодня же предупредите господина Жиро.

-- Ах, сударь, будьте уверены!

Тефер поднялся.

-- Это все, что вы хотели знать? - спросила привратница.

-- Я хотел бы знать, дома ли мадам Амадис.

-- Нет, сударь, она в саду на площади с мадам Эстер.

-- Хорошо... Я пойду туда.

Тефер направился к выходу, провожаемый мадам Бижю. Он хотел уже выйти на улицу, когда вдруг привратница остановила его.

-- Вот и мадам Амадис, - сказала она.

Тефер остановился. Когда три женщины поравнялись с ним, он почтительно поклонился:

-- Я имею честь говорить с мадам Амадис?

-- Да, это я. Что вам угодно?

-- Я вас ждал... Мне нужно поговорить с вами об очень важном и спешном деле.

-- Не угодно ли зайти ко мне?

Во время этого короткого диалога Эстер и Мариэтта поднялись по лестнице и вошли в квартиру мадам Амадис.

Тефер пошел вслед за старухой, которая, несмотря на свои годы и полноту, легко взбиралась по лестнице.

Введя неожиданного посетителя в гостиную, мадам Амадис пригласила его сесть и объяснить, что привело его к ней.

-- Я пришел по очень серьезному делу, как я уже имел честь сообщить вам. Вы неумышленно совершили проступок, который может иметь для вас очень неприятные последствия и, между прочим, вызов в суд исправительной полиции.

Мадам Амадис вздрогнула:

-- Вызов в суд! Меня? Боже мой! Этого быть не может!

-- Нет, это очень возможно.

-- Но что же я такое сделала? В чем меня обвиняют? Женщину моих лет и с таким состоянием! У меня, милостивый государь, восемьдесят тысяч франков ренты, экипажи, дача! Таких не сажают на позорную скамью без всякого повода. Какое же мое преступление?

-- Ваш проступок, слово "преступление" тут неуместно, предусмотрен законом. Вопреки полицейским правилам и многим статьям свода законов, которые было бы слишком долго перечислять, вы держите в вашей квартире сумасшедшую, поведение которой угрожает общественной безопасности.

Мадам Амадис подняла глаза и руки к потолку.

-- Вы говорите об Эстер? - прошептала она.

-- Да.

-- Но, в таком случае, вас обманули, милостивый государь!

-- Вы отрицаете, что эта особа сумасшедшая?

-- Так как же?...

-- Но ее помешательство самое тихое... Бедная Эстер настоящий ягненок. Она не была и никогда не будет опасной.

-- Милостивая государыня, я представляю здесь императорского прокурора, я послан от его имени, а вы пытаетесь ввести меня в заблуждение.

-- Я и не думала этого, - прошептала старуха, испуг которой рос с каждой минутой.

-- Вы пытаетесь скрыть истину? Эта сумасшедшая, которую вы считаете тихой и спокойной, два дня назад едва не подожгла дом.

-- Как, вы знаете?

-- Да, нам все известно... Об этом есть донесения наших агентов, и, кроме того, в суд были поданы многочисленные жалобы.

-- Жалобы!... Боже милосердный!

-- Неужели вы думаете, что перспектива пожара могла показаться приятной жильцам этого дома? Вы явно восстаете против закона, милостивая государыня!

-- Я не знала... клянусь вам!

-- Никто не может отговариваться незнанием закона!

Мадам Амадис вздрогнула.

-- В семьдесят лет с восемьюдесятью тысячами ренты, - возразила она чуть слышным голосом, - можно рассчитывать на снисхождение...

-- Закон неумолим! И судьи отнесутся к вам строго, потому что присутствие у вас сумасшедшей кажется неестественным и должно скрывать что-нибудь подозрительное.

-- Что-нибудь подозрительное?

-- В высшей степени! На каком основании приютили вы у себя Эстер Дерие, тайный брак которой уже известен некоторым людям? Почему вы почувствовали вдруг участие к этой особе, которая с помощью интриги вошла в знатное семейство? Можно заподозрить, что вы были ее сообщницей!

Очевидно, что для всякого здравомыслящего человека последние слова полицейского не имели никакого смысла и решительно ничего не значили.

Но страх вскружил голову мадам Амадис, когда она увидела, что ее собеседнику известна тайна, скрываемая ею уже двадцать лет. Слова Тефера поразили ее, как громом.

Полицейский достиг своей цели: старуха была совершенно в его руках и готова без всякого сопротивления исполнить все, чего бы он не потребовал.

-- О! Пощадите меня! Заклинаю вас! Ради Бога, не говорите мне об этом ужасном прошлом... Я не думала, что дурно делаю... Я знаю, конечно, что после смерти герцога Сигизмунда я должна была бы отправить Эстер в сумасшедший дом. Но я ее любила, мне было жаль ее... Неужели это преступление? Простите мое неблагоразумие и дайте старухе умереть спокойно!

Тефер принял благосклонный вид.

-- Это зависит от вас.

-- Что же надо сделать?

-- Вы совершили тяжкий проступок, держа у себя сумасшедшую, вместо того чтобы стараться вылечить ее.

-- Но я ничего не жалела для этого! Я приглашала много раз лучших докторов Парижа, знаменитостей, которым надо было платить за визиты страшные деньги.

-- Какого же результата они достигли?

-- Никакого.

-- Они должны были поместить ее в больницу; правильное лечение и уход, может быть, вернули бы ей рассудок.

-- Герцог не хотел этого, и доктора не настаивали.

-- Теперь семейство покойного герцога, конечно, этого потребует.

-- Семейство?... Разве им известно, что Эстер жива?

-- Нет еще, но они узнают.

-- От кого же?

-- От меня, то есть от суда.

-- Но тогда, значит, они будут обвинять меня в том, что я не исполнила своего долга... У меня не будет ни минуты покоя!

-- Я уже сказал, что от вас зависит быть спокойной. Разве вы забыли?

-- Нет, вы мне говорили, правда, но вы не сказали, что я должна делать.

-- Ваше положение меня трогает, я вижу, что вы совершили этот проступок по неведению, и хочу помочь...

-- Ваша благодарность... - прервал Тефер. - Мы об этом поговорим после. Но теперь слушайте меня внимательно. Я напишу в моем донесении, что Эстер Дерие - слышите, просто Эстер Дерие! - по вашему заявлению нарушает общественную безопасность и вы просите, чтобы ее поместили в больницу.

Слезы выступили на глазах старухи.

-- В сумасшедший дом мою бедную Эстер! Я должна об этом просить!

-- Это необходимо, и я спасу вас при одном условии... Если разгласится тайна брака Эстер Дерие, это причинит большие неприятности семейству герцога. Может быть, начнется процесс или, скорее, целый ряд процессов, в которых и вы будете запутаны, что, конечно, совершенно лишит вас всякого покоя.

Тяжкий вздох мадам Амадис подтвердил, что и она того же мнения.

-- Но если сумасшедшая будет в больнице, положение сразу меняется: всякий процесс невозможен, и вы останетесь в стороне.

Старость эгоистична. Если и бывают исключения, то они только подтверждают правила. Мадам Амадис дорожила больше всего своим покоем, но у нее было доброе сердце, она любила Эстер, и мысль о разлуке приводила ее в отчаяние.

-- Неужели невозможно, - сказала она, обливаясь слезами, - чтобы бедняжка осталась у меня?

-- Невозможно...

-- Однако, если принимать предосторожности, если не оставлять ее ни на одну минуту...

-- Вы забыли, что она едва не подожгла дом? Стоит на минуту оставить ее без присмотра, и могут произойти большие несчастья. Но я не принуждаю вас следовать моему совету. Я хотел только избавить вас от неприятностей. Если; вам слишком тяжело так поступать, тогда - как вам угодно! Конечно, дело пойдет тогда своим порядком.

Мадам Амадис вздрогнула.

-- Вы, может быть, пожалеете, что не послушали меня, но будет уже поздно, и вам придется вынести все печальные последствия вашего упрямства.

-- Я вас слушаю, - сказала поспешно старуха, - я чувствую, что вы говорите для моей же пользы. Я не буду больше упорствовать. Но вы можете поручиться, что Эстер будет хорошо в больнице?

-- Не хуже, чем у вас. За ней будет самый заботливый уход; может быть, ее вылечат.

-- О! Если бы я смела надеяться!

-- Надейтесь, в этом нет ничего невозможного.

-- Можно мне навещать ее?

-- Пока нет.

-- Ваше присутствие может взволновать больную, а это повредило бы лечению. Вам не следует даже знать, где находится Эстер Дерие. Это избавит вас от необходимости лгать, если вас будут спрашивать о ней.

-- Так у меня будут о ней спрашивать?

-- Это возможно... даже вероятно.

-- Что же я должна тогда отвечать?

-- Вы предложите обратиться в полицейскую префектуру, что живо прекратит всякие расспросы.

Слова "полицейская префектура" заставили снова вздрогнуть почтенную даму.

-- А буду я иметь вести о моей бедняжке?

-- Да, я беру это на себя.

-- Ах! Как вы добры! Может быть, вы возьметесь также передать, кому следует, несколько тысяч франков, чтобы за больной лучше ухаживали?

-- С удовольствием...

-- Так я покоряюсь необходимости, хотя это и разбивает мне сердце! Что я должна сделать?

-- Возьмите лист бумаги и напишите то, что я продиктую.

Мадам Амадис видимо смутилась.

Тефер понял, что почтенная дама слаба в орфографии, и поспешил прибавить:

-- Может быть, это утомляет ваши глаза, тогда я могу написать сам, а вы только подпишетесь.

Мадам Амадис с удовольствием приняла такое предложение, и Тефер написал просьбу на имя начальника полиции об освидетельствовании сумасшедшей и помещении ее в больницу.

Старуха подписала дрожащей рукой свое имя крупными и неправильными буквами.

-- Все это должно остаться между нами, - сказал полицейский, складывая бумагу. - В ваших интересах, чтобы никто не знал, что вы действовали по моему внушению.

-- О! Я ничего никому не скажу.

Мадам Амадис вздохнула, но уже без горечи. Мирный горизонт, который открывали ей слова полицейского, был целебным бальзамом для ее сердца.

-- А скоро пришлют докторов? - спросила она.

-- Да, конечно, скоро.

-- Завтра, может быть?

-- Возможно, но я не могу сказать наверняка. Впрочем, их посещение не должно вас никоим образом беспокоить. Они будут относиться к вам со всем уважением, которое вы заслуживаете. А пока до свидания, я скоро буду иметь честь снова вас увидеть.

С этими словами Тефер почтительно поклонился и вышел, провожаемый до дверей старухой.

Первая часть плана инспектора удалась: он сыграл свою роль как первоклассный артист.

Вторая часть имела не меньший успех. Донесения полицейских инспекторов пользуются большим доверием, даже слишком большим в известных случаях.

Тефер слыл ловким, безукоризненным и усердным. Администрация питала к нему неограниченное доверие и верила ему на слово.

Да и как было усомниться, когда он хлопотал во имя общественной безопасности, не преследуя никаких личных выгод?

На другой день, около часа, начальник полиции явился на Королевскую площадь в сопровождении двух докторов.

Тефер ждал их у дверей дома.

-- Позвольте мне, - сказал он начальнику, - войти первым и предупредить мадам Амадис о вашем посещении. Этой даме семьдесят лет, ваше неожиданное появление может так взволновать ее, что это будет иметь для нее вредные последствия.

-- Ступайте, - сказал начальник полиции. - Мы пойдем за вами через пять минут.

Тефер бросился по лестнице.

-- Это будет сегодня? - спросила мадам Амадис, когда он вошел к ней.

-- Да, сегодня, но не бойтесь ничего. Я сумел согласовать ваши интересы с законными требованиями администрации. Не будет никаких расспросов о прошлом. Сейчас сюда придут доктора в сопровождении одной высокопоставленной особы, чтобы засвидетельствовать помешательство Эстер Дерие. Это только формальность.

-- Ах! - прошептала старуха. - Я боюсь!

-- Повторяю, что вам нечего бояться. Вам зададут несколько вопросов; отвечайте на них коротко и спокойно, и тогда все пойдет как по маслу.

-- Вот они, - сказал Тефер.

Спустя минуту в гостиную вошли доктора и начальник полиции и вежливо поклонились мадам Амадис, сердце которой сильно билось, волнуемое двумя различными чувствами: страхом и любовью к Эстер, к которой старуха действительно была очень привязана.

-- Я получил вашу просьбу, милостивая государыня, - сказал начальник полиции, - и пришел исполнить свой долг.

Мадам Амадис залилась слезами.

-- Ах! Какое это горе для меня! - вскричала она. - Так я должна буду рас^аться с бедняжкой, которую люблю всей душой?

-- Это чувство очень естественно и делает вам честь, - продолжал начальник полиции. - Мы понимаем, как тяжела должна быть для вас разлука. Но что же делать? Это необходимо!

-- Увы! Я понимаю... но все-таки тяжело...

-- Особу, о которой идет речь, зовут Эстер Дерие?

-- Да.

-- Приведите ее, пожалуйста.

-- Она в своей комнате. Не лучше ли пойти к ней, чтобы предупредить припадок?

-- Да, будьте так добры, проведите нас.

Мадам Амадис, едва держась на ногах, прошла в комнату Эстер, доктора и полицейские последовали за ней.

Эстер в широком темном пеньюаре, с распущенными по плечам волосами, стояла посреди комнаты и не спускала глаз с обгоревшего клочка бумаги, который был у нее в руках.

Стук отпирающейся двери заставил ее поднять голову. При виде чужих она, видимо, испугалась и бросилась в проем окна, пытаясь спрятаться за занавесом.

Один из докторов наклонился к старухе и шепнул ей на ухо:

-- Заговорите с ней... Узнав ваш голос, она, без сомнения, успокоится.

Действительно, как только мадам Амадис заговорила, Эстер заметно успокоилась, перестала прятаться и даже дала взять себя за руку и вывести из укрытия.

Но вдруг она увидела Тефера. Тотчас же выражение ее лица изменилось и стало угрожающим. Глаза сверкнули, и с гневным криком она хотела было броситься на него, произнося несвязные слова, между которыми часто повторялось "Брюнуа".

-- Тише! Успокойтесь... Я этого хочу, я приказываю!

Под влиянием магнетического взгляда доктора Эстер в течение нескольких секунд была неподвижна, как бы окаменев. Потом нервная дрожь пробежала по ее телу, и она опустила голову.

Судорожно сведенные руки разжались, и клочок бумаги, который она держала, упал на пол, к величайшей радости Тефера.

-- Давно она больна? - спросил доктор, обращаясь к мадам Амадис.

-- Да, уже давно... лет двадцать.

-- И не было сделано никаких попыток вылечить ее?

Тефер, видя смущение старухи, поспешил ответить за нее:

-- Мадам Амадис сделала все, от нее зависевшее. Несколько лет назад она советовалась с лучшими докторами Парижа, не жалела средств, но все было напрасно.

-- Что стало причиной помешательства?

Мадам Амадис открыла рот, чтобы ответить, но Тефер предупредил ее:

-- Испуг во время пожара.

-- И до сих пор она была неагрессивна?

-- Эстер - настоящий ягненок, - ответила старуха.

-- Однако, - продолжал доктор, - сейчас был припадок, который мог стать опасным, если бы я не предупредил его...

-- Есть какие-нибудь родственники у больной? - спросил начальник полиции.

-- Никого. В то время, когда она лишилась рассудка, ее отец, полковник Дерие, умер от апоплексического удара. Отец и дочь жили в одном доме со мной, и я взяла ее к себе. Я думала никогда не покидать ее.

-- Все это, как я уже говорил, делает честь вашему сердцу, но могут выйти для вас большие неприятности... Мы немедленно же примем меры, чтобы поместить эту женщину в больницу, где она найдет уход, которого требует ее положение. Есть у вас какие-нибудь бумаги этой несчастной?

-- Да.

-- Какие же?

Старуха остановилась, перехватив грозный взгляд Тефера.

-- И что? - спросил начальник полиции.

-- Это все.

-- Передайте мне, прошу вас.

-- Сейчас принесу.

Мадам Амадис вышла.

-- Нельзя терять ни минуты, - сказал один из докторов. - Мы сейчас составим протокол осмотра, и вы теперь же перевезете ее в больницу, так как ее нельзя оставлять на свободе.

Он вынул из портфеля лист гербовой бумаги и чернильницу и, усевшись за стол, начал писать, перекинувшись несколькими фразами со своим товарищем.

Вернулась мадам Амадис с бумагами Эстер, в числе которых, конечно, не было свидетельства о браке.

и поспешно поднял лежавший у ее ног обгоревший кусок бумаги так, что никто этого не замети.

Наконец протокол был написан и подписан всеми присутствующими. Мадам Амадис подписалась последней со слезами на глазах.

-- Теперь, милостивая сударыня, - сказал начальник полиции после нескольких банальных фраз утешения, - нам остается только проститься с вами.

-- Вы увезете Эстер? - прошептала старуха, с трудом сдерживая рыдания.

-- Ведь для этого мы и пришли, вы это сами знаете.

-- Этого я еще не знаю... решит администрация. Впрочем, вас это не касается, по крайней мере, теперь, так как первое время, может быть, несколько месяцев, вам нельзя видеть больную для ее же пользы. Когда разрешат, я тотчас же дам вам знать. До свидания.

Доктора и полицейские ушли, уводя Эстер, которая не оказала ни малейшего сопротивления и точно так же не обращала внимания на поцелуи, которыми осыпала ее мадам Амадис.

Две кареты ожидали их у дверей дома.

Так как дело было спешное, то все необходимые формальности были скоро исполнены, и инспектор получил приказ отвезти Эстер Дерие в Шарантонский сумасшедший дом.

Во время пути Тефер, озаренный внезапной мыслью, вынул бумаги, данные ему для передачи директору больницы, и стал их рассматривать.

Направление в больницу было составлено в обычной форме. В графе замечаний стояли только слова: "Ввиду общественной безопасности".

Тефер кивнул с довольным видом и снова спрятал бумаги в карман.

Когда фиакр доехал до Шарантона и повернул на улицу Гравель, ведущую к больнице, инспектор постучал в стекло и велел кучеру остановиться.

И он удалился скорым шагом по направлению к Шарантонскому мосту. Он вошел в находившееся на углу кафе и велел подать кружку пива и чернильницу. Попробовав пиво, которое неожиданно оказалось хорошим, он вынул из кармана предписание и, разложив его на столе, приписал следующие слова: "отдельно-секретная" и два раза подчеркнул их. Затем расплатился, сложил бумаги и вернулся к ожидавшему его фиакру.

Спустя четверть часа экипаж въезжал уже на первый двор сумасшедшего дома.

Эстер привели в кабинет директора, который, прочитав предписание, тотчас же вписал ее в список больных.

-- Куда отвести ее? - спросил дежурный доктор, когда Тефер и его спутники вышли из кабинета.

Отчитавшись в префектуре о своей поездке, Тефер, не медля ни минуты, отправился к герцогу, чтобы сообщить ему приятную новость.

Герцог, загримированный и одетый как старый буржуа, только что вернулся из Зоологического сада, куда он часто ходил гулять, чтобы рассеять скуку.

Увидев Тефера, веселого и сияющего, герцог улыбнулся в первый раз за много дней. Он догадался, что все хорошо. Эта догадка обратилась в уверенность, когда Тефер рассказал ему подробно обо всем случившемся.

-- Поздравляю вас! - воскликнул он. - Вы ведете дело с быстротой и ловкостью выше всяких похвал. Значит, я теперь совершенно избавлен от этой сумасшедшей?

"отдельно-секретная", которые я догадался вставить в предписание, теперь никому не позволено будет ее видеть, так что даже, если Рене Мулен случайно узнает, что она в Шарантоне, это ни к чему не приведет.

-- Тефер, я вам очень обязан... и вы не раскаетесь, что услужили мне, даю вам честное слово!

-- Я уже давно знаю щедрость господина герцога и заранее выражаю мою безграничную благодарность.

-- Что еще можете вы мне сообщить?

-- Я принес вам еще кое-что, - сказал Тефер, вынимая из бумажника обгоревший клочок бумаги.

-- Обрывок письма, которое вы сожгли у Рене Мулена. Тут видно еще несколько строк, хотя и неполных, но все еще могущих сильно вас скомпрометировать. Я позволю себе посоветовать вам окончательно их уничтожить.

Жорж взял бумагу и стал ее рассматривать.

-- Да, это было опасно, - прошептал он, - но опасность сейчас исчезнет. Вы обо всем думаете, Тефер! Вы - превосходный помощник!

И герцог поспешил сжечь остатки письма.

-- А о Клодии Варни все еще нет никаких вестей?

-- Никаких!... Из последних отчетов моих агентов я заключил, что ее еще нет в Париже. Я буду теперь искать в Англии.

-- Для всего этого вам, конечно, нужны деньги?

Тефер с улыбкой молча поклонился.

Полицейский рассыпался в благодарностях и ушел в восторге от щедрости герцога.