Сыщик-убийца.
Часть вторая. Сирота.
Глава 7

ГЛАВА 7

Тефер не лгал, говоря о своих постоянных поисках Клодии Варни. Он рассылал по всему Парижу многочисленных агентов, которые усердно служили ему, воображая, что он действует по инструкциям префектуры.

Но Клодия не находилась.

Конечно, Тефер понимал, что бывшая любовница Жоржа де Латур-Водье могла скрываться под каким-нибудь вымышленным именем, но как было угадать его?

Он искал ее по всем первоклассным отелям, но безрезультатно.

У Клодии была своя полиция в лице тайного агента шевалье Бабиласа Сампера, одного из лучших агентов сыскного бюро "Рош и Фюммель".

У Бабиласа Сампера не было недостатка в уме и ловкости; к тому же обещание Клодии подогревало его усердие.

Утром того дня, когда Тефер отвозил в Шарантон Эстер Дерие, шевалье позвонил в двери дома на улице Берлин и был тотчас же принят мистрисс Дик-Торн.

-- Ваше посещение, - сказала она, - заставляет меня предполагать, что вы хотите что-то сообщить мне.

-- Действительно, сударыня, и, смею надеяться, что вы будете довольны моим рапортом.

-- Отыскали вы следы мадам Амадис?

-- Да, хотя и не без труда.

-- Она жива?

-- Да, сударыня.

-- А! - сказала радостно Клодия. - Она, должно быть, очень стара?

-- Она уже не первой и даже не второй молодости, но все-таки ей уже семьдесят лет, и она очень хорошо сохранилась. Она живет на Королевской площади в доме номер

24. Это обозначено в донесении, которое я сейчас буду иметь честь вручить вам.

С этими словами шевалье Сампер развернул большой лист бумаги, весь исписанный мелким убористым почерком.

-- Мадам Амадис живет одна? - спросила с живостью мистрисс Дик-Торн.

-- Нет, сударыня... с ней живет одна особа, гораздо моложе ее.

-- Эстер Дерие.

-- И она жива!... - прошептала радостно Клодия. - Положительно, судьба мне благоприятствует!

-- Но, - продолжал шевалье, - я должен прибавить, что мадам Эстер Дерие - сумасшедшая, и уже много лет.

-- И, несмотря на это, мадам Амадис держит ее у себя по-прежнему?

-- Да, сударыня, и ухаживает за ней с необыкновенной заботливостью.

-- Действительно, необыкновенной! - заметила Клодия. - Это помешательство, - продолжала она после минутного молчания, - будет, конечно, вредить моим планам, но ведь нет таких препятствий, которые нельзя было бы устранить! Что же дальше?

-- Я занимался также сенатором, герцогом де Латур-Водье.

-- Что же нового?

-- Ничего! Герцог несколько дней не выходил из дома.

-- А его сын?

-- Утром, говорят, в суде, а по вечерам отправляется ухаживать за своей невестой мадемуазель Изабеллой де Лилье.

-- Вы мне говорили, кажется, что он любит эту девушку?

-- Так все говорят.

-- В годы маркиза одной невесты недостаточно, даже когда ее обожаешь... У него, конечно, есть любовница?

-- Нет, насколько мне известно.

-- Все-таки наведите об этом справки.

-- Хорошо, сударыня.

-- Ну, а какие друзья у маркиза?

-- Близкий только один - молодой доктор, с которым он вместе учился... школьное товарищество обратилось в серьезную дружбу.

-- Как зовут доктора?

-- Где он живет?

-- Этого я не знаю.

-- Узнайте и скажите мне.

-- Завтра же это будет сделано.

-- Что же дальше?

-- Больше ничего... тут кончается донесение, которое я имею честь вручить вам.

Клодия взяла бумагу и заперла ее в шкафчик черного дерева.

-- Теперь, - сказала она, - сведем наши счеты. Сколько я вам должна?

Закончив финансовый вопрос, шевалье Бабилас спросил, какие будут новые приказания.

-- Пока никаких, я хотела бы только обратиться к вам с одним вопросом... Вы ведь хорошо знаете Париж?

-- Как свои пять пальцев... Я - чистокровный парижанин.

-- Я собираюсь устроить недели через две маленький праздник. Моих слуг будет мало, и я хотела бы нанять метрдотеля и нескольких лакеев, но только людей надежных... Можете вы достать их мне?

-- О да, сударыня, и это для меня тем легче, что многие из моих друзей занимаются наймом прислуги опытной и безукоризненной нравственности.

-- Прежде всего я просила бы вас приискать мне метрдотеля. Если он мне понравится, я оставлю его в доме.

-- Нет ли каких-нибудь особенных условий?

-- Да... я хотела бы, чтобы он знал немного английский. Хотя бы, чтобы его можно было понять и он сам все понимал бы.

-- Это небольшое затруднение... займусь сегодня же.

-- Вы меня очень обяжете.

-- Когда же вам будут нужны дополнительные слуги?

-- К дню праздника.

-- Пришлите его, как только найдете. Повторяю, что мне нужен надежный человек, и чем скорее, тем лучше.

-- Думаю, могу обещать вам, что вы будете довольны.

Шевалье Сампер откланялся и ушел, удовлетворенный полученной платой. Он решил поместить объявление в "Афишах", что значительно упростило бы дело и избавило его от труда искать самому.

Когда Клодия осталась одна, лицо ее приняло радостное и торжествующее выражение.

-- Ну, моя звезда ярко блестит! - прошептала бывшая куртизанка. - Эстер Дерие, вдова герцога Сигизмунда де Латур-Водье, жива - это самое важное. Она будет главной картой в моей игре. Она сумасшедшая, но что же из этого? Мне достаточно сказать Жоржу о ее существовании, чтобы заставить его затрепетать передо мной. Она или ее опекун имеют право требовать имущество покойного мужа, завещание которого в моих руках... О! Теперь я сильна! Надо увидеть Жоржа, - продолжала она после короткого размышления. - Если бы я пошла к нему, он меня не принял бы. Он должен прийти сюда! Здесь я докажу ему, как крепка связывающая нас цепь... Здесь я буду приказывать, как бывало, и он будет повиноваться... Он будет в числе приглашенных на мой праздник, не подозревая, что мистрисс Дик-Торн - его бывшая любовница Клодия Варни. Пусть попробует отклонить мое приглашение! Он об этом и не подумает, так будет затронуто его любопытство. Я хочу видеть здесь также и его приемного сына, Анри де Латур-Водье, этого адвоката, о котором говорит весь Париж. У меня есть план, касающийся и его, который должен осуществиться. Я управляю будущим, так как благодаря прошлому на моей стороне сила! И я ею воспользуюсь!

Клодия улыбнулась и пошла в свой будуар, где ждала ее горничная.

Скоро туда же пришла поздороваться ее дочь Оливия.

-- Люби меня, дитя мое! - сказала бывшая куртизанка, прижимая ее к груди. - На всем свете я люблю только одну тебя. Я все думаю о тебе, о твоем счастье, о твоем богатстве, и ты будешь, обещаю тебе, очень счастлива и очень богата!

Обретя свободу, Рене Мулен вернулся в свою квартиру на Королевской площади, к великой радости мадам Бижю, которая начала по-прежнему ему прислуживать.

Он выходил утром и возвращался вечером, посвящая все свое время Берте. Он еще не расспрашивал привратницу насчет сумасшедшей жилицы первого этажа. Ему казалось, что еще не наступило удобное время для этих расспросов, так как ждал объяснений Жана Жеди.

Со своей стороны, и мадам Бижю, помня советы таинственного посланца, остерегалась заводить речь об Эстер Дерие.

Поэтому Рене и не подозревал, что она теперь в Шарантонском сумасшедшем доме.

Механик и сирота ждали с нетерпением освобождения Жана Жеди.

Два раза Рене ходил в тюрьму Сент-Пелажи, рассчитывая увидеться с ним, но оба раза вор был в карцере.

Наконец прошло семь дней.

-- Завтра... - сказала Берта.

-- Да, мадемуазель, завтра, если Богу будет угодно, мы узнаем, по какому пути должны идти, чтобы достичь нашей цели.

-- Я с нетерпением жду встречи с человеком, который, может быть, держит в руках оправдание моего отца.

-- Хотите увидеть его завтра же в одно время со мной?

-- Да, но возможно ли это?

-- Не покажется ли странным присутствие молодой девушки?

-- Никоим образом... Может быть, подумают, что вы сестра какого-нибудь арестанта, но что вам за дело до этого?

-- Правда... так я пойду с вами.

На другой день в половине восьмого Берта была на условленном месте, где ее уже ждал Рене Мулен.

Механик пригласил ее войти в маленькое, скромное кафе, находившееся как раз против тюрьмы, и, спросив чашку кофе и рюмку водки, стал ждать появления Жана Жеди.

Пробило восемь часов.

Двери тюрьмы отворились, и вышли три или четыре человека.

-- Ну что? - спросила с живостью Берта.

-- Ничего еще, мадемуазель.

-- Но эти люди...

-- Это служащие тюрьмы, а не арестанты.

Прошло еще двадцать минут. Берта начинала находить, что время тянется страшно медленно.

Рене Мулена также беспокоило это непонятное промедление.

Наконец дверь опять отворилась, и из нее вышли три человека довольно жалкой наружности, каждый с маленьким свертком.

Двое из них обменялись рукопожатиями с кучкой подозрительных личностей, видимо их поджидавших.

Третий пошел прямо к кафе.

Рене Мулен нахмурил брови.

-- Это освобожденные? - спросила Берта.

-- Да, мадемуазель.

-- Жан Жеди?

-- Что же случилось?

-- Я не знаю, но мы сейчас это выясним.

-- У кого же?

-- У этого человека... - ответил механик, указывая на того, кто в эту минуту входил в кафе.

-- А! Это вы, товарищ? - сказал вошедший, увидев Рене. - Зачем вы здесь? Уж не ждете ли кого-нибудь?

-- Да, и я, признаться, очень удивлен, что он не вышел вместе с вами...

-- Кто же?

-- Жан Жеди.

-- Жан Жеди!... Ну, тогда вам придется порядком подождать. Он не придет.

Берта вздрогнула.

Рене почувствовал беспокойство.

-- Он не придет? Почему же?

-- Потому что его нет в Сент-Пелажи.

-- Где же он?

-- В Консьержери.

-- Быть не может!... Жан Жеди был приговорен всего к семидневному аресту... сегодня вышел срок. Как же он мог попасть в Консьержери?

-- Вы уж слишком много у меня спрашиваете... Я знаю только, что вчера утром его выпустили из карцера, куда он был посажен за пьянство в мышеловке и за сопротивление сторожам. В десять часов он был вызван вместе с арестантами, которых вели к следователю, и с тех пор больше не возвращался.

-- К следователю! Значит, он замешан в каком-нибудь новом деле?

-- Я ничего не знаю... Впрочем, это возможно и нисколько не удивит меня. Будьте осторожны, если вам случится "работать" с ним.

Берта, несмотря на свою неопытность, поняла, что значит слово "работать", и невольно вздрогнула.

-- Спасибо за совет, - сказал он. - Я буду теперь смотреть в оба... до свидания, товарищ.

Механик расплатился и вышел вместе с Бертой из кафе.

-- Как вы объясняете это происшествие? - спросила она.

-- Я никак его не объясняю... Для нас теперь остается один исход.

-- Какой?

-- Идти прямо в Консьержери и узнать, действительно ли Жан Жеди замешан в каком-нибудь новом деле.

-- Человек, которого вы сейчас расспрашивали, говорил о нем, как о мошеннике худшего сорта... И такому негодяю вы доверяетесь и берете его в союзники?

-- Э! Мадемуазель, - возразил Рене, - у нас нет выбора. Мы не должны ничем пренебрегать. Подумайте хорошенько, пока есть еще время. Если вам противны такие люди, как Жан Жеди, если вас пугают грязные и страшные пути, по которым нам придется идти, тогда предоставьте мне действовать одному. Подумайте, что вам придется сидеть рядом с этим бандитом, брать руку, которую он вам протянет, слушать его планы грабежа и убийства. Я боюсь, что это будет вам не по силам. Еще раз повторяю...

-- Нет, Рене, не бойтесь, у меня хватит мужества, - решительно возразила Берта. - Я не оставлю вас и пойду за вами всюду. Для святого дела я готова на все, готова пренебречь даже презрением! Уважение людей вернется ко мне, когда я восстановлю честное имя отца!

При этих словах Берта вспомнила об Этьене Лорио, который так несправедливо подозревал ее и презирал.

Слезы выступили у нее на глазах. Но это была только мимолетная слабость, и она в ту же минуту овладела собой.

-- Куда мы пойдем теперь? - спросила она.

-- В Консьержери... возьмем фиакр.

Берта улыбнулась.

-- Вы - мот! - сказала она. - К чему такие бесполезные траты? Пойдемте лучше пешком.

Всю дорогу они шли молча и скоро дошли до здания префектуры.

Тут Рене оставил свою спутницу на набережной, а сам пошел справиться об участи Жана Жеди.

Его ожидало новое разочарование. Жана Жеди требовали в Консьержери, как оказалось, только для объяснений, каким образом мог он в день суда напиться в мышеловке до бесчувствия, на что жаловался директор Сент-Пелажи. Поэтому его не задержали и отпустили после допроса на все четыре стороны уже два часа назад.

-- Ну, что вы узнали? - спросила Берта, когда Рене вернулся.

-- Увы, мадемуазель, нас преследует несчастье!

-- Напротив, это бы еще ничего... Он на свободе.

-- Да ведь это нам и нужно?

-- Да, но при таких условиях!... Где, спрашивается, найти его?

-- Вы не знаете его адреса?

-- Разве такие люди живут где-нибудь?

-- А он не знает вашего?

-- Нет! Мог ли я предвидеть что-нибудь подобное? Он от нас ускользает! Ах! Если бы я знал...

-- Что же теперь делать? - прошептала печально Берта.

-- Ждать и не отчаиваться... Жан Жеди должен бывать в разных подозрительных местах, вроде того, где я познакомился с ним, в Батиньоле. Я обойду все и, конечно, найду где-нибудь нашего молодца. Пойдемте завтракать, мадемуазель, а потом я отправлюсь на поиски.

Через полчаса после этого разговора механик и сирота были уже на улице Нотр-Дам-де-Шан.

Когда они проходили мимо каморки привратницы, та остановила их.

-- Вам письмо, мадемуазель, - сказала она, подавая Берте кое-как сложенный конверт, заклеенный обложкой, адрес на котором был написан едва понятными каракулями. - Оно не по почте прислано, - заметила привратница. - Его принес час назад какой-то человек, такой тощий, что просто жаль смотреть... Должно быть, не часто ему приходилось есть досыта.

"Это, должно быть, Жан Жеди!" - подумал Рене. И он не ошибся.

Письмо было действительно от Жана Жеди, в чем они убедились, когда, войдя в квартиру, Берта распечатала его и прочла вслух следующие строки:

"Мадам Монетье!

Вы должны знать адрес Рене Мулена. Будьте так добры, передайте ему, как можно скорее, что товарищ, которого он рассчитывал видеть сегодня утром на улице Клэ, будет вечером в "Зеленой решетке" на улице Гэте, на Монпарнасе. Это очень важно. Имею честь вам кланяться.

P.S. Если он не найдет меня сразу, пусть спросит господина Жана".

-- Подписи нет, - сказал Рене, - но содержание письма и улица Клэ не оставляют и тени сомнения. Этот товарищ сам Жан Жеди. Я пойду вечером в "Зеленую решетку".

-- Но это кафе более чем подозрительно!

-- Что мне до этого? Цель, которую мы преследуем, оправдывает все... Да и, наконец, с вами я ничего не боюсь.

-- И вы правы...

-- Но как этот человек мог узнать, что моя мать вас знает, и кто дал ему наш адрес?

-- Это очень просто... Жан Жеди был посредником между мной и Эженом, тем торговцем билетами, который передал вам мое письмо. Жан Жеди, верно, запомнил тогда адрес.

Нужно ли говорить, что это объяснение было совершенно согласно с истиной?

Жан Жеди, выходя из тюрьмы, тотчас же подумал о Рене Мулене. Он не помнил, что под пьяную руку разболтал ему половину своей тайны, но, помня заслуги Рене, собирался использовать его в своей мести и шантаже и выделить добрую часть барышей, которые этот шантаж неминуемо бы дал им.

Поэтому, оказавшись на свободе, он спросил себя, как найти будущего сообщника, и в первую минуту решительно не знал, что делать.

К счастью, он вспомнил об адресе мадам Монетье, написанном на письме, которое он передавал Эжену.

"Если он и не живет там, - подумал Жан, - то уж, конечно, там знают, где он гнездится, и передадут мою записку".

Он сам отнес записку, а потом отправился на улицу Винегрие, в свою квартиру, которой он очень дорожил.

Большая неприятность ожидала его здесь.

Привратник, верный исполнитель воли хозяина, который не терпел в доме подозрительных лиц, объявил Жану Жеди, что он должен убраться в сорок восемь часов.

Это было чистое беззаконие, но бандит был не в состоянии защищаться против домохозяина. Поэтому он ограничился тем, что ответил:

-- Хорошо... завтра я увезу мебель.

И пустился на поиски новой квартиры.

Он тем более был зол, что в эту минуту все его богатство состояло из двадцатифранковой монеты, данной ему Рене Муленом, которая осталась цела, хотя и против его воли, благодаря тому обстоятельству, что он все время заключения просидел в карцере. Продавать же мебель он не хотел ни под каким видом.

Жан Жеди направился к Бельвилю. Он шел по улице Рибеваль, ища, не сдается ли где комната.

Эту улицу пересекают многочисленные узкие переулки, выходящие теперь на бульвар Пуэбла, а тогда выходившие на пустыри Шамонских холмов.

Жан Жеди обошел их все, застроенные скорее жалкими лачугами, чем домами. Наконец на улице Лозэн он увидел следующее объявление: "Маленькая квартира сдается внаем немедленно".

-- У вас, кажется, квартира сдается? - спросил он.

-- Да, сударь.

-- Можете вы мне показать ее?

-- С удовольствием, ведь это моя обязанность.

-- Это в конце двора, - сказал он, - там даже есть другой вход с улицы Рибеваль.

-- Хорошо... Покажите.

Квартира, о которой шла речь, представляла собой крошечный флигелек, как бы прятавшийся позади сараев.

Привратник отворил дверь и вошел первый.

Комнаты оказались довольно чистыми, видимо, недавно отделанными, но повсюду была такая сырость, что даже текло со стен.

-- Сколько? - спросил Жан Жеди.

-- Триста франков.

-- Гм!... Дорого!...

-- Платить надо вперед?

-- Нет, если есть мебель, тогда не нужно. У вас есть мебель?

-- Есть ли у меня мебель! - вскричал бандит. - Да вы меня за нищего, что ли, принимаете?

-- Тогда хозяин ничего вперед не потребует.

-- Очень вам благодарен! Когда же вы будете переезжать?

-- Сегодня вечером или завтра утром, но, скорее, завтра, чем сегодня.

-- Это как вам угодно, квартира свободна... Как вас зовут?

Жан Жеди сказал первое попавшееся имя и ушел, думая: "У меня не хватит денег, чтобы перебраться, надо занять у Рене франков пятьдесят до лучших времен..."