| Автор: | Монтепен К., год: 1888 |
| Категории: | Роман, Приключения |
Глава XXXIII
АНДЖЕЛО ВЕРНУЛСЯ
Итальянец быстро выскочил из вагона на платформу, держа в руках кожаный чемоданчик Жака Бернье.
Он тщательно затворил за собой дверцы вагона и смело подошел к выходной двери с билетом в руках. На него, разумеется, никто не обратил внимания: пассажир как пассажир. Шляпа надвинута на лоб, лицо почти закрыто теплым кашне.
-- Багаж есть?
-- Ничего, в чемодане белье и бумаги, - ответил он.
-- Проходите.
Пароли быстро миновал вокзал и поспешно вышел на улицу. Он заранее решил, что будет делать по приезде в Париж.
Бледный туманный зимний день едва-едва брезжил. Газовые фонари еще горели. Редкие хлопья снега носились в воздухе, но становились все реже и реже. Прохожих не было, кроме рабочих да промерзших пассажиров, торопливо направлявшихся, кто пешком, кто в экипажах, к своим квартирам.
Итальянец почти бегом пустился от вокзала к Лионской улице, не отвечая на настойчивые приглашения кучеров.
На Лионской улице Пароли остановился у газового фонаря и быстро осмотрел всего себя и свою одежду. Вдруг он страшно побледнел: на левом рукаве рубашки виднелось большое и широкое кровавое пятно.
Взяв чемодан в другую руку, он закрыл пледом подозрительный рукав и снова быстро пошел вперед.
Не доходя до площади Бастилии, он увидел пустую карету и знаком подозвал ее. Карета быстро подъехала.
Итальянец был слишком хитер, чтобы дать свой настоящий адрес, так как впоследствии это обстоятельство могло послужить полезным указанием для полиции.
-- На вокзал Сен-Лазар, - сказал он, - да постарайтесь ехать поживее! Мне не хотелось бы опоздать на поезд. На водку будет вдоволь.
Кучер стегнул лошадь, и она побежала настолько быстро, насколько позволял глубокий снег.
Доехав до улицы Аркад, Пароли вышел из экипажа и вошел в зал ожидания. Он прошел его насквозь и вышел на Амстердамскую улицу: там находилась каретная биржа.
Пароли сел в один из экипажей и велел везти себя на вокзал на улице Реннь. Он с намерением запутывал следы, как заяц, которого преследует стая гончих.
На вокзале на улице Реннь он проделал ту же штуку, что и в Сен-Лазаре, и затем, взяв третью карету, велел везти себя на Северный вокзал.
Тут он сел в четвертую карету и велел везти себя на площадь Клиши.
За все время своих переездов он тщательно следил, чтобы компрометирующий его рукав рубашки как-нибудь не вылез из-под пальто, и старательно держал его под пледом.
С площади Клиши Пароли быстрыми шагами направился на улицу Брошан, где находилась его квартира.
Было уже около полудня, когда он явился в комнатку консьержки.
Добрая женщина стряпала обед. В каморке ее стоял сильный запах жареного лука.
-- Как! Это вы, monsieur Пароли?! - воскликнула она тоном радостного удивления.
-- Да разве вы не думали, что я вернусь? - осведомился Анджело с улыбкой.
-- Право, не думала!
-- И что вашему хозяину никогда не будет заплачено?
-- А что же? И это можно было подумать!
-- Правда, но кто так думал, тот ошибался. Будьте спокойны, сударыня, со мной ваш хозяин ничего не потеряет. Теперь я поднимусь к себе, а когда спущусь, то уплачу вам весь свой долг и даже за будущую треть.
-- Зачем же вы хотите платить вперед?
-- Потому что, к моему глубочайшему сожалению, я должен покинуть вас.
-- Значит, вы получили место, которое вам обещали?
-- Да, но это обошлось не без хлопот и не без труда. Вот почему я не мог вернуться раньше. Меня никто не спрашивал в мое отсутствие?
-- Никто.
-- И писем нет?
-- Ни единого.
-- Дайте, пожалуйста, мой ключ.
-- Благодарю и до свидания.
Итальянец взял ключ и поспешно пошел вверх по лестнице.
Ему хотелось запереться как можно скорее, открыть чемоданчик, увидеть и взять в руки богатство, добытое ценою крови, за которое он легко мог заплатить своей головой.
За все время своих переездов, несмотря на страстное нетерпение, он даже и не попробовал ни разу отворить заветный чемодан. Осторожность шептала ему, что следует воздержаться, и он терпеливо переносил муки Тантала.
Пароли был уверен, что в данный момент оба преступления уже обнаружены и полиция ищет его, но его успокаивала та уверенность, что он не оставил за собой никакого следа.
Войдя в свою холодную, как ледник, комнату, он окинул ее быстрым взглядом. Вид окружавшей его нищеты, теперь, когда он был уже богат, возбудил в нем отвращение.
-- И тут-то я мог жить! - пробормотал он. - О, я застрелюсь, если судьба еще раз приведет меня к чему-нибудь подобному. Наконец-то случай явился мне на помощь! Но, увы! Он пришел очень поздно!
У него не было не малейших угрызений совести.
Он жалел только об одном: что не мог совершить раньше обогатившего его преступления.
Теперь он мог начать наслаждаться жизнью. Он - убийца - будет жить в почете, пользоваться всеобщим уважением, ему будут завидовать! А все потому, что у него - деньги! И никому, никому не придет в голову спросить, откуда эти деньги!
Пароли бросил на стол плед, кашне и шляпу, два раза повернул в замке ключ, поставил чемоданчик на стол и, вынув из кармана связку ключей, украденную у Жака Бернье, открыл чемодан.
Первый предмет, попавшийся под руки, был объемистый бумажник. Пароли поспешил осмотреть его содержимое.
В одном из отделений было восемь тысяч двести франков банковскими билетами.
Шесть тысяч были уплачены нотариусом Леройе и представляли собой годовой доход Жака Бернье.
В другом отделении находились кое-какие бумаги, письма и билет первого класса, взятый в Дижоне.
Пароли разложил все это на столе и принялся искать маленький саквояжик, куда, как он видел в гостинице в Марселе, его жертва прятала пачку денег, крепко и старательно завернутую в носовой платок.
Пароли взял его, открыл, вынул узелок, и глазам его представилась громадная пачка банковских билетов.
Он принялся мять их в руках нервными, порывистыми движениями, изобличавшими его глубокую радость.
-- Мое! - в опьянении проговорил он. - Все мое!
-- Да восемь тысяч двести в бумажнике! - проговорил итальянец. - Итого триста пятьдесят шесть тысяч двести франков! Стоило играть в такую опасную игру ради этого куша! Я могу сказать, что не потерял даром время!
Уложив все обратно, Пароли принялся тщательно осматривать внутренность чемодана.
В нем не оказалось ничего, кроме белья и платья.
-- Это можно сжечь либо выбросить, - пробормотал он, - не следует хранить ничего из вещей этого человека... Я подумаю вечером, а теперь посмотрим, что за бумаги лежат в бумажнике.
И, усевшись за стол, он стал просматривать бумаги, одну за другой. Тут были счета от банкиров и нотариусов, список имен с обозначением адресов и деловые письма. Все это не представляло никакого интереса, и он отложил их в сторонку, чтобы сжечь.
Наконец он развернул лист гербовой бумаги, сложенный вчетверо, и выражение его лица внезапно изменилось. Перед его глазами была расписка Давида Бонтана, марсельского банкира, в получении миллиона двухсот тысяч франков, положенных на хранение в его банке Жаком Бернье, с условием уплаты пяти процентов на сто. В продолжение нескольких минут Анджело не мог оторваться от этой бумаги.
-- Миллион двести тысяч франков! - сказал он вдруг. - И такие деньги перейдут во владение банкира, если никто не предъявит квитанции!... Подумать только, что я не могу вытребовать миллион двести тысяч франков: предъявить квитанцию - значит, сказать: "Я убийца Жака Бернье". Итак, я рисковал своей головой, чтобы прибавить целое состояние к богатству миллионера-банкира. Как это ни ужасно, но ничего не поделаешь! Я сожгу квитанцию вместе с другими бумагами. Невозможно ее сохранить - она слишком яркое доказательство моего поступка... Жак Бернье - настоящая скотина! И что бы ему привезти все свои деньги в Париж!
Он уже хотел положить драгоценный документ в пачку бесполезных бумаг, как вдруг остановился.
"К чему торопиться? - подумал он. - Над этим стоит поразмыслить, чтобы потом не каяться в поспешности".
Отложив расписку, Анджело вынул последнюю бумагу, тоже сложенную вчетверо, развернул ее и пробежал глазами.
-- Печать конторы дижонского нотариуса, - прошептал он, - что бы это значило? - И стал читать.
-- Ясно, как Божий день, - воскликнул Пароли, окончив чтение, - что это черновик завещания. Так кроме законной дочери у этого старикашки была еще дочь незаконная - Мария-Анжель... мать Эммы-Розы, наследницы... кругленького капитала в четыреста сорок тысяч франков!
Итальянец с минуту подумал, затем вторично перечитал черновик.
-- Сесиль Бернье получает в наследство восемьдесят тысяч франков, но ей перешел бы весь капитал, если бы дочь Анжель умерла, - бормотал Пароли, - а если бы умерла и Мария-Анжель, которой следует уплачивать ежегодные проценты, то Сесиль одна стала бы обладательницей всего богатства...
Пароли встал, прошелся по комнате в лихорадочном волнении, потом вдруг остановился, сжав обеими руками голову, как бы боясь, что она не выдержит наплыва мыслей.
-- Мне пришла на ум просто гениальная идея, - прошептал он. - Мне мало трехсот пятидесяти тысяч франков. Я хочу получить все! Да, все! - повторил он, снова принимаясь ходить, как дикий зверь в клетке. - Но возможно ли это? А почему бы нет? Ничего нет невозможного для человека с такой силой воли, как у меня.
Вот клочок бумаги; хорошо я сделал, что не сжег его, - прибавил он, беря в руки квитанцию марсельского банкира. - Надо его сохранить и беречь, как зеницу ока, так же хорошенько припрятать и завещание.
Анджело положил обе бумаги в портфель Жака вместе с банковскими билетами.
-- Теперь надо все это сжечь, - продолжал он, показывая пальцем на бумаги, сложенные на углу стола, - туда же я присоединю и письмо, найденное на улице Дам.
-- Однако же я положил это письмо сюда, - шептал он, нахмуриваясь, - вот сюда, в левый карман, я хорошо помню... наверное, сюда...
Он осматривал все карманы, ничего не находя, и продолжал:
-- Нет! Его нет!... Я его потерял!... Но когда, где? Может быть, в вагоне, в отеле, в Дижоне или в театральном кафе! Как теперь узнаешь!...
Но внезапно складка на лбу разгладилась.
-- Да что мне за дело? - сказал он вслух. - Если его найдут, тем лучше! Такая находка поведет полицию по ложному следу, а я - в стороне. Самый хитрый полицейский не догадается, что письмо было потеряно не раз, а два раза... Ну, все к лучшему!
Успокоившись, Анджело бросил ненужные бумаги в камин, как поступил с собственными в день своего отъезда из Парижа, зажег спичку и подложил ее под один листок.
В одну минуту все вспыхнуло. Он отошел от камина только тогда, когда вполне уверился, что все бумаги превратились в пепел.
Тогда он сменил белье, оделся как следует, вычистил свой костюм, открыл кожаный сак, взял оттуда несколько тысячефранковых билетов, положил в бумажник с квитанцией марсельского банкира и завещанием Жака и опустил бумажник в боковой карман пальто.
Заперев сак, Пароли спрятал его в тюфяк на постели, предварительно подпоротый, затем взял шляпу и спустился вниз.
-- Приготовьте счет, - сказал он жене консьержа, - я теперь ухожу, но скоро вернусь.
-- Все готово, monsieur Пароли, он уже давно у меня в ящике.
-- Прибавьте, сколько следует с меня до ближайшего срока, и предупредите хозяина, что я съезжаю.
-- Он живет в конце улицы, я сейчас к нему схожу.
-- Я же пойду завтракать, а вернувшись, расплачусь.
Анджело заплатил старый долг и к тремстам шестидесяти двум франкам пятидесяти сантимам, приходившимся на долю хозяина, прибавил десять франков в награду жене консьержа.
-- Когда вы выедете, сударь?
-- Мои сборы не долги, я возьму с собой только чемодан...
-- А мебель?
Жена консьержа тотчас же сообразила, что от продажи старой мебели она выручит два луидора, и рассыпалась в благодарностях от избытка чувств, прибавив даже растроганным голосом:
-- Какая досада, что вы от нас выезжаете! Такой прекрасный жилец!
Итальянец не мог удержаться от улыбки.
-- Аккуратный плательщик, не правда ли? Что делать! Моя новая должность не позволяет мне оставаться в Париже.
-- Да, сегодня вечером.
-- Так до свидания, monsieur Пароли.