Неуловимый.
Глава III

III

В этом году сентябрь стоял на редкость ясный даже для Англии, где лето на прощание часто дарит людей чудными, золотыми днями. Погода вполне благоприятствовала осеннему празднику, который всегда бывал в Ричмонде в конце сентября. На открытом берегу реки, освещенном еще жаркими лучами солнца, на сухом и твердом грунте были раскинуты многочисленные палатки и балаганы. Тут были паяцы и фокусники со всех концов земли, собаки всех мастей и величины, выделывавшие самые удивительные вещи; и какой-то чудный старик, заставлявший трости, монеты, кружевные платки на глазах у всех исчезать в воздухе. Благодаря ясной и теплой погоде, можно было сидеть среди зелени на открытом воздухе, слушая незатейливую музыку и следя за веселящейся молодежью.

Из местной аристократии пока еще не было никого, тогда как публика попроще нарочно пообедала раньше, чтобы успеть получить максимум удовольствий за шесть пенсов [Около 15 коп.], составлявших входную плату. А развлечений было много, было на что посмотреть: наряженные обезьяны, пляшущие медведи; женщина, такой необыкновенной толщины, что трое мужчин, взявшись за руки не могли охватить ее, и, в противоположность ей, такой худой мужчина, что дамский браслет мог служить ему ожерельем, а дамская подвязка - поясом; были смешные крошечные карлики и страшный гигант, как говорили, привезенные все из России. Многих привлекали механические танцующие куклы, но больше всего народа толпилось около того места, где можно было видеть в миниатюре то, что в данное время происходило в соседней Франции. На заднем плане был изображен ряд домов под низким багряным небом, что должно было представлять солнечный закат. Ближе к зрителям толпились небольшие деревянные фигурки с поднятыми вверх руками, большею частью в лохмотьях, в деревянных башмаках. В центре сцены, на высоком помосте, у подножия небольших деревянных столбов была укреплена длинная прямоугольная доска, выкрашенная, как и весь помост и столбы, в ярко-красный цвет. По одну сторону доски стояла маленькая корзина, а между двумя столбами был укреплен небольшой нож, ходивший вверх и вниз по блоку. Знающие люди объясняли, что это была модель гильотины. Стоило опустить пенни в отверстие под деревянной сценой, и маленькие фигурки приходили в движение, размахивая руками; еще одна кукла поднималась на помост и опускала голову на красную доску между столбами; фигура в блестящей ярко-красной одежде поднимала руку, как будто приводя блок в движение, и острый нож отрубал бедной куколке голову, которая падала в стоявшую рядом корзину. Тут слышался стук колес внутри механизма, и все фигурки оставались стоять с поднятыми руками, а обезглавленная куколка катилась прочь с доски и исчезала из вида, вероятно для приготовления к новому такому же представлению. Страшное зрелище вызывало невольную дрожь, и внутри палатки постоянно царила какая-то благоговейная тишина. Сама палатка стояла поодаль, так что до нее не достигал веселый шум из прочих балаганов. На ее стенах по черному фону было выведено огромными красными буквами: "Пожертвуйте на голодных парижских бедняков! ".

Временами в палатке появлялась дама в сером платье с черными полосками с вышитым ридикюлем, который она всем протягивала, однообразно повторяя: "Для голодных парижских бедняков!". У нее были красивые темные глаза, чуть-чуть приподнятые к вискам, что придавало ее лицу не очень приятное выражение. Тем не менее эти глаза производили впечатление, и мужчины невольно опускали руку в карман, чтобы положить в ридикюль посильную лепту. Судя по ее произношению, решили, что она - француженка и вероятно собирает на своих бедных сестер. Через определенные промежутки времени весь механизм страшной гильотины отодвигался в угол, и дама в сером выходила на подмостки и пела странные маленькие песенки на непонятном никому языке. Слов песни никто не понимал, но она производила грустное впечатление, и так угнетающе действовала на почтенных ричмондцев, приходивших повеселиться с женами или возлюбленными, что они с облегчением выходили из палатки на солнечный свет и с удовольствием слушали опять оживленный разговор кругом.

Было около трех часов, когда начала съезжаться местная аристократия. Из первых явился лорд Энтони Дьюгерст, не пропускавший ни одной миловидной девушки без того, чтобы ласково не потрепать ее по подбородку, к неудовольствию ее спутника. Беспрестанно слышался французский разговор, так как из Франции наехало много герцогов и графов с семьями, покинувших родину из боязни погибнуть на эшафоте. Ричмонд был ими полон, так как многие из них воспользовались радушным приглашением погостить в роскошном доме сэра Пэрси и леди Блэкней.

Сэр Эндрью Фоукс приехал со своей молодой женой, изящной, хорошенькой, напоминавшей фарфоровую куколку, в модном платье с короткой талией. В устремленных на мужа больших карих глазах всякий мог прочесть искреннее восхищение.

- Не удивительно, что она его до безумия любит, - сказала хорошенькая миссис Полли, буфетчица из соседней таверны, сделав миледи почтительный реверанс, - он ведь спас ее от безбожных французских убийц, привез в Англию и сделал все это один, без всякой помощи, только из любви к ней: по крайней мере так все говорят. Вы также слышали это, мистер Томас?

- Ну, вы прекрасно знаете, миссис Полли, что не он все это проделал, - отозвался ее кавалер, добродушное лицо которого вспыхнуло гневом от ее насмешливого взгляда. - Сэр Эндрью Фоукс - прекрасный джентльмен - в этом я готов поклясться на Библии! - но борется-то с проклятыми пожирателями лягушек не он, а тот, кого зовут Красным Цветком, самый храбрый джентльмен во всем мире! Говорят только, будто этот Красный Цветок так безобразен, что никому не решается показаться, - быстро добавил мастер Томас, заметив в глазах миссис Полли восхищение, которое к сожалению не мог принять на свой собственный счет. - Говорят, это - такое воронье пугало, что ни один француз не может дважды посмотреть на него; они скорей согласны выпустить его из своей страны, чем еще раз взглянуть на него.

- Какие глупости! - воскликнула миссис Полли, презрительно пожав плечами. - Если же это - правда, так отчего бы вам не поехать во Францию на помощь Красному цветку? Бьюсь об заклад, что ни один француз не захочет во второй раз взглянуть на вас.

Эта грубая шутка вызвала взрыв смеха в окружающих, между которыми было немало вздыхателей по тем двумстам фунтам, которые миссис Полли получила в наследство от бабушки; но, увидев огорченное лицо своего преданного кавалера, добродушная миссис Полли поспешила утешить его.

- Ну, мистер Томас, - воскликнула она, - вы должны сознаться, что про Красный Цветок говорят глупости, которым нельзя верить! Ведь есть же люди, которые его постоянно видят. Мне говорила Люси, горничная миледи, что две недели назад к ним приехали из Франции молоденькая барышня и джентльмен, которого зовут Моссу Дерулед. Оба они видели Красный Цветок и говорили с ним, и он же привез их из Франции. Отчего же они не расскажут, кто он такой?

- Может быть, его вовсе нет на свете, - вмешался старый Клеттербек, причетчик из соседней церкви.

- Как нет? Что вы хотите этим сказать? - раздались голоса.

- Я хочу сказать, что мы должны спрашивать не "кто есть Красный Цветок", а "кто был Красный Цветок". Мне достоверно известно, что после последнего его подвига он был схвачен французами, и, выражаясь словами поэта, о нем больше никто не слыхал.

- Вы думаете, что эти ужасные французы убили его, мистер Клеттербек? - грустно спросила миссис Полли.

Клеттербек только что собрался сделать новую ссылку на таинственного поэта, как невдалеке раздался чей-то громкий, продолжительный смех, далеко разнесшийся по всему берегу. Все невольно оглянулись в ту сторону, откуда доносился этот заразительный смех. На полголовы выше окружающих, в центре нарядной группы, стоял сэр Пэрси, спокойно разглядывая голубыми глазами теснившуюся около него пеструю публику.

- Вот настоящий мужчина! - слышалось в толпе.

- А вот и миледи! - шепнула одна из молодых девушек. - Господи, как она сегодня хороша!

Сияя красотой, молодостью и счастьем, Маргарита Блэкней шла по зеленой лужайке, направляясь к тому месту, где играла музыка. На ней было гладкое платье из блестящей зеленой ткани, с короткой талией, придававшее особенное изящество ее грациозной фигуре. Большая бархатная шляпа одного цвета с платьем мягко оттеняла ее нежное лицо. Ее руки были в длинных кружевных перчатках, а на плечи был небрежно наброшен прозрачный шарф, вышитый по краям золотом. В эту минуту она оживленно разговаривала с шедшей рядом с нею молодой девушкой.

Молодая девушка вздрогнула и слегка побледнела. Маргарита дружески пожала ей руку. Жюльетта де Марии только что приехала в Англию, едва спасшись от гильотины, и ей с трудом верилось, что ей и любимому ею человеку не грозит никакая опасность.

- А вот и мсье Дерулед, - произнесла Маргарита, дав своей спутнице время оправиться. - Видите, он среди друзей.

Вскоре к ним присоединилась группа молодых людей, среди которых были и сэр Эндрью с леди Фоукс, и Поль Дерулед, и стройный, широкоплечий, в безукоризненном костюме, с драгоценными кружевами у ворота и манжет, сам неподражаемый сэр Пэрси Блэкней.

По внешности сэр Пэрси мало изменился с тех пор, как его молодая жена поражала лондонское общество остроумием и красотой, а он вместе с многочисленными ее поклонниками только способствовал тому, чтобы еще подчеркивать и выставлять на вид все обаяние ее личности. Однако близкие его друзья знали, что теперь его сердце было полно нежной и страстной любви, не остававшейся в настоящее время без ответа.

- По правде сказать, это просто чудовищно! Светская женщина, обожающая своего мужа! - говорили насмешники.

Действительно, в противоположность прежнему, Маргарита редко показывалась теперь где-нибудь без своего мужа, а на одном балу - о, ужас! - даже протанцевала с ним гавот.

Присутствие Блэкнея на ричмондском празднике было для всех сюрпризом: все были уверены, что он уехал в Шотландию на рыбную ловлю или охотиться в Йоркшир. Он и сам отлично понимал, насколько неожиданно было его появление на этом празднике, и, пока он, раскланиваясь направо и налево, направлялся к тому месту, где стояла его жена с Жюльеттой де Марни, на его добродушном лице появилось какое-то сконфуженное выражение, словно он извинялся в своем присутствии, а губы сложились в детски-застенчивую улыбку.

- Посмотрите, сэр Пэрси, - со счастливой улыбкой сказала Маргарита, - какая оживленная толпа! Я давно не видела такого веселья. Если бы не тяжелые вздохи и волнения бедной маленькой Жюльетты, я могла бы вполне наслаждаться сегодняшним днем, одним из самых приятных в моей жизни, - и она ласково погладила Жюльетту по руке.

- Не конфузьте меня перед сэром Пэрси! - прошептала молодая девушка, застенчиво глядя на стоявшего перед нею изящного светского щеголя, в котором она тщетно старалась признать энергичного смельчака, выхватившего ее и ее жениха из тележки, которая везла их на казнь. - Я знаю, что мне нет причины печалиться, - продолжала Жюльетта со слабой попыткой улыбнуться, - я должна все забыть, кроме того, чем я обязана...

Ее прервал беззаботный смех сэра Пэрси.

- Боже мой! А сколько есть вещей, которые я не должен забывать! - воскликнул он. - Вот Тони требовал замороженного пунша, и я обещал ему найти палатку, где продавали бы этот благородный напиток. А через полчаса сюда прибудет его королевское высочество, и с тех пор, мадемуазель Жюльетта, мне придется адски страдать, уверяю вас, так как наследник великобританского престола всегда испытывает жажду, когда мне не хочется больше пить, а это в тысячу раз хуже мук Тантала! И, наоборот, он уже чувствует полное удовлетворение, когда мое пересохшее горло жаждет освежиться. В обоих случаях я безусловно достоин сожаления.

- Во всяком случае вы говорите нелепости, сэр Пэрси, - весело перебила его жена.

- Чего же другого может миледи ожидать от меня в такую жаркую погоду?

- Пойдемте посмотрим балаганы, - предложила Маргарита. - Я горю нетерпением видеть толстую женщину и тощего мужчину, карликов и гигантов. Мсье Дерулед, - обратилась она к подошедшему молодому французу, - проводите Жюльетту туда, где играют на клавесине. Бьюсь о заклад, что она устала от моего общества.

Влюбленные охотно воспользовались этим предложением.

- Когда ты вернулся, Пэрси? - спросила Маргарита, оставшись наедине с мужем.

- Сегодня рано утром, дорогая.

- Отчего ты не предупредил меня?

высочество, желавший узнать последние новости о герцоге де Вернейль, которого я имел честь сопровождать сюда из Франции. Пока я рассказал ему обо всем, чем он интересовался, прошло столько времени, что я уже не мот застать тебя дома. Тоща я подумал, что встречу тебя здесь.

Маргарита молчала; только ее маленькая ножка нетерпеливо постукивала по земле, да тонкие пальчики нервно перебирали золотую бахрому, окаймлявшую шарф. С ее лица исчезло счастливое выражение, а между бровей появилась глубокая складка. Она вздохнула и бросила быстрый взгляд на мужа. Он смотрел на нее сверху вниз со своей добродушной, немного насмешливой улыбкой, и лицо молодой женщины еще сильнее нахмурилось.

покончишь ты с этими безумными предприятиями, предоставив людям самим бороться за себя и защищать свою жизнь, как каждый из них сумеет?

Она говорила с все возрастающим волнением, но не повышая голоса: при всей своей душевной тревоге она все время думала, как бы не выдать тайны мужа. Он не сразу ответил, внимательно вглядываясь в ее прекрасное лицо, на котором ясно отражалось глубокое сердечное страдание. Потом он отвернулся, устремив взор на стоявшую в стороне от других палатку с только что прибитой вывеской: "Войдите взглянуть на точное изображение гильотины!". Перед палаткой мужчина, в поношенных штанах и в украшенной трехцветной кокардой фригийской шапке, громко бил в барабан, выкрикивая:

- Войдите посмотреть! Единственное точное воспроизведение гильотины! Каждый день в Париже гибнут тысячи! Войдите посмотреть, что теперь ежечасно происходит в Париже!

Его лицо сохраняло обычное спокойствие, только около рта появилось какое-то страшное выражение, да красивая рука, настоящая рука аристократа, привыкшая метать карты и кости и изящно парировать удары шпаги, невольно сжималась в кулак. Но все это продолжалось одно мгновение. Через минуту он уже снова овладел собой, суровое выражение исчезло с его лица, он с изысканным поклоном поднес к губам хорошенькую ручку жены и произнес, отвечая на предложенный ее вопрос:

- Тогда, когда ваша светлость не будете больше самой очаровательной женщиной в Европе, - когда я буду в могиле.