По ту сторону

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: По ту сторону (старая орфография)

ПО ТУ СТОРОНУ

В офицерской палате No 3, была тишина. Несмотря, на поздний час, огни еще не были зажжены, остро пахло лекарствами, и тишина прерывалась только стонами больных.

В этой палате лежали тяжело-раненные, только-что привезенные с фронта. Все эти люди прибыли сюда, многие в безсознательном состоянии, и с полей ужаса и смерти. И здесь, в тихом лазарете, вдали от городского шума, нашли покой их измученные души и тела.

В конце палаты доктор тихо разговаривал с сестрой милосердия.

- За номером десятым нужен особенный уход, сестра, - боюсь, что нам трудно будет отвоевать его. Но мы сделаем все возможное, чтобы поставить это на ноги.

Она молча кивнула головой и тяжело вздохнула. Доктор внимательно посмотрел на нее.

- У вас что-то на душе, сестра, - сказал он ласково, - надеюсь, что с капитаном Хершау все благополучно?.

В больших глазах сестры мелькнуло безпокойство.

- Я уже больше недели не имею известий о нем, доктор. И я так боюсь за него... так боюсь...

- Во время боев трудно аккуратно писать, сестра. Но надо напрасно себя мучить, верьте в его звезду. Но, быть может, вы хотели бы уйти в отпуск? Я скажу старшей сестре, она отпустит вас. Проезжайтесь в город, развлекитесь.

- Нет, нет, доктор, спасибо. Я не хочу бросать своих бедных мальчиков. Ухаживая за ними, мне иногда кажется, что я ухаживаю за...

Она замолчала и отвернулась.

- Хорошо, сестра, как хотите. Если я буду нужен, пошлите за мной.

Доктор окинул взглядом палату и вышел.

Некоторое время все было тихо, потом Номер Десятый позвал чуть слышно:

- Сестра... воды!

Она наклонилась к нему со стаканом в руках, и взгляд её задержался на мужественном, красивом лице больного. С момента своего приезда Десятый Номер обратил на себя её внимания. Несмотря на то, что он лежал без движения, в нем чувствовалась какая-то скрытая сила.

- Теперь вам опять надо заснуть, капитан Лэверинг, - сказала она, оправляя его постель.

- Не могу, сестра.... - в его глазах было, страдание, - я хочу чувствовать жизнь около себя. Посидите со мной, сестра...

- Только не разговаривайте, - отведи волосы с его горячого лба. сказала сестра и села на стул у постели больного.

Он схватил горячей рукой её руку.

- Пожалуйста, - шепнул он, - мне сейчас нужна ваша рука. В ней столько жизни, я чувствую, как через нее жизнь вливается в меня.

Долго сидела сестра, не отнимая своей руки у больного. Он незаметно задремал, и она боялась пошевелиться, чтоб не разбудить его. Тишину палаты нарушили шаги неуклюже приближавшагося к сестре на цыпочках санитара.

- Вам телеграмма, сестра, - шепнул он.

- Откройте ее, Томсон, - ответила она, все еще боясь пошевелиться.

Санитар распечатал и протянул ей телеграмму. Она взяла ее свободной рукой и отпустила санитара кивком головы.

- "В штабе получено известие, что Рональд пропал без вести, думают, что убит. Хершау".

Эти слова впились в её мозг раскаленным железом. Ей казалось, что их прокричала ей отчаянным голосом мать, потерявшая своего сына. Сухими глазами смотрела она прямо перед собой

Санитар зажег электричество и задернул на окнах занавески. Десятый Номер во сне выпустил руку сестры. С плотно-сжатыми зубами и горящими глазами исполняла сестра в этот вечер свои обязанности. И только в её комнатке, когда все разошлись на ночь, пришли к ней на помощь спасительные слезы. Поздно ночью заснула она, прижимая к груди связку писем и портрет молодого офицера с энергичным лицом.

Знакомый голос позвал ее:

- Мэри, Мэри!

- Рональд, - отозвалась она.

Было совсем темно. Где же это она?

Ах, у реки! И в этом не было ничего необыкновенного.

- Мэри, - опять позвал тот же голос, - я здесь, по ту сторону. Ты должна перейти реку.

Конечно! Вот и узенький мостик. Она перешла его, не смея взглянуть вниз. Её любимый стоял около нея и крепко обнял ее.

- Мэри, я так тосковал по тебе...

Его глаза сияли во мраке, как звезды.

- Я тоже, Рональд, у меня так болело сердце за тебя. Но теперь все хорошо, ты со мной.

- Ты моя... только моя... моя!

Он целовал ее долгими, бесконечными поцелуями.

- Твоя, только твоя...

Она пришла в себя с сознанием чьей-то близости, но сейчас же погрузилась в крепкий сон без всяких видений.

- Я люблю тебя, Рональд, я всегда буду только твоей, - шептала она, зарываясь лицом в мокрую подушку.

В этот день было много работы сестрам. Сестра Брэсвэйт не отдыхала ни минуты. Только дело отвлекало ее хоть немного от тяжелых мыслей.

Десятый Номер, как и накануне, требовал её особых забот. Днем ему стало хуже, но к вечеру он заснул и проснулся значительно окрепшим.

- Вы спасли меня, сестра, - сказал он Мэри.

- Спите, капитан, мы все одинаково заботимся о вас...

- Нет, это вы спасли меня, - и, закрыв глаза, офицер снова задремал.

* * *

Она спала.

- Наконец-то ты совсем моя! - Знакомый голос говорил над самым её ухом. Она подняла голову и встретилась с его блестящими глазами.

Они сидели вдвоем в купэ. Их свадебная поездка, - сообразила она. А поезд мчится... Вот и пересадка, она волнуется, а он нежно пожимает её руку. Опять вагон, но теперь много чужих лиц кругом.

Как это скучно! Ее так безумно тянет к нему, так хочется, чтобы он приласкал ее.

А вот они в чужом городе, как шумно на улицах, как весело горят огни кафэ.

- Как тебе нравится Брюссель, дорогая?

Брюссель? Ну, конечно! Точно занавес упал перед её глазами, и она увидела Большую площадь со старинными постройками кругом. Она сразу узнала ее, - совсем как на открытке! Брюссель, их свадебная поездка! Она была полна ликующей радости, опираясь на его сильную руку.

Сон продолжался.

* * *

Весь следующий день живость сна преследовала ее. Она с трудомь заставляла себя говорить.

За Десятым Номером все чаще нужен был больший уход, но он уже возрождался понемногу к жизни. Его взгляд почему-то смущал сестру, и она радовалась, когда он спал. А капитан Лэверинг настойчиво называл ее своей спасительницей, и глаза её были выразительнее слов.

Её сны были точно звенья безпрерывной цепи.

Теперь ей снилось, что их медовый месяц кончился. В прошлом был ряд счастливых дней, путешествие, полное неожиданного интереса. Она, действительно, пережила все это и теперь с улыбкой выбирала из своей памяти отдельные эпизоды, как драгоценные камни.

Вот раннее утро в Альпах. Перед ними море нарциссов, а дальше снеговые вершины на фоне синяго неба. Они поднимались все выше и выше. Вот они среди снегов, сверкающих на солнце. Рональд обнимает ее и говорит голосом, волнующим ее до глубины души: - Милая, снег это эмблема любви. Он остается белым и чистым только на высотах, как бы горячи ни были поцелуи солнца. А там, внизу, он темнеет и исчезает.

И молча, она отвечала на его поцелуй.

Но все это прошло. Теперь они дома. У них все устроено именно так, как они мечтали. Вот мебель, на которую они смотрели в магазинах, вот стол, покрытый белой вышитой скатертью к чаю. Они разсчитывали, что он им не по средствам. Но Рональд добился своего и купил его.

Милый! Какой заботливый, хороший! А вот увеличенная фотография, сделанная в то утро, на вершинах Альп. Опять его руки обнимают ее, и он говорит:

- Милая, мы будем жить так, как здесь на высоте.

* * *

у них было бы свадебное путешествие, такой же уютный дом, так же нежен и любящ был бы её Рональд. Мэри горько разрыдалась и вдруг подняла голову и прислушалась. Что это? Продолжается ли её сон или он стал действительностью? Губы её шепнули слова молитвы, но какой - она не знала сама.

В этот день она рада была окунуться всем своим существом в работу, перейти в действительную жизнь.

Десятый Номер быстро поправлялся. Мэри избегала с ним всякого общенья, кроме чисто делового. Он с упреком смотрел на нее, но она отворачивалась от этого взгляда. Ей было не по себе с этим человеком, так настойчиво искавшим её общества. Когда он поправился настолько, что его перевели в другую палату, она вздохнула с облегчением.

По ночам она уходила в другой мир. Там она была женой Рональда, и жизнь её была бесконечно счастлива и безмятежна.

Но днем она со страхом вспоминала эту ночную жизнь. Страх её был самый примитивный, простой страх перед непонятным, таинственным явлением.

Днем она уж не тосковала по-прежнему и с упреком говорила себе, что её любовь недостойна любви Рональда. Вспоминая своего жениха, она часто видела вместо его лица черты капитана Лэверинга и мучилась покаянием. В эти дни она с нетерпением ждала ночи, как искупления, и покорно отдавалась сну. Но, перейдя границу сна и действительности, она снова была счастлива.

В одном из снов Рональд сказал ей:

- Милая, я не мог бы уступить тебя кому-нибудь. Даже нашему ребенку. Он должен быть только символом нашей любви, а принадлежать ты должна только мне.

- Я всегда буду только твоей, - ответила. Мэри, подняв на него глаза, И вся его склоненная к ней фигура показалась ей точно высеченной из камня, похожей на статую Судьбы.

- Я уничтожил бы то, что встало бы между нами, - сказал он, и в голосе его была угроза.

Проснувшись в это утро, она увидела, что за окном все покрыто снегом. С удовольствием вспомнила Мэри, что сегодня её свободный день и, значить, можно будет побыть одной. Острая тоска охватила ее:

- Рональд, - шептали её губы, - почему мы не повенчались раньше...

Одевшись, она вышла погулять. Кругом местность была пустынна и неприветлива, холодный ветер леденил Мэри. Ни она шла все дальше, точно убегая от своей тоски.

Спускаясь с пригорка, она увидела вдали фигуру мужчины. Вся кровь бросилась ей в голову. Это был капитал Лэверинг. Уйти было некуда, да и смешно было бы бежать. Они встретились.

- Здравствуйте, капитан, - она старалась избежать его взгляда. Что волновало ее так сильно? - Я рада, что вижу вас на ногах.

- Я давно хотел поговорить с вами, сестра, - сказал он совсем просто, точно ждал этой встречи. - Я только ждал своего выздоровления, чтобы сказать вам, что вы должны быть моей женой.

Он говорил решительно и спокойно.

- Нет, нет, - пробормотала она растерянно.

- Не убегайте от меня, - он взял ее за руку, - я люблю вас, и мы оба знаем, что должны принадлежать друг другу. Я знаю, что у вас был жених, но теперь вы свободны. Нельзя жить одним воспоминанием, ведь все мы созданы из плоти и крови. И я знаю, что вы любите меня больше, чем любили его...

Она окинула его возмущенным взглядом:

- Вы говорите, как сумасшедший, вы оскорбили меня, и я не хочу вас слушать...

- Простите... - его голос дрогнул. Они шли по снеговой долине, молча, не глядя друг на друга. И вдруг Мэри очутилась в объятьях капитана, борясь изо всех сил, стараясь избежать его поцелуев.

- Рональд, Рональд, - крикнула она, изнемогая в неравной борьбе.

к лазарету.

- Слишком большим чудом было это выздоровление. Я, собственно, и не верил в него. Жаль беднягу, а для вас, сестра, какой удар! Это вы так выходили его.

Санитар передал сестре Брзсвэйт письмо. Это писала мать Рональда. До сих пор она не имела сведений о сыне, оффициально же его считали в штабе убитым. Сестра Брэсвэйт ушла в свою комнату и, сидя у стола, говорила с портретом офицера с энергичным лицом. Разговор её был так же примитивен, как разговор дикарки с возлюбленным, убившим своего соперника. Она перешла по Ту Сторону.