Аль-Аараф

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:По Э. А.
Примечание:Перевод В. Топорова
Категория:Поэма


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Стихотворения

Аль-Аараф{92}

Перевод В. Топорова

Часть первая

Земного - здесь простыл и след
(Лишь цвет цветов), здесь божий свет
Пчелой сбирает с высоты
Лучи небесной красоты.
Земного - здесь пропал и звук
(Лишь сердца стук), здесь лес и луг
Иною - тише тишины -
Мелодией оглашены,
Той музыкой морского дна,
Что раковинам раздана…
Ах! на земле иначе. - Там
Мы можем только по цветам
Гадать о Красоте, мечтам
Вослед, летя за ней, - куда?
Ответь, звезда!
 
{93} -
Ее планета дремлет, пламенея
Под четырьмя светилами небес, -
Оазис чуда посреди чудес.
Но прочь-прочь-прочь, над океаном света,
Душа-Незейя, крыльями одета,
Над гроздьями созвездий мировых
(Они как волны; пенны гребни их),
Велению божественному внемля,
Пускалась в путь, спускалась к нам, на землю.
Так было раньше… А теперь она
Уснула или грезила без сна
И без движенья - на планете странной
Учетверенным солнцем осиянна.
 
Избранница на высших эмпиреях
(Где Красота предстала на заре их,
Мерцая, словно жемчуг в волосах
Влюбленной девы, в звездных небесах
И на Ахайю бросив свет Селены{94})
Взирала восхищенно в даль вселенной.
У ног ее - весь этот мир таков:
Прекрасен, но прозрачен, чтоб напрасно
Всего не застить, что равнопрекрасно, -
Цветной туман, цветных туманов шторм,
В котором исчезает косность форм.
 
Владычица упала на колени
На ложе трав, в прелестное цветенье
Левкадских лилий, легкою главой
Качавших над гордячкой страстной той,
Что смертного мятежно полюбила
И со скалы в бессмертие ступила.{95}
А рядом цвел сефалик на стебле
Багровей, чем закаты на земле,
И тот цветок, что дерзко «требизонтом{96}»
Зовем (он за небесным горизонтом
Возрос на самой пышной из планет);
Его хмельной, медовый, дивный цвет
(Известный древним, нектар благовонный), -
За то, что он сулит восторг во зле, -
Цветет, в изгнанье жалком, на земле,
Где, жаля и желая, в забытьи
Над ним кружатся пьяные рои,
А сам он, брошен пчелам на потребу,
Стеблями и корнями рвется к небу.
 
Как падший ангел, голову клонит
(Забытый, хоть позор и не забыт)
И горькой умывается росою,
Блистая обесчещенной красою.
Цвели никанты, дневный аромат
Ночным превозмогая во сто крат,
И клитии{97} - подсолнечники наши -
Под солнцами, одно другого краше,
И те цветы, чья скоро гибнет прелесть{98},
С надеждою на небо засмотрелись:
Они туда в июле полетят,
И опустеет королевский сад.
Подъемлющий свой стебель непреклонно,
Цветок Нелумбо, Гангом порожден
(А в нем самом родился Купидон){99},
Пурпурное благоуханье Занте{100}!
Isola d'oro! Fior di Levante![37]
Цветы, цветы! чисты их голоса
И запахи восходят в небеса{101}.
 
О великий Аллах!
Ты, с высот высоты,
Видишь горе и страх
В красоте красоты!
Где лазурный шатер
Гложут звезд пламена -
Там твой вечный дозор,
Страж на все времена -
В окруженье комет, из сияния в синь
До скончания лет
Низведенных рабынь,
Осужденных нести
В нарастании скорости
Факел скорби своей{102}. -
Вечность - только в предчувствии
Нам дарованный срок -
Твоего соприсутствия
Неизменный залог{103}.
В том и радость, Незейя,
В том великая весть:
Ибо, в вечности рея,
Вечность - ведаешь - есть!
Так ты судишь, Аллах.
И звезда одиноко
В путь пустилась в мирах
К свету божьего ока.
Разум был вознесен!
Он один, величавый,
И державу и трон
Делит с богом по праву{104}.
Ввысь, мой разум, взлети!
Мысли божьи прочти -
И воздастся сторицей!
 
Петь кончила - и очи опустила,
И лилии к ланитам приложила,
Смущенная прихлынувшим огнем. -
Дрожали звезды перед Божеством.
Она ждала (робела, трепетала)
Речения, которое звучало
Сначала как молчание и свет, -
«Музыкой сфер» зовет его поэт.
Мы - в мире слов, но мир словесный наш -
Молчания великого мираж,
Лишь теням звуков или крыльям теней
Мы внемлем в мире подлинных видений.
Но ах! порой молчание прервет
Глас Господа, струящийся с высот, -
И красный вихрь охватит небосвод:
 
«Невидимо летит в потоках света
Под скудным солнцем скудная планета,
За что сей мир в пучину погружен
Отчаянья, мучения, позора,
Изведал ужас пламени и мора,
Под скудным солнцем (так мой гнев велик)
Дано изведать людям смертный миг.
Но, властная и вечная, не надо
Пренебрегать и жителями ада;
С алмазных и хрустальных эмпирей
Ты с сестрами сойди в юдоль скорбей{105},
Даруйте людям свет иного края,
Как светлячки Сицилии{106} сияя.
Божественные тайны разгласи!
Смиренье неземное принеси!
Свет истины моей! И стань пределом
Всем смелым и опорой - оробелым».
 
Душа очнулась в златотканый час.
(Как на земле! - Одна луна зажглась.
Мы, люди, однолюбы, одноверцы:
И, как луна скользит из облаков,
Восстала с ложа замерших цветов
И обозрела сонный мир Незейя:
То не Земля была, а Теразея{107}.

Часть вторая

Гора над миром в пламени заката -
Такую лишь пастух узрел когда-то,
Очнувшись от нечаянного сна,
И прошептал (слепила вышина):
«Спасите, небеса, меня и стадо!» -
Плыла луны квадратная громада
Над той горой, бросая дикий блеск
На пик ее, а волн эфира плеск
Еще златился в ясный полдень ночи
При свете солнц, терявших полномочья.
На той горе в причудливом сиянье
Ряды виднелись мраморных колонн,
Меж них располагались изваянья,
И весь невозмутимый пантеон
Колоннами поддержанный помост
Сковали духи из падучих звезд,
Погибших, как злодей на эшафоте,
В рассеянном серебряном полете.
Сам храм - магнит лучей его держал -
Короной на помосте возлежал
И созерцал окна алмазным оком
Все, что творилось в космосе высоком.
Когда, казалось, блеск ослабевал,
Пылал огнем расплавленный металл
Метеоритов, но порою все же
Тревожный дух из сумеречной дрожи
Трепещущим крылом туманил свет…
Здесь целый мир: прекрасен он - и сед.
Здесь Красоты волшебная могила,
Здесь опочила вся земная сила,
Вся слава, вся надежда наша - лишь
Бездушный мрамор, мраком черных ниш
Одетый и навечно погребенный.
Обломки Персеполя{108}, приговор
Гордыне вашей, Бальбек{109} и Тадмор{110},
Величие, расцветшее в Гоморре. -
Исхода нет… О волны в Мертвом море!{111}
 
Ночь летняя - час пиршества речей.
Эйракский{112} звездочет и книгочей
Умел, внимая звездные порядки,
Расслышать их законы и загадки, -
Но чутче тем реченьям внемлет Тот,
Кто ниоткуда ничего не ждет,
И видит, наши вечности листая,
Как тьма нисходит - громкая, густая…{113}
 
Но что это? все ближе, все слышнее,
Нежней свирели, звонких струн стройнее, -
Звук… нарастанье… грянет… нарастет…
Незейя во дворце… скрипичный взлет.
Ее коса, ланиты заалели,
И лента, что вкруг стана обвилась,
Висит свободно на воздушном теле.
Она вступила в свой заветный зал
И замерла… Но свет не замирал.
Ее власы златистые лобзая
И звезды золотые в них вонзая.
 
В такие ночи шепчутся цветы{114}
Друг с дружкою, и с листьями - листы,
Ручей с ручьем - все чище, все невинней,
При звездах - в рощах, под луной - в долине.
Но все, что полудух и дух почти,
До музыки не в силах дорасти -
Цветы, крыла, ручьи… Лишь дух единый
Внимал и вторил песне соловьиной:
 
В очарованных чащах
Под сенью ветвей,
Охраняющей спящих
От слепящих лучей{115}, -
Ночною порой
Сквозь сонные вежды
Звезду за звездой
Влекут с небосклона,
Чаруя, к очам,
Как взоры влюбленно
Внимающей вам,
Очнитесь, в эфирном
Своем бытии,
Веленьем всемирным,
Служанки мои!
Стряхните с душистых
Распущенных кос
След лобзаний росистых
И лобзающих рос
(Ведь любовь и лобзанья
Ниспошлют небеса,
Но покой и молчанье
Предпочтут небеса).
Взмахните крылами -
Мешает роса
Взлететь в небеса.
От любви надо лики
Отвратить наконец:
В косах - легкие блики,
В сердце - тяжкий свинец!
 
Лигейя{116}! Лигейя!
Музыка! Красота!
Темной гибелью вея,
Ты светла и чиста!
О, плакать ли станешь,
Упав на утес,
Иль в небе застынешь -
Ночной альбатрос{117}:
Он дремлет над морем,
Раскинув крыла, -
Ты грезишь над миром,
 
Лигейя! Покуда
Свет миров не померк,
Ты - певучее чудо,
Берущее верх
Над страхом, что гложет
Людей в забытьи…
Но кто ж приумножит
Напевы твои?
Не дождь ли, шумящий
Над спящей травой
Все чаще и чаще -
И вот - проливной?
Не рост ли растенья?
Цветенье ль цветов?
Ах! Подлинно пенье
Не струн, а миров!
Служанка, не надо!
Оставь свой напев
Для струй водопада,
Для озера, сонно
Поющего в лад,
Для звезд, миллионы
Которых не спят,
Для диких цветов и
Лежащих без сна
В девичьем алькове
(Если в небе луна),
Беспокоясь, как пчелы…
Где вереск сырой.
Где тихие долы, -
Там, верная, пой!{118}
Ведь люди, что дышат
Легко в забытьи,
Уснули, чтоб слышать
Напевы твои,
Ведь ночью иного
Не ждет небосвод -
Ни ласковей слова,
Ведь ангелы встанут
В хладном блеске луны,
Лишь только настанут
Чары, песни и сны!
 
И с этим словом духи взмыли ввысь,
И ангелы по небу понеслись,
И сны, не просыпаясь, полетели -
Во всем подобны ангелам, но еле -
Еле причастны Знанию тому,
Что означает Смерть конец всему{119}{120}{121}.
Но заблужденье было так прекрасно
(Хоть смерть еще прекрасней), что неясно,
Зачем дыханье Знанья (или Зла?)
Туманит нам восторга зеркала.
А им - не дуновением - самумом
Открылось бы в величии угрюмом,
Что правда значит ложь, а радость - боль…
Прекрасна смерть - затем ли, оттого ль,
Что жизнь уже пресытилась экстазом,
И духи речь степенно завели
Вдали от Рая, Ада и Земли!
Но кто, мятежный, в зарослях тумана
Смолчал, когда послышалась осанна?
Их двое… Догадались: не простит
Господь того, кто на небе грустит.
Их двое, посетивших эту глушь…
О, никогда в краю притихших душ
Любовь - слепую смуту - не прощали!
Им пасть - «в слезах властительной печали».
 
Он был великий дух - и он падет.
Он странник был, скиталец, звездочет,
Был созерцатель в грусти неизменной
Всего, что восхищает во вселенной.
И что за диво? если красота
Ему открылась, истинно свята,
Он не молился ничему священней,
Чем красота - в любом из воплощений.
 
И ночь во мраке Анжело нашла{122},
Нашла его клянущим мирозданье
Словами из земного достоянья.
С возлюбленной сидел он на холме
(Орлиный взор его блуждал во тьме),
Не глядя на любимую, - затем ли,
Что там, внизу, - в слезах - увидел Землю?
 
«Ианте{123}! Погляди скорей туда,
Где замерцала слабая звезда!
О, свет ее лился совсем иначе
В осенний час прощания без плача.
В тот час - в тот час (мне памятен тот час)
На Лемносе{124} закат был златовлас
И злато, не жалея, перенес
На шерсть ковров и шелк моих волос
И на мои ресницы. Свет святой!
Мгновенье счастья перед пустотой!
Цветы… качались… свет… лился… туман…
… Саади{125}… Гюлистан
Мне снились… Свет лился… Цветы цвели…
И смерть в тот час взяла меня с земли
И увела, как за руку. Взяла,
Не разбудив, взяла и повела…
 
Последнее, что помню на земле я, -
Храм Парфенон{126}. Он краше и светлее
Самой земли. Ианте, даже ты
Не воплощаешь столько красоты…
Орлом раскинув крылья, с высоты
Я вниз глядел, на жизнь мою, что ныне
Песчинкою затеряна в пустыне.
Но, пролетая над землей, я зрел,
Что мир земной расцвел - и постарел:
Пустые храмы и пустые грады,
Заброшены поля и вертограды.
И красота, низвергнутая в ад,
Звала меня! Звала меня назад!»
 
«Мой Анжело! Тебе ль грустить об этом?
Ты избран богом и обласкан светом,
Ты помещен на высшую звезду,
И я земную деву превзойду!»
 
«Ианте, слушай! с тех высот, где воздух
Разрежен в расстояниях межзвездных
(То голова кружилась ли?), вдали
Я наблюдал крушение Земли!
Она, морями пламени омыта,
Вдруг сорвалась под вихрями с орбиты
И покатилась - жалкий шар - в хаос.
И я, над океаном зыбких грез, -
Я не летел, а падал, и светило
В глубокой бездне красное светило -
Твоя звезда! Твой огненный Дедал!{127}
Я наземь пал - и сам он упадал,
Всемирных страхов жуткое исчадье,
На Землю, что молила о пощаде».
 
«Да, мой любимый, мы летели - к Ней!
Вниз, вверх, вокруг, под иглами огней,
Светиться по владычицыной воле.
Владычица ль, господь ли судит нас -
Не нам с тобой постигнуть их наказ;
Одно я разумею, Землю вашу
Теперь увидев, - нету мира краше!
Сперва не знала я, куда наш путь,
Она, звезда-малютка, лишь чуть-чуть
Мерцала в полупризрачном тумане,
Но чем быстрей, чем ближе - тем сиянье
Ее сильней - и застит небеса!
Уже я предвкушала чудеса,
Бессмертье открывала в человеке.
Но свет померк - и там и тут - навеки!»
Так, за речами, время проходило.
Ночь длилась, длилась… {128}и не проходила…
Поникли. Догадались: не простит
Господь того, кто на небе грустит.

Комментарии

92

(стр. 82). - Поэма написана, по-видимому, в период пребывания По в армии. Касаясь ее замысла в письме к Айзеку Леа - одному из компаньонов балтиморского издательства «Кэри, Леа энд Кэри», в мае 1829 г. Пописал: «Предлагаю Вашему благожелательному вниманию поэму… Она называется «Аль-Аараф» - от арабского Аль-Аараф - пространства между Небом и Адом, где люди не несут наказания, однако и не достигают еще того покоя и даже счастья, каким, как полагают, отмечено небесное блаженство… Я поместил этот «Аль-Аараф» на знаменитую звезду, открытую Тихо Браге, возникшую и исчезнувшую столь внезапно, - она как бы является звездой - посланницей Божества и, в момент открытия ее Браге, совершает паломничество к нашему миру. Одна из особенностей существования на Аль-Аараф такова, что даже после смерти те, кто избирают эту звезду в качестве своего местопребывания, отнюдь не обретают бессмертия, - но после второй жизни, исполненной высокого волнения, погружаются в забвение и смерть… Я вообразил перенесенными на Аль-Аараф некоторых хорошо известных героев века, когда звезда возникла на горизонте - а именно Микеланджело - и других, - но из них пока появляется один Микеланджело».

Отрывок из этой поэмы По - самый большой по объему в его поэтическом наследии и представивший наибольшие трудности для позднейших интерпретаторов его творчества - первоначально был напечатан в «Балтимор газет энд дейли адвертайзер» от 18 мая 1829 г. Полностью с небольшими исправлениями, внесенными автором, не до конца удовлетворенным своим произведением («В «Аль-Аараф» есть хорошая поэзия и много экстравагантностей, устранить которые у меня не было времени», - замечал По в одном из писем в конце того же года), поэма была впервые опубликована в сборнике 1829 г. с приложением подробных авторских примечаний, затем, с минимальными изменениями, - в поэтических сборниках По 1831 и 1845 гг.

Аль-Аараф. - Фрагменту поэмы, напечатанному в «Балтимор газет энд дейли адвертайзер», По предпослал следующую вводную заметку: «Предполагается, что Аль-Аараф (у арабов - пространство между Небом и Адом) помещается на знаменитой звезде, открытой Тихо Браге, вспыхнувшей однажды ночью перед глазами человечества и столь же внезапно исчезнувшей. Микеланджело предстает перенесенным на эту звезду и рассказывающим «деве неземной любви» о местах, которые он покинул». Арабское имя «Аль-Аараф» Эдгар По заимствовал из седьмой главы «Корана» (с которым писатель был знаком по английскому переводу). Появление в созвездии Кассиопеи новой звезды было замечено датским астрономом Тихо Браге (1546-1601) 11 ноября 1572 г. и описано в его книге «О новой звезде» (1573). По утверждениям астронома, с Земли ее можно было наблюдать на протяжении шестнадцати месяцев, причем цвет ее постепенно менялся от белого к желтому, затем к красному и, наконец, - свинцовому; в 1574 г. звезда окончательно исчезла из поля зрения. В духе господствовавших в то время мистико-астрологических представлений это небесное явление было расценено как неблагоприятное для человечества знамение, чуть ли не предвозвещение конца света. Конструируя в поэме собственную, оригинальную космогонию, поэтически утверждая примат свободного воображения над схоластической приземленностью псевдонаучных воззрений (см. «Сонет к Науке»), По весьма вольно интерпретировал эти общеизвестные факты, как и обстоятельства реальной биографии Микеланджело Буонарроти (1475-1564) - великого зодчего, скульптора, живописца, инженера и поэта итальянского Возрождения.

93

Незейя - условное имя, буквально означающее «дева острова» (от греч. «nesos» - остров).

94

Стр. 83. И на Ахайю льющей свет Селены… - Ахайя - область в Древней Греции, на полуострове Пелопоннес; в широком смысле - синоним Эллады.

95

…в прелестное цветенье // Левкадских лилий, легкою главой // Качавших над гордячкой страстной той,// Что смертного мятежно полюбила // И со скалы в бессмертие ступила… - По имеет в виду одну из легенд, связанных с именем прославленной древнегреческой поэтессы Сафо (VII в. до н. э.), жившей на острове Лесбос. По преданию, безнадежно влюбленная в юношу Фаона Сафо покончила с собой, бросившись в море со скалы на острове Левкада в Ионийском море.

96

«Требизонт» - этот цветок описан Левенгуком и Турнефором. Он одурманивает пчелу, собирающую на нем мед». (Прим. Э. По[327].)

97

Стр. 84. Клитии - латинское название подсолнухов. Согласно античному мифу, описываемому Овидием в «Метаморфозах», имя этого цветка произошло от девушки Клитии, влюбившейся в бога Аполлона и в немой печали застывшей на месте, когда ее покинул неверный любовник.

98

…И те цветы, чья скоро гибнет прелесть… - «…род алоэ, культивируемый в королевском саду в Париже. В пору цветенья, весьма краткую, сильно пахнут ванилью. Не позже конца июля отцветают, вянут и гибнут». - «Б. де Сен-Пьер. (Прим. Э. По.)

99

…Цветок Нелумбо, Гангом порожден // (А в нем самом родился Купидон!) - По имеет в виду лотос - цветок, почитаемый священным в Индии и Египте; в индуистской мифологии лотос считался порождением гигантской реки Ганг - родоначальника всего сущего - и колыбелью индуистских богов. Купидон, или Эрот, - бог любви в античной мифологии.

100

Пурпурное благоуханье Занте. (см.коммент. 53 - верстальщик).

101

И запахи восходят в небеса. - Эта строка представляет собой слегка перефразированную цитату из «Откровения Иоанна Богослова» (5,8): «…и золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых».

102

В окруженье комет…// Осужденных нести // Меж недвижных огней// На негаснущей скорости // Факел скорби своей. 

103

Стр. 85. Твоего соприсутствия // Неизменный залог. - «Школа «гуманитариев» утверждала, что бог имеет человеческий образ… Ход мысли Мильтона, как может показаться на первый взгляд, граничит с этой доктриной, но тут же выясняется, что он всячески отрицал повторение одной из самых тяжких ошибок дремучих веков христианства… В малых произведениях Мильтона есть такие строки:

«Dicite sacrorum praesides memorum Deae,
Natura solers finxit humanum genus?
Aeternus, incorruptus, aequaevus polo,
Unusque et universus exemplar Dei[328]»,
- и вслед за этим:
«Non cui profundum caecitas lumen dedit
Dircaeus augur vidit hunc alto sinu»[329].

(Прим. Э. По.)

104

Разум был вознесен/ // Он один, величавый, // И державу и трон // Делит с богом по праву.  зеркальном подобии человека («Увенчание Божества человеческими формами… как нельзя более далеко от идеала», - язвительно замечает он в одной из журнальных рецензий 1842 г.), По в то же время убежден в естественной богоподобности человека, наделенного разумом и воображением, возможности которых, по мысли поэта, неисчерпаемы. Утверждению могущества Разума посвящены две последние (из цитированных) строки, ассоциативно восходящие к «Откровению Иоанна Богослова» (3,21): «Побеждающему дам сесть со мною на престоле моем…»

105

Ты с сестрами сойди в юдоль скорбей - то есть на землю.

106

Стр. 86. Как светлячки Сицилии. «Я часто наблюдал странные движения светлячков: они собираются в группу и затем, как бы из единого центра, разлетаются в разные стороны». (Прим. Э. По.)

107

То не Земля была, а Теразея. - «Теразея - остров, упоминаемый Сенекой; он на глазах у изумленных моряков вдруг появился из морской глади». (Прим. Э. По.) Ссылка поэта на древнеримского философа, историка и писателя Луция Аннея Сенеку (6-3 г. до н. э. - 65 г. н. э.), описывающего этот феномен в «Questiones Naturales» (VI, 21), не вполне точна: римский автор говорит об острове, возникшем из глубин моря по соседству с островами Тера и Теразея. Теразея принадлежит к группе Кикладских островов в Эгейском море.

108

Стр. 87. Персеполь

109

Бальбек, точнее Баальбек, - древний город в Сирии, где находился храм бога солнца, окончательно превратившийся в руины в результате землетрясения 1759 г.

110

Тадмор - населенный пункт в центральной части Сирии, около которого находятся развалины Пальмиры - столицы одноименного государства, разрушенного римлянами в 273 г. н. э.

111

 - «В Мертвом море исчезло, несомненно, более двух городов. В долине Сиддима их было пять: Адрах, Зебопн, Зоар, Содом и Гоморра… Утверждают (Тацит, Страбон, Иосиф Флавий, Даниил де Сант-Саба, Но, Мондрель, Троило, д'Арвие), что после сильных засух над водой видны остатки стен и колонн. Но в иную пору эти развалины можно наблюдать и сквозь прозрачную воду озера, причем на таком расстоянии друг от друга, что следует допустить существование нескольких поселений под ныне «омертвевшей» гладью». (Прим. Э. По.)

112

Эйракский - халдейский.

113

Как тьма нисходит - громкая, густая… «Мне часто казалось, что я слышу шум тьмы, доносящийся из-за горизонта» (Прим. Э. По.)

114

В такие ночи шепчутся цветы - отмечаемая автором поэмы ассоциация с репликой из комедии У. Шекспира «Виндзорские насмешницы» (V, 5): «Феи гадают по цветам».

115

Стр. 88. Под сенью ветвей, // Охраняющей спящих // От слепящих лучей. «В Писании сказано: «Днем солнце не поразит тебя, ни луна ночью». Далеко не все знают, что в Египте лунные ночи ослепляют того, кто спит лицом к ним; на это и намекает вышеприведенный пассаж». (Прим. Э. По.)

116

Лигейя - условное имя, происходящее из греческого, буквально означающее «мелодичный»; в поэме «Аль-Аараф» - воплощение божественной Музыки и Гармонии. Впоследствии По наделил именем Лигейи главную героиню одноименной новеллы, чей голос «звучал столь ясно, гармонично и покойно, с почти волшебной мелодичностью» (см. «Лигейя»). Исследователи По полагают, что писатель заимствовал это имя из поэмы Публия Вергилия Марона (70-19 гг. до н. э.) «Георгики», где упоминается нимфа Лигея (IV, 336).

117

Иль в небе застынешь - //  - «Говорят, что альбатрос спит, раскинув крылья, в воздухе». (Прим. Э. По.)

118

Стр. 89. Беспокоясь, как пчелы… // Где вереск сырой, //  - // Лигейя, запой! - «Ритм этих строк, как и примерно шестидесяти предыдущих, должен передать состояние волнения. Он восходит к Вальтеру Скотту, точнее, к его Клоду Хэлкро:

О, где же тот остров,
Где цветут девы-сестры в
Обожанье мужей?»

(Прим. Э. По.)

Приводимая По строфа - стихотворная интерполяция (песня Мэри) в седьмую главу романа Вальтера Скотта (1771-1832) «Пират» (1822). Необыкновенное ритмическое богатство поэмы «Аль-Аараф» (в частности, песни Незейи, заклинающей Музыку-Лигейю с целью пробудить ото сна духов, населяющих планету Аль-Аараф) не раз побуждало исследователей к поискам аналогичных ритмико-версификаторских экспериментов в предшествующей и современной Э. По англоязычной поэзии. В качестве возможных источников найденной в «Аль-Аараф» ритмической организации стиха чаще других назывались поэтические произведения Джорджа Байрона (1788-1824), на протяжении всей жизни высоко ценимого По и, без сомнения, оказавшего значительное влияние на его творчество. В качестве поэтических аналогов приводим два фрагмента из произведений Байрона, в метрическом отношении родственных стиху По в поэме «Аль-Аараф»:

Красота с тобой,
И, как музыка на море,
Сладок голос твой.

(«Стансы», 1816.

)

Прекрасный и славный
Призрак сына богини,
Кто уснул в пышнотравной
Троянской пустыне!

Перев. Г. Шенгели)

119

Стр. 90. Во всем подобны ангелам, но еле- // Еле причастны Знанию тому //, Что оаначает Смерть, конец всему. - Согласно догме ортодоксального христианского мироучения, человек, сотворенный для блаженного неведения, стал смертным и подверженным земным невзгодам, вкусив от губительного древа знания.

-
Un no rompido sueno -
Un dia puro, allegre, libre,
Quiera -
Libre de amor, de zelo
{120}.
(Луис Понсе де Леон)

«Печаль не исключена из мира Аль-Аарафа, но эта та печаль, какую у живых вызывают умершие и которая для некоторых становится своего рода опиумом. Страстное волнение Любви и смятение духа, вызванное этой отравой, суть наименее священные наслаждения, наказанием за которые для душ, избравших Аль-Аараф местом посмертного пребывания, становится окончательная смерть и бесследное уничтожение». (Прим. Э. По.)

Им пасть - «».-
Стоишь в слезах властительной печали
На Геликоне{121}, глядя в наши дали.

(Прим. Э. По.)

«Аль-Аараф», заимствована По из стихотворения «Эпитафия маркизе Уинчестерской» (стихи 55-56).

120

Сна - без слез во сне - я жажду,

Дня - без туч мученья черных…

Не томиться б

Страхом, страстью, ожиданьем,

121

Геликон - гора в Греции.

122

И ночь во мраке Анжело нашла. - Анжело - ко времени, к какому приурочено действие поэмы (последняя «фаза» свечения звезды Тихо Браге, то есть 1574 г.), реального Микеланджело Буонарроти уже на протяжении десяти лет не было в живых. Обстоятельства его смерти, о которых Анжело - герой поэмы По - рассказывает своей «неземной» возлюбленной И акте, не имеют ничего общего с действительностью: «исторический» Микеланджело умер в Риме 89-летним стариком, никогда не путешествовал по Греции и, следовательно, не мог видеть реального Парфенона. В высшей степени сомнительна и возможность знакомства Микеланджело с «Гюлистаном» Саади. Пренебрегая бытовой достоверностью, делая «своего» Анжело несколько абстрактным романтическим героем, носителем идеала верности Красоте и Искусству, Э. По, в согласии с канонами «вневременности» бытия на. планете Аль-Аараф, возвращает Анжело - духу ваятеля и зодчего из Флоренции - юность.

123

Ианте - условное женское имя, означающее «гиацинт». Источником этого имени для По, возможно, послужило также обращенное к Ианте «Посвящение» Дж. Байрона к первым двум песням поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда» (1812).

124

Лемнос - остров в Эгейском море.

125

Саади (1184-1291) - великий персидский поэт; «Гюлистан» (или «Розовый сад») - его основное произведение, с которым Э. По мог познакомиться в английском переводе Джеймса Росса, изданном в 1823 г.

126

Парфенон - храм богини мудрости Афины Паллады в Афинах, в Древней Греции. Построен Иктином и Калликратом в 447-432 гг. до н. э.; статуя Афины изваяна Фидием. Считается непревзойденным шедевром архитектуры античного мира.

127

Стр. 92.  - Дедал, согласно древнегреческому мифу, необыкновенно искусный мастер, плененный, вместе с сыном Икаром, жестоким тираном и соорудивший себе и сыну крылья для бегства по воздуху. «Огненным Дедалом» Анжело называет Аль-Аараф, имея в виду красное, грозящее вселенской катастрофой для человечества свечение этой звезды в ее последней «фазе».

128

Ночь длилась, длилась… // День лежал в могиле … - Апокалипсический колорит заключительных строф поэмы «Аль-Аараф» дал основание для многократных сопоставлений ее с «Тьмой» (1816) Дж. Байрона.

Примечания

37

Золотой остров! Цветок Леванта! (итал.).

328

Ответствуй, кто хранитель тайн божественных,
Природе, род людей земных замыслившей?
Бессмертный, благодатный, в небо выросший, -
Подобен богу, подобающ господу? 

329

Не тот, кому велел ослепнуть пышущий


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница