Фараон.
Книга первая.
Глава 2

2

Досточтимый Херихор тотчас же поручил своему адъютанту, несшему секиру, принять командование сторожевым отрядом вместо Эннаны. Затем приказал, чтобы машины для метания больших камней свернули с тракта по направлению к ущелью и чтобы греческие солдаты помогали их передвижению в трудных местах. Колесницы же и носилки офицеров свиты должны были тронуться последними.

Пока Херихор отдавал приказы, адъютант, державший опахало, подошел к писцу Пентуэру и сказал шепотом:

-- Теперь уже, видно, никогда нельзя будет ездить этим трактом!..

-- Почему?.. -- возразил молодой жрец. -- Но сейчас, когда два священных жука пересекли нам дорогу, не следует идти по ней дальше. Может произойти несчастье.

-- Оно и так уже произошло! Ты видел, что царевич Рамсес разгневался на министра? А наш господин не из тех, кто забывает...

-- Не царевич рассердился на нашего господина, а наш господин на царевича и дал ему это понять, -- ответил Пентуэр. -- И хорошо сделал. А то молодому наследнику уже кажется, что он будет вторым Менесом [Менес (Мина) - первый фараон I династии, объединивший, по преданию. Верхний и Нижний Египет и основавший единое египетское государство].

-- Уж не самим ли Рамсесом Великим?.. -- вставил адъютант.

-- Рамсес Великий повиновался богам, и за это во всех храмах ему посвящены хвалебные надписи. Менес же, первый царь Египта, ниспроверг старые порядки, и лишь отеческой кротости жрецов обязан он тем, что его имя не предано забвению... Хотя я не дал бы и одного медного дебена [мера веса (91 грамм)] за то, что мумия Менеса еще существует.

-- Дорогой Пентуэр, -- сказал адъютант, -- ты человек умный и понимаешь, что нам все равно - десять господ у нас или одиннадцать...

-- Но народу не все равно, должен ли он каждый год добывать одну гору золота - для жрецов, или две горы - для жрецов и для фараона, -- возразил Пентуэр, сверкнув глазами.

-- У тебя опасные мысли в голове, -- проговорил шепотом адъютант.

-- А сколько раз ты сам возмущался роскошью двора фараона и номархов?..

-- Тише... тише!.. Мы еще поговорим об этом, только не сейчас.

Несмотря на песок, метательные машины, к которым припрягли по лишней паре быков, катились быстрее по пустынному ущелью, чем по тракту. Рядом с первой шел Эннана, озабоченный мыслью о том, почему министр отстранил его от командования сторожевым отрядом. Уж; не ждет ли его какое-нибудь более высокое назначение?

И в радостном ожидании, а может быть, чтобы заглушить тревожившие его опасения, он взял в руки шест и, где попадался более глубокий песок, подпирал баллисту или криком подгонял греков. Те, однако, мало обращали на него внимания.

Уже добрых полчаса колонна подвигалась по извилистому ущелью с голыми отвесными стенами. Вдруг головной отряд остановился. В этом месте ущелье пересекалось другим, по дну которого проходил довольно широкий канал.

Около сотни греческих воинов с кирками и лопатами принялись за работу. Одни откалывали каменные глыбы, другие сваливали их в ров и засыпали песком.

В это время из глубины ущелья вышел человек; в руках его была мотыга, похожая на шею аиста, с острием в виде клюва. Это был египетский крестьянин, старик, совершенно голый. С минуту он с величайшим недоумением смотрел на работу солдат и вдруг бросился к ним с криком:

-- Что вы делаете, безбожники? Ведь это же канал!..

-- А ты как смеешь оскорблять воинов его святейшества? -- спросил подоспевший Эннана.

-- Я вижу, ты как будто египтянин и, должно быть, из начальников, -- ответил крестьянин. -- Так вот что я тебе сказку: этот канал принадлежит могущественному господину. Он служит управляющим у писца при человеке, который носит опахало над достопочтенным мемфисским номархом. Смотрите, как бы вы не попали в беду.

-- Делайте свое дело, -- приказал Эннана греческим солдатам, не без любопытства поглядывавшим на крестьянина. Они не понимали его языка, но их удивлял его тон.

-- Они продолжают засыпать!.. -- воскликнул крестьянин с растущим возмущением. -- Несдобровать вам, собаки! -- вскричал он, бросаясь с мотыгой на одного из солдат.

Ошеломленный ударом, крестьянин взмолился:

-- Добрый господин! Ведь этот канал я рыл десять лет, сам, своими руками, все ночи и все праздники! Наш господин обещал, что, если я проведу воду в эту ложбину, он выделит мне участок у канала, даст пятую часть урожая и подарит свободу... Вы слышите?.. Свободу мне и троим моим детям!.. О боги!.. -- Он воздел руки и снова обратился к Эннане: - Они не понимают меня, эти заморские бородачи, собачье племя, братья финикиян и евреев! Но ты, господин, выслушай меня... Десять лет, -- в то время как другие отправлялись кто на ярмарку, кто на пляски, кто со священными процессиями, -- я пробирался сюда, в это глухое ущелье. Я перестал ходить на могилу матери - и все рыл да рыл... забыл об умерших, только бы детям своим и себе хоть на один день перед смертью добыть свободу и землю... О боги, будьте свидетелями, сколько раз заставала меня тут ночь! Сколько раз я слышал здесь протяжный вой гиены, видел зеленые глаза волков! Но я не бежал от них: куда мог бежать я, несчастный, когда на каждой тропинке стерегли меня всякие страхи, а свобода держала за ноги... Как-то раз из-за этой скалы вышел на меня лев, фараон всех зверей. Мотыга выпала у меня из рук. Я бросился перед ним на колени и взмолился: "Господин! Неужели ты не побрезгаешь мною? Ведь я только раб!" Хищный лев и тот сжалился надо мной. Волки обходили меня. Даже летучие мыши щадили мою бедную голову. А ты, египтянин...

Крестьянин замолчал, он увидел приближающиеся носилки Херихора и его свиту. Заметив опахало и перекинутую через плечо шкуру пантеры, крестьянин понял, что это знатный человек и, по-видимому, жрец. Он подбежал, бросился на колени и припал к земле.

-- Чего тебе, старик? -- спросил вельможа.

 "Свет солнца, выслушай меня! -- воскликнул крестьянин. -- Да не будет стонов в твоих чертогах и да не постигнет тебя несчастье. Да не испытаешь ты неудачи в делах своих и не унесет тебя течение, когда ты будешь переплывать через Нил..."

-- Я спрашиваю - чего ты хочешь? -- повторил министр.

-- "Добрый господин! -- продолжал крестьянин. -- Начальник, не знающий спеси, побеждающий ложь и творящий правду... Отец нищему, муж вдове, кров не имеющему матери. Дозволь мне возглашать имя твое, как возглашают закон в стране. Снизойди к словам уст моих... Выслушай и учини справедливость, благороднейший из благородных..." [Заимствовано из подлинных источников (прим.авт.)]

-- Он просит, чтобы не засыпали этот ров, -- пояснил Эннана.

-- Уберите его прочь!.. -- крикнул министр, отпрянув, точно от укуса змеи.

Писец Пентуэр отвернулся; его худое лицо стало серым. Эннана же набросился на крестьянина, сдавив ему сзади шею, но не мог оторвать его от ног министра и кликнул солдат. Минуту спустя Херихор переправился на другую сторону рва, а солдаты почти на руках оттащили крестьянина в самый конец колонны и дали ему десяток-другой тумаков, а всегда вооруженные прутьями низшие офицеры отсчитали ему несколько десятков ударов и бросили у входа в ущелье.

Избитый, окровавленный, а главное, перепуганный бедняк с минуту неподвижно сидел на песке, потом протер глаза и вдруг, вскочив, побежал по направлению к тракту, оглашая воздух воплями.

 Поглоти меня, земля!.. Проклят тот день, когда я увидел свет, и ночь, когда сказали: "Родился человек". В плаще справедливости нет и лоскутка для рабов. Да и боги не взглянут на такую тварь, у которой только и есть, что руки, чтобы трудиться, глаза, чтобы плакать, спина, чтобы получать удары. О смерть! Обрати мое тело в прах, дабы мне и там, на полях Осириса [ - древнеегипетский бог плодородия и растительности; одновременно считался богом загробного мира и судьей мертвых; поэтому в религиозных текстах говорится о "полях Осириса", на которых умершие праведники пашут, сеют и собирают жатву], снова не родиться рабом...