Автор: | Прус Б., год: 1895 |
Категории: | Роман, Историческое произведение |
24
Теперь Рамсесу стало ясно: или он не выполнит поручения фараона, или будет вынужден подчиниться воле жрецов. Это вызывало в нем негодование и злобу.
Он не торопился познать тайны, скрываемые в храмах, зато усердно стал принимать участие в пиршествах, которые устраивались в его честь.
Кстати вернулся и Тутмос, большой мастер по части развлечений. Он привез царевичу хорошие вести от Сарры. Она здорова и прекрасно выглядит. Но это сейчас уже мало трогало Рамсеса. Жрецы составили будущему ребенку такой хороший гороскоп, что царевич был в восторге. Они утверждали, что у Сарры будет сын, щедро одаренный богами, и что если отец полюбит ребенка, тот достигнет в жизни высокого положения.
Наследник смеялся над второй частью этого предсказания.
-- Странные люди эти мудрецы! -- говорил он Тутмосу. -- Они знают, что будет сын, чего не знаю я, отец, и сомневаются, буду ли я его любить, хотя нетрудно догадаться, что я буду любить ребенка, даже если это будет дочь. О его славной будущности пусть не беспокоятся. Об этом я позабочусь сам!..
В месяце пахон (январь - февраль) наследник переехал в ном Ка, где его торжественно встретил номарх Софра. От города Она до Атриба было всего семь часов пешего пути. Рамсес, однако, затратил на это путешествие три дня. При мысли о молитвах и постах, ожидавших его при посвящении в тайны храмов, он испытывал все большее влечение к развлечениям. Его свита поняла это, и пиры последовали за пирами.
Опять на дорогах, по которым проезжал наследник, появились толпы народа с радостными криками, цветами и музыкой. Когда подъезжали к Атрибу, радость населения дошла до предела. Какой-то рабочий огромного роста даже бросился под колесницу. Когда же Рамсес остановил лошадей, от толпы отделилась группа молодых женщин и обвила его колесницу цветами.
"Все же они любят меня!" - подумал Рамсес.
В области Ка он уже не расспрашивал номарха про доходы фараона, не посещал мастерские, не заставлял читать ему отчеты писцов. Он знал, что ничего не поймет, и отложил эти занятия до тех пор, пока будет посвящен в тайны жрецов.
Только однажды, увидев стоявший на возвышенности храм бога Собека, Рамсес выразил желание подняться на его пилон, чтобы взглянуть на окрестности.
Достойный Софра немедленно исполнил желание наследника, и Рамсес провел на башне несколько отрадных часов.
Область Ка представляла собой плодородную равнину. Десятка два каналов и рукавов Нила пересекало ее во всех направлениях, словно сеть, сплетенная из серебряных и голубых нитей. Посаженные в ноябре дыни и пшеница уже поспевали. На полях копошились нагие люди, которые собирали огурцы или сеяли хлопок. Всюду были разбросаны постройки; кое-где попадались целые городки. Большинство построек, особенно расположенных в поле, представляли собой глиняные мазанки, крытые соломой и пальмовыми листьями. Зато в городах дома были каменные, с плоскими крышами, похожие издали на белые кубы, с темными отверстиями дверей и окон. Очень часто на одном таком кубе стоял другой, чуть-чуть поменьше, а на нем третий, еще меньше, и каждый был выкрашен в другой цвет. Под ярким солнцем Египта дома эти, разбросанные среди зелени полей и окруженные пальмами и акациями, казались гигантскими жемчужинами, рубинами и сапфирами.
С высоты башни Рамсесу открылось зрелище, которое привлекло его внимание. Он заметил, что дома в окрестностях храмов самые красивые и на полях вокруг них трудится больше людей.
"У жрецов самые богатые поместья!.." - мелькнуло в голове Рамсеса, и он еще раз окинул взглядом храмы и часовни, которые были видны с башни.
В последующие дни достойный Софра устроил для наследника несколько охот в восточных окрестностях города Атриба. Сначала стреляли над каналами птиц из лука и ловили их огромными силками, куда попадало сразу по нескольку десятков, или спускали на них соколов. Затем наследник и его свита углубились в восточную пустыню, и началась большая охота с собаками и пантерой на зверей, которых за эти дни было убито и изловлено несколько сотен.
Когда достойный Софра заметил, что наместнику надоели развлечения под открытым небом и ночевки в шатрах, он прекратил охоту и вернулся со своими гостями в Атриб.
Они прибыли в город около четырех часов пополудни, и номарх пригласил всех к себе во дворец на парадный обед.
Софра сам проводил царевича в купальню, оставался там, пока тот принимал ванну, и достал из собственной шкатулки благовония для умащения его. Потом присматривал за парикмахером, приводившим в порядок волосы наместника, и, наконец, на коленях умолил Рамсеса оказать ему милость и принять от него новую одежду. Она состояла из только что сотканной и вышитой рубашки, передника, обшитого жемчугом, и затканной золотом накидки из очень прочной материи, но такой тонкой и мягкой, что всю ее можно было зажать в ладонях.
Солнце уже зашло, когда номарх ввел Рамсеса в пиршественную залу.
Это был большой двор, окруженный колоннами и выложенный мозаикой. Все стены были украшены живописью, изображавшей сцены из жизни предков Софры: войны, морские путешествия и охоту. Вместо крыши над двором парила в воздухе огромная бабочка с разноцветными крыльями, которые для освежения воздуха приводились в движение невидимыми рабами. В бронзовых светильниках, прикрепленных к колоннам, горели яркие факелы, распространяя благовонный дым.
Зал был разделен на две части: одна была пустая, другая заполнена столиками и креслами для участников трапезы. В глубине возвышался помост, на котором под роскошным шатром с откинутыми стенками были приготовлены стол и ложе для Рамсеса.
У каждого столика стояли большие вазоны или кадки с пальмами, акациями и смоковницами. Стол наследника был окружен хвойными растениями, которые струили в зал свой аромат.
прозрачных нарядах, с открытой грудью, сверкавшей драгоценными украшениями. Четыре самые красивые девушки окружили Рамсеса, другие подсели к знатным членам его свиты.
В воздухе реял аромат роз, ландышей и фиалок. Рамсес почувствовал, как в висках у него застучала кровь.
Рабы и рабыни в белых, розовых и голубых рубашках стали разносить сладости, жареную птицу, дичь, рыбу, вино и фрукты, а также венки из цветов, которые обедающие возлагали на голову. Исполинская бабочка все чаще и чаще махала крыльями. В пустой половине зала началось представление. Выступали по очереди танцовщицы, гимнасты, шуты, фокусники и фехтовальщики. Когда кто-нибудь проявлял особенную ловкость, зрители бросали ему цветы из своих венков или золотые кольца.
Обед длился несколько часов, прерываясь возгласами в честь наместника, номарха и его семьи.
Рамсесу, который полулежал на ложе, покрытом львиной шкурой с золотыми когтями, прислуживали четыре дамы. Одна обвевала его опахалом, другая меняла ему венки на голове, остальные подносили блюда. В конце обеда та, с которой он разговаривал всего охотнее, поднесла ему бокал вина. Половину его Рамсес выпил сам, остальное подал ей и, когда она выпила, поцеловал ее в губы.
Вдруг раздался топот торопливо приближавшихся людей и хриплый мужской голос.
-- Пустите меня!.. -- кричал мужчина. -- Где наследник?.. Где наместник?..
В зале поднялось смятение. Женщины в испуге плакали, мужчины кричали:
-- Что это?.. Покушение на наследника?! Эй, стража!
-- Где наследник? -- кричал ворвавшийся незнакомец.
-- Стража!.. Охраняйте наследника!.. -- отвечали из зала.
-- Зажгите свет!.. -- раздался юношеский голос наследника. -- Кто меня ищет? Я здесь!..
Внесли факелы. В зале валялась беспорядочной грудой опрокинутая и сломанная мебель, за которой прятались участники пиршества. На возвышении наследник рвался из рук обнимавших его с плачем женщин. Тутмос - в растрепанном парике, подняв бронзовый кувшин, готов был хватить им по голове всякого, кто приблизился бы к царевичу. В дверях показалось несколько вооруженных солдат.
Что это?.. Кто здесь?.. -- кричал в испуге номарх.
Тут только увидели виновника смятения. Какой-то голый, огромного роста человек, покрытый грязью, с кровавыми рубцами на спине, стоял на коленях у самого помоста, протягивая руки к наследнику.
-- Вот разбойник! -- вскричал номарх. -- Возьмите его!
Тутмос поднял свой кувшин, стоявшие у дверей солдаты побежали к помосту.
Израненный человек, припав лицом к ступенькам, взывал:
Смилуйся, солнце Египта!..
Солдаты собрались уже его схватить, но в это время Рамсес, вырвавшись из рук женщин, подошел к бедняге.
-- Не троньте его!.. -- крикнул Рамсес солдатам. -- Чего тебе нужно от меня? -- обратился он к великану.
-- Я хочу поведать тебе о наших обидах, государь...
Софра, подойдя к наследнику, шепнул ему:
Это гиксос. Взгляни на его лохматую бороду и волосы. К тому же наглость, с какой он ворвался сюда, доказывает, что этот злодей не коренной египтянин.
-- Кто ты такой? -- спросил Рамсес.
-- Я - Бакура, из отряда землекопов в Сехеме. У нас сейчас нет работы, так номарх Отой приказал нам...
-- Это пьяница и сумасшедший!.. -- шептал в ярости Софра на ухо наследнику. -- Как он говорит с тобой, государь...
Но Рамсес так посмотрел на номарха, что вельможа с подобострастным поклоном попятился назад.
Что приказал вам достойный Отой? -- спросил Бакуру наместник.
-- Он приказал нам, государь, ходить толпой по берегу Нила, бросаться в воду, останавливаться на перекрестках дорог и приветствовать тебя радостными кликами. И обещал заплатить за это, что полагается... Вот уже два месяца, государь, как мы ничего не получали! Ни ячменных лепешек, ни рыбы, ни оливкового масла для натирания тела.
-- Что ты на это скажешь? -- обратился наместник к номарху.
-- Пьяница и разбойник... Наглый лжец!.. -- ответил Софра.
-- Что же вы там кричали в мою честь?
Что было приказано! -- отвечал великан. -- Моя жена и дочь кричали вместе с другими: "Да живет вечно!" - а я прыгал в воду и бросал венки в твою лодку. За это мне должны были заплатить полдебена. Когда же ты изволил всемилостивейше въезжать в город Атриб, я по приказу бросился под копыта лошадей и остановил колесницу...
Наместник расхохотался.
-- Право, -- сказал он, -- я не ожидал, что наше пиршество закончится так весело!.. А сколько же тебе заплатили за то, что ты бросился под колесницу?
-- Обещали три дебена, но ничего не заплатили - ни мне, ни жене, ни дочери. Да и весь отряд заставили голодать целых два месяца.
-- Чем же вы живете?
Милостыней или тем, что удастся заработать у крестьян. Из-за такой тяжкой нужды мы три раза бунтовали и хотели вернуться домой, но офицеры и писцы то обещали нам, что заплатят, то приказывали нас бить...
-- В награду за эти крики в мою честь? -- вставил, смеясь, наследник.
-- Да, господин... Вчера у нас был самый большой бунт, за что достойнейший номарх Софра приказал избить каждого десятого. Всем досталось, а больше всего мне, потому что я самый рослый и мне приходится кормить три рта: себя, жену и дочь. Избитый, я вырвался из их рук, чтобы пасть ниц перед тобой и принести тебе наши жалобы. Бей нас, если мы виноваты, но пусть писцы выплатят нам, что следует, иначе мы помрем с голоду, мы сами, жены и дети наши...
-- Это одержимый!.. -- вскричал Софра. -- Извольте взглянуть, ваше высочество, сколько он мне наделал убытку. Десять талантов не взял бы я за эти столы, чаши и кувшины.
В толпе гостей, пришедших понемногу в себя, поднялся ропот.
Это какой-то разбойник!.. -- шептали гости. -- Смотрите, это в самом деле гиксос, в нем бурлит еще проклятая кровь его дедов, опустошивших Египет. Такая драгоценная мебель... такая дорогая посуда... разбиты вдребезги!..
-- Один бунт работников, не получивших платы, причиняет больше вреда государству, чем стоят все эти богатства, -- строго сказал Рамсес.
-- Святые слова!.. Надо записать их на памятниках!.. -- раздались голоса в толпе гостей. -- Бунт отрывает людей от работы и наполняет скорбью сердце царя... Недопустимо, чтоб работники по два месяца не получали жалованья...
Наместник с нескрываемым презрением посмотрел на изменчивых, как облака, придворных и строго обратился к номарху:
-- Поручаю твоему попечению этого замученного человека. Я уверен, что и волос не упадет с его головы. Я желаю завтра же увидеть весь отряд и проверить, верно ли то, что он здесь говорил.
На следующий день наследник, одеваясь с помощью Тутмоса, спросил его:
-- Пришли работники?..
-- Да, государь, они с рассвета ожидают твоих приказаний...
-- А этот... Бакура - с ними?
-- Произошел странный случай: достойнейший Софра приказал запереть его в пустом подвале своего дворца. И вот этот негодяй, страшнейший силач, выломал дверь в другой подвал, где стояло вино, опрокинул несколько ценнейших кувшинов и напился так, что...
-- Что, что?.. -- спросил Рамсес.
-- Что... умер...
-- И ты веришь, -- воскликнул он, -- что он умер от вина?
Приходится верить, у меня нет доказательств, что его убили, -- ответил Тутмос.
-- А я их поищу!.. -- вскричал Рамсес.
Он забегал по комнате, фыркая, как рассерженный львенок. Когда он успокоился, Тутмос сказал:
-- Не ищи, государь, вины там, где ее не видно; ты даже свидетелей не найдешь. Если кто-нибудь действительно удушил этого рабочего по приказу номарха, -- он не признается. Сам покойник тоже ничего не скажет. Да, впрочем, какое значение могла бы иметь его жалоба на номарха!.. Тут ни один суд не согласится начать следствие.
-- А если я прикажу?.. -- спросил наместник.
Тогда они проведут следствие и докажут невиновность Софры. Тебе, государь, будет неловко, а все номархи, их родня и челядь станут твоими врагами.
Царевич стоял посреди комнаты в раздумье.
-- Наконец, -- проговорил Тутмос, -- все как будто бы говорит за то, что несчастный Бакура был пьяница или сумасшедший, а главное - чужой. Разве настоящий и здравомыслящий египтянин, -- если бы ему даже год не платили жалованья и задали еще большую трепку - решился ворваться во дворец номарха и с такими воплями звать наследника?..
Рамсес поник головой, и, видя, что в соседней комнате стоят придворные, сказал, понизив голос:
-- Знаешь, Тутмос, с тех пор как я отправился в это путешествие, Египет мне кажется каким-то другим. Иногда я спрашиваю себя, не в чужой ли я стране? Иногда асе мое сердце охватывает тревога, как будто у меня на глазах пелена: рядом творятся подлости, а я их не вижу...
Да ты и не старайся их видеть, а то тебе еще покажется, что всех нас следует отправить в каменоломни, -- ответил, смеясь, Тутмос. -- Помни: номарх и чиновники - это пастыри твоего стада. Если кто-нибудь выдоит кринку молока для себя или зарежет овцу, ты же не убьешь его и не прогонишь. Овец у тебя много, а найти пастухов - дело нелегкое.
Наместник, уже одетый, перешел в приемную, где собралась вся его свита: жрецы, офицеры и чиновники. Вместе с ними он вышел из дворца на наружный двор.
Это была широкая площадь, обсаженная акациями, под сенью которых и ожидали наместника работники. При звуке рожка они вскочили с земли и выстроились в пять рядов.
Рамсес, окруженный блестящей свитой вельмож, вдруг остановился, желая сперва издали взглянуть на землекопов. Это были нагие люди в белых чепцах и в таких же набедренниках. Среди них нетрудно было различить коричневых египтян, черных негров, желтых азиатов и белых обитателей Ливии и островов Средиземного моря.
В первом ряду стояли землекопы с кирками, во втором - с мотыгами, в третьем - с лопатами. Четвертый ряд составляли носильщики, каждый из них держал шест и два ведра, пятый - тоже носильщики, но с большими носилками-ящиками, по два человека на каждые носилки. Они уносили вырытую землю.
Когда Рамсес подошел к ним, они прокричали хором: "Да живешь ты вечно!" - и, опустившись на колени, пали ниц. Он велел им встать, а сам продолжал внимательно их разглядывать.
Это были здоровые сильные люди; не похоже было, что они два месяца живут одной милостыней.
К наместнику подошел номарх Софра со своей свитой, но Рамсес, сделав вид, что не заметил его, обратился к одному из мастеров:
-- Вы землекопы?
Рамсес пожал плечами и крикнул рабочим:
-- Вы из Сехема?
-- Мы землекопы из Сехема! -- ответили все хором.
-- Жалованье получили?..
Получили - мы сыты и счастливы, слуги его святейшества фараона, -- ответил хор, отчеканивая каждое слово.
-- Налево кругом! -- скомандовал наместник.
Рабочие повернулись. Почти у каждого на спине были глубокие и частые рубцы от палок, но свежих рубцов не было.
"Обманывают меня!" - подумал наследник. Он приказал рабочим вернуться в казармы и, по-прежнему не замечая номарха, ушел к себе во дворец.
-- Ты тоже скажешь мне, -- обратился он по дороге к Тутмосу, -- что эти люди - рабочие из Сехема?
Они же сами тебе сказали! -- ответил Тутмос.
Рамсес велел подать лошадь и поехал к своим полкам, стоявшим лагерем за городом.
Весь день он провел, обучая солдат. Около полудня на площадке для учений в сопровождении номарха появилось несколько десятков носильщиков с шатрами, утварью, едой и вином. Но наместник отправил их обратно, в Атриб. Когда же наступило время обеда для солдат, он велел подать себе овсяные лепешки с сушеным мясом.
Это были наемные ливийские полки. Когда наследник к вечеру велел им оставить оружие и простился с ними, ему казалось, что солдаты и офицеры сошли с ума. С кликами "живи вечно!" они целовали ему руки и ноги, устроили носилки из копий и плащей и с песнями донесли до дворца, споря по дороге за честь нести его на плечах.
Номарх и провинциальные чиновники, видя восторженную любовь ливийских варваров к наследнику и его милостивое отношение к ним, встревожились.
Вот это повелитель!.. -- шепнул Софре великий писец. -- Если б он захотел, эти люди перебили бы мечами нас и наших детей...
Огорченный номарх вздохнул, мысленно обращаясь к богам и поручая себя их милостивому покровительству.
Поздно ночью Рамсес вернулся в свой дворец, где прислуга сообщила, что ему отвели под спальню другую комнату.
-- Это почему?
-- Потому что в том покое видели ядовитую змею, которая спряталась так, что ее невозможно найти.
в горшках, а выше - гирлянды из листьев оливы и лавра.
Почти посередине стояло широкое ложе, отделанное черным деревом, слоновой костью и золотом. Спальня освещалась двумя благовонными факелами. Под колоннадой стояли столики с вином, яствами и венками из роз. В потолке было большое четырехугольное отверстие, задернутое холстом.
Рамсес принял ванну и улегся на мягкой постели. Прислуга ушла в отдаленные комнаты. Факелы догорали. По спальне пронесся прохладный ветер, насыщенный ароматами цветов. Где-то вверху послышалась тихая музыка арф.
Рамсес поднял голову.
Холщовая крыша спальни раздвинулась, сквозь прорезь в потолке показалось созвездие Льва и в нем яркая звезда Регул. Музыка арф стала громче.
В отверстии потолка блеснула широкая полоса света, яркого, но не резкого. Немного спустя вверху показалась золотая ладья с беседкой из цветов; столбы ее были увиты гирляндами из роз, а кровля украшена фиалками и лотосом. На обвитых зеленью шнурах золотая ладья бесшумно спустилась на пол; из цветов вышла нагая женщина необычайной красоты. Тело ее казалось выточенным из белого мрамора, а янтарные волны волос упоительно благоухали.
Выйдя из своей воздушной ладьи, она преклонила колени.
-- Ты - дочь Софры? -- спросил ее наследник.
-- Ты угадал, государь...
И, несмотря на это, пришла ко мне!..
-- Молить, чтобы ты простил моего отца... Он несчастен!.. С полудня он в отчаянии проливает слезы, лежа во прахе.
-- А если я не прощу его, ты уйдешь?
-- Нет, -- тихо прошептала девушка.
Рамсес привлек ее к себе и страстно поцеловал. Глаза его горели.
За это я прощу его, -- сказал он.
-- О, какой ты добрый, -- воскликнула девушка, прижимаясь к царевичу. Потом прибавила, ласкаясь: - И прикажешь возместить убытки, которые причинил ему этот сумасшедший рабочий?..
-- Прикажу!..
-- И возьмешь меня к себе во дворец?
Рамсес посмотрел на нее.
Возьму, ты прекрасна.
-- В самом деле?.. -- ответила она, обвивая руками его шею. -- Посмотри на меня поближе... Среди красавиц Египта я занимаю лишь четвертое место.
-- Что это значит?
-- В Мемфисе или неподалеку от Мемфиса живет твоя первая. К счастью, она еврейка. В Сехеме - вторая...
-- Я ничего об этом не знаю, -- заметил Рамсес.
Ах ты, голубь невинный! Наверно, не знаешь и про третью, в Оне?..
-- Она разве тоже принадлежит моему дому?
-- Неблагодарный! -- воскликнула красавица, ударив его цветком лотоса. -- Через месяц ты скажешь то же обо мне... Но я не дам себя в обиду...
-- Как и твой отец...
-- Ты еще не простил его? Помни, я уйду...
Нет, останься... останься!..
На следующий день наместник присутствовал на празднике, которым почтил его Софра, похвалил перед всеми его управление провинцией и, в награду за убытки, причиненные пьяным работником, подарил половину сосудов и утвари из тех, что преподнесли ему в городе Оне.
Вторую половину этих подарков получила дочь номарха, красавица Абеб, уже как придворная дама. Кроме того, она заставила выдать себе из казны Рамсеса пять талантов на наряды, лошадей и рабынь.
Вечером наследник, зевая, сказал Тутмосу:
-- Царь, отец мой, преподал мне великую истину: женщины стоят дорого!
Хуже, когда их нет, -- ответил щеголь.
-- Но у меня их четыре, и я даже не знаю, как это случилось. Двух я бы мог уступить...
-- И Сарру тоже?
-- Ее - нет, особенно если у нее родится сын.
-- Если ты назначишь этим горлицам хорошее приданое, мужья для них найдутся...
-- Не люблю слушать о приданом, -- сказал он. -- А-а-а! Какое счастье, что я вырвусь наконец отсюда и буду жить среди жрецов...
-- Ты в самом деле думаешь об этом?..
-- Приходится. Может быть, я узнаю от них наконец, отчего беднеют фараоны... А-а-а!.. Ну, и отдохну...